На улице похолодало, и начался безжизненный дождь. Еще не нагретый обогреватель дышал холодным и влажным воздухом в ноги Кэтрин, и, чтобы не дрожать, она обхватила колени обеими руками.
Направляясь обратно в «Горизонт», Клей спросил властным тоном:
— Ну, что ты думаешь?
— У меня такое чувство, что это событие выплывает из рук прямо на наших глазах. Я никогда не думала, что твоя мать выступит с таким предложением.
— Я тоже, но, полагаю, что у меня не было времени подумать. Все же это лучше, чем проводить свадьбу в церкви в присутствии тысячи приглашенных, разве не так?
— Не знаю, чего я ожидала, но только не бабушек с дедушками. — Почему-то Клей Форрестер казался слишком шикарным, чтобы прятать своих дедушку и бабушку где-то в укромном месте.
— Ты же знаешь, я не из раскольнической семьи, — сказал он, пытаясь внести немного юмора в совсем не смешную ситуацию.
— Как раз сейчас я почти жалею, что это не так. Я говорю о тебе и о себе тоже.
— Разве у тебя нет ни бабушки, ни дедушки?
— Нет, они умерли. Но если бы они у меня и были, то я бы сожгла перед их домом портрет отца. Клей, на нашей свадьбе его не будет.
— Ну, если мы его не пригласим, это не очень затронет мои чувства. Но как мы сможем не включить его в список приглашенных, если включаем твою мать? Ты ведь это предлагаешь сделать?
— Я не знаю, что предлагаю. Вся идея о настоящей церемонии — абсурд! Мой старик опьянеет и станет несносным. Он все испортит! Или же он будет расхаживать по дому и говорить гостям, что ему улыбнулась удача!
— Но я не вижу, каким образом мы можем уклониться от него.
— КЛЕЙ! — сказала она и сама не поверила, каким тоном произнесла его имя.
— Что? Что значит это — КЛЕЙ? — повторил он таким же тоном недоверия.
— Ты действительно хочешь, чтобы это была большая, шумная вечеринка? Я имею в виду, ты собираешься позволить, чтобы твоя мать взяла на себя заботы по подготовке и расходы на настоящую свадьбу, позволить поверить им, что это навсегда?
— Если она хочет этим заниматься, пусть занимается. Она гордится, когда организовывает «маленькие общественные события», как она их называет. Кому от этого будет плохо?
— Мне! Я уже чувствую себя преступницей, планируя все это. Я не хочу вводить в заблуждение твоих родителей больше, чем это необходимо.
— Кэтрин, я думаю, все торжество обойдется меньше, чем стоит одно кольцо на руках моей матери. Почему бы ей не позволить удовольствие?
— Потому, что это нечестно, — упрямо сказала Кэтрин. Он не смог сдержать раздражения.
— Мы уже поставили их перед фактом, так какая разница, как мы будем демонстрировать свои отношения?!
— А мы не можем сказать правду?
— Не можем! Я думаю, что это еще больнее заденет моих родителей. Я не знаю насчет твоих — я имею в виду твою мать, — но я глубоко сомневаюсь, что она очень расстроится, если ты выйдешь замуж при поддержке моих родителей. Знаешь, именно к этому все сводится. Мои родители решили согласиться на женитьбу и хотят, чтобы об этом стало известно. Разве не в этом суть всех свадеб?
— Нет. Суть большинства свадеб заключается в том, что мужчина и женщина связывают себя обязательствами на всю жизнь.
Но Клей почувствовал, что за ее словами кроется какой-то другой смысл.
— Тебе не нравится отвратительное хвастовство на свой счет, не так ли? Особенно если счет оплачивают презренные богатые люди, которых тебя воспитывали так сильно ненавидеть?
Кэтрин в очередной раз была поражена проницательностью Клея.
— О'кей, я признаю это. Благодаря предрассудкам отца у меня сложилось предвзятое мнение по отношению к богатым. Но твои родители доказали, как я была не права.
Клей стиснул зубы, отмечая про себя, что она упомянула только его родителей.
— Ты имеешь в виду, что они тебе нравятся?
— Я их уважаю, — честно ответила она, — и сам этот факт — нечто новое для меня.
— Хорошо, тогда разве ты не можешь уважать их чувства и согласиться с моей матерью?
Кэтрин тяжело вздохнула:
— Господи, я не знаю. Я во всем этом плохо разбираюсь. Не думаю, что когда-нибудь соглашусь с этим.
— Кэтрин, что бы ты ни думала, моя мать — не махинатор. Она старается делать все, как принято. Раньше я об этом не упоминал, но я знаю, что одна из причин приема гостей имеет политический смысл. Об этом можно не упоминать, но деловой этикет предполагает приглашения по случаю таких событий, как свадьба. Такие приглашения рассылаются давним товарищам и коллегам, с которыми на протяжении многих лет установились не просто деловые связи. Сейчас многие из них стали близкими друзьями моих родителей. Мне жаль, если это сильно тебя обременит, но дела обстоят именно так.
— Почему ты мне об этом не рассказал, когда предлагал весь план?
— Честно говоря, тогда я об этом не думал.
Она тяжело вздохнула.
— Чем дальше, тем хуже…
— Если ты попросишь мать свести число приглашенных до минимума, я уверен, она это сделает. Но я гарантирую, что все, за что она берется, будет выполнено со вкусом и умело. Неужели так трудно с этим примириться?
— Я… это пугает меня, вот и все. Я вообще ничего не знаю о… светских свадьбах.
— Она знает. И пусть она будет твоим советчиком. У меня такое чувство, что, когда вы лучше узнаете друг друга, вы хорошо поладите.
Кэтрин снова почувствовала себя загнанной в угол, на сей раз от явного желания угодить родителям, даже если речь шла о свадьбе более чем благоразумной, Вспоминая его легкие прикосновения, интимные взгляды, она снова решила дать ему отчетливо понять, какова ее позиция в этом деле.
— То, как ты вел себя в доме, было чистым представлением, причем абсолютно ненужным. Я уверена, что твои родители и так во все поверили бы.
— Я так не считаю.
— Ладно, но в будущем воздержись от этого. Это нехорошо.
— Я хотел, чтобы нам было задано как можно меньше вопросов, вот и все. И я думаю, это сработало.
— У тебя совсем нет совести, да?
— Однажды мы уже об этом говорили, поэтому не нужно снова начинать. Мне это тоже, как и тебе, не нравится, но я буду это делать, о'кей? Если мне сейчас или потом нужно будет до тебя дотронуться, чтобы это выглядело убедительным, извини, я это все-таки сделаю.
— Но это не входило в наш договор!
— Ты такая непрочная, что прикосновение к плечу может тебе чем-то грозить?
Она не удостоила его ответом на такую глупость. Но когда она сидела молча, обдумывая все услышанное, он добавил:
— Забудь об этом. Я ничего не имел в виду, это было просто действие.
«Только действие, — подумала Кэтрин, — только действие…»
Кэтрин вздохнула и откинулась на спинку удобного кресла. В машине было тепло, и шум дождя усыплял ее. Мурлыкание мотора, легкое покачивание, когда они огибали повороты и петляли по узким улочкам, поглощали ее. Она находилась в полудреме и чувствовала себя наполовину обеспокоенной, наполовину — в безопасности. Работающие «дворники» гипнотизировали ее, и она уносилась куда-то, играя в вымышленную игру, как будто в детстве, когда они так часто играли с Бобби. Что случилось с девочкой, которая на протяжении всех лет взросления придумывала истории и записывала их в свой дневник? Что случилось с теми мечтами, что тогда казались спасательным люком? Что было бы, если бы эта свадьба не была выдуманной?
В ее руках был букет приятно пахнущих цветов, когда она шла сквозь толпу людей с сияющими улыбками. На ней было потрясающее белое платье с такой объемистой юбкой, что с одной стороны лестницы она касалась стены, а с другой — перил. Прозрачная фата была похожа на ореол, когда она проходила мимо покрытого кружевом и сервированного серебром стола. В массе взглядов она искала знакомые глаза и мельком заметила множество подарков на другом столе. Бобби была здесь. Она поцеловала ее в щеку, тихо плача от счастья. И снова она искала знакомые серые глаза, она нашла их, и они улыбались. Он подождал, пока она поравняется с ним, потом взял ее за руку, и она почувствовала покой и свершение. Сыпался рис, букеты цветов. Она опять подошла к Бобби, а та протянула вперед руки, поцеловала ее и сказала:
— Видишь? Все случилось так, как мы мечтали: сначала — ты, а потом — я.
В толпе мелькнуло лицо матери, теперь оно не выражало беспокойства, потому что Кэти выбрала правильного человека. Потом она и очень правильный сероглазый мужчина проплыли через дверь навстречу медовому месяцу, медовой жизни, и все это было настоящим… настоящим… настоящим…
Голова Кэтрин лежала на спинке сиденья, Клей наклонился к ней и слегка потрепал по плечу.
— Эй, Кэтрин, просыпайся.
Тусклый свет освещал кончики золотистых ресниц, и от них падала веером тень на щеки и нос. Ее волосы с одной стороны примялись от спинки сиденья и беспорядочно вздымались вокруг уха. Он в первый раз заметил, что ее уши проколоты. Она носила в ушах крошечные серебряные гвоздики. Ее губы были расслаблены, и теперь на них не было прежнего блеска. Между зубами был виден самый кончик языка. Яркий свет освещал жилки на шее, создавая интимные тени. Легкий, манящий запах духов все еще держался в машине.
«Какой беспомощной она кажется, — думал Клей. — Все куда-то ушло, и вместе с ним исчезла ее надменность». Сейчас она была прекрасна, но он знал, что через минуту она опять напустит на себя суровый вид и вместе с ним холодные намеки, которые Клей уже успел так сильно невзлюбить. Он думал над тем, что, если бы она была такой же теплой и милой, какой казалась во сне, он бы не смог ее не полюбить. Он перевел взгляд на ее колени. Одной рукой она все еще придерживала сумочку, а вторая рука покоилась в низу живота. Под этой рукой развивался его ребенок. Он начал размышлять. Он задумался над тем, чего он хочет от своей жизни, и чего хочет она от своей. Рука на колене дернулась, и он подумал над тем, как легко она могла сделать аборт. На какой-то миг он пожалел, что она это не сделала, но потом снова почувствовал облегчение оттого, что этого все-таки не произошло. Ему хотелось знать, как будет выглядеть ребенок. Интересно, это будет мальчик или девочка. А, может, сама идея свадьбы ошибочна? На какой-то миг он проникся к ней нежностью, потому что в ней билась новая жизнь, и решил, что нет, это не ошибка. Его ребенок заслуживает лучшего начала в жизни, чем он, Клей, мог до сих пор ему предоставить. Господи! Как он хотел, чтобы все было по-другому, чтобы эта девушка была другой, и он мог ее полюбить. Он продолжал держать ее за руку, как раз над локтем. Через рукав пальто Клей мог чувствовать мягкое тело, его тепло.
— Кэтрин, просыпайся, — тихо проговорил он.
Она провела языком по губам, выпрямила голову, открыла глаза.
— Ты заснула, — сказал он, наклонясь близко к ней и продолжая держать ее за предплечье.
— Ммм… — пробормотала Кэтрин, закрыв глаза и пытаясь еще немного отогнать от себя пробуждение. Она понимала, что он касается ее, и она еще с минуту делала вид, что спит.
— Было похоже, что ты думаешь, а не спишь. — Его голос был лишен критических ноток, более того — в нем была нежность. Она открыла глаза. Он сидел, наполовину отвернувшись от нее, положив локоть на руль. На его лицо падала тень, поэтому черты были скрыты.
— Извини. В последнее время я так быстро засыпаю… Хотя врач сказал, что это естественно.
Что-то интимное было в этих словах, от чего Клей почувствовал, что его желудок слегка поднимается, как это всегда происходило, когда он думал о ребенке. Он не подозревал, что внутри нее происходят изменения, и эти изменения влияют на повседневный режим. Он понял, что ответственен за многие изменения, которые сейчас происходят в ней, и о которых он раньше абсолютно ничего не знал.
— Все в порядке. Я ничего не имею против…
Это было в первый раз, когда они беспечно разговаривали друг с другом. Ее защитные силы теперь поутихли и находились в таком же сонливом состоянии, как и она сама.
— Я вспоминала… — созналась она.
— О чем?
— Вспоминала, как мы с Бобби, бывало, часами сидели и планировали наши свадьбы, как делали платья из кухонных полотенец и булавок, а фату из старых занавесок. Потом мы все это записывали в наши дневники, все наши славные фантазии.
— И что вы писали?
— О, всякие обычные вещи. Девические мечты.
— Лоденгрин и длинную фату?
Она тихо засмеялась и пожала плечами.
— Ты раньше об этом никогда не рассказывала. Если тебе всего этого очень хочется, почему ты отказывалась?
— Потому что традиционные вещи будут только ненужными и угнетающими, если они используются для того, чтобы создать видимость того, что теряешь.
— Сердца и цветы?
Она никогда раньше не видела его таким милым. Снова она подумала о том, как бы ей было с ним хорошо, если бы все это было по-настоящему.
— Если я скажу да, пойми правильно смысл моих слов.
Он слегка отстранился, усаживаясь поудобней.
— Я пойму правильно. Ты полагаешь, что мужчины не хотят того же самого.
— Я никогда не думала о том, чего хотят мужчины.
— Тебя удивит, если я скажу, что недавно осуществил давние свои желания?
«Да, — подумала она, — да, удивит. Неужели я похитила у тебя твои мечты?» Она украдкой посмотрела на его профиль. Это был очень привлекательный профиль, она очень редко смотрела прямо на него. Сейчас его лицо выражало покорность.
— Да? — наконец спросила она, не в силах воздержаться от вопроса.
— Да. И неожиданно для самого себя.
Следующий вопрос она задала, стараясь придать голосу понимающий оттенок.
— Ты не хочешь, чтобы твои родители каким-то образом в тебе разочаровались, да?
— Не хочу.
Ей не хотелось казаться любопытной, и тем не менее она должна была знать — это ее очень долго волновало. Она сделала глубокий вдох, задержала его, а потом мягко спросила, глядя на свои колени.
— А та девушка… с которой ты встречался… Джил… это именно та девушка, на которой, они надеялись, ты женишься, не так ли?
Он быстро посмотрел на нее — она теребила пальцами сумку и смотрела вниз. Потом она подняла глаза, и их взгляды встретились.
— Возможно. Я не знаю. — Он выпрямил плечи и начал рассматривать свет на доске приборов.
Кэтрин почувствовала, как слегка подергиваются мышцы ее живота. Она почувствовала, как к ней тихонько подкрадывается чувство вины.
— Возможно, они осуществят свою мечту, когда это все закончится, — сказала она.
— Нет, теперь это никогда не случится.
Они разговаривали об этом, Клей и Джил… Возможно, эта свадьба была бы его единственной возможностью отметить ее как полагается. Казалось, он признавал, что это его беспокоит.
— Ты сама выбирай, как провести свадьбу, и, что бы ты ни решила по этому поводу, мне все подойдет. Маме просто придется с тобой согласиться, вот и все. Но она уже строит планы, поэтому мне бы хотелось как можно быстрее сообщить ей о твоем решении.
— Это и твоя свадьба, Клей, — тихо сказала она, раздосадованная тем, что не ошиблась в своих выводах.
— Свадьбы в большинстве случаев — это женское дело. Ты должна подготовиться.
— Я… Спасибо.
— Знаешь, мне кажется, каждый раз, когда я тебя высаживаю здесь, ты за короткое время приходишь к монументальному решению.
— Но у меня в этом доме есть много помощниц, которые мне помогут найти и в этом случае верное решение.
Он щелкнул языком.
— Полный дом беременных, незамужних подростков. Могу представить, какими беспристрастными могут оказаться их советы. Вероятно, они все еще прикалывают занавески к своим волосам вместо фаты.
Кэтрин подумала о том, насколько он был прав. Дождь барабанил по крыше, оконные стекла запотели. В машине было тепло и замкнуто, и какое-то мгновение Кэтрин не хотелось из нее выходить, не хотелось возвращаться снова в действительность.
— Что бы ты ни решила, все будет о'кей, ага? — сказал он. — И не позволяй, чтобы эти дети уговорили тебя на что-нибудь…
Он потянулся к дверной ручке, но она попросила его остаться в машине. Она сама прекрасно дойдет до дома. Когда она протянула руку, чтобы открыть дверь, он остановил ее, сказав:
— Кэтрин? Она обернулась.
— Было… хорошо. Было лучше, когда мы разговаривали и не спорили… Я думаю, мы в этом нуждались.
— Я тоже так думаю.
Но, уже выходя из машины, Кэтрин знала, что лжет. Она в этом совсем не нуждалась, абсолютно нет. О Господи, ей все больше нравился Клей Форрестер!
Когда Кэтрин вошла в дом, к ней кинулась Мари. И Кэтрин невольно призналась:
— Я выхожу замуж за Клея Форрестера.
Мари зажгла свет, прыгнула на середину своей кровати и дала сигнал:
— ВСЕ ПРОСЫПАЙТЕСЬ! КЭТРИН ВЫХОДИТ ЗАМУЖ!
Поднялся невообразимый шум — все радостно кричали, веселились, прыгали и обнимались.
Миссис Толлефсон крикнула снизу:
— Что там происходит? — Узнав, что случилось, поздравила Кэтрин и потом предложила сделать какао.
Прошел час, пока страсти улеглись, но за это время Кэтрин прониклась бесстрашным восторгом девушек. Может быть, это началось, когда они обнимали ее, и в первый раз за все это время она заметила, что отвечает им тем же. Казалось, что они преподнесли ей какой-то бесценный подарок, и даже теперь, лежа в кровати, она не спала и не была уверена, что же это было.
Она услышала через проход тихий голос Мари:
— Эй, ты спишь?
— Нет.
— Дай мне свою руку, а?
Кэтрин протянула руку, и в темноте ее пальцы сжали пальцы Мари. Потом наступила тишина, но Кэтрин знала, что всегда веселая Мари сейчас плакала.