Разборка по-русски

Глава 20

Желая как-то разрядиться, сбросить с себя тяжесть последнего месяца, опасных проблем, так некстати свалившихся на Голдобеевых, Юрий Андреевич и Геннадий решили за четыре дня до Нового года съездить в лес на охоту.

Заблаговременно побывав в лесничестве, Геннадий купил там лицензию, дающую им с отцом право на отстрел одного медведя.

Не теряя времени даром, заодно он заскочил на кордон к знакомому леснику и подарил его жене костюм — последнюю модель своей фабрики. Между Голдобеевым и Петряевым давно сложились дружеские, доброжелательные отношения, а поэтому подарок его Петряевыми был принят с благодарностью.

На санях-розвальнях, в которые была запряжена молодая гнедая, бойкая лошадка, они съездили к давно примеченной Петряевым берлоге, которую Голдобеев внимательно обследовал, так как надеялся, что находящийся в ней медведь в ближайшие дни станет его трофеем.

Возвращаясь на кордон, подгоняя кнутом резво бегущую лошадку, Голдобеев, не утерпев, съехидничал в адрес Петряева:

— Олег Леонидович, ты зачем держишь в своем хозяйстве такую замухрышку? — Он показал кнутом на лошадь.

— Если бы ты, Геннадий Юрьевич, разбирался в моей работе, то так пренебрежительно о моей лошади не отозвался бы, — улыбнувшись, заметил Петряев.

— Непонятно, чем она могла тебе понравиться?

— Сейчас объясню. В лесу — это тебе не на улице, где всегда можно найти место для разворота, а мы с моей Белкой везде прорвемся и везде развернемся, да и на корм ей меньше требуется фуража. А если бы вместо нее сейчас был мерин килограммов на шестьсот, то что бы я с ним делал в наших дебрях?

— Все ясно, спасибо за науку. Оказывается, и в вашем деле есть свои секреты…

Когда Геннадий Юрьевич возвратился к себе домой от Петряева, то там его ожидала приятная неожиданность. К ним в гости на Новый год прилетели из Франции Эдвин Даниэль Трюбон с супругой Анной-Марией, с неизменным секретарем Форту Кюнстером. Они прилетели к Голдобеевым не только для того, чтобы встретить Новый год в кругу родственников. Господин Трюбон привез своему свату очень выгодный контракт совместного сотрудничества. По этому контракту фирма Трюбона поставляла вагонами из Франции на фабрику Голдобеевых раскрой и фурнитуру, а здесь по его моделям должны шить мужские и женские костюмы. После чего транспортом фирмы Голдобеевых готовая продукция должна быть доставлена в Будапешт, в государственный концерн «Эрмавен».

После изучения данного контракта Голдобеевы пришли к выводу, что он им выгоден по всем статьям договора. Однако, являясь честными партнерами и не желая иметь никаких недомолвок, Юрий Андреевич поинтересовался у Трюбона:

— Заключение контракта и его реализация сулят нам большие выгоды. Как бизнесмен, я не понимаю, почему вы решили поделиться с нами таким лакомым пирогом?

— Видишь ли, моя фирма у клиентов пользуется солидной репутацией. Продукция моих предприятий имеет больший спрос, чем мы можем предложить своим клиентам. У нас не хватает ни мощностей, ни рабочих рук. Вместе с тем мы не намерены упускать потенциальных покупателей. Вот почему я обратился к твоей помощи. Конечно, я рискую, доверяя часть своего заказа вам, но думаю, что вы меня не подведете.

— У тебя нет оснований сомневаться в нашей порядочности, если учесть, что мы с тобой сотрудничаем много лет, — заметил ему Голдобеев.

— Вот почему я и решил рискнуть на новое сотрудничество с вами. Тем более что теперь вы стали моими близкими родственниками, о которых я должен заботиться, как о себе, — улыбнувшись, пояснил Трюбон.

Когда Трюбон узнал от Юрия Андреевича о предстоящей охоте на медведя, то с ребячьим азартом загорелся желанием тоже участвовать в ней. Анна-Мария, узнав о безумном желании мужа, категорически выступила против такого рискованного эксперимента:

— Ты что, хочешь, чтобы я полетела-домой в трауре? Хочешь загнать меня в гроб? Еще чего выдумал! Более глупого решения не мог принять?..

Она всячески пыталась уговорить его отказаться от участия в охоте. Исчерпав все свои доводы, Трюбон не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Юрий Андреевич с зятем постоянно ходят на охоту, и их жены, в том числе и твоя дочь, не считают своих мужей глупцами.

— Нашел с кем себя сравнивать, — пренебрежительно заметила она. — Юрий Андреевич и Гена с этими медведями управляются как с овцами, а ты медведей видел только в зоопарке, и то через толстую решетку, к которой близко не решался подходить.

— Я же поеду с ними только посмотреть охоту, — с мольбой в голосе добивался он у жены разрешения на участие в охоте.

Супруги Трюбон спорили между собой, как дети, позабыв об окружающих. Слушая спор родителей, глядя на мать, Элизабет укоризненно качала головой. Голдобеевы, скрывая улыбки, общими усилиями смогли все же уговорить Анну-Марию отпустить завтра с ними на охоту своего супруга, гарантируя полную его безопасность.

Утром на грузовом «уазике» отец и сын Голдобеевы, Трюбон — все трое, вооруженные пятизарядными тузовскими ружьями — и Кюнстер с кинокамерой поехали на кордон к леснику Петряеву. За рулем их автомобиля был Жиган.

Оставив свою машину на кордоне, они пересели на сани-розвальни, куда для мягкости Петряев кинул несколько охапок благоухающего свежего сена, и поехали к медвежьей берлоге с двумя сибирскими лайками, которые, виляя хвостами и признавая своим хозяином только Геннадия Юрьевича, резвясь, то отставая, то опережая сани, сопровождали их.

Если бы сейчас друзья господина Трюбона увидели его, одетого в полушубок, подшитые валенки, с заячьей шапкой на голове, то вряд ли узнали бы в нем преуспевающего бизнесмена, своего коллегу. Так же добротно и тепло были одеты и все остальные члены охотничьей бригады.

По дороге к берлоге Геннадий, остановив сани на ранее проложенной колее, сходил к облюбованному им дереву и топором срубил дубовую рогатину, толщиной где-то в десять сантиметров и длиной в два метра, которая должна была пригодиться ему в будущей охоте.

За свою довольно-таки долгую жизнь Трюбон, как и его секретарь Кюнстер, впервые ехал в санях по глубокому снегу в лесу. От этой езды по девственному лесу он испытывал такое неповторимое удовольствие, какое не получал от других, более современных видов транспорта.

Лесные богатыри — сосны, ели, березы и другие деревья, украшенные хлопьями снега, — только по известным им причинам со сказочной таинственностью и необъяснимостью освобождались от лишнего, чужого веса, с шумом роняя с неба на нижние ветки, на землю «лавины» снега. Скупые лучи солнца, пробиваясь сквозь редкие белые облака, говорили охотникам, что в ближайшее время ясная погода не должна была измениться.

По проторенному снегу они, не доезжая до берлоги метров сто, остановили сани. Жиган, привязав вожжи к стройной березе, тоже пошел вслед за охотниками, которые, не дойдя до берлоги метров двадцать, вновь остановились посовещаться между собой.

— Сват, ты намерен участвовать в охоте на медведя или будешь у нас зрителем? — обращаясь к Трюбону, поинтересовался у него Юрий Андреевич.

— Конечно, буду участвовать! — азартно заверил Трюбон, приказав своему секретарю, чтобы тот не забыл заснять на видеокамеру самые важные эпизоды охоты.

— Мы вам, как гостю, предоставляем право первому вступить в схватку с медведем. Это такое животное, которое очень трудно убить из ружья любителю-охотнику. Поэтому, если почувствуете, что проигрываете поединок, сразу же убегайте от медведя, чтобы не мешать мне помериться с ним силами. Медведь в это время года, поднятый из берлоги, очень агрессивен, а если к тому же он будет ранен, то становится до безумства яростным, злым и опасным. Все поняли? — проведя короткий инструктаж, поинтересовался у тестя Геннадий.

— Так точно! — по-солдатски коротко заверил тот его.

— Папа, если мне повезет, то вторым номером в схватке с медведем стану я, ну а подстраховывать меня будете вы вместе с Николаем Сергеевичем, передавая последнему свое ружье, сказал Геннадий.

— Ты же мне обещал, что больше не будешь лихачить, — встревоженно напомнил сыну отец.

— Последний раз, — заверил его сын, приложив правую руку к груди. Только потому, что охота будет сниматься Кюнстером на видеокамеру, я иду на такой риск.

— Ты меня когда-нибудь угробишь своими сюрпризами, — недовольно пробурчал Юрий Андреевич, с нескрываемыми нотками гордости за сына.

Присутствующие рядом с ними мужчины ничего не поняли из этого разговора: о чем предостерегал отец сына и чего он боялся. Только последующие события разъяснили им суть настоящего разговора.

Геннадий Юрьевич, сбросив с себя на снег полушубок и оставшись в фуфайке, топором срубил длинную жердь. Обрубив на ней мелкие ветки, он, вручая ее Жигану, сказал:

— Николай Сергеевич, пошуруди ею в берлоге медведя, только будь осторожен, не провались в нее. Как услышишь, что он зашевелился в своем доме, немедленно убегай к нам.

Держа в правой руке палку, с охотничьим ружьем за спиной, Жиган, утрамбовывая ногами снег, делая в нем дорожку, пошел к берлоге. Собаки, почувствовав запах зверя, поскакали по глубокому снегу к берлоге, остервенело заливаясь в лае.

Там, где из берлоги выходило тепло, вокруг отверстия лежала шапка инея. Опустив через отверстие в берлогу жердь, Жиган стал ею «шурудить», как кочегар лопатой в топке котла, но в отличие от кочегара он не видел результатов своего труда. Сначала конец его палки натыкался на твердый грунт, и ему стало казаться, что в берлоге, находящейся под вывороченным корнем поваленной огромной сосны, медведя нет. Но вот его палка своим концом погрузилась во что-то мягкое. Еще раз сильно ударив палкой в прежнее место и услышав злобный рев потревоженного зверя, Жиган, не вытаскивая своей палки из берлоги, бросился бежать по своему следу к охотникам. Первым на его пути стоял Трюбон, который был от берлоги метрах в десяти. Жиган, посмотрев в лицо Трюбона, увидел в его глазах и азарт, и страх, и интерес. По-видимому, и у него самого на лице было то же самое выражение. Когда он проходил мимо Геннадия Юрьевича, который стоял позади Трюбона на расстоянии не более двух метров с рогатиной и огромным самодельным ножом в руках, тот, успокаивая его, сказал:

— Не волнуйся, Коля, все будет хорошо!

— Вам отдать ружье?

— Оставь себе, мне хватит на топтыгу и своего шанцевого инструмента.

Только теперь Жиган понял, о чем ранее переговаривались между собой отец с сыном. Метрах в пяти от Геннадия Юрьевича стояли Юрий Андреевич и Кюнстер с готовой к съемке видеокамерой. Жиган встал в стороне от них так, чтобы спины впереди стоящих охотников не мешали ему видеть предстоящее поле битвы, и приготовился, если понадобится, тоже стрелять из ружья.

Минуты через две после того, как Жиган перестал палкой беспокоить медведя в берлоге, с громким шумом и треском от ломаемых сухих веток из берлоги выбрался огромный, двухметровый, со свалявшейся шерстью бурый медведь, которого сразу же взяли в оборот ловкие лайки. Все его попытки «огреть» их своими когтистыми лапами успеха не имели. Лайки были слишком подвижны и опытны, чтобы открыто пытаться мериться с ним своими силами, но если везло, то не упускали удовольствия укусить медведя.

Долго такое захватывающее зрелище Трюбон выдержать не мог. Тщательно прицелившись в медведя из ружья, он старательно выпустил в него все пять зарядов. Появившаяся на снегу кровь поведала охотникам, что медведь ранен, но не смертельно и даже не тяжело. Прищурив и без того свои маленькие глазки, он по-собачьи, прыжками побежал на своего врага, которому ничего другого не оставалось делать, как убегать от него.

«Черт возьми!» — испуганно подумал Трюбон. От страха ноги отказались его слушаться, и он, едва переставляя их на последнем пределе своей воли, все же заставил их подчиниться. Гипнотизирующие глаза набегающего на него медведя едва не парализовали его волю. При такой скорости движения Трюбону невозможно было уйти от преследовавшего его медведя. Однако Геннадий Юрьевич выступил вперед и заслонил Трюбона от медведя, позволив ему уйти под защиту Юрия Андреевича и Жигана.

Когда между Геннадием Юрьевичем и зверем осталось расстояние метра три, он, сорвав со своей головы старую шапку, бросил ее в медведя, который, схватив ее передними лапами, встал на задние во весь свой огромный рост и стал с остервенением рвать ее на мелкие кусочки, как будто у него в лапах была не меховая шапка, а лист бумаги. В это время Голдобеев, подскочив к медведю, ударив его рогатиной в грудь, стал давить на рогатину, как бы пытаясь повалить противника на спину. Но медведь не мог позволить своему двуногому противнику так себя унизить. Навалившись на рогатину всей своей массой, поливая снег кровью, пьянея от злости и ярости, медведь луком согнул рогатину, но не смог ее поломать. Не в привычке зверя отступать и обходить препятствие. Он привык все ломать на своем пути и ни в коем случае не менять тактики своего поведения в зависимости от обстоятельств. Медвежьи повадки Голдобееву были хорошо известны. Зная слабую сторону его «тактики», сейчас он как раз ею и воспользовался.

Закрепив нижний конец рогатины в снегу и следя, чтобы она не упала, Голдобеев ждал того момента, когда медведь устанет и ослабит свое давление на рогатину, попытается передохнуть от единоборства с ней и выпрямится во весь свой огромный рост. Дождавшись благоприятного момента, под аккомпанемент заливающихся лаек, которые отвлекли внимание медведя, он по рукоятку всадил медведю нож в грудь в области сердца. Реакция медведя на удар ножом была запоздалой, он только когтями правой лапы смог разорвать ткань на фуфайке своего противника, от чего вата повисла клочьями.

Упавший на спину медведь, поверженный смертельным ударом ножа Голдобеева, лежа на снегу, по-прежнему вызывал к себе у охотников уважение как к смелому и достойному противнику, в борьбе с которым человек применил недозволенный, запрещенный прием. Однако люди стыда от своего поступка не испытывали, и как далекие их предки, громко крича, смеясь, праздновали торжество своей победы, снимаясь на видеокамеру рядом со своим редким и необычным трофеем.

С большим трудом охотники подогнали упиравшуюся лошадь с санями к убитому медведю, к которому она никак не хотела приближаться. Только общими усилиями физического воздействия они смогли подчинить ее своей команде и погрузить в сани медведя. Приехав на кордон, они отдали тушу медведя Петряеву, который пообещал, сняв шкуру с медведя, вычинить ее. За ней Жиган может приехать дня через три.

— Юрий Андреевич, как вы смотрите на то, чтобы Новый год всей семьей встретить в моем доме? Будут банька, медовуха, разные дары природы.

— Спасибо за приглашение, но мы не можем его принять из-за моих французских друзей, которым твои бытовые условия будут неприемлемы. Им нужны теплый туалет, другие удобства, отсутствие которых вы не замечаете.

— Ну, если так, то не обессудьте, — разведя руками, с пониманием улыбаясь, ответил Петряев, вручая отъезжающим охотникам трехлитровый баллон меда, такой же баллон медовухи и несколько низок сушеных грибов.

— На Новый год не помешает, — так он одаривал Голдобеевых за ранее сделанный его жене подарок, заверяя, что эго является неискоренимой русской традицией.