Рассказы о русском музее

МЕЧТА ВРУБЕЛЯ, ДЕМОН

Кто не знает этих лермонтовских строк, кто не восхищался стихами поэмы, кого не будоражили в юности странные мечты и порывы мрачного изгнанника, его смятение и тоска?

Разные по душевной зрелости читатели находили в поэме Лермонтова, как и в любом глубоком произведении, иные отзвуки своим мыслям, различные истоки своим чувствам. Одним из тех, кто видел всю сложность, всю глубину лермонтовского образа, был Михаил Александрович Врубель. Демон стал главной темой художника, в которой поэтические мечты Лермонтова переплелись с исканиями другой эпохи, с устремлениями другого гения России. Полвека разделили обоих певцов Демона. «Печальный дух изгнанья» обогатился у Врубеля новыми чертами.

Врубель много раз обращался к изображению Демона. Художник иссушал свой мозг, отыскивая зримый облик одинокого изгнанника, без конца меняя его. Демоны скорбят, тоскуют и умирают на листах и холстах гениального художника.

Два врубелевских Демона живут в Русском музее. Каждый из них — неповторим и прекрасен. Один, гипсовый, с бледным, чуть раскрашенным лицом смотрит на людей невыразимо скорбными, полными ужаса глазами, и на воспаленных губах его, кажется, запекся крик. Эти неправдоподобно огромные глаза видели, наверное, такие бездны, такую безысходность, какие вряд ли становились уделом человека. Только великий художник мог оживить подобный взгляд… Другой Демон — на полотне, летит над пустынной землей. Полотно это не окончено. Но и в незавершенном виде оно хранит мечту Врубеля, мечту всей его жизни.

Зал, где экспонируются Демоны Врубеля, открывает в музее экспозицию русского искусства начала двадцатого века.

1910 год принес русской культуре невосполнимые потери. Лев Толстой. Комиссаржевская. Врубель. Но смерть оказалась бессильной перед гением.

Толстой остался Толстым, как Волга остается Волгой, как Эльбрусом остается Эльбрус. Комиссаржевская воплотилась в легенды. А Врубель еще только вступал в бессмертие. В дни, когда Россия оплакивала его кончину, Александр Блок говорил и писал: «Он уходит все дальше, а мы, отстающие, теряем из виду его, теряем и нить его жизни с тем, чтобы следующие поколения, взошедшие выше нас, обрели ее, заалевшую над самой их юной, кудрявой головой». Титаническое искусство Врубеля, пожалуй, только начинало свою жизнь среди людей. Еще не раз всколыхнет оно эстетическую память человечества.

Врубель жил и писал в холодной атмосфере непонимания, враждебности, насмешек, тупого, потребительского насилия. «Это была эпоха, когда эстетствующее мещанство издевалось над „непонятными“ произведениями Врубеля, — вспоминал А. Я. Головин. — Многим его искусство казалось в ту пору каким-то растрепанным, сумбурным, дерзким…» Мало кто понимал, что из этого «сумбура» родится Демон; что дерзость стала крыльями художника, его защитой от приземляющих мещанских вкусов.

Мещане, филистеры, ханжи находили Врубеля повсюду. Ханжеская мораль теснила его порывы. Врубелю предстояло единоборство, на которое художник выйдет вместе со своим Демоном.

Получив заказ на работы в киевском Владимирском соборе, Врубель создавал гениальные эскизы. Библейские темы не сковывали его фантазии. В его святых оказалось мало святости, в их лицах узнавались глубокие человеческие страсти и страдания. Это восхищало друзей художника и бесило мещан. Специальная комиссия отвела эскизы Врубеля, сделанные для Владимирского собора. Может быть, уже тогда ангелы и апостолы художника, «изгнанные из рая», начали свое превращение в Демонов?

Так обстояло дело с эскизами для собора, с произведениями на библейские темы. Но то же повторилось, когда Врубель обратился к театральным декорациям. Для частной оперы Мамонтова ему заказали написать занавес и плафон. На занавесе художник воссоздал пейзаж, навеянный итальянскими впечатлениями. Плафон украсился композицией «Песнь Леля»: на сцене этого театра шла «Снегурочка» Римского-Корсакова, которого Врубель глубоко чтил и любил.

Обе эти работы подверглись обструкции. Оперные певцы привыкли к малиновым бархатным драпировкам и преданно любили их. Итальянский пейзаж на занавесе коробил рутинеров. Возмутила их и «Песнь Леля» на плафоне: они предпочли бы символическую Славу с венком и трубой. В соборе вместо святых Врубель поместил человека, в театре вместо богинь — пастуха. А когда на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде появились два панно Врубеля — «Принцесса Греза» и «Микула Селянинович», — устроители выставки не разрешили экспонировать эти произведения в художественном отделе, среди других картин. Для врубелевских панно пришлось построить специальный павильон.

Врубель оставался в одиночестве, «сиротой», как назвал его Константин Коровин. Врубель перечитывал Лермонтова, читал любимую поэму вслух, уже понимал, что Демон сможет стать его союзником в единоборстве против филистерских вкусов.

Может быть, первый шаг к «Летящему Демону» был сделан, когда Врубель пристально вглядывался в рисунки к лермонтовской поэме художника Зичи и готовился сделать свои. Рисунки Зичи поражали своей беспомощностью, а Демон представал на них хилым, немощным видением. Нет, рисовальщик не понял Лермонтова, не вчитался в его поэму и перепутал Демона не то с чертом, не то с дьяволом. Если обратиться к первозданному смыслу этих слов, говорил Врубель, то окажется, что черт — это просто «рогатый», дьявол — «клеветник». А Демон — это душа, образ борьбы человеческого духа. Духа — разума и воли, а не духа-видения.

В творческом сознании Врубеля рождался и пускался в титанический полет свой прекрасный и страдающий Демон. Поэтому так задевали художника встречи с демонами-дьяволами мещанских сказок, с демонами-злодеями. Когда на оперной сцене поставили «Демона» Рубинштейна, Врубель отправился в театр. Дело заключалось не только в том, что жена художника, певица Н. И. Забела, исполняла в этом спектакле партию Тамары. С особенным волнением ожидал Врубель появления главного героя постановки. Когда исполнитель партии Демона вышел на сцену, на рутинную сцену старого оперного театра, — художник закрыл лицо руками и проговорил: «Не то, не то!» Этот провинциальный Демон-искуситель невинных дев воплотил в себе уровень представлений провинциальных обывателей. Он сладко пел, и каждый звук его музыкальных речей нестерпимо ранил Врубеля.

Путь к своему Демону начался, и с него уже невозможно было свернуть. В 1891 году художник сделал тринадцать иллюстраций для издания сочинений Лермонтова. Рисунки Врубеля (они находятся большей частью в Третьяковской галерее, в Русском музее хранится один, изображающий караван) полны экспрессии, огня, страсти, чутко услышанной художником в поэме. Голова Демона с огромной копной черных волос, свившихся в могучие кольца, широко раскрытые глаза и запекшиеся губы — все это очень напоминает скульптуру из «врубелевского» зала музея. Поразителен рисунок «Скачущий всадник»: кажется, всеми нервами, каждым мускулом ощущаешь яростный полет одичавшего коня, слышишь его храп, его топот.

Создав рисунки к поэме, Врубель не исчерпал тему, а только углубился в нее. Художник работал над ней тем упорнее, чем злобнее третировали филистеры «непонятное» им искусство. Врубель уже видел могучий полет Демона, широкий размах его фантастических крыльев. Художник создал множество эскизов — углем, пером, акварелью, рисуя Демона во всевозможных положениях отыскивая решение излюбленного образа.

Девятнадцатый век отходил. Двадцатый поднимался, опираясь на ровесников-младенцев, — двигатель Дизеля и рентгеновские лучи, радио и кинематограф. Он поднимал свое искусство и на крыльях врубелевского Демона. Собственно, последним большим произведением русского искусства, датированным девятнадцатым столетием, стал «Летящий Демон» Русского музея.

Он занимает почти все пространство картины, этот гигант со втянутой в плечи головой и удлиненным, узким лицом. Он летит над снежными горами и дикими скалами. Кажется, под ним простерлась чуждая, мертвая планета, где ни единый звук, ни единый проблеск света не согреет вечного странника. Холодной тоской бесконечного одиночества веет от картины. Оно — страшнее смерти, потому что вечно. Такое вечное одиночество ужаснее самой страшной казни, потому что всякая казнь имеет конец. Этот ужас запечатлен в глазах Летящего Демона…

Цветовое решение картины своеобразно и необычно. Оно строится на блеклых, тусклых, будто погашенных коричневых и синевато-лиловых тонах. Такова живописная трансформация лермонтовских строк:

Образ вечера стал в творчестве Врубеля одним из мостов к его Демону. Художник воплотил на холсте поразительные сине-лиловые тона, каких русское искусство не знало ни до, ни после него. Тона эти бесконечно варьируются, углубляясь, загораясь или потухая, сгущаясь или бледнея. Тусклый отблеск вечера окутал и Летящего Демона. Вокруг — ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет…

Но перед нами — не иллюстрация к Лермонтову. Картина Врубеля неизмеримо шире понятия иллюстрации. Может быть, вся противоречивость творчества художника, все его трагические искания, все его одиночество отразились в этом полотне. Перед нами — одинокий бунтарь, восставший против обыденного и плоского. Но злая тоска наложила печать на его лицо. Глаза Летящего Демона страшны: они видят нечто, что недоступно человеческому взгляду, и то, что они видят, наполняет Демона страданием. Может быть, он видит свое падение? Оно скоро наступит, и Врубель изобразит его на своем полотне «Демон поверженный» (Третьяковская галерея). И тогда отчаяние и злоба еще более захлестнут Демона. Но и здесь, на полотне Русского музея, Демон уже близок к своему концу…

Врубель не интересовался политикой, не принимал участия в реальной общественной борьбе. И Демон его остался символом тоски и одиночества, образом отверженного всеми беглеца. Но образ этот исполнен удивительной силы, разрывающей паутину обыденной серости. Общности пошлых мещан Демон противопоставляет горькое, но гордое одиночество.

Таков Демон Врубеля, выросший из Демона Лермонтова.

Священник Новодевичьего монастыря, стоя над могилой Врубеля, сказал:

— Художник Михаил Александрович Врубель, я верю, что бог простит тебе все грехи.

Врубеля уже не было, а филистеры и ханжи все подсчитывали его «прегрешения». Они забыли только, что богами для художника давно стали люди, их страсти и мечты…

А поэт Александр Блок писал позднее по поводу своей «Незнакомки»: «Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона».