Рассказы о самоцветах

Синие камни

Этот очерк я посвящаю тому синему камню, который хотя не имеет прозрачности сапфира, блеска и чистоты эвклаза, все же дивно прекрасен. Я говорю о лазурите. Этот замечательный камень цвета неба проходит в течение 7 тыс. лет через всю историю человеческой культуры.

Лазурит, или, как его еще называют, ляпис-лазурь^[11], лазоревый камень — алюмосиликат сложного состава с содержанием серы, отвечающий по своему химическому составу искусственному ультрамарину. Наиболее известен лазурит Бадахшана (Афганистан) в трех своих разновидностях: густо-синей, цвета индиго, небесно-синей и зеленовато-синей.

Но это сухое описание не передает, конечно, обаяния нашего прекрасного синего камня, который в свое время ценился наравне с золотом и воспевался в поэтических легендах.

Лазурит — то ярко-синий, горящий тем синим огнем, который жжет глаза, то бледно-голубоватый камень, с нежностью тонов, почти доходящей до бирюзы, то сплошной однородной синей окраски, то с красивым узором сизых или белых пятен, переплетающихся и мягко сливающихся в пестрый и разнообразный узор.

Яркий и сверкающий при солнечном свете, лазурит становится темным и мрачным при свечах и электричестве. Недаром его красота ценилась больше всего на юге, где роскошь и пышность убранства были рассчитаны на солнечный свет.

Есть, однако, один сорт лазурита, который хорош и вечером, — это байкальский лазурит. К мягкому синеватому его колориту примешивается заметный фиолетовый оттенок. В таких лазуритах синие пятна гармонируют с белыми и серыми скоплениями известняка, с отливающими перламутром листочками слюды и желтоватыми пятнами вокруг включений колчедана. Мало художественными кажутся они в мелких кусочках, но прекрасны в облицовках и в крупных изделиях.

Если яркий синий камень Бадахшана вы можете видеть во всей его красоте в залах Эрмитажа, в Ленинграде, то нежно-голубые тона лазурита вы оцените только в Лионском зале Царскосельского дворца в Пушкине.

Этот прекрасный синий камень не мог не обратить на себя внимание человека с незапамятных времен. Это один из интереснейших самоцветов, известных в археологии и истории Востока. Многое в прошлом этого камня является для нас загадочным и требует выяснения, но несомненно то, что с ним издавна связывались представления о небе, что ему поклонялись, видя в нем воплощение божественных сил.

Может быть, еще задолго до того, как научились использовать его в амулетах, лазурит начали применять для изготовления драгоценной краски — ультрамарина. Для этого камень жгли на кострах, растирали в тонкий порошок и, промыв для отделения от примесей, смешивали со смолой, воском или маслом. В виде такой ультрамариновой краски лазурит высоко ценился еще в древности, особенно в Ассиро-Вавилонии, Индии и Персии, так как давал единственные по чистоте и прочности тона, с которыми не могли конкурировать изменяющие свой цвет в огне медные соединения.

Насколько ценилась синяя лазуритовая краска, видно из того, что самые ответственные части картин эпохи Возрождения исполнялись в природном ультрамарине, не менявшем своего цвета от времени, а замечательные украшения испанской Альгамбры были расписаны природной ляпис-лазурью.

Но гораздо более важной стороной использования лазурита было приготовление из него художественных изделий.

Мягкость и доступность резцу облегчали резные работы, но неровность окраски, пятна и многочисленные включения не допускали тонкой филигранной резьбы, а лишь грубый орнамент. Зато присутствие блестящих золотистых точек позволяло использовать дивные эффекты звездного неба.

Роль лазурита в истории материальной культуры человечества в значительной степени определяется расположением его основных месторождений. Светло-голубые лазуриты Южной Америки (Андов) сделались известными лишь во второй половине XIX в. Лазуритовые валуны по реке Слюдянке и некоторым рекам Саян были официально открыты в 80-х годах XVIII в., хотя несомненно, что местные жители еще раньше собирали этот камень в выносах рек.

Еще Теофраст и Плиний писали о хороших лазуритах Скифии, через которую шли первые камни Бадахшана в греческие колонии и далее на запад. Часть же этого камня шла через горную Армению, и армянские купцы торговали лазуритом, доставляя камни из отдаленных стран Азии в Европу.

Вероятно, поэтому лазурит нередко назывался, наравне с синими соединениями меди, — «армянским камнем».

В древнем же мире единственным исторически важным центром нахождения лазурита был Бадахшан. Отсюда лазурит мог свободно проникать в Китай, Индию, Персию и Туркестан и, таким образом, получить широкое распространение во всех странах Востока.

В Китае лазурит был излюбленным камнем. Из него изготовлялись чаши, шкатулки, флаконы, кольца, амулеты и мелкие безделушки. Шарики из лазурита на головных уборах мандаринов были эмблемой их власти. Синий цвет лазурита ценился так высоко, что китайское искусство пыталось подражать ему, окрашивая в этот же цвет свой любимый камень — агальматолит.

Мало известен был лазурит в Индии. Индийские лапидарии лишь вскользь упоминают об этом камне, который, по-видимому, считался в Индии большой редкостью.

В персидском искусстве мы встречаем изредка лазурит в находках археологов. Употреблялся он и в более поздние времена, особенно для инкрустаций и мозаичных работ.

Особое и совершенно исключительное значение еще за 3–4 тысячелетия до нашей эры приобрел лазурит в Египте. По-видимому, здесь ему придавали характер священного камня, так как из него изготовляли амулеты, маленькие фигурки, пластинки или скарабеи. Эти изделия иногда достигали 5–6 см в высоту, большей же частью они были еще значительно меньше. Это показывает, что этот камень в Египте был редкостью и мог проникать туда с караванами через Месопотамию и Аравию лишь в незначительных количествах. Лазурита не хватало, и поэтому именно в Египте были изобретены искусственные пасты, окрашенные египетской синью и часто почти неотличимые от настоящего лазурита.

В Европе лазурит стал известен, по-видимому, давно.

Дело в том, что до открытия русских (сибирских) месторождений лазоревого камня единственным источником его было Бадахшанское месторождение, доступ к которому был труден и опасен. Афганские правители считали лазурит своей «регалией» (собственностью царствующего дома), и добыча его для продажи велась контрабандно, с отчаянным риском. Искатели, добиравшиеся до месторождения по диким горным тропам и ущельям, нередко попадали в засады, расплачивались жизнью за дорогой самоцвет. Месторождение было окутано мрачной и таинственной славой. В Европе точных сведений о нем не было, и лазоревый камень Востока относили то к Ирану, то к Китаю, то к Бухаре и Армении. Восточные купцы продавали его то под именем «бухарского лазурита», то под названием «армянского камня».

Только в начале XIX в. были предприняты экспедиции, в результате которых Бадахшанское месторождение было наконец описано. Оно лежит в горном Бадахшане, на севере Афганистана, недалеко от наших границ, около города Фиргаму, высоко в горах. Горы состоят из черного и белого известняка, в котором и залегает лазоревый камень. Доступ к копям очень затруднителен. Выработки до такой степени завалены обломками, что пробраться между ними можно только ползком. Из-за обвалов нередко происходят несчастные случаи.

Добыча лазурита ведется афганцами самым первобытным способом. У намеченного к выломке «гнезда» лазурита разжигают костер. Камень накаливают, а затем быстро обливают холодной водой. Резкая перемена температуры вызывает растрескивание камня, который затем раскалывают на куски и вытаскивают наружу.

Таков был долгое время единственный источник прекрасного синего камня, завоевавшего себе широкую известность.

В XV–XVII вв. лазурит был в Европе одним из самых излюбленных цветных камней. Особенно его ценили в Италии. Бенвенуто Челлини посвятил ему много теплых строк в своих трактатах о скульптуре и ювелирном искусстве. Однако широкому распространению этого камня мешала редкость его, так как количество лазурита, проникавшее в Европу из Бадахшана, было ничтожным. Так, например, во второй половине XVIII в. он ценился как особая редкость и вскоре потерял свое значение в западноевропейском искусстве: его забыли. Но не забыли его в России. Здесь он оставался любимым декоративным и поделочным материалом, хотя и с большим трудом доставляли его на русские фабрики из копей Бадахшана. В конце XVIII в. лазурит был найден в Прибайкалье, и началась новая эпоха в истории этого камня.

А еще через полтораста лет он был открыт и на малодоступных высотах «Крыши мира» — среди снегов Памира.

В первой половине XVIII в. этот камень получали из Китая. Его привозили монгольские караваны через Гобийскую пустыню и Ургу в Кяхту, где первый сорт его обменивали на серебро фунт за фунт, а за фунт второго сорта платили 0,9 фунта серебра.

Кружным путем через Туркестан и Монголию шел этот камень из Бадахшана, и тщетны были попытки получить достаточное количество нужного материала.

А между тем в русской столице, наряду с общим стремлением к ее украшению, к созданию новых дворцов, росла и страсть к синему камню.

Во второй половине XVIII в. широко распространялись по России приказы Екатерины II — искать и привозить «цветные каменья» к царскому двору.

В это время в глухом уголке Нерчинского края жил опальный естествоиспытатель, член Российской академии наук — Эрик Лаксман. Странствуя по отдаленным областям Сибири, он собирал растения, минералы, животных, открывал одну за другой тайны природы. В 1785 г. на берегах реки Слюдянки он нашел лазурит. Самому ли ему бросился в глаза этот синий камень в наносах реки, или действительно отважный зверолов цеховой мастер Лапшин нашел его, как передают другие источники, или, наконец, честь открытия принадлежит иркутскому крестьянину Война, — сказать трудно. Как это часто в жизни бывает, зарождение открытия слагается из многих тонких ниточек, неожиданно, вдруг, сплетающихся в прочную и очевидную нить. Так было и здесь; но заслуга Лаксмана состоит в том, что он оценил значение этого открытия. В ноябре 1786 г. он писал в Академию наук:

«По всей речке, около 35 верст длиною, находят валуны этой синей горной породы везде между наносами, и опять по местам, где выступают белые мраморные утесы… У Слюдянки ляпис-лазурь показывает удивительные переходы от самого насыщенного темного ультрамарина в цвет бледной сыворотки; местами встречаются камни фиолетово-синего цвета».

Как раз в то время талантливый зодчий Камерон украшал покои большого Царскосельского дворца и для Лионского зала задумал сочетать золотую лионскую ткань с синевой лазоревого камня. И для этой цели как нельзя лучше подходил именно светлый прибайкальский камень.

Особый курьер был немедленно отправлен в Нерчинскую горную экспедицию с деньгами и приказом помочь Лаксману в отыскании камней. В течение первого лета было собрано по реке Слюдянке свыше 300 кг камней. Этого было, конечно, недостаточно, и по поручению Горного департамента были предприняты попытки добыть большее количество лазурита.

Без какой-либо преемственности в работе, часто совершенно не зная о предыдущих поисках, копались здесь различные искатели: чиновники, путешественники, любители. Но лазурит не давался! Чтобы найти лазурит, должен был появиться энергичный человек, с твердой волей и решимостью довести дело до конца. Таким оказался бывший мастеровой Екатеринбургской гранильной фабрики Григорий Маркьянович Пермикин.

Посланный в 1850 г. Петергофской гранильной фабрикой в Сибирь для поисков «теневых» камней для мозаики, Пермикин уже в следующем 1851 г. открыл семь коренных месторождений лазурита — сначала в верховьях бурной реки Слюдянки, а потом на реке Малой Быстрой.

Настойчивый и упорный, Пермикин решил во что бы то ни стало открыть лазоревый камень. С трудом пробирался он по каменистому ложу Слюдянки, то едва журчащей где-то глубоко под нагроможденными скалами, то стремительно быстрой и бурной. «Глыбы камней в 50–100 пудов (1–1,5 т), — рассказывает Пермикин, — скатывались вниз бурным потоком и от оглушительного шума тряслись берега». По обрывистым склонам ущелья надо было пробираться к мраморным скалам. Некоторых мест «нельзя было достигнуть иначе, как только ползком в течение часа с четвертью, а спускаться вниз частью на ногах, частью катясь на палке».

Самым богатым и интересным оказалось месторождение на берегах Малой Быстрой, берущей начало в скалистых и диких вершинах хребта Хамар-Дабан. Здесь, в узкой долине, покрытой кедровым и еловым лесом, Пермикин проработал больше десяти лет, и свыше 3000 пудов (50 т) лазоревого камня было вывезено отсюда по сибирскому тракту в Петергоф.

Большие работы велись и по другим рекам восточных отрогов Саян. И всюду Пермикин шел не ощупью, не наугад, а пытаясь глубоко проникнуть в историю происхождения камня. Он совершенно правильно считал, что добыча лазурита будет успешной только в том случае, если отгадать тайну его образования и связь с другими минералами и породами. На фоне этой идеи он создал свою рабочую гипотезу, которая должна была служить ему путеводной звездой при разведках. Он считал, что лазурит образуется в известняке под влиянием сернистых паров, поднимавшихся из горячих недр земли по трещинам и разломам. Пермикин был в общем совершенно прав; и созданная им на практике теория блестяще оправдалась позднейшими исследованиями многих ученых.

Когда в России был найден лазурит, не только русские гранильные фабрики, но и заграничная промышленность могли бы на много лет быть обеспечены синим камнем, если бы бесхозяйственность царских ведомств не ломала и не губила каждое живое начинание. Из-за бюрократических стеснений и интриг дело разваливалось, копи на Малой Быстрой поросли густым еловым лесом.

Тем не менее русские камнерезные фабрики, Екатеринбургская и особенно Петергофская, достигли необычайного мастерства в обработке этого камня. В течение почти двух столетий они выработали огромный навык и знание лазурита; и чудесные, неведомые на западе методы явились находкой русской техники.

Грандиозные колонны внутри Исаакиевского собора-музея, около пяти метров высотой, из темного бадахшанского камня; колоссальные вазы Эрмитажа до двух метров вышины (работы 1840–1852 гг.); огромные столешницы сплошного синего тона — таких изделий не видел мир, и перед ними бледнеют создания эпохи Возрождения.

И когда очарованный зритель сравнивает их с огромными чашами из сплошной яшмы или авантюрина, — он уходит подавленный грандиозностью тех монолитов, из которых высек русский рабочий эти гигантские вазы и вырубил огромные колонны. Он так и останется при этом убеждении, если кто-либо более опытный не откроет ему тайну этих изделий, для изготовления которых был применен способ, издавна получивший название «русской мозаики». Не из лазуритового монолита сделано большинство этих изделий, а путем кропотливой и медленной обкладки отдельными пластинками камня искусственных форм, сделанных из металла или выточенных из грубого известняка.

Русский мастер перехитрил природу, и если она не могла ему дать монолитов достаточного размера, он сумел обойтись и без ее щедрости.

В советскую эпоху разведанные запасы прекрасного камня сильно возросли.

Уже давно ходили легенды, что где-то в высотах Памира имеется камень «лазуард».

Об этом писали английские путешественники начала XVIII в., с опасностью для жизни посещавшие знаменитое афганское месторождение Фиргаму; об этом говорили под секретом и старые таджики, заходившие во время охоты за архарами на трудно доступные горные вершины; наконец, это подтверждало и геологическое строение Памира. Но только после продолжительных поисков в 1930 г. было открыто месторождение настоящего темно-синего, яркого лазурита на Памире. Найденный лазурит — весьма высокого качества, с малым содержанием пирита, но с прекрасным глубоким синим тоном, выгодно отличающим его от прибайкальского и ставящим наряду с высшими сортами лазурита афганских копей.

Уже в августе 1931 г. к месторождению была проделана верблюжья тропа, и неутомимые исследователи Памира вывезли из осыпи большое количество прекрасного материала.

В районе этих находок площадь мраморов, заключающих в себе минералы — спутники лазурита, достигает многих десятков квадратных километров; и мы глубоко уверены, что еще не одно открытие новых месторождений обогатит советскую науку и позволит украсить здания нашей страны прекрасными синими камнями.

Там, в лазурной синеве «Крыши мира», между голубыми льдами ледников и синим южным небом родился яркий лазурит, тот замечательный камень, в котором как будто запечатлелось темно-синее небо горных высот и с которым было связано столько легенд.

Теперь на смену легендам пришла новая жизнь, полная истинной красоты и побед!

Мы хотели посвятить наш очерк только лазуриту, этому замечательному камню неба, красочная история которого проходит через всю историю культуры почти за целых семь тысячелетий развития человека и его техники.

Но в истории синего камня слава лазурита так тесно переплетается со славой другого сверкающего самоцвета, сапфира, так тесно переплетаются сами эти два камня — «сапфейрос» и «ладжварт» — в истории древних веков, что я не могу не включить в этот очерк несколько картин из прошлого сапфира.

Мы уже говорили, что природа исключительно скупа на синие камни. Действительно, откроем современную минералогию, выпишем из нее все синие камни, и мы убедимся, как редки они в природе.

Изредка голубым цветом сверкают нежно окрашенные топазы, зеленовато-синим цветом отливают редкие аквамарины, нежные небесно-голубые тона приносит нам восточная бирюза. Еще более драгоценны и редки голубые и синие кристаллы эвклаза. Но все это были редкие отдельные страницы, интересные лишь для минералога, не открывавшие новых горизонтов в области синего камня.

Один сапфир являлся настоящим синим самоцветом — нет, не «сапфейрос» греков, который они описывали в своих трактатах, а настоящий сапфир современной минералогии со всем спокойствием его синего тона, со всей чистотой и красотой сверкающего камня.

Перед нами замечательная парюра из кашмирских сапфиров густого синего тона; какой-то бархатистый оттенок скрывает прозрачность камня и придает ему таинственный, туманный вид. Вот брошка из сиамского сапфира; она горит гораздо более ярким синим цветом, она сверкает своим собственным огнем, но лишена мягкого бархатистого блеска кашмирского камня.

А вот замечательная брошь из цейлонского сапфира. Это чистый цвет василька, с тем переходом в фиолетовые оттенки, которые столь характерны и для васильков наших полей. Иногда совсем светлый, почти серый, как бы увядающий камень, но всегда чистый, прозрачный, сверкающий, как алмаз. Среди этих замечательных камней Цейлона мы знаем сапфиры с шестилучевой звездой, сапфиры переливающихся оттенков наподобие «кошачьего глаза».

Много хуже сапфиры Монтаны; они скорее серо-стального цвета или цвета электрик, для них характерен какой-то металлический полублеск, но и здесь — все тона от чистой незабудки до яркого василька, почти до сине-зеленой бирюзы.

Вот и австралийские сапфиры; они совершенно темные при искусственном освещении, и почти черные, как закристаллизованные синие чернила.

Так разнообразны сапфиры разных месторождений. Опытный глаз ювелира легко различает их и по тончайшим признакам, по деталям блеска и окраски безошибочно говорит об их родине.

Я хочу очень кратко рассказать историю этого камня, как складывалась она в самой Земле, а затем в руках человека.

Сапфир рождается из расплавленных гранитных магм. Там, где кипят они, насыщенные летучими парами; там, где прорываются последние гранитные расплавы в окружающие породы, — там рождается сапфир на границах гранитов и серых известняков, превращенных их дыханием в мраморы. Вот почему его всегда находят в древних гнейсах, переслаивающихся с кристаллическими мраморами и прорванных более молодыми гранитами и жилами их пегматитов.

Неудивительно, что этот прочный и твердый камень с прекрасной синевой издавна обратил на себя внимание; вероятно, в россыпях Индии, вместе с кристаллами алмаза, или в песках речек Цейлона были встречены первые его кристаллы — первые украшения первобытного человека.

И, превознося высоко синие сапфиры, индийские лапидарии говорят нам о том, какую огромную магическую роль в жизни человека играет сапфир: тот, кто носит по незнанию сапфир цвета облака, теряет свое состояние, укорачивает жизнь и привлекает молнию себе на голову. Тому, кто носит зернистый сапфир, суждено изгнание и нищета. Если в сапфире заметна маленькая трещина, то его владельцу не избежать нападения диких животных, а если посреди сапфира заключается немного глины или цвет его местами напоминает землю, то человек, который носит такой камень, делается сейчас же прокаженным от ногтей до кончиков волос.

Эти рассказы повторяются в многочисленных текстах арабов, и через все средние века проходит вера в таинственные силы этого камня.

В истории культуры человека и особенно на заре его религиозных верований сапфир приобретает значение наравне с изумрудом и рубином.

Мы находим сапфир в одежде священнослужителей Иудеи и Индии, читаем старинные тексты о том, что сапфир украшал корону Клеопатры. Греческая мифология прославляет блеск сапфиров в диадемах богов и богинь. Греки посвящают этот камень Зевсу — отцу всех богов; поэтому первосвященник носил камень только синего цвета.

Роль этого камня в древнем языческом культе повторяется через многие столетия в обиходе христианской церкви, и мы читаем о сапфире, как о камне добродетели, предохраняющем от излишеств; его должны были носить монахи и священники «во имя господа бога».

Но особая сила приписывалась звездчатому сапфиру. Три пересекающиеся в нем линии связывали с тремя великими силами — верой, надеждой и судьбой. Верили, что звездчатый сапфир помогает в борьбе с врагом. Германцы во время войн с галлами называли его «камень победы».

Вера в этот камень доходит до апогея в XVI и XVII вв. Но еще в XI в. знаток драгоценных камней Марбодий (1035–1123) посвящает сапфиру следующие строки:

«Велико значение этого камня и для женщин и для мужчин — он дает силу усталому телу, восстанавливает отягощенные члены и делает их снова крепкими. Он снимает с человека зависть и вероломство, он освобождает человека из темницы. Тот, кто носит его, никогда не будет ничего бояться…» Увлечение чудным цветом синего сапфира приводит к желанию украшать им средневековые церкви. Сапфиру подражают, делают замечательные синие стекла, сквозь которые лучи солнца прорываются во мрак соборов Реймса и Руана.

«Сапфир — камень неба, он заставляет думать о вере и о вечной жизни. Да спасется грешный человек!» — говорили в те времена.

Проходит много столетий, настоящий сапфир постепенно теряет свое значение.

Только в середине XIX в. новые страницы открываются в его истории. Твердость, вязкость и прочность серого и синего сапфира находили все более и более широкое применение. Главная часть добычи сапфиров Монтаны (США) стала применяться для выделки из них опорных камней для часов и точных приборов. До одной тонны в год технического сапфира добывалось из дресвы изверженных пород Монтаны, и американский синдикат соперничал на рынке самоцветов с фабрикой синтетических корундов в Биттерфельде (Германия).

Синего камня не хватало, благодаря чему высоко ценили синие стекла, окрашенные кобальтом.

В Венеции был изобретен особый синевато-молочный состав, получивший название сапфирина. Прирейнскую яшму удалось окрашивать в синие, холодные, неприятные тона и выпускать на рынок как дешевую подделку лазурита под названием «немецкий ляпис».

Наконец, с открытием новых методов получения искусственных корундов, в начале текущего столетия (1910) было выброшено на рынок огромное количество синтетического сапфира, окрашенного в синий цвет солями кобальта. Десятки тысяч каратов этого синего камня заполнили рынок, вытесняя природные синие корунды.

Так постепенно забывался природный камень, и на смену ему шел продукт, полученный новыми химическими методами, применяемыми на крупных промышленных предприятиях.

Будущее — за химией, за торжеством химических процессов. Человек, разгадав тайны природы, научается подражать ей, заменяя тысячелетнее кипение в глубинах магм немногими часами горения печей, а редкие рассеянные кристаллики корунда — непрерывным потоком синтетического сапфира и рубина, выходящего из пламени гремучего газа.

Так кончаются пути «сапфейроса» древних на семитысячном году его истории!

Последний очерк посвящен камню, о котором я почти ничего не говорил. Его голубизна уже несколько тысячелетий связывается с цветом неба. Это — бирюза.

Но где я должен говорить о бирюзе — в очерке о зеленых или о синих камнях? Ведь самые прекрасные ее тона связаны с чисто небесным цветом, а другие, излюбленные Мексикой, сливаются с зелеными самоцветами.

Синий и зеленый цвета тесно переплетаются не только в природе, но и в восприятии человека. Посмотрите на картины Айвазовского. Какими незаметными переходами связаны здесь все оттенки сине-зеленых тонов, т. е. всей коротковолновой части солнечного спектра. Посмотрите и на самую природу, на сине-зеленые тона селадонитов, придающих особую окраску целым горным хребтам в окрестностях Батуми и Тбилиси; посмотрите на зеленую листву, в которой сплетаются желто-зеленые краски с синевой игл вечнозеленых деревьев. Недаром у многих первобытных народов понятия «зеленый» и «синий» определяются одним и тем же словом, и апашское слово «дуклии» одинаково применяется и к зеленым и к синим камням.

Поэтому должно быть понятным, что в течение всей истории человечества бирюза в ее голубых и зеленовато-голубых разностях постоянно смешивалась с другими сине-зелеными камнями и нередко носила одно и то же с ними название.

Бирюза — замечательный камень нежно-голубого, чистого тона, который так любили персы, сравнивая его с небесным сводом. Зеленоватые отливы приближают его к цветам бурных голубовато-зеленых вод, стекающих с ледников Кавказа, Гималаев или Альп. Мы восторгаемся и замечательной пятнистой бирюзой, где красновато-бурые пятна сплетаются в сложный рисунок среди чистого голубого тона. Это тот аматрикс, который так любили индейские племена Аризоны и Нью-Мексико и который еще и сейчас, сохраняя грубую обточку первобытного человека, превращается в красивые ожерелья для американских красавиц. Три мировых центра владели в истории человечества этим камнем неба. Самый крупный центр, еще и сейчас играющий основную роль на рынке бирюзы, — это знаменитые бирюзовые копи около Нишапура в Иране.

Старое персидское поверье говорит о том, что «бирюза — это кости тех людей, которые умерли от любви». Бирюзе приписывался целый ряд таинственных свойств талисмана, и нет ни одного камня, который играл бы большую роль в человеческих суевериях и лечебном деле, чем именно персидская бирюза. Все эти замечательные легенды, сказания, суеверия, которые могли бы наполнить целые большие трактаты, широко разливались по всему Ближнему Востоку. Иран, Средняя Азия, Кавказ и особенно Грузия, Турция вплоть до Палестины и Египта, — вот где было царство бирюзы; и арабы в своем движении на запад принесли с собой любовь к голубой бирюзе, внося ее тона и в украшения Альгамбры, и в дивные голубые изделия испанского искусства.

Но Восточная Азия — не единственный источник небесного камня; вероятно, еще гораздо раньше, еще до открытия персидских копей Нишапура, человечество познало бирюзу. Я говорю о копях Синайского полуострова, которые открыты были египтянами еще за 3–4 тысячелетия до нашей эры, в шести днях пути верблюжьих караванов от Суэца.

Здесь, в красных нубийских песчаниках, в области, богатой медными рудами, найдена была первая бирюза, здесь впервые в изделиях Египта, в его голубых скарабеях — жуках начался культ этого камня, за которым посылались тысячи пленных рабов в безводные пустыни Синая.

Долгое время эти два центра — Нишапур и Синай — были единственными, известными культурному миру. А между тем за последние годы выясняется, что есть еще более замечательный третий центр бирюзы. Это — Мексика и южная часть Северной Америки.

В древнемексиканских гробницах и капищах были найдены замечательные мозаики, изображавшие лица ацтеков. Сам тип этих древнейших мозаик Америки очень своеобразен, так как пластинки, из которых она составлена, имеют самую разнообразную форму. Для мозаики использовались самые различные минералы, среди которых, однако, преобладает бирюза то голубого, то зеленого цвета. Вместе с бирюзой для мозаики использовали особенно часто перламутр разного цвета, малахит, кусочки золота, железистый кремень, стекло, коралл, кость, зубы акул, жемчужины, обсидиан и такие самоцветные камни, как берилл, гранат и изумруд.

За последнее время в штатах Аризона и Нью-Мексико были открыты богатые месторождения и настоящей голубой бирюзы, и близких к ней минералов — тоже фосфатов глинозема, окрашенных солями меди. Американские фирмы сумели создать целую эпоху в истории этого камня, широко применяя его вместе с золотом или серебром, обтачивая вместе с горной породой или же делая кабошоны красивого голубого тона, но все же несравнимые с бирюзой Нишапура.

Так наметились три центра бирюзы — Персия и соседние районы Средней Азии, пустыня Синая и лежащие на противоположном берегу Красного моря части Нубийской пустыни и, наконец, южная часть Северной Америки и Мексика.

В течение многих тысячелетий этот камень играл большую роль в истории человечества. Он никогда не сходил с мировых рынков, и всегда с ним были связаны легенды, суеверия, таинственные, чудесные рассказы. Эти легенды не только содержатся в древних мусульманских рукописях, — они сохраняются и до настоящего времени. Еще совсем недавно в английских газетах печаталось объявление какой-то англичанки, которая предлагала лечить от разных болезней при помощи бирюзы. В сущности эта англичанка недалеко ушла от того, что писал в «Сокровищнице лекарств» примерно 1000 лет назад имам Матлаул-Улум-Ва Маджа-ул-Фунум: «Ношение ее подвешенной укрепляет сердце, устраняет страх, дает победу над врагами, предохраняет от потопления и ударов молнии. Бирюза препятствует приближению змеи и скорпиона к ее обладателю. Если на бирюзу взять немного сурьмы и помазать последнею веки, то для глаз бывает большая польза. Созерцание бирюзы по утрам способствует сохранению зрения и увеличению его силы. Если, имея при себе бирюзу, увидать новую луну, то это знаменует счастье и благополучие в наступающем месяце».

Большое количество легенд связано с собственной «жизнью» этого камня. Они говорят о том, что бирюза бывает «новая» и «зрелая», бывает и «молодая, непостоянная, теряющая свой цвет». Они говорят о том, что бирюза легко «умирает», что от действия горячих масел, мыла, влаги и крепких запахов бирюза разрушается, постепенно зеленеет и потом распадается. В Иране этот любимый камень с особым искусством «оживлялся» и подделывался самыми разнообразными методами.

В этих легендах и баснях есть некоторая доля правды. Бирюза действительно очень неустойчивое химическое соединение. Она легко впитывает в себя различные вещества и особенно жиры, теряет или поглощает влагу, под действием угольной кислоты теряет свой небесно-голубой цвет и делается зеленой. Бирюза поглощает различные краски и соли меди, ее действительно легко подделать, временно изменить ее тон и оживить ее окраску.

Так в основе легенд лежит доля правды, еще плохо изученные физико-химические свойства камня. Может быть, еще много фантазий и легенд, связанных с самоцветами, найдет свое основание в казавшихся таинственными, но просто еще не изученных и не познанных свойствах самого камня.