- Мил'с'дари, думаю, не выставите меня за порог?! – спросил незнакомец тихо и, вроде как, жалостливо. – Сам же я – Миколай Боруцкий, герба Новина.
Ясек оглянулся на Станислава. Старик был бледен, что молодой человек приписал царящей в помещении духоте. Вообще-то он мог бы подать хозяину какие-нибудь отрезвляющие соли или масла, но те остались в карете, а на дождь Винницкому выходить не хотелось. В конце концов, хозяин был должен ему зарплату за целый год. И к тому же не делал ничего, чтобы как-то успокоить его кредиторов, как обещал ранее. Винницкий знал, что старику скоро конец. Пальцы руки, которую тот протягивал перед собой, чтоб указать на стул, дрожали. Но, с другой стороны, у него еще имелись силы, чтобы пытаться сражаться… Сражаться даже в подобной ситуации, в которой сейчас находилась Речь Посполитая…
- Садись, мил'с'дарь, - тихим голосом произнес Станислав.
Только Боруцкий его не послушался. Он вглядывался в лицо старца.
- Вот как-то думается мне, что откуда-то я вас знаю, - произнес он уже несколько другим тоном. – И куда же это ведет вас судьба? Времена ныне неспокойные, а вы в дороге. Повсюду полно московской сволочи… Шляхта из Литвы уходит. Прямиком к несчастью едете.
- А не ваше это, мил'с'дарь, дело, - буркнул Ясек.
Этот шляхтич уже начинал его раздражать. Вот не усидит же, сермяга, спокойно, - подумал он. Взгляд его зацепился за оружие незнакомца. Подобное оружие в Речи Посполитой никтоне применял уже много лет. Это не была обычная парадная карабеля, какую носили шляхтичи старинного покроя, не августовка, но длинная, тяжелая гусарская сабля в черных ножнах. Похоже, что у этого типа она осталась еще от прадеда. Ясек видел подобные в старых оружейных комнатах, к которым причислял, к сожалению, и коронный арсенал в Варшаве. Вот только те бывали уже заржавевшими. Рукоять же оружия незнакомца блестела, как будто бы саблей пользовались очень даже часто.
- Я у хозяина спрашиваю, а не у слуги! – буркнул Боруцкий, и в его голосе случилась неожиданная перемена. Так мелкопоместный шляхетка говорить не мог. Яську все это совершенно перестало нравиться.
- Издалека, - быстро ответил на это Станислав. – А вы откуда?
- Из-под Ленчицы. Вижу, что вы проехали приличный шмат дороги из Варшавы. И не похожи вы на таких, что едут на меды или на девок. А ведь в Подлясе и того, и другого хватает. Тут, в Тыкоцине, проживает как раз одна такая ладная деваха. Толстая и – дьявол упаси – такая добродетельная, что у нее между ногами все срослось. Вот говорю вам, сиськи, словно пара лимончиков. Даже королевская яблоня таких плодов не уродит. А пан, вижу, девок любишь, - обратился он к Станиславу, прищурив глаз. – А что бы мы без них делали? Как говорится, девица и рыбица свой вкус в срединке носят…
- Не по дороге нам в Тыкоцин. По другим дорогам поспешаем мы, чем ты, пан-брат, - прибавил с сомнением пан Станислав. – В Литву мы едем.
- В Литву? Так ведь там сейчас вся сила московская стоит?! Солдатня той курвы, императрицы Екатерины, шляхту лупят, с селян и горожан три шкуры дерут. А самые худшие - тарговичане72. Дорвались до власти и до имений. Даже кого живым отпускают, перед тем все до последнего ограбят. И у вас там цель какая-нибудь имеется?
- Так нам дорога выпала.
- Дорога, - произнес тот быстро и тихо. – Видите ли, господа милостивые, дороги, ни разными могут быть. Одна в корчму ведет, другая – в веселый дом с девками, и как раз такими путями честный человек руководствоваться должен. Имеется и третья – это если с пути сбиться. Но имеется и четвертая, - снизил он голос, - на виселицу… Так какую из них вы выбрали?
- Не твое это… - начал было Ясек, только Станислав сделал быстрый, нетерпеливый жест ладонью. Это означало, что он отсылал слугу прочь.
Придворный медленно отступил. Не то, чтобы он так дрожал за здоровье старика… Хотя с другой стороны Ясек знал, что собирается делать его хозяин и, несмотря ни на что, ценил его старания. И ему не хотелось, чтобы с ним случилось чего-нибудь нехорошего. По крайней мере, не сейчас, когда король еще хоть что-то значил и мог сделать для Яська много чего. В свою очередь, Винницкому было любопытно. Кем был тот таинственный шляхтич? Что привело к тому, что король пожелал говорить с ним один на один? Похоже, игра здесь шла на крупную ставку. Потому-то, он лишь притворился, будто бы выходит на лестницу, быстро и тихонько отскочил в сторону и спрятался за большой закопченной дымовой трубой.
- И что же, пан Август? – голос Боруцкого прозвучал теперь совершенно не так, как раньше, властно, решительно. – Как там с нашей договоренностью? Когда собирали засечки на сеймиках на сем вашей милости, который потом ввел в действие ту конституцию и все с ног на голову перевернули, и когда вашу милость избирали, вся ленчицкая земля встала за тобой, как один человек. Тогда я был вашей милости нужен. Тогда ты меня уважал. И дал слово – никаких перемен, никаких уменьшений Польши. И черт с ней, с той конституцией двухлетней давности. Но что ты теперь творишь? В Гродно едешь. С Тарговицей снюхался. И считаешь, будто бы так легко будет плюнуть мне в глаза после всего этого?
Сделалось тихо. Спрятавшийся за дымовой трубой Ясек слышал лишь тяжелое дыхание Станислава Августа Понятовского. Сердце молодого человека забилось сильнее. Выходит, этот таинственный шляхтич был?... Ну да – кем же? О чем тут могла идти речь? Договор многолетней давности? Никогда он не слышал, чтобы Август заключил нечто подобное.
- А что, по-твоему, я должен делать? – услышал он нервный вопрос короля. – Ничто уже не спасет Речь Посполитую. Ничто… И никто нам уже не поможет. Мы проиграли все и вся. И нам остается лишь спасать останки давнего великолепия. Но без уступок. Ничего не отдавая… И мне были даны некие обещания…
Ясек молчал. Он полностью соглашался с этим всем. В конце концов, это и было целью их выезда.
- Которые дала царица Екатерина. Да самая старая курва по сравнению с ней – это переполненная очарованием девица. И ты в это веришь?
- А мне ничего другого не остается…
- Честь остается! И сабля. И слово. Ты же обещал, что ничего подобного не сделаешь!
- У меня нет выбора! Я должен защищать Речь Посполитую. И буду это делать. Не отступлю!
- Но ведь ты хочешь… Ты же едешь туда, чтобы подписать! Не ври!
- Уйди, прошу тебя, уйди, - тихо вздохнул Понятовский. – Умоляю…
- А договор? Я еще вернусь сюда… Только лишь хотел напомнить тебе обо всем…
Продолжения беседы Винницкий не услышал. Эти двое заговорили тише. А потом раздался стук закрываемой двери и тихий зов короля:
- Жан, Жан…
Тот быстро выскочил из-за дымохода. Лицо Августа стало еще бледнее.
- Ты видел? – прохрипел король. – Еще один… Боже, да когда же мне будет покой?...
- Кто это был, милостивый господин?
- Иди, иди, погляди, куда он пошел, - с трудом произнес король. – Быстро, Жан! Я задыхаюсь, оставь меня!
Когда придворный вышел перед крыльцо постоялого двора, его приветствовали прохлада и моросящий дождик апрельской ночи. Было темно. Ясек не знал, где искать незнакомца. Неужели тот Боруцкий успел выбраться за пределы двора? Винницкий свернул за угол корчмы. А потом… Он успел заметить быстрое движение. Молнией он бросился в сторону, вырывая шпагу из ножен. В самое последнее мгновение он отбил нацеленный в себя клинок. Это был он… тот самый незнакомый шляхтич. Боруцкий наскочил на дворянина с поднятой саблей. Ударил наотмашь, так что рукоять шпаги в руке Яна задрожала. Ясько отступил, сделал выпад, только противник уже сошел с линии удара. Он нацелил быстрый рубящий удар в ркууку, затем влево… Винницкий эти удары парировал. И сам провел атаку крест-накрест. Боруцкий умело вывернулся. Ударил плашмя по гарде, защищающей ладонь Винницкого. Ясек крикнул. Оружие выпало у него из пальцев… А тот схватил его своей левой рукой за фрак на груди, бросил на стену с такой силой, что придворный даже вскрикнул от боли. Боруцкий приложил молодому человеку клинок сабли к горлу.
- И что, пан Винницкий? – спросил он. В его голосе не было ни капли усталости. – Король приказал тебе за мной следить? И ты пошел, словно баран на убой? И это ты, шельма и разгильдяй, выискивающий только своей выгоды?
- Я… - Ясек заикнулся. Красные глаза противника, казалось, загорелись. – Я должен был поглядеть, куда идешь…
- Ну, и наверняка, тебе любопытно, кто я такой и чего хотел от Августа, так?
- От короля… - запыхавшись, произнес Винницкий и быстро, судорожно мотнул головой.
- От короля… Хрен мне королем, а не он. Знаешь, куда вы едете? Ну, скажи, не бойся. Тогда узнаешь, чего я от него хотел.
- Ну… в Гродно, на сейм…
- В Гродно на сейм. По приказу царицы Екатерины. А знаешь, что он должен делать на том сейме?
Винницкий молчал. Сердце его забилось сильнее. Он боялся… Отвратительный, тошнотворный паралич поразил от желудка до гортани.
- Королю служишь верно?
Тот медленно кивнул, опасаясь, что незнакомец может обо всем догадаться. Про себя он проклял собственные карточные долги, заставившие искать службы у такого банкрота, как Станислав Август Понятовский. Но, своим путем, только под его опекой он мог бы насмехаться над кредиторами. Хотя сейчас… Говоря откровенно, он предпочел бы встречу со всеми, кому он был должен, чем с этим одним шляхтичем.
- Так узнай же, какова цель вашей поездки, - прямо в лицо прохрипел ему в лицо Боруцкий. – Станислав Август Понятовский едет на сейм в Гродно, чтобы подписать трактат о разделе Речи Посполитой. Что бы уничтожить ее во веки веков!
Винницкий вздрогнул. Это для него было совершенно неожиданным. Даже кто-то подобный ему не мог спокойно глядеть на то, что в последнее время творилось в Польше. Проигранная война, вступление российских войск и правление Тарговицы после низвержения знаменитой Конституции Третьего Мая переполняли гневом даже кого-то такого, как он сам. Ясь восхищался энергией Станислава Августа. И в Гродно они выехали, чтобы вести переговоры, но совсем не затем, чтобы поддаться России. По крайней мере, так утверждал король.
- Это не… Это не может быть правдой, - тихо прошептал молодой человек. – Мы должны туда ехать… Мы обязаны торговаться. И наверняка не обойдется без отмена конституции…
- Так ты считаешь, будто бы Екатерина вот так, за здорово живешь, выведет войска из Польши? И, возможно, вернет нам давние свободы? Нет, слуга. Твой король предал! Он едет подписать раздел. Пруссия заберет себе Великопольшу, Австрия – ничего, впрочем, сейчас у них хлопоты с французами. А Россия – эта зацапает Литву и все остальное. Станислав Август – это изменник! Он предал меня, поскольку обещал, что никогда не поднимет руки на целостность Речи Посполитой, он предал тебя, поскольку не сказал тебе всей правды. Он предал армию, потому что приказал прервать войну. Предал всю шляхту, простых горожан, даже сельское хамье, потому что едет подписать приговор на нас всех…
- Нет! Нет! – выкрикнул Винницкий. – Это… это невозможно! Да как он мог?!
- Так пойди! Сам спроси у него, прислуга! Это и есть причина, зачем я прибыл сюда. Он не может доехать до Гродно. Не может доехать… живым. Не позволю сделать этого, как польский шляхтич! А ты… ты можешь мне пригодиться. Ты сделаешь так, что он перестанет существовать…
- Я не желаю во все это вмешиваться, - тяжело дыша, произнес Винницкий. – Не могу…
- Можешь! И даже обязан сделать это! - - тихо произнес Боруцкий. – А перед тем отправляйся к нему и скажи, что я не допущу того, чтобы он поставил свою подпись на акте раздела!
Винницкий прикрыл глаза. Сильная рука Боруцкого, до сих пор прижимавшая его к стенке, внезапно ослабела. Ясек уже мог дышать свободнее… Медленно поднял веки… Он был один… капли воды с крыши стекали ему за шиворот. Тот ушел. Ушел… Ушел! С бешено бьющимся сердцем Винницкий осмотрелся по сторонам. Никого и ничего он не увидел. Ничего?!
Карета монотонно колыхалась на подляской дороге с ее вечными выбоинами. Ехали медленно, но и так отдалились от Тыкоцина уже на две мили. Август поглубже закопался в вымощенное атласными подушками сидение. Он устал Но не настолько, чтобы еще раз не обдумать соей ситуации.
Тот уже обо всем знал. А Понятовский так надеялся на то, что Боруцкий не узнает про его выезд из Варшавы. Но "черный" – так он про себя называл встреченного в корчме шляхтича – все же вынюхал. Вынюхал, что готовится. Август был уверен, что сейчас тот сделает все возможное, а мог он много чего, чтобы король не добрался до Гродно. Только все осталось по-старому… А что он мог сделать? Похоже, откровенное нападение в расчет не входило… Перегородить дорогу? Станислав дрожал при одном только воспоминании огненных глаз того человека. Что он мог сделать? Что? Вот это и беспокоило, учитывая то, что ему самому без всякого нужно было быть в Гродно, самое большее, через несколько дней…
А может, промелькнуло в мыслях, а может попробовать договориться с ним… Только как? Через кого? Через Винницкого? Подсознательно он чувствовал, что кто уж кто, но этот шельма и картежник наилучшим образом подошел бы для этого. Да, надо попробовать.
Неожиданно раздался громкий треск. Карету сильно перекосило. Снаружи до ушей короля донеслось ржание лошадей и ругань кучеров. Он покрепче ухватился за сидение, придержал сползающий сундучок. Дверцы неспешно открылись. Король осторожно передвинулся к ним, позволил подхватить себя под руки двум камердинерам, чтобы те вынесли его.
- Ваше Королевское Величество, колесо отвалилось! – услышал он голос Ясека.
Холод пронзил сердце Понятовского. Он поглядел на неестественно перекошенную карету, на измазанных грязью слуг, пытающихся приподнять переднюю ось.
- Ваша милость, сегодня уже ехать не удастся, - отрапортовал вахмистр из эскорта. - Нужно где-то ночевать. А за ночь, дай Бог, исправим.
- Ваша милость, - шепнул кто-то другой из придворных. – Ну как зло какое к нам прицепилось. Поначалу в Тыкоцине лошади пали… потом разваленный мост. Теперь колесо… Может, мессу в костеле заказать?...
- Заткнись, дурак! – грозно рявкнул Август. У него уже не было сил на всех них. - Исправляйте! Пошлите за колесником!
- Милостивый государь…
Этот голос заставил Августа обернуться. Винницкий. Глаза его странно блестели. Наверняка пил целую ночь.
- Чего хочешь?
- А зачем нам вообще ехать в Гродно? Если там мы должны будем сопротивляться, то точно так же можно и не спешить с приездом…
- Думаешь, что Сиверс73 не пришлет за нами казаков? Впрочем, а какое тебе до этого дело, Жан?
- А если… Если то, что ты хочешь сделать, погубит Речь Посполитую?
- С чего это ты вдруг таким патриотом сделался? – хмуро спросил Август. – Более умные о том размышляли, как ее спасти. Хотя, послушай-ка: ведь у тебя же долги, так? Если бы не я, ты давно уже сидел бы в долговой яме. Так что молчи и делай то, что я приказываю. А Гродно… Гродно для нас может ой как здорово пригодиться… ты парень молодой, оборотистый, глядишь, и в сам Петербург попадешь? Ладно, иди уже!
Винницкий медленно подъехал к корчме. Этим вечером он на несколько часов исчез с глаз Понятовского. Ему нужно было все обдумать. Нужно было решить, что делать. Слова Боруцкого, а потом короля, вызвали в нем волну беспокойства. Что-то было не так. Я Яну не хотелось служить изменнику. Может потому, что, как сам признавал, его совесть еще не была выжжена до дна… А разделы означали правление Тарговицы. И некоторые из тарговичан имели к нему некоторые… претензии, взять хотя бы Францишека Ксаверия Браницког, за то, что случилось… Ну, понятное дело, женщины, карты, дуэли… Нет, правильней: карты, дуэли, женщины… И это могло оказаться мало приятным. Потому Винницкий должен был все оценить и обдумать. Хотя бы и недолго.
Навстречу ему никто не выбежал. Корчма казалась совершенно пустой. Винницкий привязал поводья к коновязи. Потом толкнул дверь и вступил в темноту. Его удивила пустота, царящая внутри постоялого двора. В очаге не горел огонь, столы и лавки были перевернуты, бочонки и кувшины стояли пустыми, по углам на сквозняке покачивались пряди паутины. Винницкий уже собирался было выйти наружу, как вдруг заметил полоску света в щелке занавески, которой перегородили одну из спальных ниш. Он быстро направился в ту сторону. И одним движением раздвинул два куска материи.
- А вот и он! Вот он! – прозвучало несколько голосов.
Альков – большой, занимающий чуть ли не половину всей корчмы – был полон людей. В ноздри Винницкому ударила вонь вина и потных тел, говор и шум, потому что неожиданно, словно по команде, все начали шуметь, вести диспуты, пить и развлекаться. Среди них Винницкий видел одну только шляхту – все были одеты в польские одежды, у всех были подбриты головы, на всех висели сабли, все пил и ссорились, одним словом – развлекались, будто в давние времена, как минимум, при короле-саксонце74 из поговорки. Вот только в последнее время в Речи Посполитой так никто не делал. Веселиться здесь сейчас могли разве что тарговичане, те самые, что пришли в Литву и Корону за московскими штыками. Вот только среди них была мало шляхты, такой, как эта, что удобно устроилась на лавках в корчме. И Винницкий не видел среди этих ни одного москаля, ни одного царского офицера или хотя бы одного продавшегося поляка во фрачке и паричке. Присутствующие здесь, в кунтушах или жупанах, в рогатых конфедератках75 или меховых колпаках, не очень походили на новых повелителей Польши и Литвы. Забава была в самом разгаре. Но почему же он не слышал ничего перед корчмой или когда вошел в основное помещение? У Винницкого голова пошла кругом… Эта корчма… Все, что здесь творилось, для него было настолько далеким, словно бы, войдя сюда, он перенесся из богом забытой харчевни куда-то далеко… Только не в смысле дальних сторон. Скорее, на несколько веков назад…
- Низкий поклон, поклон вашей милости! – Боруцкий шел навстречу нему с несколькими незнакомыми шляхтичами. – В конце концов, и ты сюда попал! Пей с нами! – он сунул Яну в руки громадный наполненный вином кубок вместимостью с половину гарнца.. – Все вы сюда попадете!
Ясек приложил посудину к губам. Пил он долго, медленно, не чувствуя терпкого вкуса молодого вина. Головокружение охватило его, едва он отвел кубок от уст.
- Позвольте, мил'с'дари! – воскликнул Боруцкий. – Ян Винницкий, кавалер, достойный всех нас. И ты, пан Ян, познакомься с моей компанией. Вот это, - указал он на ближайшего, - это пан Самуэль Лащ76, гуляка, скандалист и пьяница, что называется! Двести шестьдест баниций и сорок инфамий в свое время! А сколько голов в драках повредил…
- Двести шестьдесят семь баниций и сорок семь инфамий, по позволению вашей милости! – поправил Боруцкого указанный.
- Да и двести шестидесяти хватило бы, чтобы очутиться здесь! – воскликнул второй из товарищей Боруцкого, высокий мужчина с тщательно выбритой головой и довольно-таки притными чертами лица. В руке он держал толстую кожаную нагайку.
- А это вот, - указал на него Боруцкий, - пан Миколай Базилий Потоцкий, тот самый каневский староста, что загонял баб на деревья и стрелял по ним, ну а жидков живьем жарил! Теперь я его на горелке жарю! Пей, мил'с'дарь!
- Пей! – выкрикнул Потоцкий, потряхивая нагайкой, когда Винницкий во второй раз оторвал кубок ото рта. – Пей до дна!
- Ну, свой парень!
- Наш, наш человек!
Ян вновь отпил вина. В голове его царил кавардак. Другие товарищи Боруцкого, смеясь, выкрикивали свои имена: Легеза, Зборовский, Лащ, Радзивилл… Где же это он был? В орчме? На небе? Ясек готов был отказаться от девок и карт, если на том свете мед и водка лились столь обильными потоками, как на этом постоялом дворе. А может… может, это была преисподняя?
- Садись, мил'с'дарь!
Боруцкий хлопнул его по плечу с такой силой, что Винницкий чуть не растянулся на лавке. Старый шляхтич присел напротив. Он поглядел на молодого человека из-под наполовину прищуренных век, шельмовски, но вместе с тем со странным презрением.
- Так ваша милость – кто? – инстинктивно спросил Ян. – Где это я?
- А может, сначала я скажу тебе, кто ты. Ян Винницкий… Отец оставил тебе приличное состояние. Четыре деревни ты проиграл в карты, две пропил, одна пошла за долги. К различным господам ты пытался подвязаться, а потом встретил еще худшего мерзавца, чем сам – Станислава Понятовского. Ездишь при его карете, доставляешь ему девок на ночь, с письмами мотаешься. Короче, мил'с'дарь Винницкий, сволочь ты без чести и совести, лакей – не лакей, прислужник, шельма и только палачу тебя отдать. Двум ни в чем не повинным девкам ублюдков сделал. Одна плод вытравила, вторая утопилась, о чем ты даже и не знаешь. Долги у тебя имеются – кредиторы за тобой бегают. Если пьешь, то не за свои. Если играешь, так проигрываешь. Но, все же, какие-то остатки совести у тебя остались… Речь Посполитую за собственные долги ты бы в московское ярмо не продал, как это сделал король А раз ее у тебя даже такая мелочь имеется, тогда приветствую у себя!
- Очень много ты обо мне знаешь, - буркнул Винницкий. – Если Боруцкий считал, будто бы его гость будет всем этим смешан, то ошибался. – Откуда ты меня так хорошо знаешь?
- Да как же это я не знал бы такого сукина сына! Я – Борута из Ленчицы77.
- Черт из замка? Тот, что из сказок? Не может быть!
- Пей, пей! – выкрикнул сидевший рядом Миколай Базилий Потоцкий и подлил Винницкому вина. – Наш хозяин все знает, ведь правда, мил'с'дарь Зборовский? – бросил он сидевшему неподалеку шляхтичу в меховом колпаке на голове. – Даже то, куда твоя голова подевалась…
- Опять же, ты не такой поддонок как Понинский или Браницкие… В глаза себе плюнуть не дашь, - продолжал Борута. – Ну а детки… Оно ведь не тот мужик хороший, который другого не поится, а тот, что с хером, и этот хер у него стоит. Вот только ты же изменнику слуга!!!
- Неправда это! – громко выкрикнул Винницкий. Вино крепко играло у него в голове. – У Августа нет выбора. Он обязан ехать в Гродно. А там будет сопротивляться. Там противопоставит себя царице! Торговаться станем! Не верю я, что Понятовский страну предал.
- А я тебе говорю, что он шельма и бандит! Туда он едет, чтобы подписать акт о разделе Речи Посполитой. Он должен узаконить бесправие. Именно для того Екатерина его королем и сделала!
- Вот оно как… Так что ему делать? Это ведь конец… Но царица обещала, что наших границ не нарушит…
- И ты считаешь, будто бы она запросто так отведет войска от границ Речи Посполитой?! Станислав Август – это предатель! Екатерина оплатила его, чтобы он выдал нас в руки Москвы!
- Он будет сопротивляться… И не сделает этого… Но тогда… нам не остается ничего другого…
- Остается, - сказал Борута. – Остается честь и вот что, - стукнул он по рукояти сабли. - Никогда еще шляхта силе Москвы не поддавалась! За сабли, панове-братья, бей московита!!!
- За сабли! За сабли! – раздались окрики.
- Войну мы проиграли… У Понятовского нет иного выхода…
- А разве должен он отдавать Екатерине коронные регалии?! Погляди-ка в тот сундучок, который он везет с собой. Увидишь, что там лежит…
- Да как же это?! – еле выдавил из себя Винницкий. Кровь отступила с его лица. - Не может такого быть…
- За Речь Посполитую, милостивые господа! – выкрикнул Борута. – За польскую шляхту! Здоровье мил'с'дарей!
Отовсюду ему ответили многочисленные окрики. Кто-то из пьющих, уже хорошенько поддатый, покачнулся и свалился на стол. Вино из перевернутого кувшина потекло широкой струей. Другой, сидящий наискось от Винницкого, жалобно заскулил. Он был настолько пьян, что не мог ухватить рукой полный кубок и поднести его ко рту. Тем не менее, он твердо сидел на лавке.
- Пан Бадовский уже готов! – воскликнул Лащ. – Помогите-ка Конраду! Ручки у бедняжки не шевелятся! Налейте ему!
Тут же кто-то из шляхтичей поднял наполненный вином кубок. Винницкий считал, будто бы он даст его соседу, но тот просто наклонил кубок и все его содержимое влил в раскрытую пасть Бадовского. Не пропало ни капельки драгоценного напитка. Вино забулькало в горле, хлюпнуло – и все закончилось. Винницкий не знал, не мог и предположить, будто бы кто-то мог пить подобным образом…
- Это Конрад Бадовский, любельский земский писарь… Самый выдающийся пьяница в воеводстве, - воскликнул Потоцкий.
- Ну ладно, а что еще мы можем сделать? – спросил Винницкий.
- Сражаться! Сопротивляться, как можно дольше! С запада, из Франции придет помощь. Нужно продержаться! Не родилась еще такая сила, которая бы победила шляхту! Но перед тем мы не должны позволить новых разделов. Мы не можем допустить, чтобы Станислав Август добрался до Гродно. И ты нам в этом поможешь!
- Не пойму я только, почему тебе, дьяволу, так важно существование Речи Посполитой? Почему ты так ее защищаешь? Ведь для тебя, похоже, лучше, если одержат над ней триумф сила и насилие. Зачем спасать страну, где все верят в Бога, где все ходят в костел, стучат лбами об пол, а ксендзы живут припеваючи. Зачем тебе все это? Не было бы лучше, - хитро усмехнулся Ян, - приложить руку к ее упадку? Тогда для тебя будет больше выгоды, чем от существования Речи Посполитой.
- Так я ведь польский шляхтич! – взорвался Борута. – Я здесь родился! Здесь мой дом! А что касается ксендзов, то да, многие поляки ходят в костелы, только скорее они поверят в спасительную силу водки, чем в чудеса и жития святых. Опять же, мне нравятся ваши обычаи. Я люблю свободу, как вся шляхта в Речи Посполитой. И я хочу ее сохранить. И при всем при том – это моя сфера действия. Мы в аду поделили мир на части. У каждого черта – своя. Что мне делать, если московитский Дытко78 и прусский Коффель поделят между собой Польшу и Литву? Куда мне тогда податься? И потому я сделаю все возможное, чтобы не допустить раздела Польши, который запланировал Август!
- Только вот я, - замялся Винницкий, не верю я, - чтобы он этот акт подписал…
- Подпишет! Он же изменник! Говоришь, будто бы он желает сопротивляться, но зачем тогда он едет в Гродно? Ведь он мог остаться в Варшаве, отговориться болезнью. А он только подгоняет всех слуг. Он же изменник!
- Изменник! Изменник! – прозвучали голоса выпивающих.
- А ты – слуга предателя, и не поляк, если мне не поможешь. Кто тебе ближе: я или он?
Винницкий почувствовал себя паршиво. Лица и имена смешивались перед его глазами. Он был пьян… настолько пьян, как никогда в жизни. Но тут же чувствовал, что придется решаться.
- Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? – спросил он, прижимая лицо к лицу Боруты.
- Убей предателя! – шепнул ему тот прямо в ухо. – Предателей в Речи Посполитой всегда вешали. А он уже не король. Что это за повелитель, который губит свою страну?
Винницкий замер. Он поглядел на лица собутыльников Боруты. Все были веселыми, пьяными, смешливыми, вот только глаза оставались удивительно мертвыми, совершенно словно бы где-то в глубине души этих людей коренилась огромная печаль и боль. И еще страдание. Да, страдание, превосходящее всяческое воображение… Все это веселье, вся эта пьянка были искусственными. Эти люди не притворялись, просто, они обязаны были это делать… Были обязаны, в течение целой вечности…
- Да ты, пан Борута, похоже, с ума сошел… Я ведь не королеубийца…
- Выходит, желаешь смерти Речи Посполитой?! Уничтожить нас желаешь?! – Подусай – только от тебя судьба страны зависит… Только от тебя…
- Хитер ты, пан Борута, только я буду еще хитрее. Что я буду иметь с того, что убью короля?
- Ах, Винницкий! Знал я, что ты еще та шельма, только не думал, что такая… Я заплачу твои долги, Ясек. Верну тебе все деревни, которые ты прогулял…
Винницкий затрясся… Родовые владения. Его отец на смертном ложе просил никому их не продавать. И все ушли за долги, на карты, на девок…
- Речь Посполитую спасешь… и богатым будешь… - прошептал Борута. – И не бойся, убийцей короля не станешь, только палачом… А это уже не такой и позор…
- Когда я получу деньги?
- На следующий же день после смерти короля. Встретимся в Тыкоцине, в корчме "Под саблями". Иди уже. Во дворец успеешь. Он спит.
- Пойду, - тихо прошептал Винницкий. Пошатнулся, поскольку был совершенно пьян. К горлу подступала тошнота. – И пойду, сучьи вы дети! Пойду!
- Иди.
Ян направился к двери. Все перед ним расступались, словно перед чумным, позади украдкой обмениваясь взглядами. Только сам он этого не видел. Вышел, хлопнув дверью. Пир продолжался…
- Все будет хорошо, - сказал Борута Самуэлю Лащу. – Он это сделает.ю Пускай и не сегодня, зато завтра…
- И как же, после того ты собираешься вознаградить убийцу короля? Причем, польского шляхтича, который взялся за подобное? – спросил Лащ. – Да никогда еще ни один поляк на жизнь своего повелителя не покусился…
- Наградить королеубийцу? Ты чего, издеваешься? Разве я сам не шляхтич? Я ему заплачу, а как же. А потом прикажу повесить. С мешком золота на шее. А его душа и так уже приндлежит мне. Нет, кормить таких сволочей, как Винницкий, я не собираюсь.
Повисла тишина. Все поглядели один на другого.
- Все будет хорошо, - буркнул Борута.
После того, как он поддел ставни стилетом, те открылись с легким треском. Ян осторожно раскрыл их. Окно было открыто. Быстро и тихо он вскочил вовнутрь, в темноту. Огляделся, стиснув оружие в пальцах. Ложе стояло под стеной. Он осторожно повернул в ту сторону… Шел на цыпочках, но страха в ео душе не было. Не чувствовал он и таких уж последствий выпитого вина. Оно улетучилось из его головы, оставив пустоту и… реальность. Того, что следовало сделать, Ян не боялся. Он даже в чем-то был заколдован этим.
Очень осторожно Ян раздвинул занавеси у ложа. Станислав Август Понятовский спал на боку. Выглядел он на удивление старым, с лысиной, выглядывающей из-под ночного колпака сейчас, когда с головы сняли белый парик. Дышал он тяжело, чуть ли не храпел. Винницкий наклонился и напрягся, чтобы сделать плечом один-единственный, короткий выпад, чтобы быстро и уверенно вонзить стилет в сердце короля. И тут Август пошевелился.
- Ну, Жан, чего же ты медлишь? Давай, бей!
Винницкий замер. Понятовский не спал. Весь столь тщательно обдуманный план рассыпался вдребезги. Винницкий опасался того, что его жертва может осознавать смерть. А именно этого он больше всего опасался… Он не верил, что мог бы хладнокровно убить кого-то в сознании, глядящего ему в глаза. Тысячекратно он повторял себе, что нападет на короля во сне – удприт – а утром уже будет далеко-далеко.
- Давай, Ясек, бей. Не бойся. Тем самым ты освободишь меня от всего этого. А у меня спмого уже нет сил. В свою очередь, никогда бы не подумал, будто бы ты готов это сделать… Мне казалось, что польский шляхтич никогда не поднимет руку на своего повелителя.
- На повелителя – нет. Но вот на предателя – да!
- Так я, выходит, предатель? – спросил Станислав Август Понятовский. – Так давай же, смело – бей. Тогда получишь самые убедительные доказательства моей измены.
Винницкий несколько отступил. Он не знал, что ему делать…
- Ты желаешь подписать акт раздела Речи Посполитой, - тихо произнес он.
- А я думал, будто бы ты умнее, Жан… Только ты, вижу, из тех глупцов, которые судят, будто бы Екатерина перепугается размахиванием сабелькой. Так давай же! Убей меня! Погуби Речь Посполитую. Я не стану поднимать шума. Никто и не узнает, что ты…
Ясек опустил руку со стилетом. Какое-то время он молчал.
- Почему… Почему ты хочешь подписать раздел Польши? 3 спросил он.
- А что мне еще остается, - буркнул Август. – Видишь ли, Ясек, эта страна нуждается в переменах. В больших переменах. В просвещении, в образовании… Я желал ее просветить, хотел, чтобы она поняла, что так жить нельзя. И потому оставил свою подпись под Конституцией Третьего Мая. Но мы проиграли. У нас нет шансов в сражении с Россией. Потому я и прервал войну в прошлом году. Я присоединился к Тарговице, чтобы закончить с ненужным кровопролитием. И потому сейчас еду в Гродно. Еду, чтобы спасти хотя бы частицу того, что я сам и мне подобные выстраивали столько лет, в течение всей жизни. И чтобы ничего не потерять, не растратить понапрасну остатков Польши, я обязан подписать этот проклятый трактат… Обязан! Да, я отдам… Отдам России и Пруссии кусок страны, но взамен за это куплю нам хотя бы надежду на выживание. И завершу то, что начал в 1763 году… Обновлю Речь Посполитую. Куплю ей свободу ценой земли. Думаю, это достойная плата, не правда ли?
- Это измена, мой повелитель. Разве не должны мы схватить сабли, как в давние годы? Взять в руки оружие! Созвать армии…
- И как раньше, точно так же проиграть? И на сей раз проиграть все, всю Речь Посполитую, в то время, как можем спасти ее часть… Какой дьявол нашептал тебе эти безумные слова? Россию никто не победит. Все конфедератские мятежи, как те, что у барских79 господ, бил, кто хотел и когда хотел. Так что дорога не туда ведет. Необходимо научиться пользоваться свободой, как руководствоваться разумом и осмотрительностью… а не пустой гордыней и безумием.
- Это измена, - прошептал Ян.
- Знаю, понимаю, что вы, молодые, примете меня за предателя… Только что я могу сделать другого? Мне не остается ничего другого, как договариваться с Екатериной за эту оставшуюся часть Речи Посполитой… По крайней мере, хоть это… Подумай сам: если мы вступим в боевые действия, Россия отберет у нас всю Польшу… Если же пойдем на соглашение, еще можем спасти значительные территории. В особенности же, если это я – король – приеду в Гродно, если я буду вести переговоры с Екатериной. Подпишу – согласен, но, по крайней мере, не то, что мне подсунут на подпись! Но если ты не веришь, Жан, тогда бей! Вонзи мне стилет в сердце, если я не прав. Но тогда сам встань на мое место. Сделайся королем и не умирай – но только спасай Польшу. Вот что бы ты сделал?
- Поднял бы всю страну на борьбу…
- Так мы поступали уже много раз, и ничего из этого не получилось. Во времена барской конфедерации, ради защиты конституции, а раньше – при Лещинском80. Времена изменились, Жан. Шляхта может бряцать саблями, но в открытом поле уже никого не победит…
- Он говорил, что нужно бороться…
- Что еще за "он"?! – воскликнул король. – Кто такой?
- Борута…
Понятовский тяжело вздохнул. Он огляделся, словно бы опасаясь, что где-нибудь во мраке увидит фигуру того.
- Кто такой Борута? Говорил, будто бы он дьявол, но… как ему верить?
- Потому что это дьявол, - спокойно ответил Август. Это Борута из Ленчицы. Может я и безумен, но никогда не верил в какие-то сверхъестественные силы… Боже мой. Да все знакомые высмеяли бы меня, если бы я сказал, что со мной случилось… Вот только он действительно существует. Знаю, что это противоречит здравому рассудку, тем не менее, именно так оно и есть. Когда меня выбирали в короли, он пришел ко мне. И сказал, что поддержит выбор меня, если только я поклянусь, что никогда не подниму руку на Речь Посполитую и не приведу страну к гибели. Я поклялся. И вот теперь, когда пришел такой час, он снова появился.
- Но ведь он прав, повелитель. И, при всем при том, он просто любит Речь Посполитую.
- Это дьявол, Жан. Демон всегда останется демоном.
- Он утверждает, что нужно сражаться, выступить против Москвы с оружием. Только он один так утверждает. Только он один по-настоящему желает спасать отчизну.
- Призывая к смерти и погибели? Я знаю, почему этот демон стоит за то, чтобы существовала давняя Речь Посполитая! – Король неожиданно схватился с кровати. – Я уже понимаю ход его мыслей. Борута желает существования такой Польши, какой она была, потому что ни в одной другой стране не было бы у него столько душ, сколько попадает в его сети… Ни в одной другой державе нет столько проклятых. У поляков это вечно в крови, вечно самоволие, вечно они бунтуют против собственной власти! Ссорятся, дерутся, пьют, живут в разврате, совершают страшные грехи и проступки. Все это польская гордыня и несогласие… Вот что ему нужно! Потому что Борута прекрасно знает, что если их отчизна падет, тогда, угнетаемые Москвой, Пруссией и Австрией, они с надеждой обратятся к Богу. Станут молиться, будут лежать крестом в костелах, жить в согласии и мире. В неволе все сделаются богобоязненными и покорными, у дьявола от них никакой пользы не будет. Этому народу только воля бьет в голову. И, следовательно, какая польза дьяволу от польского рабства? Да никакой! И потому-то он желает драться, хочет бросить на смерть тысячи человек. Борута обязан удержать Речь Посполитую такой, какой она была. Чтобы в Полльше и далее цвели самоволие и анархия, потому что тогда-то он и будет иметь нас в своих руках. Это он приказал тебе прийти сюда. А перед тем убеждал, какой же он патриот! Все это ложь! А все потому, что от польской анархии он имел такие выгоды, о которых никакому другому бесу и не снилось. Это Борута приказал тебе убить меня!
Винницкий молчал. Его сердце еле билось…
- Убей меня… - прошептал король, - но помни, что именно Борута является виновником всех несчастий, что поразили Речь Посполитую. Это он подстрекал людей совершать грехи, которые стали причиной нашего упадка. А теперь он еще и противится моим планам. И он сделал тебя королеубийцей. Жан! – воскликнул он и поглядел в лицо Винницкого странным, пронизывающим взглядом. Жан! Выбирай сам… Ты не его раб. И убей того, кто кажется тебе наиболее виновным…
- Не знаю я, - глухо сказал Винницкий. – У меня долги… долги…
- И он обещал тебе оплатить их? А откуда уверенность, что он сдержит слово?
Ян укрыл лицо в ладонях.
- Убей его, Жан, - тихо прошептал король. – Убей дьявола, виновника всех наших несчастий. Убей Боруту!
Винницкий молчал. Потом заткнул стилет за пояс. Съежился, сделался маленьким. А Понятовский был уверен в одном: эту партию он разыграл мастерски.
Тошнотворный смрад паленого вызвал, что Жан поднял голову. Он придержал коня, позволив, чтобы карета с эскортом проехала мимо. Сам же стоял на месте и глядел. Это место он узнавал. Это перекрестье дорог, заросшее по обочинам кустами ракиты, было очень даже знакомо ему. Здесь стояла корчма, тот самый постоялый двор, в котором он пил с Борутой и его товарищами. Вот только сейчас на месте трактира находилась куча ломаных, обугленных балок, куча пепла и горелых остатков. Он чувствовал вонь горелого. И пожарище не было старым. Во многих местах поднимались легкие дымки. Винницкий протер усталые глаза. Корчма должна была сгореть совсем недавно. Явно, еще этой ночью.
Он услышал спокойный, глубокий тон… Голос колокола. Кто-то в костеле бил на утреннюю службу. Винницкий завернул коня и помчался в ту сторону. Еще мгновение, и из-за деревьев появилась небольшая, деревянная церквушка. Ясек сдержал разогнавшегося скакуна. Спустил голову. Практически никогда он не переступал порогов святилищ. Но вот сегодня он испытывал огромное желание, чтобы хоть ненадолго погрузиться в молитву, чтобы поискать поддержки у Бога. Не спеша, он подъехал к деревянной ограде. А вокруг костела была самая настоящая толпа. Все молились, стоя на коленях в пыли у ног божьего величия… Ясь вздрогнул. Что-то это ему напомнило.
- Пан Винницкий!
Ян в удивлении повернул голову. По дороге от перекрестья медленно ехал молодой шляхтич. Одет он был на польский манер, а его лицо показалось Яну удивительно знакомым.
- Это что же, мил'с'дарь, ты не узнаешь меня? В Варшаве мы виделись… Еще перед всем.
- Слоньский! – воскликнул Винницкий. – Господи, что же это ты здесь делаешь? Поклон, поклон, пан кавалер… - и он поспешно пожал руку шляхтичу.
И теперь припомнил себе все. Они виделись с пару раз в столице, ну так, ничего особенного. Какое-то время Слоньский был знаменит как пьяница и шалопай, но пока у него было чем платить за них обоих, Винницкий считал его хорошим приятелем. А потом у того закончились деньги, и как-то ночью он исчез из постоялого двора, не заплатив ни за постой, ни за девок. Винницкий тогда выкрутился с огромным трудом. Ясек выругался про себя. Повсюду у него были знакомые. Вот только в дружбе с ним признавались сплошные гуляки и развратники.
- Я живу здесь, - тихо сообщил Слоньский. – У меня тут маленькая деревушка. Тяжелые времена наступили, пан Винницкий. Конец, похоже, Речи Посполитой…
- А ты, случаем, не скажешь мне, будто бы в костел идешь…
- А как же еще. Я скажу тебе, - Слоньский наклонился к уху Винницкого, - сейчас ведь одна только надежда – на Бога. Молиться нам надо. Поехали, мил'с'дарь, со мной на мессу.
- Не узнаю… Не узнаю давнего Слоньского…
- Я видел, - шепот молодого шляхтича огнем палил ухо Винницкому, - я видел чудо… В Вильно… А в Украине вроде как поют, будто бы Польша возродится. Пророчество открыли…
Винницкий молчал. Безумным взглядом омел он лицо давнего товарища по гулянкам, а потом, не прощаясь, поскакал назад, объезжая выходящую из костела процессию. Станислав Август был прав. Все уже началось.
- Этого мало… Решительно мало…
- Еще столько же пан в Петербурге получит.
Винницкий замер. Разговор шел в комнате налево, в спальных покоях короля. Он четко узнавал возмущенный голос Августа.
- Всего лишь сто тысяч дукатов?! Но ведь этого мало для раздела такой страны, как Польша! Столько же Щенсны Потоцкий, Бранинский и Понинский взяли за Тарговицу. А ведь я, что ни говори, король!
- Получите больше, сударь… Как только подпишете.
- Но ведь этого даже на покрытие долгов не хватит! Сто тысяч?! Или эта курва Екатерина считает, будто бы у меня других потребностей нет?
- Императрица Екатерина Великая, сударь, поддержала вас в ваших стараниях о польском троне. Вы уже забыли?
- Достаточно было дважды ее переубедить…
- Сто тысяч. Половина перед сеймом, половина после.
- Слишком мало, черт подери! – истерически взвизгнул Понятовский. – Передай Сиверсу, что этого мне ни на что не хватит. У меня долгов больше, чем на полмиллиона злотых…
- Если вы быстро справитесь, сударь, то получите награду после сейма. От императрицы, в столице. Возможно, как минимум, столько же. А помимо того, она же не низложит вас. Все так же вы будете королем.
- Если только поляки меня не повесят…
- Шляхта будет молчать. А про то, что сударь делает за эти деньги, никто не узнает, за соблюдение тайны я ручаюсь.
- Только я еще подумаю, подписывать ли…
- Ну ладно, сто пятьдесят тысяч. Пятьдесят в Гродно, остальное в Петербурге. Ну и награда от императрицы.
- Ладно, пускай будет моя потеря, - урчал под нос Понятовский, - все равно, не так, как я хотел. А теперь мне нужно будет притворяться, что я немного сопротивляюсь. Так, pro forma… В Гродно я буду через три дня. Приготовьте там, что нужно.
Да, конечно же, сударь. И, - Винницкий услышал сдавленный смешок, - не забудьте емкий бумажник, ну и перо. Королевская подпись – самая важная штука. Ну а королевские регалии? Они с вами?
- Они в сундуке. Вон там. Их я передам вам, когда получу вторую часть денег.
- Хорошо, сударь. Это мне нравится. Тогда я еду в Гродно. Перед сеймом еще встретимся. Тогда получите золото. А теперь мне пора.
Винницкий услышал скрип пола. Он спешно отступил, спрятался за приоткрытой дверью, ведущей в соседнюю комнату. Осторожненько выглянул. Из королевских покоев вышел мужчина в мундире егерского полковника. Поправил шапку на голове, медленно натянул шелковые перчатки. Винницкий почувствовал, как сердце у него начинает биться все сильнее. Он не знал, что делать. Не знал.
Он открыл двери. Женщина ожидала, как он и говорил. Он огляделся, никто ли не видит, как он заводит ее во дворе, после чего махнул рукой. Женщина быстро скользнула мимо него. Он закрыл выход.
- Я должна была получить дукат… Ты обещал, - тихо напомнила та.
Не говоря ни слова, он потащил е в комнату. Маленькая, коптящая масляная лампа давала слабый, красноватый свет. И здесь было столь же тихо и уютно, как в настоящем борделе. Он сел на стул, заставил женщину опуститься себе на колени, а потом спокойно погрузил руку в вырез рваного платья. Женщина не сопротивлялась. Оглянулась по сторонам.
- А ты ничего живешь, - сказала. – Так я точно получу дукат?... Так может уже давай…
Он обнял ее другой рукой, прижал покрепче. Под тонкой, дешевой тканью он чувствовал ее тело – горячее, вспотевшее. Он нуждался в нем… Ему нужна была ночь с такой вот обычной городской курвой, ему нужно было забыться. Вот только желание никак не приходило. Женщина повернулась на коленях Винницкого. Теперь она сидела передом к нему. Она вздрогнула, когда он расстегнул ей платье, обнажил маленькие груди с торчащими, напряженными сосками. Медленно он приблизил к ним губы, целовал, но как-то инстинктивно, вовсе не потому, что ему того хотелось. У Винницкого не стоял, похоже, первый и единственный раз, у него не получалось желать эту женщину. Он совершенно ничего не чувствовал.
- Иди! – со злостью прошипел он и спихнул проститутку с колен.
Та хотела было протестовать, но тут он быстро бросил ей дукат. Та с жадностью схватила монету, проверила зубами, не фальшивый ли.
- Что, не можешь?! – злобно рассмеялась она. – Такой бычок, а он висит…
- Уходи! – гневно воскликнул он. Схватил женщину за плечо, а потом решительно подвел к двери, потянул за ручку и вытолкал девку наружу. Захлопнул дверь, не обращая внимания на ее ругательства. Трясясь всем телом, он уселся в кресле. Все кружилось перед его глазами. Измена Августа, Борута, его собственные долги, тысячи темных делишек, из-за которых он стал зависимым от такого шельмы и сволочи, как Понятовский. Но еще он чувствовал, что хорошо было бы очутиться где-нибудь далеко-далеко отсюда. Жить спокойно – вечером выпить в хорошей корчме и идти спать с девкой, получше, чем та, которую пару минут назад он прогнал со своих коленей. Иметь, наконец-то, крупные имения и не быть зависимым от таких креатур, как король и этот дьявол.
Вот только что еще мог он сделать? Как поступить? Он чувствовал, что между ним самим, Борутой и Понятовским образовалась некая система, какая-то связь. Их было трое, и всех интересовали выгоды, следующие из раздела Речи Посполитой. Боруте – души, Понятовскому – деньги, потому что Винницкий уже лишился сомнений относительно намерений короля, тем более, после того, как подслушал разговор с царским посланником. Ну а Ясеку – оплата долгов, понятное дело, последующая карьера. Они – да, в этом раскладе они были важными фигурами, но именно он знал обо всем и мог, возможно, перевесить чашки весов.
Внезапно кто-то схватил его за фрак на груди, рванул вверх, поднял с кресла. Винницкий даже пошевелиться не мог. Он открыл глаза и увидел перед собой лицо Боруты. Все внутри шляхтича рухнуло в бездну. Он находился в руках дьявола.
Черт сильно пихнул Винницкого. Ясек упал на стол. Тот разлетелся под тяжестью его тела. Прислужник крикнул, но даже не пошевелился. Клинок сабли Боруты коснулся шеи молодого человека.
- Ты не убил Понятовского, как я тебе приказывал, вьюнош. Ну да ладно, сейчас меньше об этом… Я и так собирался справедливо наказать тебя. В принципе, будучи вором и шельмой, ты и так принадлежишь мне. А теперь, пошли! Вставай!
Он отвел клинок. Ясек медленно поднялся. Борута схватил его за фрак, тряхнул, кинул на стену. Удар лицом в стену был ужасен. Винницкий застонал, чувствуя, как из носа и губ стекает вниз теплая, липкая кровь.
- Иди первым!
Ян послушно направился к двери. Клинок сабли черта колол его в лопатку.
- И куда же я должен идти?
- К изменнику Августу.
Винницкий сделал шаг, потом другой. Он боялся поднять руку, поэтому только лишь тряхнул головой, чтобы избавиться от натекающей в глаза крови. Весь мир потемнел.
Медленно, словно во сне, они вышли из комнаты. Потом начали подниматься по лестнице. Повсюду было пусто и тихо. Борута рванул дверь королевских покоев. Ян заметил, что слуги и охранники дремали на своих стульях. Весь дворец, казалось, был погружен в глубоком сне.
Винницкий первым вошел в комнату Понятовского. Борута закрыл за ним тяжелые створки. Потом отвел саблю. Быстро подошел к стоявшему в углу помещения столу и нетерпеливо поднял крышку сундучка. Ян никак не мог взять себя в руки. Он сделал шаг за чертом и поглядел ему через плечо. На атласной подкладке он увидел сияние золота: корона, скипетр, держава… Коронационные регалии польских королей.
- Он везет их в Гродно… буркнул себе под нос черт. – Отдаст прислужникам Екатерины. А та закроет их в своей сокровищнице или же перетопит на золото для своей солдатни… Видишь теперь, чего стоит король.
- Не только он… Вижу, что и ты имеешься. Тебе нужны души… Только души…
- Души? – на лице черта появилось удивление. – Откуда ты знаешь об этом? Быть может, это Август тебе сказал?
- Это вы обо мне говорите?
Винницкий с Борутой одновременно глянули в сторону источника голоса. В двери, ведущей в соседнее помещение, стоял король. Он был в ночной рубашке и в колпаке на голове. Выглядел он спокойным, во всяком случае: старался быть таким, но что-то говорило Винницкому, что Август боится. Что в любой момент с визгом бросится бежать, тем самым ставя печать на своей судьбе.
- Ага, значит, ты тут – удовлетворенно сказал себе под нос Борута.
И он пошел в сторону Понятовского. Август отступил, спиной вошел в спальню, а очутившись там, оперся о стену. Винницкий видел его расширенные страхом глаза.
- Ну, убей меня, - произнес король. Он сказал то же самое и тем же тоном, когда прошлой ночью над его грудью завис стилет Винницкого. – Мне уже все равно.
- Лжешь!
Винницкий видел, что Борута прав. По лицу Августа стекали крупные капли пота. Король просто трясся. Время от времени, он не мог сдержать спазматической дрожи пальцев.
- Ну, и что теперь, пан Понятовский? – спросил черт. – Речь Посполитую делишь. Половину ее отдаешь России, четверть – пруссакам, а остальное, возможно, Австрии. Только вот, а что ты дашь мне? Где будут мои владения? Нехорошо это, пан Август, пропускать в трактате о разделе мое имя. А вот знаешь, что я сейчас сделаю? Убью тебя и вступлю в твое тело. А потом поеду на сейм в Гродно, а там подпишу такой пакт с Москвой, в котором Речь Посполитую буду представлять уже я…
- Погодите, сударь! – с трудом воскликнул Винницкий. – Зачем убивать Понятовского… Быть может, мы до чего-нибудь еще договоримся.
Борута замер. Он даже не обернулся. Но сабля, которую подносил к шее Августа, застыла. Винницкий и не думал, что способен на столь спокойный тон.
- Этот человек нарушил договор, - сказал Борута. – В 1763 году в разделе нас участвовало двое… Для него был трон, а для меня – его душа. Он должен был сохранить Речь Посполитую такой, какой та была… Но нет же, он полакомился на деньги Екатерины. В разделе участвовало двое, а будет – один…
- Нет, пан Борута, в разделе сейчас участвуют трое, - медленно произнес Виницкий. – Тебе незачем убивать короля. Это приведет только лишь к замешательству. Ведь даже из упадка Польши ты можешь получить большие выгоды, чем из ее существования. Зачем убивать Августа? Когда он умрет, я попаду в лапы кредиторов… А ты станешь королеубийцей. Ты же сам желал повесить меня за это. Договоритесь по-новому. Поделитесь Речью Посполитой сами!
Борута молчал. Раздумывал. А потом отступил в сторону, чтобы видеть обоих людей: короля и его лакея.
- А ведь этот шельма, мой камердинер, прав, - тихо заметил Август. – Раз нас здесь трое, достойных один другого сволочей, мы договоримся.
- Ты предал Речь Посполитую! Ты нарушил наш договор! – взбешенно засопел черт. – И я должен тебе верить?
- А он ведь был заключен без свидетелей. Скажи вслух, теперь уже можешь, зачем ты так защищаешь Польшу. У тебя на уме лишь выгоды, идущие тебе от этой страны. Ты боишься, что после разделов они значительно уменьшатся. Но самое главное, дьявол, ты не правишь территориями. Ты правишь людьми… Народом… Поляками… С чего ты имеешь выгоду? Позволь тебе напомнить. С польского разврата, нищенства, пьянства, обжорства, гордыни, несогласия, ссор и разврата. Ты боишься, что захватчики приведут твой народ к порядку… Что тогда каждый будет молиться и трудиться, а ты потеряешь души… Ведь это они для тебя наибольшее сокровище. Но я скажу и продам тебе кое-что, что сделает так, что разделы сделаются для тебя выгодными, что, благодаря ним, ты получишь еще больше душ… И то, что вскоре произойдет, сделается для тебя благословением…
Борута молчал. Он стоял, не двигаясь, глядя горящими глазами на короля Августа.
- Я отдам тебе кое-что, что для тебя будет неожиданностью, и что находится только в моих руках, как короля Речи Посполитой, что вознаградит тебе радел страны и упадок шляхетского правления. Я отдам тебе, как король и помазанник божий, все будущее Польши и поляков. И скажу, что ты с этим должен будешь сделать… Ты получал неплохие прибыли с драчливости, пьянства и разврата. Но теперь ты станешь подшептывать полякам слова бунта, провоцировать на восстания. Ты станешь отводить их от Бога, говоря, будто бы тот жесток, раз допустил упадок такой страны, как Речь Посполитая, ты объявишь его виновником всех тех несчастий, к которым, на самом деле, это ты приложил руку. И ты будешь иметь больше душ, чем даже мог себе представить и мечтать. Весь этот народ будет твой. Его величайшие поэты назовут Бога царем света и отвернутся от него… придя к тебе. А даже если и станут молиться и лежать крестом в костелах, ты всего лишь нашепчешь им, от имени якобы истинного Творца, что те хватались за оружие, и они отправятся в бой на смерть. На смерть, поскольку у них не будет ни единого шанса на победу. И тогда их осудит даже божий наместник из Рима. И они станут выть и рыдать, бить себя в грудь, только, на самом деле, их сердца уже станут принадлежать тебе. А сколько из них отбросит веру отцов, сколько из них отрекутся от нее в гневе? А сколько из них станет святотатствовать? До сих пор ьы был слугой этого народа – а теперь станешь его господином. Поляки – это сумасшедшие люди. Они готовы с голыми руками броситься против всех сил мира сего. А ты станешь жить за их счет будто король. Ну, пан Борута, соглашайся. Мы подпишем договор или циро81граф, как ты его называешь. И поровну поделим прибыли, которые достанутся нам от упадка Речи Посполитой. Справедливо и поровну. Я возьму деньги от Екатерины, а ты – польские души.
- Соглашайся, пан Борута, - словно эхо произнес Винницкий. – Так будет лучше всего.
Черт замялся и опустил саблю. Ясек уже знал, что они выиграли. Выиграли все, что только могло быть ставкой в этой большой игре.
- Изумляешь ты меня, Понятовский, - медленно произнес дьявол. – Изумляешь сообразительностью. Да… Будущее Польши рисуется мне чрезвычайно любопытно. Согласен! Но ты обязан кое-что подписать. На слово договариваться я как-то не привык! – Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда пергамент, а еще железный стилус. – И подпишешь это собственной кровью!
Август вздрогнул. Он послушно взял иголку и уколол себя в безымянный палец.
- Пиши, пиши, Август. Это наш договор. Мы делим Польшу – по справедливости.
Пальцы короля вновь задрожали. Понятовский как будто бы заколебался. Но подпись поставил. Размашисто, по-королевски.
- Теперь ты, в качестве свидетеля!
Ясек медленно подошел к ним. Сердце его стучало молотом.
- А какая выгода из всего этого будет для меня? – спросил он.
- Золото, карьера… Я дам тебе столько, что долги отдашь, и еще много останется.
Ян наклонился над пергаментом. Он уколол палец и позволил, чтобы кровь заполнила железный стилус. На мгновение он почувствовал себя странно, будто судья в заседании. Речь Посполитая была осуждена. Вместе с королем они как раз подписывали ей приговор. Ян почувствовал, да нет же, он прекрасно знал, что делает нечто неотвратимое, нечто такое, чего отвернуть будет нельзя. Все это было сном… Все это должно было ему сниться.
И он поставил свою подпись – нечеткую и запутанную, как и вся его натура.
- Ладно, - буркнул он. – Итак, каждый со всего этого что-то будет иметь. Вы, Ваше Величество – деньги от Екатерины. Вы, пан Борута – будущее поляков. Ну а я? Моя подпись тоже чего-то стоит, пускай и не совсем шикарная.
- Она стоит кола, - пан Винницкий, - произнес дьявол, непонятно: то ли с восхищением, то ли с отвращением.
Он схватил пергамент, свернул его в трубочку и сунул себе за пазуху. Потом раскрыл полы дели и извлек туго набитый кошель. Когда он бросил его на стол, тот зазвенел негромко, но приятно.
- Тридцать тысяч злотых. В два раза больше, чем у тебя имеется долгов, Винницкий.
- А от меня, шельма, получишь рекомендации к императрице, - деланно усмехнулся Понятовский. – Ты высоко зайдешь, Жан.
- На виселицу… - пробурчал дьявол. – Ладно, буду прощаться. Мои поклоны, господа! И помните, теперь вы принадлежите мне… До свидания.
Он повернулся и вышел в соседнее помещение, где растворился в темноте.
- Ушел… - прошептал бледный, что полотно, Август, - ушел. Можем быть спокойными… Погоди! Жан, быстрее за мной!
Словно буря он заскочил в комнату, в которой исчез дьявол. Винницкий поспешил за ним. Король подбежал к сундучку в углу. Тот был пустой! Королевские регалии исчезли…
- Корону забрал… - с трудом произнес Понятовский, - Забрал… И теперь все будущее принадлежит ему.
- Что делаем? Что скажет Екатерина?
- Поедешь в Августов, Жан, - тихо сказал король. – Там у моего ювелира имеются копии регалий. Всего лишь копии, но ведь Екатерине это не должно помешать…
- Хорошо, но что дальше?
- С ними отправишься в Гродно. Только поспеши. А потом поедешь в Петебург, как я тебе и обещал. Ты парень шустрый, справишься. Так что подпись твоя тебе оплатилась. Ладно, а сейчас – в путь!
Проникающий во все щели и дыры холод вырвал Бертрана де Кюсси из глубокого сна. Когда он с трудом разомкнул опухшие веки, глаза поразила снежная белизна. Потом раздалось воронье карканье; целая стая с шумом сорвалась в полет. Бертран осмотрелся. Башка болела буквально дьявольски, во всем теле чувствовалось тошнотное головокружение. Он увидел, что лежит в развалинах какого-то деревянного строения; он был прикрыт плащем и присыпан снегом. Повсюду вокруг были обгорелые, почерневшие балки. Вместо крыши было серое, зимнее утреннее небо и кружащие в нем стаи ворон и галок. Француз осторожно поднялся; устоять на ногах сил не было, поэтому он извлек рапиру из ножен, вонзил ее в землю и оперся на рукояти.
Он понятия не имел, где находится и каким чудом здесь очутился. Вновь вернулось воспоминание о странной ночи. Неожиданно, в одном из проблесков сознания, ему вспомнилось все – долгую пьяную беседу с Боруцким и его собутыльниками, их рассказы и выпитые мед и вино. Он осторожно протянул руку к боку и замер, не почувствовав сумки с бумагами. Огляделся и заметил, что та лежит чуть дальше на снегу. Очень осторожно он наклонился и поднял ее с земли. На первый взгляд, вроде ничего не пропало.
Было раннее утро, солнце только-только поднялось над тучами. Неужели он вчера свалился, побежденный силой питья, а компаньоны подбросили его в эти руины? Ах эта польская шляхта! Бертран осторожно переступил через порог и замер. С подгоревшей балки свисала выцветшая вывеска, на которой был изображен дракон. Точно такой же, которого он видел вчера вечером.
Бертран не знал, что думать обо всем этом. Он перекрестился, только его опасений это не разогнало. Француз неспешно вышел из развалин корчмы и беспомощно остановился с бумагами в руке. Сбоку послышалось тихое ржание. Из-за кучи прикрытых снегом деревяшек появился его конь в яблоках. Он узнал своего хозяина и радостно подскочил к Бертрану с громким ржанием. Дворянин схватил поводья, прижался к конской шерсти. В голове у него был самый настоящий водоворот, воспоминания странной ночи смешивались в его мыслях с персонажами рассказываемых историй. Неужто все им пережитое случилось на самом деле? Бертран не знал А может, попросту, все это было проделками дьявола?
Он быстро вскочил на коня. Оглянулся на развалины постоялого двора. Похоже было на то, что постоялый двор сгорел уже весьма давно. Расколотые, съеденные огнем балки покрывало толстое снежное одеяло. Бертран даже за голову схватился.
Он направился в сторону Трембовли. Но внезапно поглядел на землю, а сердце застучало с такой силой, словно бы желало вырваться из груди. На свежевыпавшем снегу можно было видеть многочисленные отпечатки копыт, ведущие к сгоревшей корчме. Их было много, словно бы здесь проехало десятка полтора всадников.
Бертран подогнал коня. Он уже не мог выносить эту страну, потому что – признавал он самому себе – не понимал всего этого. Равно как не понимал рассказов компании пана Боруцкого.
Француз стиснул голову руками, а потом достал из подорожной сумки и достал свои записки, приготовленные для Описания Польского Королевства. Бросил безразличный взгляд на ровные строки, затем отвел руку в бок. Ветер вырвал рукопись у него из пальцев и понес листки в сторону Днестра, над заснеженными степями Речи Посполитой.
КОНЕЦ
Перевод: Марченко Владимир Борисович, июнь 2022 г.
Notes
[
←1
]
Теребовля (до 1944 Трембовля), город в западнорусских землях на р. Гнезна (приток Серет). Известен с 1097 как центр Теребовльского княжества. С 1199 в составе Галицко-Волынского княжества. В 1349 захвачен Польшей, с 1772 - Австрией. В 1919 — 39 в составе Польши. После постройки замка (конец XIV века) стала одной из приграничных крепостей Польши в борьбе с татарами (1453, 1498, 1508, 1516) и Турцией (1675, 1688), во время которой несколько раз разрушалась. В 1939 возвращен России. Сохранились руины крепости (XIV—XVII вв.), Николаевская церковь (XVI—XVII вв.).
[
←2
]
Кварця́ное во́йско (польск. Wojsko kwarciane) — регулярная армия Речи Посполитой, создавалась взамен нерегулярного посполитого рушения и обороны поточной с 1562—1563 по 1567 годы и просуществовала до 1652 года. В ноябре 1562 года в Петрикове сейм утвердил предложение Сигизмунда II относительно военной реформы. Из-за нерегулярных выплат жалования дисциплина в наёмных войсках оставляла желать лучшего, поэтому на содержание постоянной наемной армии было принято решение выделять четвёртую часть доходов с королевских имений (отсюда и название войска: кварцяное — то есть четвертное). В 1569 году после Люблинской унии кварцяное войско появилось и на территории Великого княжества Литовского. В 1652 году вместо войска кварцяного было введено войско компутовое (польск. Wojsko komputowe). Численность кварцяного войска составляла 3000-5000 человек, практически исключительно конница.
[
←3
]
Основным тактическим подразделением польской гусарии являлась «хоругвь» (рота), насчитывающая 100-200 конных воинов. Комплектование "хоругви" проводилось по системе "товарищеского почета", когда командир хоругви (ротмистр) нанимал к себе на службу "товарищей" из числа дворян – шляхтичей. Каждый шляхтич был обязан привести с собой "почет" (компанию) из одного-двух вооружённых добровольцев. Эти "почетовые" воины (пахолики, шеренговые) образовывали в гусарском строю вторую и третью шеренги.
[
←4
]
Здесь: малый чекан или боевой топорик.
[
←5
]
Рокош (ист.) – в давней Польше, вооруженное выступление шляхты против короля под лозунгом защиты угрожаемых вольностей. Шляхта, кстати, обладала правом на рокош по закону.
[
←6
]
Фальконет – старинная маленькая полевая пушка.
[
←7
]
Никаких оскорблений. По-польски, по-чешски и по- старорусски, "жид" – это просто название еврея.
[
←8
]
Делия – мужская одежда шляхтичей Речи Посполитой. Делыя похожа на пальто или плащ, носилась поверх жупана с XVI и до самого начала XVIII века. У типичной дели были короткие свободные рукава; на груди она застегивалась металлическими пуговицами. Делия имеет восточное происхождение, само же слово "делия" пришло в Польшу в средине XVI столетия из Турции.
[
←9
]
Шот (пол. Szot, сокращение от Szkot (шкот)) – шотландец.
[
←10
]
Лисовчики — название формирований польско-литовской иррегулярной лёгкой кавалерии, действовавшей в пределах Речи Посполитой и Венгрии, а также в Смутное время — на территории России, под командованием А. Ю. Лисовского в 1608 — 1616 годах.
[
←11
]
Бандолет – легкое огнестрельное оружие, применяемое в Польше в XVII веке, пистолет, носимый на портупее, которая тоже называлась "бандолетом".
[
←12
]
Вообще-то, ферязь, это высокий, шитый жемчугом и золотыми нитями воротник, пристегивавшийся к верхней парадной одежде. Так что здесь "ферязь", скорее всего, превратившееся в лохмотья богатое русское верхнее платье.
[
←13
]
Самуил Лащ — государственный и военный деятель Речи Посполитой, хорунжий подольский, староста овруцкий, каневский и винницкий, стражник великий коронный. Польский шляхтич, прославившийся своими многочисленными разбойными нападениями и насилиями. Выросши до магнатского уровня, Самуил Лащ сформировал собственный отряд из примерно тысячи всадников, готовых на все, и начал активную деятельность. Он нападал на соседних шляхтичей, грабил их имения, некоторых из них присваивал, захваченных женщин отдавал своим людям, а случайным жертвам приказывал отрезать носы и уши для устрашения. Соседние землевладельцы могли только постоянно жаловаться в суд. Суд принимал решения в их пользу, но не мог поддержать правосудие на деле. За двадцать лет накопилось 236 решений суда о банниции и 47 решений об инфамии (лишении чести). Согласно легенде, из всех этих приговоров Лащ велел сшить себе плащ, в котором имел наглость явиться при королевском дворе. В начале освободительной войны под предводительством Богдана Хмельницкого на Украине (1648) Самуил Лащ прининял в ряде первых сражений с восставшими казаками. Сражался с казаками под Пилявцами (сентябрь 1648), затем под командованием князя Иеремии Вишневецкого в битве под Староконстантиновом (июль 1648). Коронационный сейм 1649 года, учитывая верность короне, вернул Самуилу Лащу прежние права, отменив все банниции и инфамии, наложенные ранее на него судом.
[
←14
]
Какой самый известный дьявол в Польше? Пожалуй, Станислав Стадницкий, прозванный ланцутским дьяволом. Польский шляхтич, живущий на рубеже XVI и XVII веков, записавшийся в истории Речи Посполитой морем пролитой крови. Авантюрист, склочник и разбойник, не боящийся ни короля, ни Сейма ни Бога. Книга Яцека Комуды "Ланцутский дьявол"(2007, входит в цикл про Яцека Дыбиньского) номинировалась на премию Анджея Жулавского.
[
←15
]
Инфамия – см. в сноске 13. Баниция – судебное решение об изгнании из страны. Человек, который попадал под такое решение, становился "банитом, банитой".
[
←16
]
Ливо́ния (Лифля́ндия) — историческая область (со 2-й четверти XIII века по 1561 год Ливонская конфедерация) на территории современных латвийской и эстонской республик. Названа германскими рыцарями-крестоносцами по имени одного из проживавших в то время на этой территории финно-угорских племён — ливов. В русском языке долгое время преобладало название "Лифляндия", которое происходит от Livland. Искажением от немецкого слова является польское название "Инфлянты", распространённое на территории Речи Посполитой. "Лифляндией" область называли и во времена её вхождения в состав Российской империи.
[
←17
]
Poseł = здесь, выборный депутат сейма.
[
←18
]
Чоповое (czopowe) – налог, введенный в Польше во второй половине пятнадцатого века, на производство, импорт и продажу пива, водки, меда и вина. Нынешнее соответствие: акцизный налог.
[
←19
]
Здесь: от кишок.
[
←20
]
Сте́фан Бато́рий (1533 – 1386) — король польский и великий князь литовский, сын Иштвана IV, воеводы Трансильвании. Полный королевский титул: Божьей милостью король польский, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий, жемайтский, киевский, волынский, подляшский, инфлянтский, а также князь семиградский.
[
←21
]
Костяк шляхты, в отличие от магнатов, составляли средние и мелкие собственники, которые обладали хорошей оседлостью и владели одним или несколькими имениями с собственными землями и обрабатывавшими их зависимыми крестьянами. Они, как правило, имели наследственные гербы, или наделялись ими, получив шляхетство от короля. Впоследствии, в XVII – XVIII веках, эта группа получила название "фольварочной шляхты". Ниже ступенью находилась наиболее многочисленная группа малоимущей шляхты, владевшей лишь 5 – 10 волоками земли (волока — 21,36 га), которые, при отсутствии зависимых крестьян, они обрабатывали собственными силами. Совершенно не отличаясь от крестьянства в имущественном плане, малоземельная шляхта пользовалась всеми основными привилегиями своего сословия и обладала характерной корпоративной культурой. Зачастую образовывались целые шляхетские поселения, так называемые «застенки» или «околицы», которые были обособлены от соседних крестьянских поселений. Их население известно как "застенковая", "околичная" или "загоновая" шляхта. Наконец, в самом низу находилась безземельная шляхта ("голота"), которая жила за счет аренды государственных или магнатских земель на условиях выплаты оброка ("чиншевая шляхта"), или за счет службы ("служилая шляхта"). Тем не менее: "шляхтич на загроде равен воеводе"!
[
←22
]
Дьявол Борута (польск. Diabeł Boruta), также называемый грязнулей (польск. błotnik) — вымышленный персонаж, дьявол, обитающий в подземельях замка в Ленчице. По легенде, следы когтей на стене башни в Туме около Ленчицы Борута оставил, когда хотел опрокинуть башню. Дьявола Боруту изображают по-разному. Чаще всего Борута представлен как дворянин, также называемый Борута Тумской или Чёрный. Это высокий шляхтич с длинными чёрными усами, с чёрными глазами, одетый в богатый кунтуш, прикрывающий хвост, и шапку, закрывающую рога.
[
←23
]
Честное слово (лат.)
[
←24
]
Старейший тип польской сабли, получивший распространение еще во второй половине XVI в. при короле Стефане Батории. Созданная на перекрестке Востока и Запада, превосходно подходящая для пешего и конного боя, венгеро-польская сабля "Баторовка"(batorówka) настолько полюбилась шляхте Речи Посполитой, что вошла даже в поговорки: "Конь - турок, холоп - мазурок, шапка - магерка, а сабля - венгерка!" - так определял себя в то время польский дворянин. Этот клинок - мощное, верткое, хорошо уравновешенное, сугубо боевое, а потому суровое и прочное даже по виду своему оружие. Украшений - минимум. Эта сабля - апофеоз Ливонской войны.
[
←25
]
"Зигмунтовка" — сабля, на клинке которой золотом насечено изображение Зигмунта III Вазы и надписи.
[
←26
]
Пан Твардо́вский (польск. Pan Twardowski) — герой польских народных легенд и основанных на них литературных произведений. Пан Твардовский, живший в XVI веке, желая приобрести сверхъестественные познания и пожить в своё удовольствие, продал свою душу дьяволу (на холме Кшемёнке, близ Кракова), после чего имел много весёлых приключений. Когда по истечении условленного срока дьявол уводил Твардовского к себе, он спасся тем, что запел духовную песнь; но всё же он осуждён витать в воздухе между небом и землёй до дня Страшного Суда. По одному из популярных вариантов сюжета, он до сих пор пребывает на Луне. польской студией "Allegro", в ряду короткометражных фильмов-адаптаций польского фольклора "Легенды польские" ("Legendy polskie"), снято два эпизода о пане Твардовском, обманывающего на лунной базе дьяволицу-прислужницу, затем самого нечистого и угоняющего космический корабль тёмных сил.
[
←27
]
Франца (пол. franca) – очень неоднозначное и нехорошее слово, чаще всего означающее некую напасть или неприличную болячку (напр., сифилис, гонорею и т.д.). В данном контексте указывает на происхождение Бертрана, но и на то, что он здесь незваный гость…
[
←28
]
Для данной книги примем кварту Великого Княжества литовского, которая равнялась 0,9422 л. Так что кружка вмещала где-то пол-литра жидкости. Весьма привычно. Опять же, мед был не слишком крепким, самое большее, 6-8 оборотов (да и водка тогда была менее крепкой). Зато пили… квартами.
[
←29
]
Сапежинские – полки Яна Петра Сапеги, состоящие из простых казаков (отсюда, похоже, и прозвище "бураки"). Ян Пётр Сапе́га — государственный и военный деятель Великого княжества Литовского, шляхтич из рода Сапег. Староста усвятский с 1600 года, ротмистр королевский с 1605 года. Активный сторонник Лжедмитрия II.
[
←30
]
См. сноску 3.
[
←31
]
У автора: Гранитной (Granitowej). Название постройка получила по восточному фасаду, отделанному бриллиантовым рустом, характерным для итальянской архитектуры эпохи Возрождения, например Алмазного дворца в Ферраре, от слова "гранить".
[
←32
]
Либерум вето - (лат. liberum veto, от liberum - свободное и veto - запрещаю) - в феодально-шляхетской Польше XVI- XVIII вв. конституционная традиция, представлявшая собой право любого члена сейма своим протестом ликвидировать постановление сейма (для принятия которого требовалось единогласие). Впервые применено в 1652, отменено в 1791 г. Поскольку все шляхтичи считались равными, для принятия какого-либо решения требовалось единодушное согласие.
[
←33
]
Заместитель великого гетмана, командир кварцяного войска.
[
←34
]
Планетник (пол. Płanetnik). Либо злой дух, управляющий неблагоприятными для людей явлениями природы (из старославянских верований); либо (что, скорее, ближе к истине) – астролог.
[
←35
]
Битва при Клушине (Смоленщина) 24 июня 1610 года — разгром русско-шведского войска под командованием Дмитрия Шуйского и Якоба Делагарди коронной кавалерией гетмана польного коронного Станислава Жулкевского.
[
←36
]
В российском государстве (в частности, в летописях, а также, в официальных документах и государственных законодательных актах) вплоть до конца XVIII в. термин "черкасы" употреблялся в качестве экзонима (то есть наименования, данного внешними народностями) малороссийских казаков и казаков вообще.
[
←37
]
Интересно, какой Автор представляет себе высоту тогдашних, даже дворянских жилых комнат, что ударился о ноги висельника? Не менее 3 метров? На самом деле помещения были очень низкими.
[
←38
]
??? Перед этим была селитра… Но это если бы ее в подвале хранили. Но сера? Белая? Стрянно…
[
←39
]
Интересно, что имеются в виду литовские татары. Разбору слов "ферей" и "аджак" посвящен объемный материал: https://istp2012.wordpress.com/2019/07/06/ferej/ .
[
←40
]
Перейти "мелкую" реку Москву вброд возле Кремля? Это чего ж такого уважаемый Автор курил?
[
←41
]
Карабе́ла, карабеля (пол. karabela) — тип сабли, имевший широкое распространение среди польской и литовской шляхты в XVII—XVIII веках. Основным отличием карабелы является рукоять в форме "орлиной головы", с загнутым вниз набалдашником-"клювом".
[
←42
]
Имеется в виду, из саноцкого воеводства.
[
←43
]
Польско-литовские татары или белорусские татары, липки — этнотерриториальная общность татар. Исторически были единой этнической группой в Великом Княжестве Литовском и затем в Речи Посполитой; в Новейшее время являются этническими группами в Белоруссии, Литве и Польше. Согласно собственной традиции, первые татары пришли в Великое княжество Литовское из Золотой Орды в конце XIV века, вместе с бежавшим в Великое княжество Литовское ханом Тохтамышем. В качестве самостоятельной этнической группы татарского народа сформировались в конце XIV — начале XV веков в Великом княжестве Литовском из поступивших на службу в ВКЛ выходцев из Золотой Орды, позже из Большой Орды и Крымского ханства, в том числе потомков Мамая и его воинов (см. князья Глинские).
[
←44
]
Фальконе́т или фалькон — название артиллерийского орудия из чугуна или меди, небольшого калибра, заряд весом один — три фунта, состоявшего на вооружении в армиях и флотах в XVI—XVIII веках.
[
←45
]
Субтортор – помощник палача.
[
←46
]
На самом деле: 7 (17) июля 1596 года казаки выдали Наливайко и других командиров Жулкевскому, думая тем спасти свою жизнь. После почти годичных пыток Наливайко отрубили голову во время сейма в Варшаве, тело четвертовали и каждую отсеченную часть развесили по разным местам. Впоследствии между украинцами сложилось предание, будто бы Наливайко был сожжен живым в медной кобыле или в медном воле в Варшаве по приказу самого короля.
[
←47
]
Каштеля́н (польск. Kasztelan, из лат. castellanus, от castellum — "за́мок") — должность в Польше и Великом княжестве Литовском. В средневековой Польше должность появилась в XIII веке. Первоначально управлял замком и исполнял некоторые судебные функции, но к началу XIV века практически утратил влияние. Позднее кастелянами называли также смотрителей костёлов, кастеляншами — кладовщиц (смотрительниц белья) в лечебных, лечебно-оздоровительных учреждениях и различного рода приютах для детей, инвалидов и стариков.
[
←48
]
Палюх (paluch). Вообще-то палец, например, большой палец на ноге. Но здесь это металлическое кольцо, охватывающее большой палец кисти, взятый у западноевропейских сабель, облегчающее оперированием саблей и защищающее внутреннюю сторону ладони от соскальзывающего удара противника. Все представленные выше части сабли по-польски: pióro, mlotek, smukły brzusiec, niżej wąsy,kabłąk i paluch.
[
←49
]
Гарнец широко применялся в Польше, откуда он, по сути, и распространился по России. В разных областях Польши гарнец имел разную величину. Да:
– 1 хелминский гарнец = 7,12 л (до 1714 года);
– 1 краковский гарнец = 2,75 л;
– 1 варшавский гарнец = 3,77 л.
Так что, решайте сами, сколько должен был выпить шляхтич. Я склоняюсь к краковскому варианту. А может, и варшавскому.
[
←50
]
В украинских сказаниях, "характерник" – это казак, воин, не боящийся пуль и холодного оружия. Здесь же, похоже, речь идет о некоторых воинах, которые на себе имели "характеры" – карточки с дьявольскими чарами и магическими знаками. То есть это определенный вариант "характерников". Также были другие солдаты, заколдовывающие свое оружие, которые "заказывали" под себя, чтобы в них пули не попадали. А для того, чтобы этот магический ритуал работал, нужно было совершить надругательство над образом Христа и распятием с изображением Христовых мучений. Из текста ("Молота ведьм") становится понятно, что же понималось под словом "характер", то есть это – карточка, знак и при этом именно дьявольский признак!
Теперь становится понятно, как трактовали в 17 веке таких "характерников" в Речи Посполитой. В словаре Богуслава Линде (1807–1814) слово "Характер" также трактуется как "чародейский знак", а "характерником" названо лицо, носящее такие знаки, и поэтому является чернокнижником.
В другой книге 1688 года описывается дело о пойманном "характернике", разбойнике Войчехе Мичке из Слотвины, который много бед натворил, перед тем как его схватили и вынесли смертный приговор. Он не чувствовал боли, пока у него не нашли на спине над левой лопаткой знак – "характер" с магическими символами. Этот "характер" является символом того, что этот человек – слуга дьявола, и что он заключил с Сатаной соглашение. Такой "характер" защищает дьявольского прислужника. Именно поэтому таких людей и называют "характерники". Существенно, что в источниках нет какого-либо акцента на "национальный" характер характерников или их исключительно украинско-патриотическую (антикатолическую или православную вооруженно-освободительную) активность. Они не интерпретируются как казаки, русины или схизматики. Они осуждаются исключительно с общехристианской точки зрения как чернокнижники и слуги сатаны, не упоминаются в контексте реальных военных действий или освободительного восстания. См. большой материал по этой теме: http://likbez.org.ua/ua/ukrayinska-kim-buli-spravzhni-harakterniki.html
[
←51
]
В 1612 года сильное польское войско (по источникам — от 6 до 10 тыс.) вторглось в Молдавию, но сразу же по переправе через Днестр было атаковано буджакцами Кантемира и молдаванами господаря Стефана Томши. Поляки были полностью разгромлены. При этом в составе армии Потоцкого было 16 гусарских (всего на одну меньше, чем в битве под Бычиной, где польские всадники, в том числе и гусары, опрокинули австрийскую конницу) и 7 казацких хоругвей, не считая пехоты. Сильной атакой татарская конница сокрушила массу польских войск, включавших в себя 2 тыс. одних только крылатых гусар. Более того, после разгрома кавалерии татары приступали к табору, где оборонялась пехота, и взяли его штурмом, перебив или пленив его защитников.
[
←52
]
Я́сло — город в Польше, входит в Подкарпатское воеводство, Ясленский повят. Имеет статус городской гмины.
[
←53
]
Город Дубляны расположен неподалеку от областного центра – Львова, на трассе Львов – Радехов.
Первое письменное упоминание о поселении датируется 1440 (1468) годом.
Название населенного пункта сочетается с дубовыми рощами, которых было немало в окрестностях.
[
←54
]
Капуза: головной убор, капюшон, шапка-треух, цилиндрический головной убор янычар. Короче: чего-то на голову.
[
←55
]
Ива́н Марты́нович Брюхове́цкий (подписывался — Ивашко Брюховецкий, 1623-1668) — c начала 1659 года куренной атаман основанного им Брюховецкого куреня, с декабря того же года — кошевой атаман Запорожской Сечи, гетман Его Царского Пресветлого Величества Войска Запорожского с 1663 по 1668 год, преемник гетмана Якима Самко. Первый московский боярин из казаков. Был женат на дочери Дмитрия Алексеевича Долгорукого. Один из инициаторов создания Московских статей 1665 года, согласно которым все малороссийские города и земли провозглашались прямыми владениями русского царя.
[
←56
]
Лирник – человек, играющий на лире (конкретно, колесной лире). Колёсная ли́ра — струнный фрикционный музыкальный инструмент. По методу воздействия на струну аналогична смычковым инструментам, только роль смычка в ней выполняет вращающееся колесо. Известна в России, на Украине (под названием реля или рыля), в Белоруссии (лера), Литве, Польше, Словакии, Чехии, Германии, Швеции и других странах Восточной и Северной Европы. Вот только из текста создается впечатление, что это была бандура, а не колесная лира.
[
←57
]
Гетман реестровых казаков Крыштоф Косинский получил от короля за хорошую службу подарок — земли над рекой Рось. Возглавляя реестровцев с 1586 года, Косинский, православный шляхтич с Подляшья, был человеком "незаурядных способностей, весьма популярным среди запорожцев" (Дмитрий Яворницкий). А потому он воспринял как личное оскорбление присвоение подаренных ему земель — имений Рокитное и Ольшаница (Вильшаница) — белоцерковским старостой князем Янушем Острожским (сын славного князя Василия-Константина к тому времени стал ренегатом — принял католическую веру), который "мотивировал" этот шаг своими властными полномочиями.
Подобные ситуации в те времена становятся довольно распространенными: активная экспансия поляков на Приднепровье после Люблинской унии сопровождалась захватом многих имений старого украинского дворянства. Косинский не смог "проглотить пилюлю", и осознавая тщетность судебного иска, избрал силовой вариант решения имущественного конфликта (между прочим, очень схожая ситуация через полстолетия вынудит взяться за оружие и чигиринского сотника Богдана Хмельницкого…) Впрочем, личные мотивы как повод восстания были хоть и существенными, однако не определяющими; намного более важным стало то, что на призыв Косинского откликнулись сотни изверившихся казаков и крестьян.
Отряды Косинского летом 1591 г. заняли Пиков, Белогородку, Чуднов, напали на Белую Церковь, разрушив резиденцию Януша Острожского (тот предусмотрительно бежал), а вскоре почти беспрепятственно заняли Переяслав и Триполье. На дворах захваченных господских имений запылали костры — казаки сжигали документы на владение землями, наивно надеясь таким образом лишить шляхту прав собственности на территорию Приднепровья.
После взятия Косинским Киева (июнь 1592 года) нападения на польские имения распространились на Волынь и Брацлавщину. Тогда же восстание наконец "заметили" и в Варшаве. Десятки сожженных имений шляхты, бегство многих польских богатых семей на запад, независимое поведение Косинского — это стало причиной того, что король Речи Посполитой Сигизмунд III Ваза, не столько напуганный, сколько удивленный действиями "подданных Короны", предложил на сейме отправить войско для подавления "бунта".
…Восстание 1591— 1593 годов не стало для Речи Посполитой первым тревожным сигналом и поводом задуматься о пересмотре принципов отношений с казаками.
Официальный историограф Речи Посполитой Р. Гейденштейн писал: "Был это очень важный случай, потому что Косинский первым дал начало тем разрухам казацким, которые потом под предводительством Лободы и Наливайко вспыхнули".
[
←58
]
Битва под Чудновом — сражение Русско-польской войны 1654—1667, состоявшееся 27 сентября — 4 ноября 1660 года около местечка Чуднов. Войска Речи Посполитой в союзе с крымскими татарами нанесли тяжелое поражение русско-казацкой армии под командованием боярина Василия Шереметева и наказного гетмана Тимофея Цецюры.
[
←59
]
Тут Автор, конечно же, дал маху. Титулование "ваше благородие" появилось только в петровскую эпоху: к баронам и остальным дворянам, а затем и к лицам в чинах 9-14 классов. Во времена Алексея Михайловича обращались: "сУдарь", "судАрь" и даже… "государь". Слово "государь" в России в старину употребляли безразлично, вместо "господин", "барин", "помещик", "вельможа". В XIX веке к императору обращались "Всемилостивейший Государь", к великим князьям — "Милостивейший Государь", ко всем частным лицам — "милостивый государь" (при обращении к высшему), "милостивый государь мой" (к равному), "государь мой" (к низшему).
[
←60
]
Солоницкий бой 1596 года — решающая битва в урочище Солоница близ Лубен в ходе восстания Наливайко. В ночь на 28 мая верхушка "реестровцев" вероломно схватила Северина Наливайко, раненого Матвея Шаулу и других предводителей восстания и выдала их Жолкевскому. Во время переговоров польско-шляхетское войско вопреки обещаниям Жолкевского напало на лагерь и вырезало несколько тысяч повстанцев вместе с их жёнами и детьми. Только 1,5 тысячи казаков из десятитысячного войска во главе с новоизбранным гетманом Криштофом Кремпским прорвали окружение, ушли в степь и вернулись в Запорожье. Интересный факт: с резнёй казаков и их семей после Солоницкого боя связано первое упоминание термина "украинцы". Его употребляет Жолкевский в рапорте королю как название польских кнехтов, устроивших расправу над казаками.
[
←61
]
Полянка – здесь: казацкие временные поселения – посты (паланки).
[
←62
]
Шерпентина – кривая сабля, которой пользовались в XV – XVIII веках, другие названия: серпентина, карабела.
[
←63
]
Мультаны. Так в свое время называли Валахию, историческую область на юге Румынии между Карпатами и Дунаем.
[
←64
]
Понятное дело, что с "лютеранами".
[
←65
]
Черная сабля — холодное оружие для мокрой работы. Ее выхватывают из ножен знаменитые авантюристы, убийцы-резуны и профессиональные солдаты, - поясняет Енджей Китович в "Описании обычаев во времена правления Августа III". Кстати, у Яцека Комуды есть книга с названием "Черная сабля" (2007), в которой вы можете найти героев из книги "Рассказы с Диких Полей"…
[
←66
]
Колёкация (kolokacja) – шляхетская деревня (поселение), принадлежащая различным владельцам.
[
←67
]
За что я тебя, ляха, любила, за что (укр.).
[
←68
]
Польская миля = 8 вёрст = 8534 м. То есть, до Тыкоцина еще около 25 км. До вечера не доехать…
[
←69
]
Ясек (уменьш.) = Ян = Жан.
[
←70
]
В наряде магнатов пояс был символом принадлежности к элите, многовековых семейных традиций и, конечно, богатства. Дорогие пояса для шляхты привозили из восточных стран, но в ХVIII веке на белорусских землях сформировалось уникальное художественное явление – "слуцкий пояс". Белорусские ткачи создали свои неповторимые узоры и символичные мотивы, эксклюзивную технологию. Мировую известность приобрели пояса Слуцкой персиарни – мануфактуры богатейшей и влиятельной династии Европы Радзивиллов. Классический слуцкий пояс – это роскошная длинная (до 3,5-4 м) ткань шириной 35-40 см, которую, складывая вдвое или скручивая, повязывали поверх шляхетского костюма (кунтуша).
[
←71
]
Подляское воеводство — воеводство, расположенное на северо-востоке Польши. Административным центром воеводства является город Белосток.
[
←72
]
Тарговицкая конфедерация (польск. Konfederacja targowicka) — союз польских магнатов, направленный против реформ, принятых Четырёхлетним сеймом 1788—1792 годов, в том числе принятия конституции Речи Посполитой в 1791 году. Конфедерация была создана частью польских и литовских магнатов 27 апреля 1792 года, в Санкт-Петербурге, при поддержке Императрицы Всероссийской Екатерины II в интересах Российской империи. Конфедерация была объявлена 14 мая 1792 года в Тарговице (ныне Кировоградская область Украины).
[
←73
]
Граф Я́ков Ефи́мович Си́верс – в то время чрезвычайный посол Российской империи в Речи Посполитой.
[
←74
]
"Za króla Sasa jedz, pij i popuszczaj pasa", „Za króla Sasa było chleba do pasa”, „… było chleba i miasa” или же „… łyżką była kiełbasa” ("При короле Саксонце – ешь, пей, только пояс попускай", "…хлеба было – по пояс", "…и хлеба было, и мяса", "…колбаса была вместо ложки"; "При короле Сасе – вместо ложек были колбасы") – шляхетские поговорки воспевающие беззаботность и благосостояние, когда в Речи Посполитой правили короли из саксонской династии Веттинов (1697-1763).
[
←75
]
Конфедера́тка (польск. rogatywka, также krakuska, ułanka, konfederatka) — национальный польский головной убор с четырёхугольным верхом.
[
←76
]
См. сноску 13.
[
←77
]
См. сноску 22.
[
←78
]
Дыдко, дытко, дидько, дидко, дыдо - сверхъестественное существо из польского фольклора, первоначально демон из славянских верований, позднее отведенный на роль пугала. Фигура "дытко" восходит к известному на Руси демону-хранителю дома (ср. домовик), деградировавшему после христианизации до роли черта, особенно лесного черта, и, наконец, до роли ночного чучела, которым пугали детей (ср. бобо или "вот дед придет"). Дыдка изображали в виде неуклюжей фигуры с большой головой, обычно на соломенных ногах, похожих на паучьи. Согласно более поздним поверьям, дыдко должен был показываться в зеркале девицам, которые слишком много времени проводили перед зеркалом.
[
←79
]
Барская конфедерация — конфедерация, созданная по призыву краковского епископа Каетана Солтыка римско-католической шляхтой Речи Посполитой в крепости Бар в Подолии 29 февраля 1768 года в противовес Слуцкой, Торуньской и Радомской конфедерациям для защиты внутренней и внешней самостоятельности Речи Посполитой от давления Российской империи. Конфедераты противостояли советникам короля Станислава Августа, желавшим ограничить власть магнатов и прекратить наиболее одиозные преследования диссидентов. Пусть вначале и неформально, но фактически барские конфедераты выступили и против самого короля.
[
←80
]
В ходе Северной войны в 1702 году шведский король Карл XII вторгся в Польшу и нанёс ряд тяжёлых поражений Августу II, королю польскому и курфюрсту Саксонии. Часть польской шляхты приняла его сторону. В 1704 году Варшавская конфедерация низложила короля Августа II и объявила период бескоролевья. Станислав Лещинский был отправлен конфедерацией ко двору шведского короля с дипломатической миссией. Вскоре новым королём Речи Посполитой был избран Станислав Лещинский, на которого пал выбор Карла XII.
Часть польской шляхты осталась верна Августу II. Раскол польской шляхты привёл к Гражданской войне. В 1706 году шведский король Карл XII принудил Августа II подписать Альтранштедтский мир, по которому тот отрёкся от польского престола в пользу Станислава Лещинского. После этого Станислав Лещинский стал полноправным королём Польши и великим князем Литовским.
Сокрушительное поражение шведской армии под Полтавой в 1709 году привело к падению авторитета Карла XII и его сторонников. Используя поддержку русской армии, Август II вернул себе корону Польши, Станислав Лещинский эмигрировал в Пруссию, а затем во Францию.
2 (13) декабря 1732 в Берлине русский посол граф Левенвольде и имперский посол граф Зекендорф заключили с королём Фридрихом-Вильгельмом І договор о совместных действиях в Речи Посполитой, который стал известен, как «Союз трех черных орлов». По договору для противодействия Станиславу Лещинскому и Морицу Саксонскому были выдвинуты кандидатуры португальского инфанта Эммануила и прусского принца Августа Вильгельма. Также решено было выставить войска на границах: 4000 кавалерии от Австрии, 6000 драгун и 14000 пехоты от России и 12 батальонов и 20 эскадронов от Пруссии. На подкуп магнатов стороны выделяли по 36000 червонных (около 90000 рублей). Миссия Лёвенвольде зашла в тупик, когда император отказался закрепить договорённости на бумаге.
После смерти своего противника, Августа Сильного, в 1733 Потоцкие выдвинули Лещинского в короли, его поддерживала и Франция. Кардинал Де Флери, который был фактическим правителем Франции при Людовике XV, отправил на Балтику для поддержки Лещинского небольшую эскадру.
Против кандидатуры Лещинского решительно выступили Россия и Австрия, предложившие в короли Августа III, курфюрста саксонского. Русские войска под начальством Ласси вступили в Польшу.
Станислав Лещинский переоделся в купеческую одежду и тайно проехал через Германию и неожиданно появился в Кракове во время Элекционного сейма. Из двадцати тысяч дворян за Лещинского проголосовали 12 тысяч.
12 сентября 1733 года примас провозгласил об избрании польским королём Станислава Лещинского. Между тем меньшинство, опубликовав манифест, в котором жаловалось на уничтожение liberum veto, отступило в Венгрув. Однако у короля не было военной помощи. Он не мог противостоять российским войскам, которые через несколько дней появились возле Кракова.
22 сентября Лещинский в сопровождении своих главных сторонников, а также французского и шведского послов выехал в Гданьск (Данциг), где намеревался дожидаться французской помощи. Расположенный у побережья, Гданьск был лучшей крепостью Польши и одной из лучших крепостей Европы, а близость к морю позволяла получать помощь от Франции и Швеции.
24 сентября в полмиле от Праги, в урочище Грохове, оппозиция избрала на престол Фридриха Августа. 5 октября 1733 в Кракове при помощи русской армии был коронован Август ІІІ.
В ходе войны за Польское наследство, русская армия выдвинулась на Гданьск и в феврале 1734 взяла город в осаду. Когда в Париже узнали, что Лещинский блокирован в Гданьске, была собрана вторая эскадра. В этот раз в Данциг посылались войска. Общее командование над эскадрой получил адмирал Жан-Анри Берейл. Однако французы потерпели поражение и крепость капитулировала. В ночь на 17 июня Станислав Лещинский бежал в крестьянской одежде в Пруссию.
3 ноября 1734 года австрийский император заключил с Францией перемирие, a 7 мая 1735 года подписал предварительные условия. Лещинскому был предоставлен титул польского короля и обладание всеми принадлежавшими ему в Польше поместьями.
26 января 1736 г. Лещинский отрекся от титула короля польского и великого князя литовского. По Венскому миру 1738 отказался от притязаний на польский престол, но сохранил пожизненный титул короля.
[
←81
]
Цирограф (cyrograf) – пакт с дьяволом, подписанный кровью.