Рассуждения о Библейской онтологии, о тайне контингентности, о моем рабстве и моей свободе и об эсхатологии, не вошедшие в «Видение невидения»

IV. О пути обращения.

Путь обращения тоже имеет свои стадии. Но эти стадии не совершенствование. Совершенствование, во-первых, непрерывно — процесс, во-вторых, субъективно; это не абсолютная субъективность, о которой говорил Кьеркегор, а субъективизм и психологизм. Стадии пути обращения, во-первых, качественные скачки — повороты, как я называл их в «Разговорах вестников», во-вторых, абсолютны. Смысл поворота: опустошение и наполнение. Опустошение не непрерывное, а качественным скачком, каким и был пустой невидящий взгляд: он освободил, опустошил меня от некоторых земных интересов и привязанностей, от соблазнительности некоторых соблазнов, уже потерявших свою соблазнительность. Стал ли я от этого более совершенным? Мне непонятен даже вопрос. Я остался тем же, что и был, и потерял то, что для меня уже и раньше не существовало, было ничем. Это было некоторым опустошением, и опустошение было наполнением. Кого и чем? Когда-то я написал: я опустошаюсь, Он наполняется. Чем? Славой; а я только сосуд Его славы: Его гнева и Его любви.

Как и Он, Его слава есть то, что она есть, и как то, что она есть, она больше того, что она есть. Это рост Его славы, но рост не во времени: внутренняя динамичность, актуальность; а я — сосуд Его славы.

Я «стремлюсь, не достигну ли и я, как достиг меня Христос Иисус... я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3, 12 — 14). Это стремление — бесконечная заинтересованность Богом, которую Он вложил в меня, и насколько я себя помню, с 1911 г.[18], когда я еще не знал и имени Его, — величина постоянная, хотя и динамическая. Динамике противополагается статика и постоянство. Стремление, о котором говорит апостол Павел в послании к Филиппийцам (3, 12 — 14), я понимаю как статическую динамичность; в статичности и постоянстве — абсолютность стремления, в динамичности — выход из себя, разрывание своих греховных границ, границ, поставленных моим грехом. Поэтому стремление динамично в себе самом: оно одно и то же в не одном и том же, одно и то же как не одно и то же: статическая динамичность и динамическая статичность.

Бог есть то, что Он есть, и как то, что Он есть, Он больше того, что Он есть. Это и значит: абсолютная актуальность, абсолютный творческий акт, причем личный творческий акт — Лицо. Стремление, о котором говорит апостол Павел, — сотворенный образ Божественного личного акта, творческого акта. И так же, как его несотворенный вечный прообраз, есть то, что оно есть, и как то, что оно есть, больше того, что оно есть.

Я сосуд Его славы; я наполняюсь Его славой: Его гневом и Его любовью. Это наполнение нельзя понимать как происходящее во времени: оно идет скачками, а не непрерывно. Я сказал: оно идет; это неверно: оно не идет, только возвращается к тому же самому, возвращается к тому, что оно есть, всегда возвращается к тому, что оно есть. И это неверно: оно всегда есть как всегда возвращающееся к тому, что оно есть; оно всегда одно и то же и как одно и то же — не одно и то же. А мое опустошение? Это как погрешность — погрешность жизни, погрешность греха, я сам как погрешность: отпадает то, что и не есть. А что есть? Его слава, которая как то, что она есть, всегда больше того, что она есть. В этом реальность, онтологичность Его славы — Шехины.

Если же я понимаю заполнение Его славой как временный процесс моего совершенствования, то я уже заменил Его славу — своей, вступил на лицемерный путь совершенствования. Если я совершенствуюсь, я имею заслуги и почитаю себя достигшим некоторой степени совершенства. Но апостол Павел «не почитал себя достигшим, а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремился к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе». Различие двух путей сводится к различию двух вполне определенных экзистенциальных состояний — к ощущению и чувству строя моей души: кто в конце концов последний субъект всех моих мыслей, чувств, намерений, действий?

Когда я говорю здесь о субъекте моих мыслей, чувств, поступков, я имею в виду последнюю причину — causa finalis всех моих мыслей, чувств, желаний, намерений, дел. Я говорю: последний субъект, а не causa finalis, потому что все сводится к одному: кому принадлежит моя жизнь — мне или Богу?

Я различаю в себе, во-первых, чувства и желания, во-вторых, мысли и намерения, в-третьих, реализацию мыслей, чувств, желаний, намерений в действии. С первого взгляда чувства и желания кажутся непосредственными и во всяком случае до некоторой степени не зависящими от меня, то есть от моих мыслей и намерений, от меня, судящего себя; мысли же и намерения до некоторой степени зависят от меня — от меня, судящего и оценивающего свои мысли, чувства и желания. Я сказал: до некоторой степени — потому что нормы, по которым я сужу себя, оцениваю свои мысли, чувства и желания, во всяком случае до некоторой степени не зависят от меня, судящего себя; реализация моих мыслей и намерений до некоторой степени зависит не от меня, а от внешнего мира, правильнее: от того, что не зависит от меня.

Затем я ввожу различия относительного, относительно-абсолютного и абсолютного субъекта. Относительный субъект — тот, кому я сам и другие люди приписывают мои мысли, чувства, желания, как относительный субъект я — сама ответственность за себя, за свои мысли, чувства, дела. Относительно-абсолютным субъектом я называю того, кто является непосредственной причиной или поводом возникновения у меня определенных мыслей, чувств и желаний. Абсолютный субъект — тот, кто является последней причиной, или causa finalis, всех моих мыслей, чувств, желаний, намерений и дел.

Эта тема очень большая. Например, непосредственность моих чувств и желаний далеко не несомненна. С первого взгляда кажется: то, что я люблю, — люблю, то, чего желаю, желаю и не могу любить того, что не люблю, и желать нежелаемого. Это неверно: я могу любить то, что ненавижу, ненавидеть то, что люблю, желать того, чего не желаю. Об этом говорил еще апостол Павел, а до него — Христос. Особенно ясно это в соблазнах. Что и кто соблазняет меня? Объект ли соблазна, или мысль от нем, об удовольствии, которое я могу получить, или бес — сила, которой я не могу противиться? Но сейчас меня интересует не это, я ограничу свою тему, меня интересует: кому я принадлежу: себе или не себе?

Если я спрашиваю: кому я принадлежу — себе или не себе, то ясно, что я уже разделен: я, принадлежащий себе или не себе, и я, спрашивающий, кому я принадлежу — себе или не себе, первого я назову своей душой и спрашиваю: кому принадлежит моя душа?

Тогда я вынужден ввести разделение: относительный, относительно-абсолютный и абсолютный субъект, потому что если я и не абсолютный субъект своей души, то все же я отвечаю за все свои мысли, чувства, желания, дела, на меня уже возложена бесконечная ответственность, я ясно чувствую и ощущаю ее в сознании своей вины, особенно же в сознании бесконечной вины без вины. И здесь возможны четыре ответа:

1. Абсолютный субъект моей души — я сам. Фактически этим отрицается различие относительного, относительно-абсолютного и абсолютного субъекта. Больше того: этот ответ или теоретический и практический солипсизм, или естественный, природный натурализм. В первом случае абсолютный субъект я сам как чистая воля или как трансцендентальная апперцепция, трансцендентальное Ego, трансцендентальный полюс интенциального отношения и в конце концов — как ни назвать и ни гипостазировать его — трансцендентальное ничто. Во втором случае я растворяю субъекта своей души, себя самого в своей наследственности, воспитании и природе. В обоих случаях этот ответ — гордыня, сама себя уничтожающая: если я принадлежу только себе, то уже не себе, а своему трансцендентальному ничто или естественной природе, в обоих случаях я отрицаю себя как лицо, личность.

2. Абсолютный субъект моей души — Бог. Здесь возможны три случая:

а. Абсолютный субъект уничтожает относительный субъект.

б. Абсолютный и относительный субъект совмещаются, взаимно помогая или мешая друг другу, а значит, взаимно ограничивая друг друга.

в. Абсолютный и относительный субъект абсолютно несовместны и все же совмещаются.

а. Наиболее последовательно исключение относительного субъекта проведено Спинозой: я как относительный субъект, а также как относительно-абсолютный существую только quatenum: поскольку или как будто. Это акосмизм — отрицание мира, вообще всего, кроме Бога. Но я существую не как будто, я ощущаю свою реальность грешника в грехе, в вине греха, в бесконечной вине без вины. Акосмизм по существу отрицает и грех — в Боге нет греха. Активное, хотя и полярно противоположное спинозовскому акосмизму проведение этой точки зрения — фатализм, превращающий человека в простой автомат. Но тогда и образ, по которому он создан, — автомат; слепой рок или естественная необходимость природы.

б. Синергетическое совмещение абсолютного и относительного субъекта: я и Бог; отчасти я, отчасти Бог; как сказал пророк Исайя: немного тут, немного там. Это фарисейский путь совершенствования. Если же я могу совершенствоваться, то имею заслуги. Но абсолютной свободы у меня тогда нет и не может быть: только отчасти я. Но и Бог, Который только отчасти Бог, — не Бог, не Вседержитель, Творец всего видимого и невидимого.

в. Относительный и абсолютный субъект, то есть я и Бог, абсолютно несовместны, как абсолютно несовместны святость и грех. Не может быть немного больше или немного меньше святости и так же — греха. Если есть святость — нет греха. Если есть грех — нет святости, они абсолютно несовместны; и все же совмещаются — мы говорим: святой Павел или святой Петр, и они действительно святы; но не так, как свят Бог. В Боге нет греха, и Бог не ошибается, а апостол Петр ошибался и грешил, в трудную минуту даже отрекся от Христа. Бог свят и праведен, а человек, самый святой, самый праведный, — святой и праведный грешник: Justus peccator[19]. Значит, в человеке совмещается несовместное: святость и грех. Вторая несовместность: за меня отвечает и ответственен или тот, кто меня сотворил, или я сам. Меня сотворил Бог — значит, Он и отвечает за меня и несет всю ответственность за все, что я делаю. Но я твердо знаю, чувствую, ощущаю: я виноват, виноват за свои грехи, виноват за своих ближних, виноват за всех, и самая большая моя вина, вина без вины — вина за то, что я существую, хотя я и не сам себя сотворил; именно потому, что не сам себя сотворил. Здесь тоже совмещается несовместное: абсолютная, полная ответственность Бога за все, а значит, и за меня, и моя абсолютная, полная ответственность за мой грех, за меня, за моих ближних, за все.

Есть три экзистенциальных отношения: я — я; я — ты; я — Ты. Ответ 1 сводит все отношения на первое, акосмический ответ 2а — на третье. Синергетический ответ 2б по существу не ответ: немного тут, немного там...

Есть антирелигиозный ответ, вернее арелигиозный, потому что антирелигиозный — бессмысленный: отрицая Бога, он именно утверждает Его, вступая в пререкания с Богом; и есть религиозный ответ. Акосмический ответ правильный, но опровергается фактически: я грешник, и я, грешник, существую в грехе. Синергетический ответ, правильный в намерении: оставить место и мне, грешнику, опровергается в проведении: не оставляет места ни мне, ни Богу. Арелигиозный ответ, акосмический и синергетический правдоподобны. Но правдоподобие — ложь. Последний ответ — неправдоподобный. Но безумное Божие не правдоподобно, а истинно.