Рассказы народного следователя

ДЕЛО, HE СТОИВШЕЕ ВЫЕДЕННОГО ЯЙЦА, ИЛИ ДОРОЖНАЯ ЯИЧНИЦА

Как-то я зашел в сельсовет районного центра переговорить о проведении общественной юридической консультации. В сельсовете, по обыкновению, было полно мужиков, пришедших не столько выяснить какое-либо дело, сколько обменяться новостями и почадить самокрутками «на миру». Председатель, тоже, по обыкновению всех сельсоветских председателей, отсутствовал, и я прошел в маленькую, отгороженную от «приемной» комнату с провалившимся в углу полом, где стоял вместо канцелярского шкафа деревенский буфет, окрашенный штакетной зеленью. Здесь, за кухонным столиком, покрытым куском кумача, восседал секретарь совета – мужчина неопределенных лет в сатиновой рубашке и залатанном на локтях пиджаке.

Против секретаря молча сидел на скрипевшей табуретке и, посапывая носом, читал старую газету какой-то пришлый человек в брезентовом пыльнике и старинном картузе синего цвета с матерчатым козырьком. Я осведомился: скоро ли придет председатель?

Секретарь ответил:

– Должон вскорости быть, товарищ следователь…

Услыхав этот ответ, человек в пыльнике отложил газету и, повернувшись вполоборота, осмотрел меня самым внимательным образом – снизу доверху и, опять, сверху донизу. Так барышники осматривали лошадей. Но посетитель мало походил на примелькавшийся тип конского барышника времен нэпа, обычно мужчину цыганского склада с бегающими рысьими глазками, но всегда самоуверенного и с оттенком некоторой вальяжности. В этом, напротив, чувствовалась явная растерянность, а внешностью он почему-то напоминал крысу.

Я тоже взял с подоконника газету и, устроясь возле окна, стал читать окружные новости трехнедельной давности.

– Готово? – спросил секретаря посетитель в картузе.

– Написал, да вот печать гербовую председатель с собой унес… Подождите малость…

– Некогда. Ехать мне нужно. Давай акт – пойду заверю в РИКе.

– Незаконно. РИК не будет заверять. Мы должны. По закону… Как, товарищ следователь, имеет право РИК заверять наш акт?

Теперь и я отложил газету.

– А в чем дело?

– Да вот гражданин заготовитель попросил акт составить на бой.

– Какой бой? Кто с кем бился?

– Яичный бой… Яйца разбились.

Удерживаясь от улыбки, я поинтересовался:

– Много?

– Десять тысяч, – пояснил сам незадачливый заготовитель яиц, – десять тысяч!

Он достал платок и, приложив его к глазам, стал всхлипывать.

– Пропал я теперь! Как есть – пропал! Вить по гривеннику без малого штука обошлась…

И вдруг заплакал. Тяжелым, беззвучным плачем пожилого мужчины.

– Ну-ка, дайте мне ваш акт!

В акте было написано что заготовитель Петуховского сельпо гражданин Ракитин Феофилакт Никандрович, следуя с тремя подводами яиц, на перекрестке двух дорог встретился с трактором.

Тракторы в нашем районе только что появились и вызывали смертельный страх у лошадей. У Ракитина были подводы без возчиков, и лошади шли привязанными на коротких поводах, каждая к задку телеги, тащившейся впереди. Увидев вынырнувшее из зарослей придорожного кустарника техническое чудо, кони вздыбили и, ломая оглобли, шарахнулись в сторону.

Телеги перевернулись, веревки лопнули, и на дороге возник невообразимый хаос из обезумевших лошадей, опрокинутых телег, вдребезги разбитых ящиков и тысячи раскоканных яиц, пересыпанных опилками Трактор прогремел дальше.

– Вы установили, чей был трактор? Да перестаньте хныкать. Вы же мужчина!

– Семеро у меня, товарищ следователь! Семь ребятенков и мал мала меньше… По миру пойдут теперь… А трактор – я вызнал – Михайловский трактор… Михайловского ТОЗа, значит… Ох, боже мой, боже мой! Погиб я, как есть – погиб! И за что же, господи, такая беда постигла?!

Мне он очень не нравился. Казался хитреньким и жуликоватым. Я взял себе составленный акт и, отобрав у него квитанционные книжки и личные документы, сказал:

– Еще раз говорю – перестаньте ныть. Слезами горю не поможешь. Поживите в райцентре дня три-четыре. Я поручу разобраться в этом деле кому следует. А завтра вечером придете в мою камеру. Здесь знают и покажут.

…Придя к себе, я позвал Желтовского:

– Сходи за Родюковым.

Родюков был недавно назначенным в район уполномоченным уголовного розыска. Он очень увлекался своей профессией, и было у него что-то общее с моим секретарем. Такой же фантазер и «детектив»-мечтатель. Только интеллектуально «в плечах поуже» Желтовского. Между собой они не ладили из-за какой-то местной девицы.

– Вот что, молодые люди, – сказал я им, – есть интересное дело. В нашей практике таких дел еще не бывало. Возможны чудесные превращения; потерпевший может превратиться в обвиняемого, а подозреваемый может оказаться потерпевшим…

– Ого! – сказал Родюков. – Первый случай в моей практике.

– Гм! – откликнулся Желтовский. – Действительно, загадочное дело!

– Конечно. Иначе я бы к вам, товарищи, и не обратился Так вот, расследование по этому загадочному делу поручаю вам, обоим. Только таким образом, чтобы каждый вел следствие самостоятельно, не посвящая другого ни в методику своего расследования, ни в результаты. Понятно? Кроме того, не рассчитывайте на какие-либо указания… Словом, полная самостоятельность! Сейчас возьмите моего Гнедка и вместе съездите на место происшествия. Протокол осмотра составьте объединенными силами, а потом… потом действуйте каждый поврозь.

– Труп? – нахмурился Желтовский.

– Врача нужно брать? – спросил Родюков.

– Нет, не труп. И врач не понадобится. Вот акт, прочитайте…

Они впились в документ, написанный секретарем сельсовета, одновременно, даже попытавшись по-мальчишески отобрать разлинованный лист друг у друга. Но, прочитав, сразу скисли…

– Что? – спросил я.

– Нет, ничего. Интересно, конечно.

Желтовский делал вид, что заинтересован. Родюков молча складывал акт в свой брезентовый портфель.

– Вы, братцы, я вижу, разочарованы? А зря! Может быть, было не десять тысяч яиц разбито, а… ну скажем, пять тысяч! Понимаете существо вопроса?

– Да-а-а! – протянул Родюков.

– Конечно, так оно и было! – горячо сказал Желтовский. – Конечно, мошенничество! Жульничество!

– Вот и докажите!-усмехнулся я.

– И докажу! Хотите пари?

Пари я отклонил и, подойдя к открытому окну, стал наблюдать, как они запрягали лошадь.

– Подтяни чересседельник, – командовал Желтовский. -Да не здесь! Это супонь называется! Эх, ты, сыщик! Понаслали вас, городских субчиков, сюда – хомуты на коней с хвоста надевать! Сидел бы себе в городе!

– А ты не очень задавайся! Да, я сыщик, а ты… технический работник. И помалкивай! Невелика заслуга коня запрячь. Это каждый сумеет…

– То-то я вижу, что каждый!

Так, переругиваясь, они справились с упряжкой и запылили по дороге.

– Здорово!

Я обернулся: в дверях стоял Дьяконов.

– Зашел к тебе пошептаться… Куда это мальцы покатили?

Я рассказал.

– Понимаешь, с одной стороны, нужно убедиться, нет ли здесь элементов жульничества, но меня больше интересует другое: методика следствия. Как эти деляги будут работать? У меня запрос лежит из округа: просят дать заключение на обоих для аттестации. Вот я и решил посмотреть их на конкретном случае.

Вечером Желтовский пришел ко мне на квартиру.

– Ну, как дела?

– Ужасные дела! Еще издалека мы увидели массу ворон и сорок, кружившихся над местом происшествия. Подъехали, и что же? Яйца! Яйца! Сто тысяч разбитых яиц!

– По акту – десять…

– Что? Ах, да! Ну, конечно. Это я так… Страшно было смотреть на такое уничтожение! Бессмысленное уничтожение! Ведь у нас в детском приемнике яйца давали только больным. По яичку в день! А тут… такое варварство. Судить, судить за это надо! По всей строгости закона!

– Кого же судить! Тракториста? Или лошадей?

Он возмутился:

– Как вы можете так говорить?! – и сурово закончил: – Найдем, кого судить! Я найду! Только вы меня на три дня освободите от работы и ни о чем не спрашивайте, пожалуйста!

– Хорошо, согласен. Действуй, Игорек!

А уполномоченный уголовного розыска Родюков на другой день явился ко мне и забрал квитанционные книжки с копиями приемных фактур на купленные у крестьян яйца.

И не было в Родюкове никакой патетики. И на слова он был скуп. Я подумал: «Ого! Этот, кажется, уже нащупал методику расследования».

Родюков уехал в район и предупредил, что вернется через неделю.

Заготовитель жил в райцентре, но в камере у меня не появлялся.

Прошло три дня. И еще три дня. Желтовского я видел урывками. Он целиком ушел в дело о разбитых яйцах, и я не беспокоил парня расспросами.

Но вот передо мной предстал Родюков. Загорелый и запыленный, видимо, только что с дороги. Выкладывая из портфельчика объемистую папку, заявил:

– Дознание о мошеннических действиях заготовителя Петуховского сельпо гражданина Ракитина мною закончено. Преступление считаю доказанным. Квалифицировал по статье… Обвиняемый мной допрошен и привлечен к ответственности.

– Признал себя виновным?

– Ну что вы?! Какой жулик признает себя виновным?! Будет отпираться. И на суде будет доказывать свою… правоту. Только нечем. Факты у меня. Голые факты!

– В чем состав преступления?

– В сознательном завышении количества боя яиц.

– А какой ему смысл? Он же материально ответственный. Так и так платить. И за тысячу платить. И за три тысячи. И за пять и за десять…

– Так, да не совсем так. Во-первых, увеличивая цифру боя, он, соответственно, увеличивает и норму естественной убыли, которая положена на бой в таких случаях…

– Ну, это правильно.

– Во-вторых, у него на руках акт, заверенный гербовой печатью. Акт о несчастном случае. И еще неизвестно, как суд посмотрит, если сельповцы ему предъявят иск. Ведь если рассудить объективно – несчастный случай был. И винить, вроде, некого… И, действительно, разбито 4800 штук… яичек, то есть.

– Выходит, что с десяти тысяч будет сброшена норма естественной убыли, в два раза превышающая действительно полагающуюся?

– А в-третьих, законом – я уже смотрел – в таких случаях предусмотрена только частичная материальная ответственность. Вот он и выйдет сухим из этого грязного дела… Только не выйдет! Я эту приписку в акте доказал.

– Каким образом? И вообще расскажи, как ты действовал.

– Очень просто: взял и проверил все квитанционные книжки по деревням, где этот «яичный бог» побывал. Против каждой квитанции – допрос. Все до одной квитанции проверены. И вышло всего 4800 с чем-то, а не десять тысяч.

– Так ведь квитанции-то пронумерованы? Не такой же он дурак, чтобы…

Родюков перебил:

– Квитанции не пронумерованы.

– Да что ты?

– Так точно. Вот смотрите сами.

Действительно: квитанционных книжек было пять.

И ни одна не пронумерована.

– Видите: как это удобно для мошенника?! Он же не ожидал, что вы встрянете в это дело и отберете копии фактур. А потом понаписал бы липовых квитанций, первые экземпляры вырвал, а вторые представил. И денежки почти за пять тысяч двести яичек – тю-тю! В карман. Мол, крестьянам уплачено, яйца разбиты, сколько там полагается процентов, если суд присудит, я уплачу, и вся недолга… Я – не я и лошадь не моя!

– Да… Пожалуй ты прав, товарищ Родюков…

Я смотрел в его лицо с любопытством. Этот, действительно, далеко пойдет. Логичен и сообразителен. Молодец!

– Действия ваши, товарищ уполномоченный, считаю правильными и одобряю. А что сказал на допросе этот прохвост?

– Да вот читайте его допрос. Вот, вот здесь… Видите: «…Где и у кого я покупал яйца, вспомнить не могу. Проехал много деревень и совершенно не помню даже многих названий…» Детский лепет! Говорит, что он в первый раз в нашем районе… Ну и гусь! А что у Желтовского? Как он работал?

– Не знаю. Еще не разговаривал с ним.

– Разрешите идти домой? Умотался с этой яичницей в усмерть. Теперь, наверное, долго буду яйца ненавидеть.

Я рассмеялся.

К вечеру явился Желтовский. Угрюмый. Словно кем-то обиженный. В руках пачка бумаг. Он положил ее на стол. Я увидел какие-то странные ведомости, выкладки, расчеты с длинными колонками цифр.

– Кончил расследование?

– Кончил..

– Доказал преступление?

Он стал еще угрюмее. И вдруг выжал из себя, отвернувшись в сторону:

– Преступления не было…

– Вот тебе раз?!

– Было разбито девять тысяч шестьсот девяносто три яйца…

– Сколько?!

– Девять тысяч шестьсот девяносто три яйца!

– Гм… ты в этом уверен?

– Может быть, штук на тридцать-сорок ошибся… А так подсчитано верно…

– Постой, постой! Что подсчитано? Разбитые яйца?

– Угу…

– Да как же ты ухитрился?

– Подсчитал…

– Ничего не понимаю!

– Вот смотрите: это план места… несчастного случая. Здесь нарисовано место падения первой телеги. Вот тут вторая телега свалилась: видите – очерчено цветным карандашом. Тут самый большой бой был. А подальше – третья… На третьей ящиков было меньше… Все телеги свалились под откос, в кювет…

– Так. В кювет. Свалились.

– Кювет был сухим и не зарос никакой… ботаникой. И там лежали все эти яйца…

– Ну и что же ты сделал?

– Начал считать… Четыре дня считал. С утра до ночи. Пока свет был…

– Да как же ты мог сосчитать?!

– Сначала по скорлупе. Откладывал каждую скорлупку в сторону. Которые скорлупки не разбились дочиста…

– А которые разбились дочиста?

– Те, которые дочиста, я собрал скорлупу. Всю до капельки. Взвесил. И разделил… обмыл сначала.

– Постой, постой! Что взвесил?

– Ну… скорлупный бой.

– Так, так! А на что разделил?

– На все скорлупки… Ну, вывесил одну, потом еще одну и еще одну… пустые скорлупки, которые сохранились. Потом сложил и разделил на три, а потом мелкий бой разделил на это…

Я начал понимать.

– Следовательно, вывел среднее от трех единиц, а затем общий вес собранной мелкой скорлупы разделил на это среднее?

– Ну да…

– И в результате получилось девять тысяч шестьсот?..

– …девяносто три. Это с теми, которые были отложены… Сохранились которые…

Я сидел потрясенный…

Игорь подозрительно спросил:

– А что? Разве не верно?

Обшлага рукавов его пиджака и колени брюк были обильно увожены смесью яичного желтка, земли и травяной зелени.

– Я на каждую телегу составил отдельный акт. С приложением ведомостей. И дал расписаться двум парнишкам из ШКМ, которые мне помогали. И еще отобрал у них подписки… о неразглашении.

– Игорь! – сказал я. – Дорогой ты мой Игорь! Иди сюда, я тебя поцелую! Титан! Честное слово: титан!

– Ну уж вы скажете! Титаны это, которые у греков… А я…

От поцелуя он конфузливо уклонился.

– Ну пойдем, дружище, обедать к нашей сторожихе. Я сегодня заказал ей яичницу с салом! Будешь есть яичницу?

– Еще как буду! Я хоть каждый раз могу яичницу есть!

Дело, которое мне казалось не стоившим выеденного яйца, на которое я смотрел, как на любопытный казус, превращалось в настоящее «дело», и в нем надо было разбираться всерьез. Кому же верить: Родюкову, профессионально и правильно проведшему расследование, или Желтовскому, обосновавшему свои выводы на сомнительной арифметике? А почему – сомнительной? Ведь то, что проделал Желтовский, и есть самая настоящая дедукция. Пусть примитивная, вызывающая улыбку… Но нельзя отказать этой «методике» в железной, математической логике… Если, разумеется, подсчеты сделаны правильно… А почему бы им и не быть правильными?

Я вышел в коридор и пригласил вызванного на допрос заготовителя Ракитина.

– Почему вы не приходили столько времени? Повестки, что ли, дожидались?

Ох, как не нравился мне этот человек с крысиным обликом!

– Вы что же – не заинтересованы в своем деле?

– Так ведь чево уж тут… интересоваться… Когда меня агент угро… допрашивал, я уж сразу все понял: ну, теперь конец мне. Погибель и все! Раз подписку о невыезде отобрал.

– Подождите, подождите, уважаемый! А до разговора с уполномоченным угрозыска почему не приходили?

– Как, то есть, до разговора?

– Да ведь уполномоченный Родюков только вчера вернулся с расследования?

– А вчерась он меня не вызывал…

– Так когда же он вас привлек и подписку отобрал?

– В тот день… Когда вы мои документы взяли… Ночью он меня арестовал, допросил обвиняемым, значит… в мошенничестве. А потом ослобонил. Взял подписку. Вот я и живу здесь. Остатние крохи проедаю… Эх… скорей бы к одному концу! Мошенник – так мошенник… Скорее бы только!

– А вы сами считаете себя мошенником? Приписали для счета еще пять тысяч яиц?

– Что вы, товарищ?! Вить я многосемейный! Да, видать, уж так мне на роду написано… Може, когда правда и выйдет…

– Хорошо. Подождите в коридоре.

Я стал внимательно просматривать дознание. Что за черт?! Подписка и постановление о привлечении в качестве обвиняемого датированы вчерашним числом… Вот история! А какой смысл этой крысе врать?

– Ракитин! Войдите! Садитесь. Скажите, вы помните названия деревень, которые объезжали?

– Н-нет… Много было деревень. Все не упомню…

– А дороги, которыми ехали, помните?

– Так, маленько помню…

– А фамилии крестьян, у которых яйца покупали?

– Не помню. А только они записаны в книжках…

Я подвел его к карте района.

– Выехали вы, следовательно, из Петуховского района. Вот отсюда, не правда ли? И куда же направили стоны?

– В Леньки…

– После Леньков?

– Кажись, в Рудаковку… Есть такая в вашем райвоне?

– Есть… Ну, а после Рудаковки?

– В Песково… а затем поехал в это самое… как его…

– В Лысогорку?

– …кажись туда, а в точности не помню… Нет, не в Лысогорку я поехал, а в Родники… Сейчас припоминаю: в Родники.

– Ну, а если весь этот маршрут повторить: нашли бы деревни и людей?

– Так ведь как же не нашел бы, если все деревни в книжках записаны?!

– Сколько же вы проехали деревень всего?

– Кто ж их упомнит?.. Вот все в книжках… фитанции…

– Ладно. Давайте посмотрим «фитанции»… Так. Начали. Леньки… Рудаковка, Лысогорка, Родники, Пеньково, Столетово, Братское, Скуратово…

Я назвал десятка три деревень. Он согласно поддакивал.

– Ну, вот и все, что записано в пяти ваших книжках…

– Верно все, коли больше нет…

Я взял счеты.

– А теперь подсчитаем, сколько же яиц вы заготовили.

Защелкали костяшки.

Он смотрел на мои руки безучастно.

– Итак, вы заготовили всего четыре тысячи восемьсот тридцать штук…

– Как то ись четыре тысячи восемьсот?!

– Да так уж! Арифметика – наука точная. Может быть, сами подсчитаете? Пожалуйста…

Он считал долго, сбивался, снова начинал подсчет… И вдруг заплакал. Снова, как в первый день нашего знакомства, заплакал. Я чувствовал почти физическую брезгливость к этому человеку.

– Ну, что же? Четыре тысячи восемьсот, а не десять тысяч… Так или не так?

– Десять тысяч у меня было… десять тысяч…

Я потащил к себе из лежавшей на краешке стола пачки чистый бланк «Протокола допроса в качестве обвиняемого»… Но вдруг вспомнил об дедуктивном опусе Желтовского… Черт возьми! А ведь не увязывается!

Не верить Игорю я не мог. Слишком хорошо знал я этого замечательного парня. И… ох, как не хотелось мне тащиться по жаре в объезд тридцати деревень! Но – я вызвал дежурного милиционера.

– Скажи кучеру, чтобы запряг ту пару, что отобрали у конокрадов.

– Сейчас поедете? С кучером?

– Сейчас. И без кучера. – А человеку-крысе сказал: – Поедете со мной. Будете кучерить…

До пятнадцатой деревни все шло как по-писаному.

– Ну, Ракитин, были вы здесь?

– Был…

– Дома, где покупали яйца, можете найти?

– Нет…

– Хорошо. Поедем в сельсовет…

Следовала обычная процедура вызовов. Являлся крестьянин. На вопрос: «Продавали яйца вот этому гражданину?» – отвечал:

– Продал полторы сотни… А чево?..

– Квитанцию получили?

– Получил…

– Можете принести показать?

– А пошто не принести? Сейчас схожу…

Иногда отвечали:

– Искурил на цигарку…

Но все подтверждали и количество проданных яиц и полученную сумму, отображенную в копии квитанционной книжки… Словом, все шло нормально. Но с пятнадцатой, по счету, деревни начались странные вещи…

В этой большой и зажиточной деревне пришлось заночевать. Я вызвал некоего Самохвалова, однако с ним сразу явились еще человек пять.

– А вы, товарищи, зачем пришли? Покурить?

– Нет, товарищ следователь… Нужно бы кое-што прояснить…

Переговорив с Самохваловым, я предложил:

– Ну, давайте, проясняйте, что хотели…

– Претензию мы имеем к энтому человеку, – ткнул желтым обкуренным, как мундштук, пальцем пожилой бородач. – Пущай скажет, пошто Самохвалову платил по семь гривен с десятка, а мне, к примеру, по полтиннику? А вон Федору Егоровичу по четыре рубли с сотни отвалил… Это как же так, гражданин хороший? Нешто у тебя такции нет? Заготовитель-то вы, вроде, совецкий?

Ракитин задергался, засопел и еще больше стал походить на старую крысу.

– Тута, граждане, дело торговое, полюбовное… Такса у меня сдаточная. А приемной таксы нету. Сколь заплачу – то и мое право. И я никово не насильничал… Хошь продавать – сделай милось! Не хошь – твое дело. Я тебя не неволю.

Я вмешался:

– Квитанции-то у вас есть, мужики?

– Как не быть, – ответили четверо и достали измятые бумажки.

Я сличил с корешками. Две квитанции сошлись. Но копий остальных двух в сброшюрованных корешках книжки не оказалось. А пятый – старичок – заявил:

– А мне энтот заготовитель и вовсе не дал квитка. Полторы сотни яичек куплял и деньги уплатил. По четыре рубли с сотни, а квитка не дал… Такое дело…

– Как же получилось, Ракитин?

– Врет. Все врет! Выписывал я ему квитанцию!

– Не гневи бога, гражданин! Стар я, чтобы врать…

Утром мы отправились дальше. Разговаривать мне не хотелось. Так в молчанку проехали семь верст и подвернули к сельсовету соседней деревни. Здесь выяснилось, что «яичный товар» был куплен у пяти женщин, а квитанции… квитанции у покупателей отобрал побывавший уже здесь уполномоченный Родюков. Я проверил книжку и не обнаружил фамилии продавцов.

– Может быть, вы просто из другой книжки оторвали квитанции, Ракитин, и копий не выписывали?

– Этого не могет быть…

– Так где же копии? В книжках-то их нет?

– Ума не приложу… А только я выписывал. И баб тутошних сейчас припомнил… Выписывал, с копиями… Под копирку.

Приблизительно такие же результаты я получал почти в каждой следующей деревне или в селе.

На шестой день объезда недостающие пять тысяч яиц «были найдены», а в портфеле моем лежала довольно объемистая папка кратких, но «доказательственных документов», свидетельствующих… О чем? О том, что больше половины купленного товара покупалось заготовителем с выпиской квитанции в одном экземпляре…

Зачем же ему это было нужно? Ведь в казенных деньгах надо было отчитываться? Ну, допустим, какую-то выгоду, за счет торгашеского объегоривания крестьян, он мог получить. Однако подавляющее большинство продавцов утверждали, что расплата с ними была произведена честно, по существующей среднерыночной цене. Правда, были и исключения, но очень мало… Так зачем же заготовителю понадобилось прятать копии квитанций?

Незачем… Тогда кому это нужно было? У кого еще мог проявиться интерес к этому делу? У Желтовского? Но ведь у него в руках квитанционных книжек не было… Неужели… Родюков? Что ж, проверим.

Дома я отпустил на постоялый двор Ракитина и вызвал к себе Родюкова.

– Садись. Предупреждаю: разговор официальный. Зачем вы удалили из квитанционной книжки копии? И удалили хитроумно: так что и следов не осталось!

Родюков ухмыльнулся.

– Да что вы нервничаете, Александрыч? Ведь он жулик – пробу ставить негде! Его нужно обязательно изъять из общества! Вы в Гусевке этого старичка Рыжкова допрашивали? Ну так чего ж вам еще надо? Ракитин ему вообще не выдал квитанции… Да и не одному ему! И в Грибковке, и в Ельцовке… и в Рухловой. Верно ведь?

– Да. Так Ракитин обжулил крестьян на триста яиц и нажил таким путем разницу против сдаточной цены в сумме 16 рублей 30 копеек…

Родюков все ухмылялся.

– У меня меньше получалось… Сами должны понимать, что на такую сумму ни один нарсудья дела не примет. А Ракитина обязательно нужно изъять… Это вам всякий скажет. Любой честный гражданин советский.

– Знаете, что вы сделали, Родюков? Как бы хотелось, чтобы до вас дошло. Ракитин – мелкий, грошевый жулик. А вы – во сто крат хуже! Вы вор! Вы государственную честь украли!

– Ну, знаете ли… вы хоть и следователь, а не забывайтесь!

– Сдайте оружие, Родюков!

– Фью-ю-ю! Это уж вы, тово… маком! Не вы мне шпалер давали, не вам его и получать. Поеду в округ и доложу, как вы работать мешаете! А еще народный следователь!

Я крикнул:

– Дежурный! Обезоружить!

Родюков пытался занять оборонительную позу, но вошедший вместе с дежурным милиционером Шаркунов убедительно сказал:

– Не балуйся с наганом. Велено: сдай оружие – значит, сдай! – Взглянув на меня, Шаркунов осведомился: -Это за конские паспорта?

– Какие паспорта?

– А, так вы не знаете еще? Родюков при обыске конокрада-цыгана подсунул ему десяток конских паспортов, а потом «нашел»… Я вам не стал докладывать. Думал, что так… сами разберемся. По своей линии… За какие же провинности вы его обезоруживаете?

– В порядке статьи 142 отстраняю его от работы и арестовываю за злоупотребление по должности. Дежурный! Отведите Родюкова в арестное помещение!

Я пояснил Шаркунову, в чем дело.

– Вот гаденыш! – выругался начмил. – Это почище паспортов с цыганом! Ведь это что? Это он мне, его начальнику, в мою партизанскую душу харкнул!

Родюкову дали два года лишения свободы, но он вскоре был освобожден досрочно и уехал работать в соседний район… заготовителем.

– Да и все это «яичное дело» не стоит выеденного яйца! – сказал мне после вынесения приговора знакомый член коллегии защитников. Но присутствовавший тоже на суде Дьяконов отнесся к оценке дела по-другому:

– Это очень хорошо, что Родюкова вовремя за руку ухватили. Если он в восемнадцать лет от роду такие вещи устраивал, что же было бы лет через пять, десять его службы?! Да, вот что: мы в окротделе надумали взять Желтовского к нам. Как ты смотришь?

– Только тронь – драка будет!