К концу октября холмы Скайлета все чаще овевали холодные ветры, пригибая к земле высокую траву и мелкий кустарник. И теперь они дули в лицо. Рэм сидел на валуне на вершине холма, через который пролегала Лондонская дорога. Впереди – Скайлет. Ветер взметнул край килта. Чувство ожидания пронзило сердце, омрачило и без того невеселое настроение. Красивое лицо Рэма похудело и обветрилось, тело стало худощавым от плохой пищи и нелегкого путешествия. Он судорожно вздохнул, показалось, что холодное лезвие коснулось груди.
Рэм, как безумный, скакал в течение нескольких дней, чтобы достичь этой вершины, раздираемый самыми противоречивыми чувствами. Он страшно желал увидеть родной дом, коснуться ногами каменной гряды, ощутить аромат созревающего в нижней долине винограда.
Но теперь, когда Скайлет рядом, радость встречи с ним затмевалась предстоящими неприятностями. ОНА там. Арло, конечно, привез ее. Это точно.
Рэм не хотел видеть жену, не хотел о ней думать. Но вместе с тем была и оборотная сторона медали – встретиться с ней в последний раз и избавиться от щемящей тоски. Ни одна женщина не могла воплощать в себе столько неисчерпаемого обаяния, которое не давало покоя ни уму, ни сердцу. Широкие плечи Рэма печально ссутулились. Он должен увидеть Иден, чтобы избавиться от наваждения и убедиться, что представление о ней соответствует действительности. И что тогда? Женщина его болезненных мечтаний в невеселых фантазиях легко превращалась в холодную, подлую шлюху, которая отказалась назваться его женой, отвергла брачные клятвы и обрекла его на тяжелый труд и унижения.
Рэм вздрогнул, когда холодный ветер показался прикосновением неверной любовницы. Нет смысла торопиться. Он встал, вскочил в седло, тронул коня. Медленное цоканье копыт глухо отозвалось в сердце.
– Почему ты до сих пор носишь этот кинжал? – Иден сняла с головы шаль и набросила ее на плечи. Солнце и быстрая ходьба разогрели ее, и теперь, когда холмы стали преградой ветру, Иден позволила легкому бризу коснуться волос, освежить лицо. Большую часть дня она провела вместе с Кариной в долине, собирая дикие цветы и целебные травы. Полная корзина билась о ярко-красную клетчатую юбку.
Рука Карины легла на холодный металл у пояса. Она коварно сверкнула голубыми глазами и улыбнулась.
– Защита. Девушке нельзя без защиты. Я слышала, что раньше здесь…
– Карина, да кто осмелится напасть на тебя в Скайлете? – Вопрос был весьма разумным, поскольку она – дочь лейрда. Но взгляд Карины, в котором скользнула озабоченность, заставил Иден задуматься.
– Эверт Блейк, Хенсли Маклин, Роберт Маккренна… – Карина по пальцам перечислила холостяков Скайлета, затем удивила Иден тем, что добавила имена женатых мужчин.
– Но ты же дочь Гаскелла!
– Незаконнорожденная, – добавила Карина с удивительным отсутствием неприязни. – Думаю, они это всегда помнят. Я в их глазах лакомый кусочек – горячая кровь Гаскелла, да еще рожденная в грехе. Яблочко от яблони… Так они считают. А женщины глаз не сводят с моего живота – глупые шлюхи. Нельзя вырастить овес, если поле не засеяно.
Иден остановилась и уставилась на свою чувственную золовку.
– Ты хочешь сказать… – она не закончила фразу. Как это неблагородно – задавать такие вопросы!
– Девственница? – смех Карины заставил Иден ощутить вину. – Видите, даже вы, леди, и то сомневаетесь. Но дело в том, что не было случая. Оставаться чистой – чертовски сложное дело! Например, весной, – она подняла палец, – я спала в своей кровати в доме матери, а сын соседа прокрался в мою комнату. Он чуть не изнасиловал меня, пока я доставала кинжал. И чуть не отдал Богу душу. Мой отчим был жутко зол. Мы вообще не ладили – отчим и я. Это он настоял, чтобы отправить меня к Гаскеллу. Одной рукой отчим держится за Библию, а другой загребает радости жизни, – Карина отвлеклась от воспоминаний и посмотрела Иден в лицо. – Такие есть и среди людей высокого звания, и низкого. Даже могущественный и высокородный Иан Барклей пытался в прошлом году поиметь меня после собрания рода.
– Иан Барклей? – Иден замерла. – Карина, неужели… – она могла представить Иана только как истинного джентльмена. – Он… не мог…
Карина снисходительно глянула на Иден.
– Он мужчина. Все они таскаются за бабами, если представляется шанс. Под одеялом они все – Гаскеллы, даже если с леди ведут себя по-другому.
Перед глазами Иден невольно возник образ Рэмсея. Последнее время стоило только о чем-нибудь заговорить, как она вспоминала о нем. Иден старалась не думать, почему так происходит. Впервые все стало на свои места. Рэмсей скроен по образу и подобию Гаскелла. Она, Иден, всего лишь крошечное звено в цепи удовольствий… Она попыталась представить себе бурю чувств, скрывающихся под его холодной сдержанностью. Рэмсей говорил, что ненавидит собственную наследственность, даже проклинал свое желание спать с законной женой. Такое противоречие, скрывающееся в нем, разъедает душу.
– И что ты сделала?
Иден осознала, что молча стоит посреди поля, а на нее хмуро смотрит Карина. Казалось, мир качается. Где же твердь?
– Сделала?
– Когда Иан Барклей хотел переспать с тобой? – Иден быстро отбросила сентиментальность прочь. Если называть вещи своими именами, проще добраться до сути.
– Я, – Карина коварно улыбнулась, глаза блеснули, – порезала его кинжалом. Он был зол, как черт. Затем я сказала, – кто я, и он должен быть благодарен судьбе, что я спасла его от смертного греха Амнона, – Карина увидела, что Иден не поняла ее. – В Библии сказано, что он спал с собственной сестрой, – девушка быстро пошла в сторону Скайлета. Корзинка, прикрепленная к поясу, колотилась по бедру.
Иден шла следом, стараясь сообразить, что к чему. Иан Барклей – брат Карины? Наверное, это своего рода метафора.
Рэм приближался к стенам замка. Глаза сощурились, он увидел, насколько обветшали стены. Все нуждалось в переделке. Овец гоняют прямо через главный вход. Рэм нахмурился при виде коричневых лепешек и овечьих орешков, лежащих по всей дороге. Всего несколько месяцев отсутствия, и Гаскелл запустил все дела.
Краем глаза заметил яркие юбки среди овечьей шерсти и повернул голову. Две женщины, молодые и, судя по всему, незамужние, медленно шли в замок. Рэм повернулся лицом к замку, но что-то знакомое в осанке одной из женщин заставило вновь взглянуть на них. Он замер в седле, глядя на неторопливую грацию движений. Сердце заколотилось, он сжал колени и тронул лошадь.
Рэм пересек ручей в конце долины, когда одна из женщин сняла шаль. Густые каштановые волосы разлетелись на ветру, подобно шелковистой сети. Рэму показалось, что эти пряди оплетают его тело. Все его существо охватила паника. Он замер, Иден все четче представала перед внутренним взором. Противоречивые желания охватили душу – скакать во весь опор к ней или бежать прочь. Все решила лошадь, выбравшая тропинку, пересекающую дорогу, по которой шли женщины.
Рэм сдался – он не мог не смотреть на нее, на нежные щеки, изящные руки, покачивающиеся бедра. Внезапно Иден тоже повернула голову – волосы взметнулись шелковой волной, рот приоткрыт от удивления, удивительные глаза сияют под сенью густых ресниц. Рэм глубоко вздохнул, чтобы не сдаться на милость победителя при виде этих знакомых глаз. Чертова глупая лошадь смутила его, замедлив ход, и остановилась шагах в десяти от Иден.
На ней клетчатая шотландская юбка – это отметил взгляд, но разум пока не сделал выводов, простая блузка с низким вырезом, открывающая его голодному взгляду шею и плечи. Кожа покраснела от ветра, грудь поднимается в завораживающем ритме. Легкая ухмылка искривила его губы. Иден чуть откинула голову, с удивлением глядя на мужа. Рэму показалось, что она коснулась его, нервы напряглись. Иден прекрасна… И это пугает.
Он услышал свое имя и машинально повернулся, отгоняя оцепенение. Голос принадлежал другой женщине, довольно привлекательной, с пронзительными голубыми глазами.
– Карина, – Рэм кивнул сводной сестре, подумал, что за время его отсутствия она превратилась в красивую девушку. Что она здесь делает? Карина улыбнулась Рэму. Незаконнорожденная сестра просто создана для удовольствия, это он признавал еще раньше. У нее острый язычок, чума для всех мужчин! Теперь у нее подходящая компания…
Рэм нахмурился, коленом тронул лошадь. Упрямое животное заколебалось. Нет, сегодня никто и ничто не хочет ему подчиняться. Даже собственные глаза.
Иден в изумлении смотрела на него. Заходящее солнце под ресницами… Изящный подбородок упрямо вздернулся, казалось, она хочет что-то сказать. К счастью, лошадь тронулась, и Рэм отъехал на несколько футов, прежде чем по широким плечам пробежала судорога. Не так уж плохо для мужчины, все существо которого пылало, как в огне.
– Рэмсей! Сынок! – Гаскелл обнял сына, прижав его изо всей силы к груди и борясь с желанием отодвинуть, чтобы осмотреть со всех сторон. – Парень, где, черт возьми, тебя носило? Как ты?
– Неплохо, – Рэм сумел сказать это только тогда, когда Гаскелл выпустил его из объятий. Запах чего-то, похожего на мыло, заставил поползти вверх брови Рэма. Кожа Гаскелла стала светлее, вечно всклокоченная борода оказалась подстриженной, а одет он был так, что хоть в гроб клади.
– Я вижу, эти чертовы моряки тебя совсем не кормили, – улыбка Гаскелла несколько увяла, когда он увидел, как похудел Рэм, какой странный огонь пылает в его глазах.
– Это и входит в их задачи, – Рэм осмотрел зал и группу жителей Скайлета, которые столпились у порога, чтобы приветствовать молодого хозяина.
– Черт возьми это племя! – выпалил совсем не к месту Гаскелл, махнув рукой Маккей, которая начала разгонять народ по рабочим местам. – Уж мы проследим, чтобы ты набрал вес. Я надеюсь, они поплатились за это, парень. Принуждать лейрда, мою кровь!
– Поплатились.
Резкий тон, которым это было сказано, вызвал внутреннее напряжение. Рэм оглядел линялую драпировку, столь когда-то привычную, закопченные стены, стараясь найти что-то новое. Убогость того, что он видел, вполне совпадала с тем, что было раньше. Неожиданно он ощутил раздражение.
– Все катится к чертовой матери, – он повернулся к отцу. Глаза злобно сверкали.
Не успев опуститься на стул, Гаскелл резко повернулся, его доброжелательность исчезла.
– Вот как, парень? Не прошло и минуты, как ты ступил на порог, а уже набрасываешься на меня, словно собака.
– Я хочу, чтобы ты, лейрд, исполнял свой долг перед людьми и перед землей рода. Ты же забываешь обо всем, стоит только взглянуть на юбку или кружку! – Рэм кипел от гнева, который был явно значительнее, чем того требовала ситуация. Если взглянуть на Скайлет более пристально, то положение все же несколько улучшилось.
– И это говорит человек, который не понимает ни в вине, ни в женщинах! – Гаскелл расставил ноги и подбоченился. – Что скажешь, Терранс? Неужели речь идет о мужчине без огня в сердце, будь он жив или мертв?
Гаскелл оглянулся, поискал взглядом управляющего. В тот же миг Рэм повернул голову и уставился в упор на Терранса, который выглядел так, будто его поместили между молотом и наковальней.
– Я… Давно пора начать процедуру встречи, милорды. Мы уже и так однажды обожглись на собственном бесчувствии.
Нос Гаскелла презрительно сморщился, и он промаршировал к своему месту во главе стола. Неудовольствие Рэма было уже не столь очевидным, когда он поставил ноги на перекладину стула по правую руку от отца, опершись локтем на колено. Гаскелл уставился на крепкие, сильные ноги сына и вспомнил о своей невестке. Когда вновь появился миротворец Терранс и принесли кувшины с вином, старший Маклин заговорил более дружелюбно.
– Ты женился на девушке. Это начало. И сердце любого мужчины радуется, что сын обрел ответственность, – упрямый подбородок старого лейрда мог бы служить приглашением к ссоре, и Рэм с трудом остановил себя, чтобы не дать разразиться скандалу.
– Не надо читать мне лекций об ответственности мужчины. Ты даже не знаешь смысла этого слова, – прорычал Рэм.
– Последнее время он его познает, – Терранс не хотел, чтобы эти слова сорвались с языка, но вид Карины Грэм, входящей в зал, почему-то заставил высказать это вслух. Рэм проследил за его взглядом, увидел коварную улыбку Карины, почувствовал, что все ее движения – своего рода провокация с неясными целями.
Ухмылка тронула губы Рэма. Гаскелл заслужил это. Ухмылка перешла в смех при мысли, что подобные маленькие события, повторись они в будущем, сослужат Гаскеллу плохую службу. Маклин угадал мысли сына, почувствовал желание отомстить.
– Она еще не беременна, – теперь настала очередь Гаскелла ухмыляться. – Твоя жена, парень. Ты даже не спросил о ней. Ты не должен обижаться на нее, это я послал тебя искать ее. Тебе оплачено за все испытания, которые ты преодолел, добиваясь ее. Боже! Я бы отдал все, чтобы только быть маленькой мышкой на краю ее брачной постели!
Послышались смешки. Рэму показалось, что вся его жизнь – словно чертова пьеса с моральным душком, которую смотрит каждый житель Скайлета, судит, оценивает. Рэм покраснел от гнева.
– Придержи свой поганый язык, Гаскелл, – выдохнул он с угрозой, глаза засверкали, кулаки сжались. Несколько минут царило напряжение, затем Рэм повернулся и пошел в сторону лестницы.
На полпути он замер. Иден медленно спускалась вниз, шотландская юбка раскачивалась в замедленном ритме. Волосы причесаны и уложены в тугую толстую косу, переброшенную через плечо, а от плеча к талии тянется клетчатая шотландская накидка, открывающая одну грудь, обтянутую тонкой блузкой. А на блузке сияет знак… знак его рода, уютно примостившийся рядом с соблазнительным изгибом. Тоска по женскому телу вспыхнула с новой силой. Еще больше Рэм разозлился, когда все его тело напряглось, едва они поравнялись.
Иден смотрела на мужа, машинально отметив похудевшую фигуру, обветренное лицо… Гнев, который она ощутила еще на дороге, когда он даже не поздоровался с ней, начинал закипать с новой силой. Ей потребовалось все мужество, чтобы сохранить выдержку и достоинство и предстать в главном зале Скайлета. Скорее всего, он не простит предательства и прикажет собирать вещи. Но это, странным образом, не имело большого значения – главное, он жив.
Пронзительный взгляд заставил ее поднять глаза. И в грозном смятении его чувств она прочла ярость, боль и свое неясное будущее. Ее гордая осанка несколько поникла, жаркая волна желания, ясного и сильного, прошла по телу, достигла сердца, груди. По спине пробежали мурашки. Он буквально выворачивал ее наизнанку тяжелым взглядом голубых глаз. Иден ощутила, как кровь прилила к губам от желания прижаться к его рту.
Страсть, серебристые нити которой протянулись между ними, была похожа на вспышки молний, пронзивших зал. Все затаили дыхание, застыв, как зачарованные. Откровенное напряжение лейрда поразило собравшихся, а те, кто раньше были безразличны к Иден, ощутили магию ее обаяния. Рты открылись, глаза выпучились, сердца забились быстрее. Протруби сейчас Святой Гавриил в свой рог, никто бы не обратил внимания.
Огненные кольца в ее глазах превратились в яркое сияние. Голова Рэма пошла кругом, мускулы напряглись, губы дрожали. Он хочет эту женщину! Здесь – перед половиной своего рода и своим непотребным отцом он готов швырнуть ее на пол и поиметь! Ее чары уничтожили гнев. Его гордость, жажда мести разбились на кусочки при первой же встрече. Где гнев, который он копил, месть, которую лелеял? Он, Рэм Маклин, превратился в комок нервов и желаний.
Он с трудом отвел глаза, пронизанный желанием. Немного помедлил, вид его был спокоен, но в сердце бушевала буря. Рэм пошел к лестнице, ведущей в его комнату, с лицом, темным, как ночь, но с губ так и не сорвалось ни одного слова приветствия в адрес Иден.
Она осталась стоять посреди зала, ей было жарко от унижения. Казалось, из нее вынули душу. Все повернулись к ней – кто с нежным вопросом, кто с извинениями, некоторые – разочарованно. Но все заметили, что именно лейрд первым отвел глаза. Когда страсть бушует в воздухе, именно он отказался от борьбы, оставляя Иден оскорбленной и униженной…
Иден пошла в сторону кухни, спина прямая, выражение лица под контролем. Вскоре собравшиеся разошлись, весьма разочарованные. Только Терранс и Карина остались с Гаскеллом, который уже успел немного выпить, пока все в зале были заняты созерцанием встречи молодого лейрда с женой. Он запрокинул голову назад и захохотал, что было встречено удивленными взглядами. Маклин вытер глаза, хохот перешел в икоту.
– Черт! Это обещает быть интересным! – он неожиданно прорычал: – Маккей, где же ужин? Я хочу поскорее съесть что-нибудь!
Иден дошла до конюшни, прежде чем остановилась и осознала, где находится. Она стояла на каменной дорожке между двумя сараями. Гнев пульсировал в мозгу, ярость застилала глаза. И все равно – даже оскорбленное – желание пронзило сердце, все существо. Иден резко повернулась на каблуках и пошла к замку. Теперь она знает, о каком желании идет речь – желании отомстить.
Она резко вошла в дом, поднялась по лестнице и пошла в комнату Рэма. Свою комнату! Глубоко вздохнула и взялась за ручку, резко рванув дверь.
– И ни слова официального приветствия! Ни проклятия, ни пощечины! – она встала на пороге, руки на поясе, глаза сверкают. – Как ты смеешь?
Рэм, без рубашки, стоял у умывальника, вытирая только что выбритый подбородок. Иден застала его в момент, когда он умывался. Вот она стоит перед ним в накидке цветов его рода, полубезумная, дикая, изменившаяся непонятным образом. И его долго сдерживаемый гнев откликнулся на вызов. Рэм двинулся вперед, сжимая полотенце в кулаке, остановился на расстоянии вытянутой руки.
– И какое же приветствие нужно предательнице, шлюхе, которая отрицает, что у нее есть законный муж и отдает его в руки кровавых наемников?
– Я не сказала ничего, кроме правды, Рэмсей Маклин. Это ты сказал, что мы спим вместе, но вовсе не муж и жена. Ты предал меня, наши клятвы и получил по заслугам!
Значит, она – шлюха, предательница?! Иден онемела от возмущения.
Рэм был разъярен, даже волосы на голове встали дыбом. Он с трудом сдержал гнев. И эта внутренняя борьба заставила Иден содрогнуться. Ах, этот чертов самоконтроль! Ее охватило желание выбить его из колеи.
– Да, я был глуп. Не стоило давать брачных клятв, – хмуро сказал он. – Возможно, я заслужил это унижение как наказание за жадность. Какой урок! Женщины – предательницы, проститутки. Но смеяться ни над собой, ни над своими родственниками я не позволю! Кто ты такая, чтобы носить одежду моего рода? – он презрительно показал на накидку и знак.
Иден растерялась. То, что она носит шотландские регалии, он посчитал оскорблением традиций семьи, которая подарила ей эти знаки!
– Твой отец дал мне это… – рука Иден коснулась серебряного знака на груди. – И Арло, и Терранс, и Карина! Даже миссис Маккей дала тапочки! – она внезапно остановилась, задыхаясь от желания объяснить все. И заодно залепить ему пощечину! – Если ты не хочешь, чтобы я носила твои хваленые шотландские регалии, то подойди и сними их! И клянусь, я больше в жизни не надену ничего клетчатого! – в его глазах сверкал соблазн выполнить совет, когда Иден, не думая, сделала шаг вперед. – А заодно ударь меня как следует! Черт возьми, ты этого хочешь? Избить до полусмерти и отомстить? – Иден словно не замечала ни мощных кулаков, ни его с трудом сдерживаемой ярости. – Итак? Что тебе мешает? – она наступала, не помня себя. – Возможно, у тебя не хватает сил, чтобы заниматься любовью с женщиной, но хватит, чтобы ударить ее!
Стальные пальцы впились ей в плечо. Рука поднялась. В последнюю секунду ее бравада улетучилась, Иден ждала удара, закрыв глаза, но перед мысленным взором стояло лицо, искаженное ненавистью. Плечо чувствовало ярость впившихся пальцев. Время словно остановилось.
Рэм смотрел, как Иден пыталась вырваться, теплая волна страсти обдала его, рука спустилась ниже, он сжал зубы, презирая себя. Прижав Иден к себе, ощутил, как ее прохладное тело воспламенило его. Рэм не мог дышать, шевелиться, мог только ощутить, как его охватывает агония. Ее волшебные глаза закрыты, лицо искажено болью. Болью? Боже! Он сошел с ума!
Ее глаза открылись – полные слез, но в них не было страха. Рэм тяжело вдохнул воздух. Сумасшедшим усилием воли он отстранился, просто отшвырнув ее от себя. Иден споткнулась, но удержалась на ногах. А Рэм словно в полусне подошел к кровати.
У Иден упало сердце. На его широкой спине были видны следы кнута. Даже залеченные, красные рубцы ясно выделялись на бронзовой коже.
Рэмсей повернулся, держа в руках рубашку, затем пошел к двери. Не глядя на Иден, он помедлил, натянул рубашку. Искаженное лицо выдавало презрение к собственным человеческим слабостям. Но Иден показалось, что ее ударили.
Рэм вышел.
Майси скользнула в комнату Иден. Вначале ей показалось, что в спальне пусто, и только легкое движение на широкой кровати подсказало, что хозяйка здесь.
– Миледи? Все в порядке? – она приблизилась в сгущающейся темноте, начала торопливо зажигать свечи. – Вы будете одеваться к ужину? Или принести сюда?
Это было уже нечто, напоминающее тактичность, чего Иден даже и не подозревала в своей горничной.
– Все в порядке, Майси, – голос Иден был глухим, когда она ладонью заслонилась от света, выскользнула из кровати. – Я оденусь.
Лицо опухло, особенно глаза. Иден взяла зеркальце. Резкая полоса, отпечатанная на щеке, – след от складки на наволочке. Она пошла к умывальнику, на ходу расчесывая волосы.
Иден велела Майси приготовить одно из английских платьев, заколоть волосы. По правде говоря, размышления о своей внешности ее не занимали.
Поведение Рэма не совпадало с тем, что она воображала, пока дожидалась встречи. Он контролировал свою ненависть. В лазурных глазах затаилась боль. Лицо похудело, он выглядел уставшим и голодным, и это жгло сердце. В те мгновения, когда он покидал комнату, Иден поняла, что сбылись наихудшие опасения. Слезы навернулись на глаза – его гордость уязвлена, о чем свидетельствуют следы кнута.
И что теперь делать ей? Что делать дальше, если она вся замирает при виде его сильного мужественного тела, слыша звук его голоса, следя за его движениями. В главном зале ей показалось, что он испытывает то же… но он отвернулся и дал понять всему Скайлету, что не желает ее.
Он отстаивает свою неприкосновенность. Иден с жалостью к себе ощутила, что ей больше всего хочется пробиться сквозь эту стену, отгораживающую его от других. И от самого себя. Она же раньше видела – он искренне хочет ее, ощущая потоки нежности. Не исключено, что и за этими неприступными стенами только холод и пустота. Это так ужасно! И причиняет такую боль…
Ужин прошел в угрюмой обстановке. Гаскелл сидел с напряженным видом, на лице Карины ясно читалось любопытство. Рэма не было за столом, не удивительно, что пустовал стул Арло. Гаскелл угрюмо уставился на резную спинку – место, где должен сидеть его сын. В конце концов он спросил Терранса, где же Рэм.
Управляющий мигнул, тяжело вздохнул и положил нож на стол.
– Не так давно он был у конюшни. Вместе с Арло, они несли бочонок. Там были еще парни. Наверное, хотят отметить его приезд.
Увидев выражение лица Иден, Терранс, словно извиняясь, пожал плечами.
Гаскелл посмотрел, как невестка растерянно, не замечая вкуса, ковыряет вилкой в тарелке. Ударил кулаком по столу, встал, с грохотом уронив стул. Тяжелым шагом пошел в сторону конюшни.
Иден ходила по своей комнате. Нет, ее сердце скоро не выдержит. Пора все решить. Она чувствовала, что с каждым шагом нарастает гнев, желание обвинить Рэма. Как смел он предпочесть ей толпу пьяниц?
Боже, какой наивной, глупой леди она была! Раньше казалось, что стоит только Рэму вернуться, и все уладится. Он, конечно, вспылит, но или найдет возможность примириться с их браком, или выгонит ее. Так или иначе, но она надеялась, что удастся избавиться от боли в сердце. От всех переживаний, связанных с этим безумным шотландцем.
А потом была вспышка гнева, которая странным образом изменила ее отношение к Скайлету, отношение Скайлета к ней. За последние три недели она по-новому взглянула на мир, научилась получать радость от общения с местными людьми и начала считать Скайлет своим домом.
А теперь Рэмсей здесь, но не хочет встречаться с ней. Трус. Ее глаза сощурились, предположения разного рода пронеслись в мозгу. Возможно, он боится вышвырнуть ее, так как зависит от мнения своих людей? Возможно, именно поэтому его разозлила ее шотландская одежда? Ведь то, что она ее надела, означает – жители Скайлета признали жену молодого лейрда. Шотландец должен быть дома хозяином. И лейрд Рэм обязан вести семейную жизнь так, чтобы она была образцом для его людей, обеспечивать стабильную обстановку в Скайлете. Нет, он не вышвырнет ее за порог, но прибегнет к более изощренной, унизительной для нее тактике… Заставит сбежать по доброй воле. И подобное хитросплетение, как образец непорядочности… Иден резко встала.
– Итак, – сказала она глухо, – я никуда не поеду, Рэмсей Маклин, несмотря на все твои попытки! – она задула свечи и забралась в постель, которая когда-то принадлежала Рэмсею. – Это моя кровать, – прошептала она, взбивая подушки, – и уступать ее я не собираюсь! Лучшее, что ты можешь сделать, Рэмсей Маклин, это разделить ее со мной!