Поздно вечером Сергей позвонил Ларе.
— Извини меня за то, что сорвался. Но, честное слово, сейчас не время для реверансов. Мы близко к результату в любом случае. А хочу сообщить, что у нас появилось время. Макаров выехал на двойное убийство. Два-три дня точно будет заниматься только им. Звонил с дороги, говорит: есть та самая мечта следователя — взять по горячим следам. Прошу тебя, общайся с Константином нормально, не выдавай своей тревоги. Есть масса шансов, что все объяснится. Но пока даже нет предположений. Да, Ирина привезла стакан из-под пива. И несколько волос с его щетки. Говорит, хорошо посидели. Константин был женат, у него есть дети? Ирина говорит, что теряла его из виду, когда работала по обмену на французском ТВ.
— Мы с ним никогда не говорили на эту тему. Но, по-моему, нет. Ни в каком контексте не упоминал. А о моей личной жизни беседовали. Но Костя окончательный трудоголик. Только о работе думает и говорит.
— Ясно. Ну давай спи. Про утро, которое якобы мудренее, ты знаешь. Только у меня, наверное, это самое тупое время суток.
Лара даже Андрею ничего не сказала. Правда, он приехал полумертвый от усталости и непереносимости самого факта участия в погоне за криминалом.
— Это все какой-то жуткий параллельный мир, — сказал он Ларе. — Там говорят на суконном, нечеловеческом языке. Дикая стилистика их протоколов. Мы еще приехали на квартиру, чтобы следователь Горецкий опросил, как он выразился, Нину. Чудовищные вопросы. Понимаю, как все важно, когда в зловонном болоте криминала кишит такое количество гадов. Но меня просто раздавило там бетонной стеной. Не мог представить себе, что из-под этого можно выбраться. Как не в состоянии осознать, что здоровый парень может спать с приличной женщиной, слушать ее откровения, делать селфи в постели, а потом явиться убивать ее и отца, чтобы ограбить. Есть такое правильное слово «нелюдь». Да, о хорошем. Этот лейтенант Горецкий мне даже понравился. Если отвлечься от тона, языка и самих процедур, то он показался мне небезразличным и честным человеком.
Лара обняла его и подумала, как же прав Сергей. Константин в такой ситуации может испугаться и просто что-то подписать, не вникая. Вероятность его вины она отвергала. Но поехать утром на работу показалось нереальным. Позвонила Константину и попросила пару дней, чтобы полежать с мигренью.
Мигрень, конечно, тут же постучала изнутри черепной коробки. Так выглядит наказание любого слишком честного симулянта. К тому же Лара чувствовала себя малодушной предательницей. Когда Андрей уехал на работу, она плотно завязала голову шерстяным платком и села за компьютер, чтобы просмотреть материалы последней съемки.
Звонок Кати просто ворвался в ее ноющую и страдающую голову.
— Лар… У нас такое… Я не могу, я помираю. Такое никому не снилось!
— Боже! Что-то с Колей?
— Нет, слава богу, не с ребенком. Но язык просто не поворачивается.
— Прекрати сейчас же стонать. Или я кладу трубку, у меня тоже большие проблемы с мигренью.
— Не вздумай класть трубку! Татьяна ночью выследила мужа. Он поехал после конторы куда-то, она за ним… Нет, не могу!
— Так. Все. Пока. Сможешь нормально говорить — перезвони.
— Я скажу. Она с час постояла у незнакомого дома, а потом ворвалась в квартиру, куда он зашел. Вычислила ее по окнам. Лара, это оказалась квартира нашей Надежды! Она сама открыла Тане. Вид — халат на голое тело. А он лежал в постели. Естественно, тоже неодетый.
— Катя, я, кажется, тоже ничего не могу. Ни сказать, ни осознать. Что там сейчас?
— Татьяна все крушит в своей квартире, выбрасывает вещи Славы на площадку. Надя рыдает в своей квартире. Слава на работе.
— И что нам делать?
— Кого-то спасать. Понятия не имею, кого и как.
Лара побродила по квартире, выпила холодной воды. Шоковое состояние быстро прошло. Конечно, неожиданность. Но для Лары вовсе не такая уж невероятная. Она хорошо помнит рассказ Славы о спасении Нади. Трудно было за всем ужасом происходившего не заметить горячее чувство. И это было больше чем жалость. Это были восхищение и страсть мужчины. Лара тогда постаралась даже не думать об этом. Отстраниться, не нарушать ничьей свободы даже мысленно.
Катя призывает кого-то спасать. Но кого и от чего? Все свои, хорошие люди. И это так не вовремя. Но такое не бывает вовремя. Что сейчас нужно? — спросила у себя Лара. Нужно, чтобы все вернулись к своим обязательствам. Никто не может бросить дело и оставить без возмездия убийцу маленького мальчика, который при жизни не успел получить капли настоящего детского счастья. Вот что важно. А взрослые, здоровые и свободные люди как-то разберутся. Но что же делать…
Ответил на ее вопрос, конечно, Кольцов. Он позвонил и заговорил, стараясь не срываться на оскорбления, но было ясно, что он в бешенстве:
— Послушай, Лара, ты не могла бы принять участие в отрезвлении своих подруг и заодно друга? Они все е… сошли с ума на ровном месте. Ты, конечно, в курсе, что одна твоя подруга выследила и застукала Славу с Надеждой, а другая бьется в истерике с ночи и требует все бросить и срочно оказывать им помощь!
— Да, думаю над этим. А ты знал о них, Сережа?
— Я все всегда знаю, но лезу только в дела, которые меня касаются. Желательно по договору. Короче, время не ждет. Я сейчас у Надежды. Вытряхнул ее из соплей и бросил в ванную. Если через десять минут она не будет похожа на человека, я ее увольняю. Дальше я с ней или без нее еду к Славе в контору, потому что по телефону он мычит и заикается, умоляет меня подождать. Последнее меня настолько возмутило, что другие адвокаты уже колотятся в мою дверь. По делу: ДНК волоса из дела Артура совпадает с ДНК Николаева. Макаров ждет меня вечером. Если я приеду с таким результатом, то через полчаса Николаев будет задержан. Короче, прямо сейчас собираемся в конторе Калинина. Решаем что-то — с ним или без него и без всех. Ты — заказчица. Попрошу подъехать и своего айтишника Виталия. Он в моей обойме сейчас единственный вменяемый человек. Он вообще прелесть — социопат. Выносит людей только на расстоянии. И я его сейчас понимаю как никто. Чуть не забыл: ты-то как?
— Я с тобой и Виталием. На волне Артура. Приму все. Еду.
Люди, собравшиеся в приемной Вячеслава, были на удивление живописными. Бледная, дрожащая Надя с бездонными глазами кающейся грешницы. Красная, вся бурлящая от сострадания всем Катя. Слава — с таким лицом, наверное, приговоренные к казни ждут, когда им на голову наденут мешок, а на шею петлю. Юко, совершенная внешне и собранная внутренне. Татьяна на стуле, вдали от всех: жертва и обвинитель, а в глазах робкая надежда на то, что справедливое собрание во всем разберется и каждый получит свое. Таня — Славу, Надя — всеобщее осуждение и как минимум — увольнение.
Сергей стоял у окна с видом обозревателя паноптикума, от которого не имеет смысла ожидать проявлений человеческих чувств. А рядом с ним худенький паренек, который вообще ничего не видит, кроме ноутбука, стоящего на подоконнике, и телефона в руках.
Сергей кивнул Ларе и произнес:
— Спасибо, что собрались. Дел у нас полно. Но прежде всего прошу всех ответить: вы готовы работать? Просто нормально работать. Времени на шоу не осталось.
— Шоу? — оскорбленно выдохнула Таня.
— Да, — не повернулся в ее сторону Сергей. — У нас речь о смерти, жизни, свободе. Со мной Виталик, который в контрольный раз проверит все, что мы имеем по Константину Николаеву. Вечером меня с доказательствами ждет следователь.
— А можно я все-таки скажу, — встала Надя, как ученица на уроке. — Я не займу много времени. Должна объяснить, раз все тут. У меня больше нет людей, которые были бы так важны. И никогда не было. То, что случилось… То, что постоянно у нас случается, но для всех было тайной, это не просто так. Не развлечение, не распущенность и даже не банальная любовь. Я говорю о себе. Вам всем такое вряд ли понять. Дело не в том, что Слава когда-то поднял меня в прямом смысле из грязи и лужи крови, растоптанную, истерзанную, униженную и совершенно бесправную. Дело не в том, что спас. Дело в том, что я могла бы еще сто лет прожить и не узнать, что на свете существует такой человек. Такое счастье, приготовленное только для меня. Я смотрю на людей вокруг, даже в кино, — и я никого не могу поставить рядом с ним. Он может меня прогонять, и я уйду только для того, чтобы жить и ждать: вдруг позовет. Я не могу наслушаться, когда он говорит, пусть даже о мусорном ведре. Я не могу насмотреться, потому что больше не бывает ни таких глаз, ни таких рук. Да господи, таких пяток больше не бывает. А так… Виновата я, конечно. Он — нет. Он просто очень сильно меня пожалел. Но можете все меня прогнать. Увольняй меня, Сережа, за то, что сорвала работу.
После короткой, потрясенной тишины Сергей примирительно произнес:
— Да кто ж уволит такое чудо в перьях, которое откопало в земной грязи посланника небес. Нам не понять, мы не любили инопланетян. Суть вопроса не обсуждаю, не мое дело точно. Работай, Надюха. Муж и жена сами разберутся. Тем более один из них — адвокат, который мне нужен прямо сейчас. Только насчет уникальных пяток потом меня просвети, пожалуйста. Не люблю быть не в курсе.
— Я в деле, Сережа, — встал рядом с Надей Слава. — Скажу только для тех, кого привело сюда сострадание нам всем. Я люблю это чудо в перьях. И это факт, от которого мы втроем будем плясать. На этом представление предлагаю завершить. Таня, давай общаться по-взрослому. Не все решает кружок добрых друзей.
— Не вижу ничего плохого в том, что два человека счастливы, — ровным голосом произнесла Юко. Она внимательно посмотрела на хорошенькую, трепещущую Надю, на полноватого, такого обычного Славу с усталым лицом, мешками под глазами, и вдруг звонко рассмеялась: — Это же так здорово — увидеть своего обычного начальника глазами Надежды.
— Так мы работаем? — поднял голову от ноутбука Виталий. — Сережа, по телефону мальчика нельзя перезвонить контактам. В этом смысле он совсем убит. Но я тут кое-что поискал, пробил, набрал. Номер контакта «Константин Николаев» в телефоне ребенка не совпадает с номером реального Николаева. Если, конечно, тот не менял номер после похищения. Кто-то в курсе: Николаев менял номер?
— Точно нет, — ответила Лара. — Он мне постоянно звонил в течение года. Номер один. У нас с Артуром одинаковый номер Кости. Я сама сохраняла его у него. Как такое может быть?
— Да не очень сложно, — ответил Виталий. — Кто-то берет у ребенка телефон, который без пароля, заходит в контакты и вносит правку. Стирает номер контакта Николаева, оставив имя, и вписывает другой. Вот и весь фокус. Ребенок общается с обладателем другого номера, думая, что это Николаев.
— Ну я козел, ребята, — почти в отчаянии произнес Кольцов. — Даже не подумал в этом направлении.
— А чей номер внесли, ты посмотрел? — спросил Слава.
— Да, конечно. Некто Алексей Викторович Вентиков. Кому-то знакомо это имя?
— Боже мой! — Лара вскочила, прижав руки к груди. — Это Леша, сын владельца нашей студии. Его помещения на втором этаже, над нами. Он тоже режиссер. Снимает фильмы о детях и для детей. Несколько раз только при мне просил Костю разрешить Артуру сниматься в его фильмах. Я была категорически против. Но однажды Вентиков стал буквально нас умолять: только один раз. Ему необходим был именно такой образ для рекламы студии. Сказал, это буквально час. И я сама отвезла Артура на площадку и понеслась на нашу съемку. Забрала через час… Но я… Вы поняли, что это я сама отвезла своего мальчика к этому… Это было за несколько дней до всего. Именно в тот час Вентиков взял телефон Артура и внес туда свой телефон. Он уже был готов к преступлению… А я смотрела на него и ничего не видела…
Лара потеряла сознание.
Не только Лара распалась на кусочки, каждый из которых страдал и болел по отдельному поводу. Константин, узнав обо всем, тоже слег с высокой температурой, болью в груди и воспалением суставов. Оказалось, у него в детстве был ревмокардит, который он считал давно вылеченным, а сейчас болезнь вернулась, и Константин считал это знаком того, что заниматься своим делом больше невозможно. Не только нельзя возвращаться на эту студию, встречаться с владельцем и коллективом. Ему казалось, что уничтожена сама профессия. То есть содержание и смысл его жизни. Он закрыл все проекты и уволился. И да, он, как и Лара, во всем отчаянно, с муками обвинял себя. Наверное, это преступный риск — фиксировать, сохранять в кадре красоту и невинность, когда рядом может бродить урод с косым взглядом и кровожадным алчным ртом. Вентиков-младший ему никогда не нравился. Тут ни один режиссер не ошибется: человек, фальшивый во всех проявлениях. Но он сын владельца, вполне вменяемого богатого человека с единственным приоритетом в жизни — им был бизнес. Кому интересно присматриваться к его неприятному сыну, когда времени не хватает на самое главное. Так и общались: привет-привет. Руки друг другу пожимали. Ничего необычного в просьбе Вентикова снять Артура для рекламы Константин не увидел. Многие режиссеры обращались с такой просьбой, но Лара запретила, — значит, точка. А тут все рядом, коллега под одной крышей. Да и ребенку было интересно.
Константин бесконечно раскладывал все по полочкам. Доказывал самому себе, что его вины нет. Но душа вся скорчилась от отчаяния и стыда. Вот что может случиться с человеком, который жизнь рассматривал только через объектив камеры и на экране, а за порогом монтажной ничего не видел. Просто не хотел. Теперь посмотрел. И возненавидел жизнь вообще и свою в частности.
Кольцов старался не посвящать Ларису в подробности разоблачения, допросов и ареста Алексея Вентикова. Самым невыносимым для нее, как и для всех, было бы то, что нашли при обыске в тайнике подвала под зданием студии. Там были видео и фото разных детей и взрослых. Следствие выясняло, существуют ли каналы возможного распространения, личности всех, кто был на видео. Искали детей, которые снимались в фильмах Вентикова, а затем пропали. Это в основном были сироты из ближайших городов, об исчезновении которых даже никто не сообщал.
Вентиков, долговязый человек с длинным, очень бледным лицом, вел себя отстраненно, как будто речь не о нем, и отвечал на все вопросы: «Без комментариев». В его квартире недалеко от студии нашли отпечатки и ДНК Артура на игрушках, которые заполняли одну комнату. Были в квартире и сильнодействующие препараты, и «взрослые игрушки» из секс-шопа. Под паркетом — тоже тайник с видеозаписями, наверное, особенно ценными для Вентикова. Там и нашлось видео с Артуром, снятое в день похищения… Все, практически до убийства.
— Не говори об этой улике сестре, — сказал Макаров Сергею. — Я бы сам такого не вынес. Я бы убил. А женщина может не пережить.
В убийстве Вентиков признался, небрежно заметив:
— Но это же был несчастный случай. Мальчик сначала спокойно играл, а потом начал куда-то рваться, сопротивляться, а я просто хотел с ним поиграть. Он укусил меня! Ну, нервы сдали. Хотел, чтобы он всего лишь замолчал. Просто нездоровый ребенок.
А в приемной следователя уже толпились присланные папой адвокаты, которые на всякий случай запаслись медицинскими свидетельствами о повышенной возбудимости своего клиента.
Сергей приехал к Ларе. Вошел, с ужасом посмотрел на нее.
— Ты вообще ешь? Непохоже. Давай я тебе хотя бы какое-то какао сварю. Андрей говорит: он ни разу не видел, чтобы ты ела за все это время, уговорить не может. Лара, надо как-то жить. Мы столько сделали. Мы узнали все, что ты хотела.
— То-то ты тоже сильно радуешься, — печально улыбнулась Лара. — У тебя даже лицо почернело. Не бойся. Я вынесу. Давай на самом деле выпьем какао. Я сварю, у тебя не получится. А ты пока расскажи, какие новости. Я знаю, что главное ты мне не расскажешь. Вижу. Ты даже не намекнул, что там у него нашли.
— Потому что главное — не это. Главное — подонок признался во всем и полностью. Адвокаты посоветовали: надеются на сделку. Предлагаю эту тему пока оставить на потом. Дел там еще много. Есть, конечно, у Вентикова соучастники и благодарная аудитория, которая щедро жертвовала на его «искусство».
— Хорошо. Что еще нового? Ты давно ничего не рассказывал.
— Задержали Георгия Чернова. Передали саратовскому следствию. Нападение на инкассаторскую машину, ограбление в особо крупном размере. У них ведь сидит за это невиновный человек. Перестарались, выбивая признание. Короче, с Георгием все совпало, подтвердилось то, о чем говорил свидетель Ирины. У Чернова имелся помощник, потому его машину не сразу удалось отследить от места нападения. На обочине стоял фургон, они туда все загрузили, сообщник увез украденное в деревню. Там у него сарай, спрятал в погребе. А Чернов свою машину оставил во дворе заброшенного дома. Перед этим заехал на заправку и купил там пачку сигарет. Следы машины путал. В Москву вернулся на автобусе.
— И что теперь?
— Он во всем признался и даже вернул деньги. Потратил немного. Это скажется, конечно… Помощника пока не нашли.
— Но зачем он это сделал? Он жестокий, неприятный человек, но он не вор. Таскал ящики и мешки по двенадцать часов в сутки. А где-то лежали такие деньги!
— Он так объяснил: сын больной, жена оторва, он несколько раз подавал в суд, чтобы ее лишили материнских прав, а ребенка отдали ему. Ему, конечно, отказывали: своего жилья нет в Москве, где он работает, мать ни на каком учете не состоит, не привлекалась. Ну он и придумал: добыть деньги, купить квартиру в Москве и оставить на взятки всем инстанциям, чтобы забрать Даниила. Очень похоже на то, что сильно любит. Были бы мозги… Но получилось как получилось.
— Боже мой. Этот мальчик. Гоша возил ему вкусную еду, мыл там пол. Купал и укладывал в чистую постель. На такое способен только любящий отец. Как будто два разных человека сидят в этом чертовом Гоше. Я теперь думаю, что на Вере он женился только ради того, чтобы забрать Даниила. Потому так ненавидел всех нас. Этот Даниил совершенно беспомощный. Сережа, у меня огромная просьба. Попроси своих коллег из Саратова, чтобы дали мне свидание с Гошей. И, может, ты меня отвезешь. У меня опять такой страх перед открытым пространством и чужими людьми, что сама не доберусь.
— С какой целью, можно спросить?
— Попросить прощения. Я была уверена… Я затянула его в свой ад. А окончательно обездолила только несчастного ребенка. Гоше, может, и на зоне было бы неплохо, если бы не эта мука — переживать за Даниила. Если он на самом деле любит сына, большей боли не бывает. Нужно что-то придумать. Нужно, чтобы Гоша знал, что кто-то этим занимается.
— Кто-то — это, конечно, я?
— Смешной вопрос. А кто же… Шутка. Мы просто подумаем. Эта Зина может отдать мальчика в интернат для инвалидов, раз денег от отца не будет. У нас это страшнее смерти. А его вроде вылечить можно. Я где-то читала. Нет, конечно, не я. Нужен сильный, уверенный человек. Ира могла бы помочь. С благотворителями точно. Понимаешь, Георгий — преступник, грабитель… Но его цель все меняет. Для меня, не для суда, конечно.
— Уговорила. Завтра с утра поедем. Мне никого особенно уговаривать не нужно. Они меня за муки полюбили. Кто еще станет гоняться за их проблемой.
…Георгий в ответ на приветствие Лары спросил:
— Чего тебе еще от меня надо?
— Я вообще-то хотела просить у тебя прощения за свою ошибку, но это вряд ли для тебя актуально. Давай сразу о другом, Гоша. Что будет с Даниилом?
— Ты и сюда нос сунула? Да что будет. Дрянь Зинка, которая его и на мои деньги не лечила, не кормила, сообщила, что отдает сына в интернат для инвалидов. С ней говорить не о чем. А тебе, Лариса, спасибо. И ему помогла. Будут его там держать взаперти, в грязи, кормить дерьмом и обращаться как с ничего не чувствующим и не соображающим предметом. Я такое видел своими глазами, когда Зинка первый раз заговорила, чтобы его отдать. А это золотой мальчик, он в тысячи раз умнее и добрее, чем все люди, которых я знаю.
— Я это поняла. Георгий, мне дали мало времени для разговора. Ты вроде понял, для чего я приехала. Давай по делу. Ты разрешаешь, чтобы я попыталась как-то побороться за Даню? У меня есть помощники.
— Мне ли не знать про твоих помощников. Даже мою Тамару обработали.
— Кстати. Я тебе условная родственница. Меня в этих опеках никто и слушать не станет. У тебя есть кровные родственники?
— Тетка в соседней деревне. Глухая как пень.
— Нормально. Это близкий родственник, и ей не в консерваторию поступать. Нужно просто заявление подписать. Мой адвокат сам напишет и передаст кому-то, чтобы хотя бы дело с интернатом затормозить. А насчет Тамары… Вот прямо сейчас в голову пришло. Гоша, а если тебе с ней оформить брак? Это даже романтично — связать свои судьбы за решеткой.
— Это шутка такая тупая?
— Нет. Если вы не любите друг друга, то это просто сделка для помощи Даниилу. Сумма ее вознаграждения рассматривается. Твоя жена может представлять твои интересы в споре о судьбе сына. Ты доверяешь Тамаре Васильевой? Она ведь насчет тебя сказала правду, потому что честный человек.
— Да это я понял, — почти мягко произнес Георгий. — Только на фиг ей такая головная боль. Она от меня избавилась, думаю, рада. И детей она вообще терпеть не может.
— Так ей ребенка и не требуется терпеть. Речь только о формальном и законном представительстве. Ты разрешаешь мне спросить у нее самой?
— А спроси. Даже интересно.
— Хорошо. Я попрошу, чтобы мне разрешили тебе звонить. Постараюсь еще приехать. Главное, помни: что бы они сейчас ни решили по поводу Дани, это можно исправить. Я этого очень хочу.
— Не откажусь ни от какой помощи для Дани. Странная история получилась. Мой главный враг, злобная Лариска, первой пришла помогать. И наверняка последней. Я бы никогда тебе не поверил, если бы не знал, что ты за ребенка по головам пойдешь и мертвой не отступишься. Только помни: Даня — мой. И еще: я, конечно, обращался с твоим братом не так, как надо. Здоровый пацан, с ним носятся, чего мне с ним нянькаться. Я его вообще мало видел. А вот твоя мамашка постоянно на нем отрывалась. И тот синяк, за который ты меня чуть не съела, — это как раз она, Вера. Я ей даже тогда вмазал. Конечно, не горжусь этим. Просто уточняю.
Гошу увели, а Лара брела к выходу, потом по пустому казенному двору к машине, где ждал Сергей. Она напряженно прокручивала в уме этот невероятный диалог с человеком, которого совсем недавно так яростно ненавидела. И слышала вновь и вновь только одно. Как у этого жестокого и грубого Гоши меняется голос на слове «Даня». Как этот голос гнется, прогибается от тяжести невыносимой любви. Как он чуть не прорвался слезами.
Громкое дело по расследованию убийства Кирилла Савицкого оставалось главной сенсацией. Постоянно появлялись новые версии, о них гремели заголовки СМИ, по их поводу ломали копья в интернете. Юко читала это урывками с холодной брезгливостью. Как только сходил на нет интерес публики к одной версии, тут же появлялась следующая.
Особого накала массовый интерес достиг, когда в Москву приехала первая жена Савицкого Людмила. В интервью популярному телеканалу она заявила, что скептически относится к версии заказа мужа по политическим или социальным причинам. Она подчеркнула, что очень уважает режиссера Полунина, который стал объектом совершенно необоснованной травли. «Где логика? — вопрошала Людмила. — Мой муж был резким, категоричным человеком. Он не мог, конечно, оклеветать известного режиссера, но он мог в своей сатирической манере сделать из мухи слона. Что-то там было с финансами, наверное. Но… Неужели известный человек станет так рисковать, чтобы пойти на заказное убийство?! И фактически подтвердить таким диким способом, что обвинение Кирилла было верным? Нет, я не верю в такое…» На вопрос, есть ли у нее своя версия, Людмила скорбно и загадочно произнесла: «Я — жена. Мать его сына. Мое сердце мне подсказывает то, что я пока не могу озвучить. Скажу лишь одно: мне кажется, это злодеяние совершено по заказу человека, который был гораздо ближе к моему мужу, чем его публичный оппонент Полунин».
И тут же, как в сюжете кино по задумке сценариста, в Сети появилась запись разговора Полунина с Ольгой Беловой, женой номер три. Она рассказывала, как маниакально Людмила боялась, что Кирилл оставит завещание на нее или на Юко. Как годами, чуть ли не ежедневно она требовала от мужа прислать им с сыном копию завещания. Вывод Беловой: Савицкий был беспечным человеком, он вообще не собирался умирать и не спешил писать завещание. Из чего вытекает только одно, по мнению Беловой. Никто в такой степени, как Людмила Савицкая, не был заинтересован в том, чтобы их общий муж умер до того, как задумается об этом всерьез. А он, возможно, задумался, влюбившись в Юко. Впрочем, он не успел и жениться на ней, что тоже в интересах Людмилы, и у Юко теперь нет ни на что никаких прав, в отличие от нее, Беловой.
Это все было тем самым материалом, который сносит крыши обывателей и заставляет их упоенно обсуждать, предполагать, выносить собственные вердикты. Беспроигрышная дымовая завеса, которая способна прикрыть самую сильную версию.
Все так умело развивалось и поддерживалось сенсационными вбросами в виде снимков и сведений якобы очевидцев, что Юко не сомневалась: так работает профессиональный сценарист, преданный холоп Полунина и самый безнравственный человек на свете, для нее по крайней мере, — Игорь Костин.
Расследование явно затягивалось, тормозило.
— Как ты думаешь, — спросил однажды Полунин у Костина, — есть надежда, что все само собой рассосется? У них же полно этих, как их, «висяков».
— Надеюсь на это. Тем более у нас такая мощная поддержка. Письма отдельных людей и коллективов уже легли на нужные столы. И даже жена покойного публично буквально высмеяла версию с вами как с заказчиком.
— Да, Люда молодец. Надо послать ей цветы и шампанское. Правда, с другой стороны — «висяк», конечно, не худший вариант, но он подвешивает и мою репутацию. Я о поводе всей этой дикой истории. О сути обвинений Савицкого. Их не подтверждают, но и не опровергают. Ты в этом видишь какой-то просвет?
— Не хотелось бы сглазить, но да. Вижу. Подобные обвинения могут выдвигать и выдвигают против едва ли не всех серьезных людей при больших возможностях. В том числе и против тех, которые над всеми расследованиями. Но мало кто может себе позволить все это просто проверить, не то что расследовать. Кроме страха разбить себе лоб и жизнь, у самых ретивых не хватит ни людей, ни денег на такие раскопки. А этот скандал и массовая истерия с поисками убийц в интернете — это ведь на годы. Через какое-то время многое забудется, а что-то окончательно сойдет на нет.
— Разумно, — произнес Полунин. — Но меня что-то давно не приглашал к себе этот неприятный полковник Земцов. Может, это и хороший знак: ему мне нечего сказать, — но я не люблю неопределенности. Нанесу-ка я ему визит сам, без предупреждения, чтобы не успел подготовиться.
— Да, нормальный ход, — одобрил Костин.
Унижения начались в приемной начальника отдела убийств и похищений. Полунина долго расспрашивали, вызывали ли его, по какому поводу явился, и, главное, все делали вид, что понятия не имеют, кто он. Наконец сообразили позвонить Земцову и доложить: пришел такой-то. Тот велел пропустить.
— Проходите, садитесь, Павел Петрович. Я вас слушаю, — сухо произнес Земцов, даже не подумав подняться со своего стула.
— Вы меня слушаете? — пафосно воскликнул Полунин. — Это я пришел вас послушать. Вы возглавили такое чудовищное дело, которое повлекло за собой неслыханную травлю невиновного известного человека, и не информируете меня о результатах. И вы меня слушаете? Неужели нет никакой информации?
— Есть, конечно, — ответил Земцов. — Но в мою задачу не входит сообщать мгновенно всем заинтересованным лицам о каждом результате следствия. Но вы пришли вовремя. Можете помочь. Мы вычислили машину, на которой приехал человек, пытавшийся похитить Юко Судзуки, единственного свидетеля по делу убийства Савицкого. Авто из парка автомобилей вашей студии. Вот фото, видны номера. Вам она знакома?
— О чем вы говорите? Как мне может быть знакома одна из машин парка студии? Я не пользуюсь этими автомобилями. Они для персонала и рабочих поездок.
— Понятно. Ваш ответ на следующий вопрос предсказуем, но спрошу. Этот человек вам знаком? Абдулла Шарипов, он и пытался похитить Юко, увезти на этом автомобиле. Юко удалось сорвать с него маску, и Шарипова сфотографировали.
— Разумеется, нет. Там сотни работников, многие мигранты.
— Среди официально оформленных работников мы не нашли именно этого человека. Очевидно, он был нанят на стороне. Но как получил доступ к автомобилю студии — пока вопрос. Теперь уже не к вам. Когда получим ответ, сообщим. Если у вас все, то я хотел бы вернуться к работе.
Полунин встал, побагровевший, возмущенный, явно расстроенный, уже повернулся к выходу, но не сдержался.
— Я так понял, полковник Земцов, что вы по-прежнему работаете лишь над версией моей причастности теперь уже к двум преступлениям. И только тут копаете. А зачем, по вашему мнению, мне сдалось заказывать похищение Юко, этой… Воздержусь. Это же бред какой-то. И кстати, была сначала разумная версия, что Савицкого убила она во время выяснения отношений, а потом разыграла сцену, будто на него напали, а ее заперли. Такая дешевая байка. Но вы не расследуете ее причастность. Почему?
— Потому что она расследована, — холодно произнес Земцов. — Не могу вам демонстрировать улики, это тайна следствия. Только в порядке информации. Есть ДНК убийцы под ногтями жертвы, которая пыталась сопротивляться. Отпечатки обуви убийцы. Есть расчеты о силе удара и росте нападавшего. И мы убедились, что Юко была заперта снаружи и пыталась справиться с дверью. На двери следы ее крови, на руках царапины. Все проверили, до секунды. Это понятно?
— Да, но… — Полунин задумался. — А возможность того, что у нее мог быть соучастник? К примеру, новый любовник. И кто сказал, что эту девицу пытались похитить те же люди, которые заказали и убили Савицкого? И даже если те, то не факт, что из-за него или каких-то особенных материалов. Кто она такая? Бумажки разбирает у Калинина.
— У вас есть предположения?
— У многих есть предположения. Весь интернет сейчас бурлит по поводу наследства Савицкого. Возможно, у этой девицы есть завещание, как, кажется, предполагают жены. Многое возможно. Она гастролерша из Японии, внешне красивенькая, по профессии юрист, знает, как обувать лохов, какими считает нас. Допускаю, что ее пытались похитить по заказу именно соучастников, поскольку она, к примеру, отказалась с ними делиться. Савицкий был богатым человеком. Зачем еще притащиться в Россию такой, как Юко? В Японии юристам уже делать нечего?
— Да вы расист, батенька, — насмешливо посмотрел Земцов. — Я бы не советовал увлекаться. Мы разберемся во всем, но благодарю вас за попытку помочь. Вы свободны.
Тут позвонил телефон, Земцов выслушал и ответил коротко:
— Ясно. Молодцы. Оформляйте. — И добавил для Полунина: — Вы на самом деле удачно пришли, Павел Петрович. Шарипова взяли в аэропорту. Пытался улететь в Эмираты. Кто лучше его ответит на вопросы, зачем и по чьему заказу он пытался похитить Юко Судзуко. Допускаю, что он в курсе и по поводу убийства Савицкого. ДНК убийцы у нас есть, как я вам уже сообщил.
Полунин сел в свою машину. Руки дрожали, мозг горел. Как этот сапог посмел ему сказать «вы свободны», как какому-то карманнику? Как он вообще с ним говорил — свысока, с позиции силы. И все началось из-за подлого оговора мерзавца Савицкого. Как невыносимо, как мучительно ненавидеть покойника до спазмов и остановки дыхания. Как ему отомстить? Пишут, он сильно любил Юко. О ней можно подумать. Будь она неладна. Игорь подумает, как обыграть это якобы похищение, которая она сама могла и организовать, чтобы ее охраняли. Но теперь еще эта проблема. Они кого-то схватили, сейчас начнут из него выбивать имя якобы заказчика. Повесить могут на любого, но им же интересен такой объект преследования, как сам Полунин.
В СМИ появились новые сенсационные заголовки типа: «Режиссер Полунин о своих подозрениях», и это над портретами Юко. Новая волна версий затопила Сеть, а живописные снимки Юко Судзуко привлекли огромное количество любопытных и раздираемых собственными страстями и комплексами зевак. Под каждой публикацией в минуты возникали сотни комментариев. Некоторые были явно организованными — текст идентичен до запятой. Но были и другие: «от души». Грязные, оскорбительные, с ненавистью и завистью на совершенно, казалось бы, пустом месте. Но так реализуются женоненавистники, расисты и просто самая дремучая и агрессивная публика, которая нашла себе занятие и придумала борьбу. Среди обличителей часто оказываются добропорядочные жены, которые открыли для себя такую возможность, как интернет, чтобы вылить туда самые психопатические фобии и кровожадные пожелания всем, кто гипотетически может польститься и на их собственных мужей. Разумеется, информации для следствия во всем было ноль. Но имя и образ Юко умело вбивались в мозги читателей. Искусство ломового зомбирования.
Друзья и знакомые Юко могли поддержать ее лишь советом:
— Не читай это! Просто сломай компьютер, отключи телефон от интернета. Это же не имеющий смысла бред, вылитые помои.
Но Юко так не считала. Да, помои, бред, чаще всего пишут люди, которые до публикации понятия не имели о существовании Юко. Да, они бывают безграмотными, косноязычными, иногда откровенно безумными. Но! В этом диком бедламе есть порядок, заданная тональность и дирижер. В этом есть один профессионал. Имя его Игорь Костин.
И когда Юко позвонила Ирина Воробьева с предложением дать интервью в ее эфире, Юко без капли сомнения ответила:
— Да, конечно. Невозможно ответить тысячам или миллионам, но можно обратиться к тому, кто точно услышит.
Их встреча началась с того, как Юко заходит в студию, а Ирина ее встречает. Юко в черных шелковых брюках и белоснежной блузке с маленьким воротником под шею и застегнутыми до него пуговицами. Рукава длинные, до запястий, буфы, присборенные у манжет. Волосы прямые, до плеч. Минимум косметики, практически незаметной.
— Здравствуй, Юко, — приветствовала ее Ирина. — Я даже оробела, увидев тебя так близко. До сих пор любовалась только снимками в интернете. И вот что скажу тебе: фото не передают главного. Ты — мисс Совершенство.
— Спасибо, Ира, — сдержанно улыбнулась Юко. — Примерно это я и читала в комментариях, насколько я мисс Совершенство. Только не думай, что я этим огорчена и унижена.
— Ты на самом деле не огорчена? Я с жуткими усилиями заставляла себя читать этот кошмар, когда готовилась к нашему разговору.
— Моя работа не заставляет меня читать то, что мне не только неприятно, но и в чем я не вижу ни малейшего практического смыла. Какие-то люди выплеснули свои воспаленные эмоции, вызванные их собственными раздражителями. Если им стало легче — ради бога. Но ко мне это все не имеет отношения. Вероятность того, что мы встретимся с кем-то из них нулевая. Я — неконтактный человек. Это ко всем моим предполагаемым порокам.
— Ты хорошо сформулировала суть травли как явления, — сказала Ирина. — Но чтобы справиться с ней в своем конкретном случае, нужно особое и очень редкое самообладание. Я бы так не смогла, наверное.
— А мне просто не пришлось с этим справляться, — пожала плечами Юко. — Для меня этого нет. Этого не существует в моем жизненном порядке, в главных событиях и переживаниях моей судьбы. У нас так мало времени… Я узнала недавно, как неожиданно, жестоко и подло его можно украсть. Украсть у меня, у человека, который был моим солнцем в ночи.
— Я очень сочувствую тебе, Юко.
— Спасибо. Знаю. Но у меня нет такого занятия — горевать. Мне нужно искать и думать. Только так мы с Кириллом по-прежнему вместе. Я верю в одно: наши любимые не оставляют нас совсем.
— Перед нашей встречей я получила разрешение и предупреждения от следователя по двум делам — убийство Кирилла Савицкого и попытка твоего похищения. Ты поняла: речь о том, чтобы мы не раскрывали никакие детали расследования.
— Я и не собиралась. Ты не поверишь, я даже стараюсь не интересоваться, что там у них. Мне кажется, только мне может открыться какой-то знак. Смешно, да?
— Да нет. Ты человек, который открывает тайны. Я так подумала, как только ты заговорила.
— Не знаю. Но для твоих зрителей я могу с разрешения следователей сообщить одну новость. Они арестовали человека, напавшего на меня. Имя, фамилию напишут в официальном сообщении. Но я вот что хочу сказать. Мне тоже разрешили. Был человек, который меня спас, рискуя собой. Преступник реально его изувечил. И этот человек — мальчик пятнадцати лет. Мы даже не были знакомы. Он приехал ко мне с мамой, моей приятельницей. И когда на меня напал тот тип, потащил к машине… Этот мальчик бросился на него, меня отбил, а с бандита сорвал маску. Его мама сфотографировала лицо того человека. Так его и поймали. По не очень четкому снимку и описанию Коли сделали несколько уточненных фотороботов. То есть у победы следствия есть такой автор. Мой герой — Коля Свиридов, ученик седьмого класса одной из школ Москвы. Сейчас он, конечно, мой друг. Такое приобретение в моем опыте и судьбе. Если бы не он, мы бы с тобой, наверное, сейчас тут не сидели.
— Это просто удивительно. Коля, если ты нас смотришь: я благодарю тебя от лица миллионов моих подписчиков. А сама очень надеюсь на нашу встречу. Ты расскажешь, как это дикое преступление, в котором ты оказался победителем, выглядело твоими глазами. Уверена, всем это будет интересно.
Юко впервые улыбнулась и помахала рукой невидимому Коле. Ирина продолжила:
— Такой вопрос, Юко. У тебя есть свои предположения относительно того, кто так преследует тебя со дня убийства Савицкого, кто следил за вами обоими, вероятно, задолго до убийства, да и сейчас на свободе? Арестовали, я так понимаю, исполнителя. Ты поняла меня, я спрашиваю не фамилию, причины, подробности. Я только спрашиваю: да или нет.
— На вопрос отвечу так: предположений нет. Я юрист, мне нужны веские доказательства. Ощущение есть. Как есть отторжение от некоторых версий. Больше не могу.
— Что ты чувствуешь?
— Тут одним словом или фразой не получится. Начну с такого вступления. Моя бабушка с детства мне внушала: никого нельзя проклинать, желать горя, болезни, смерти. Это проклятие станет твоим камнем на шее, твоими путами на ногах, твоей виной. Ты не сможешь быть счастливой. И я никогда никого не проклинала. Даже мысли такой не было. Это на самом деле облегчает жизнь: на тебе не висит вина.
Юко задумалась, Ирина выдержала паузу и спросила:
— Что-то изменилось в твоих убеждениях? Ты думаешь иначе?
— Я не думаю иначе. Бабушка была на сто процентов права. Но я вырвала у какой-то высокой справедливости право на один раз. Оно мне необходимо больше, чем воздух и вода. Я проклинаю убийцу моего Кирилла. Я желаю злодею долго жить, оставаться в полном здравии, все ясно видеть и понимать. Не знать нищеты, голода, физической боли. Я хочу, чтобы ему ничего не мешало, чтобы он ни на секунду не мог отвлечься от моего проклятия. Чтобы его здоровое сердце постоянно сжимала моя ненависть, сжигали мое презрительное отвращение и мое безупречное знание: он не человек, он даже не грязь на земле. Он — смертельно ядовитый гриб, которому суждено торчать на свете с одной миссией: быть флаконом для собственного яда. Не наступите на него, люди. Просто вовремя обойдите и присоединитесь к моему проклятию. Пусть живет. Если это так называется. Существует пожизненная, вечная казнь, только она бывает неотвратимой и мучительной. А смерть — это просто тишина и покой.
— Я потрясена, — только и сумела произнести Ирина. — Не представляла себе, что в нежной фарфоровой статуэтке столько ярости и презрения. Столько мудрости и любви.