Семь лет прослужил на кораблях Тихоокеанского флота (37 причал), сделав семь дальних морских походов продолжительностью от трех до семи месяцев.
Родился в 1961 году в Приморье и рос сугубо сухопутным человеком, склонным скорее к авиации под влиянием авторитета отца – военного летчика. В мечту родителей о сыне-пилоте внесла свои прагматические коррективы судьба, решившая, что внук пехотного офицера и сын авиатора должен стать моряком. Окончив в 1983 году ВИИЯ, был распределён на Тихоокеанский флот – на самый «ходящий» корабль ВМФ СССР того времени. Совершил семь дальних морских походов в пиковый этап Холодной войны, приняв активное участие в «военных играх для больших мальчиков» на Тихом океане. Службу закончил в звании капитана 3 ранга. Сейчас живу в Москве, превратив свою квартиру во флотскую кают-компанию, мысленно – на борту своего корабля, ныне списанного и порезанного «на иголки». В своих рассказах – законченный романтический реалист, разделяющий взгляды Джека Лондона на ремесло: «Читателям не нужны ваши наблюдения и знания, ваши мысли и идеи – нет, вложите все свое в рассказы героев, в истории, а сами станьте в стороне».
Добрый старый Флот ушёл. Новый не родился, а просто отпочковался и завял…
Будущим потомкам, которые будут ходить в моря, а по приходу – в кабак (если жалование позволит), передаю несколько полезных советов по борьбе с надводными и воздушными целями противника ( в наше время – ВМС США) в условиях ограниченного оснащения вашего корабля оружием и боевой техникой. Все испробовано на собственной шкуре.
1. Борьба с надводными кораблями
ТОФ. 80-е годы. Наш корабль преследуется фрегатом ВМС США (бортовой № 27, см. справочник «Jane's Fighting Ships», зачем – поймёте далее). До американского берега всего 5 миль, что и беспокоит фрегат. Он опасно маневрирует и пытается вызвать нас на 16 канале. Из динамика станции ежеминутно раздаётся смазанное помехами и несовершенством нашего «Рейда»:[1] «Ю-Эс-Эс Махлон Пиздейл коллинг Совьет шип».
Мало знающие английский язык старпом и вахтенный офицер угрюмо переглядываются. Наконец старпом спрашивает: «Что он подразумевает, называя «Совьет шип» махлон пиздейлом»? Вахтенный лишь пожимает плечами. (USS «Mahlon S. Tisdale» или фрегат «Мэлон С. Тиздейл», названный в честь американского вице-адмирала Первой мировой, тогда только что вошёл в состав 3-го флота и ещё даже не числился в «Джейне»).
Покурив и помолчав с минуту, старпом грустно говорит: «Обидно, мля!» и приказывает прибыть на ходовой продбаталёру[2] и ответственному за арсенал.
Оба прибывают, выслушивают указания, убывают на время и появляются вновь для доклада о выполнении распоряжения, имея в руках: продбаталёр – пустую банку из-под сухарей, арсенальщик – 5 противодиверсионных гранат и штык-нож.
Вся процессия во главе со старпомом, обрастающая по пути зеваками, прибывает на ют и вызывает нарастающие подозрения о готовящейся диверсии против «Америка зе бьютифул» у фрегата ВМС США, чапающего в кильватере на удалении 3 кабельтовых.
Старпом мелко и густо дырявит ножом банку, предусмотрительно повернувшись к американцу спиной, выставляет на гранатах максимальную глубину подрыва, кладёт их в дырявую тару и бросает за борт.
«Тиздейл» в панике – русские у пляжей Калифорнии, да ещё и спускают в воду неизвестное… «Jesus Fucking Christ!!!»
Фрегат увеличивает обороты и начинает сближаться с тонущей банкой, но тщётно – она уже под водой. Янк явно включает ГАС[3] для прослушивания, наезжает на место затопления супер-пупер-бомбы и…КААБЗЗДЫК!
Даже старпом прищурился. Гранаты подорвались гулко, но сердито. Гидроакустики с «Тиздейла», отзовитесь! Напишите, что вы чувствовали. Понимаю, что вы ничего не слышите, но читать-то вы можете.
А фрегат, ну что – обиделся просто и больше не выходил на связь.
2. Борьба с воздушными целями
а) вертолёты
Фролыч с детства обожал рогатки… Сохранилась у него эта страсть и в звании каплея. К походу на ЗП[4] США Фролыч подготовился: могучая рогатка из дуба в рундуке и запас болтов в кармане для воспитания матросов, высовывающих головы из иллюминаторов, и в ожидании более крупной добычи. А она всегда попадётся настоящему охотнику.
У Сан-Диего она и прилетела, настырно жужжа и обдавая запахом керосина.
Фролыч – не чукча, но охотник. Знает, что бить птицу в глаз тяжело, лучше – в бочину. Вертолёт же оказался не US NAVY, а гражданский с телевизионщиками местных новостей. Во времена Рейгана любое советское западло было им в радость, а уж советский корабль у Сан-Диего просто «Holy shit».
Вертолёт зависает над нами и чуть в стороне; парень-оператор (на тросе-страховке) вываливается из бокового люка и нагло начинает снимать советскую боевую технику! И ржавые борта!! И матросов в семейных трусах!!! (замполит с особистом умные, спрятались).
Глаза Фролыча сузились, левая рука сжала рогатку в пролетарском гневе, правая оттянула резину и … Бздынь! Ребята, минимум 20 метров до вертолёта!!!
Флотский болт, обладая неизвестными до того момента баллистическими характеристиками, но явными убойными качествами совстали, угодил бедняге-оператору прямо в лоб, закрытый шлемом. Удар оглушил охреневшего американца, который разжал руки, и профессиональная камера стоимость в несколько тысяч зелёных денег булькнула и ушла на дно.
Фролыч даже не улыбнулся победе, он лишь удовлетворённо кивнул и пошёл строить л/с для беседы об американской военной угрозе.
б) самолеты («Орионы», «Викинги», «Интрудеры», «Проулеры»[5] и прочая сволочь)
Рецепт от старпома нашего парохода прост. Имей при себе отрезок железной трубы диаметром 10 см и длиной 150-180 см. При назойливом поведении иностранного летающего средства положи трубу на правое плечо и води ею за самолётом. Почему они пугаются и улетают, до сих пор не знаю… Память предков, наверное?!
Горнитский был легендарный кэп, прославившийся не только как отменный навигатор, спаситель тонущего американского моряка (это – отдельная история позже), но и как большой флотский демократ.
Бригадное начальство давно опустило руки в попытке привести этого «капитана Ахава» в божеский (т.е. флотский) вид: Горнитский признавал только водолазный свитер и альпак[6] как дома, так и на службе; своего старпома он прилюдно называл не иначе как «Петькой»; был любим л/с, что и приводило политотдел в ярость. Отменно же совершенные походы и отсутствие неуставных отношений на борту не позволяли политбойцам взять его «на каркалыгу[7] ». Но они ждали и… дождались.
Несчастье обрушилось на корабль в виде молодого пополнения с Русского острова. Худющие и забитые призраки – руководство Германии в 45-м году все же перебралось не в Аргентину и Парагвай, а прямо под Владивосток. Орднунг был восстановлен – стояли на юте и ждали только одной команды: «Начать приём пищи!»
Корабль только что возвратился из автономки, и накрытые столы ломились от яств. Матросы Пупкин и Урюков приступили к «приёму» со всей основательностью Гаргантюа и Пантагрюэля. Их давний спор в отношении «священной бутылки» в данном случае перешёл в спор вокруг остатков каши в лагуне.[8]
Более голодный Пупкин обошёл на трассе более совестливого Урюкова. Задержавшийся на пит-стопе Урюков решил выйти в лидеры и восстановить справедливость: чугунная флотская поварёшка взлетела вверх и обрушилась на голову Пупкина…
«Товарищ капитан 2 ранга, мы же вас предупреждали… У вас бардак на борту… Вы видели конспекты ваших офицеров… ХХV съезд на носу, а кто кого съест у вас на борту – неизвестно… Партбюро состоится завтра. Милости просим…». Набежавшие на ЧП политрабочие начали своё камлание. В бубен же должен был бить сам комбриг, приглашённый возглавить судилище.
Горнитский пришёл в свитере и альпаке, чем (по мнению киевских орлов) окончательно подписал себе приговор – строгача в учётную карточку.
Долго разбирались, красиво выступали, пороли чушь, чушь визжала, но! Горнитский сидел молча и безмятежно улыбался.
Устав, начпо мягко посмотрела на «Ахава» и по-отечески спросил:
– Так какие меры вы предприняли, чтобы предотвратить подобные случаи?!
Встать, суд идёт! Последнее слово предоставляется!
– Тащьь каперенг, меры приняты!
– Какие?
– С сегодняшнего дня л/с завтракает, обедает и ужинает только в касках!
Люди плакали… Комбриг упал под стол…
Горнитский стал ещё популярнее на бригаде.
Это первая история, свидетелем событий которой я не был (читал в то время букварь и ещё не выкурил свою первую сигарету). Пишу со слов флотских дедушек, бывших там и мёд-пиво пивших. Однако, случай совершенно реальный и уже упоминавшийся (в несколько искажённом виде) в прессе.
73-й год. Горнитский был молод, но уже командовал своим первым кораблём.
Южно-Китайское море. Пароход Горнитского осуществляет визуальное слежение за ДЕСО (десантное соединение) ВМС США во главе со штабным кораблём «Блю Ридж», совершающим переход в Субик. Все единички ДЕСО Военно-Мерзких Сил в хорошем состоянии, держат походный ордер и назначенную скорость – 17 узлов, притормаживая только для полётных операций бортовых вертолётов. Хренов ковчег Горнитского не претендовал на приз «Голубой ленты», имея парадный ход в 14 узлов. При этом гайки вылетали из дизеля, а механики держали пожарные шланги наготове для тушения постоянно возгорающейся фальш-трубы.[10]
Американцы – отменные моряки и умеют быть душевными людьми. Поняв, что русский кэп скорее взорвётся, чем сбросит ход, вышли с ним на связь, дали место в ордере и позывной для экстренной связи на 16 канале. ДЕСО пополнился ещё одним юнитом, чапающем в кильватере, и дружно повалил дальше курсом на Филиппины.
У среза полётной палубы «Блю Риджа» (то есть «Синегорья») стоял «чиф петти офисер» (мичманюга или главный корабельный старшина) Майкл Лоу, курил сигарету, думал свою афро-американскую думу о nucking FAVY и троих детишках, оставленных в далёком Балтиморе.
Вспоминалось Майклу, как гуляли они всей семьёй по бульвару Мартина Лютера Кинга (их младшенький – в коляске), как нагнулась жена к карапузу, прислушалась и сказала: «Майки, наш сын только что сказал свои первые полслова!»
– Какие?
– Mother! Good boy…
– Мother-fucker!
Екнуло Майклово сердце, но не от воспоминаний, а от… отсутствия палубы под ногами… Не заметил, как «Блю Ридж» начал циркуляцию. Только и успел крикнуть первые (или последние?) полслова.
Высоко было орлу лететь – 20 метров от ватерлинии, но спасли надетый спасжилет и шлем вертолётного техника.
Вынырнул, поорал, помутил воду вокруг, но вспомнил об акулах и успокоился, печально глядя вслед уходящему солнцу и родному ДЕСО.
Падения человека за борт никто не заметил…
А сзади чапал пароход Горнитского…
– Сигнальщик ходовому! Вижу цель по курсу!
– Сигнал, определить цель!
– Тащьь, типа буёк какой-то… только… руками машет!
Вахтенный вышел на пелорус,[11] где уже стоял Горнитский, нагнувшись к бинокуляру.
– То не буёк, а целый БУЙ,– проворчал он. – Червь до места, флаг до половины! Будем спасать буя
Спасли! Подошли правым бортом, бросили кранец; Лоу схватил его хваткой кошака и был вытянут на борт. Но что делать с американским военнослужащим на борту советского боевого корабля?!
– Как зовут тебя, пришелец? – спросил Горнитский.
–Нэйм? Майкл, сэр.
–Так, Мишку в каюту ближе к гальюну! Объясните, что его перемещения по кораблю – только до гальюна и обратно. В противном случае – кирдык и нихтчизен!
– Начмеда ко мне в каюту!
Начмед на ватных ногах приполз в каюту кэпа, думая, что поступит приказ ввести янка в состояние анабиоза. И не ошибся!
– Сынок, отрываю от сердца 3 (!!!) литра шила. Пей, сынок, от души, но вместе с Мишкой. Помни, он должен постоянно быть не готов произнести слова «мама» и «кыш». На закусь требуйте все, что пожелаете, от помохи.[12] Задание партии и народа, сынок!
– Благославенны дела твои, Господи,– прошептал начмед и подумал, целовать руки кэпу или нет?
Задание исполнялось изрядно: над просторами Тихого лился песняк на двух языках; помоха сбился с ног, поставляя бычков в томате в пьяную каюту; офицеры скрежетали зубами, завидуя.
Между тем, Горнитский доложил во Владик и Москву о находке и связался с ДЕСО, обрадовав их спасением чела. Москва долга просыпалась и пережёвывала сообщение, связывалась с Вашингтоном. И, наконец, через 3 дня приказала передать пострадавшего на борт «Блю Риджа».
Сказано – сделано. Вскоре у борта покачивался катер с американского корабля, а несколько сов. матросов тащили «прозрачного» Мишку по правому шкафуту к отваленной сходне. Мишка безобразничал – лез обниматься и целоваться. Братался, стало быть!
Бережно на руках передали его на катер и следом – подарок от старпома (бутылку шила и бычков в томате). Помни, брат! Святое отдаём!
Через полчаса над кораблём Горнитского завис US NAVY чоппер[13] и сбросил на палубу вымпел. Внутри оказалась письменная благодарность от Командующего 7 Флотом США за спасение человека.
По приходу в базу Горнитский получил и от наших неполное служебное соответствие за создание шухера на высшем уровне.
– Ну, плавал себе американец… И плыл бы дальше!
(Бондарчук – гений, но сегодня отдыхает)
Механики выжимали из дизеля остатки моторесурса. Корабль шёл домой! Одетые по первому сроку матросы, бородатые офицеры и мичмана (растили пять месяцев), одетые в парадное, стояли на шкафутах, ласковым взглядом обнимая очертания мыса Поворотный и вдыхая божественный запах земли.
Вот уже и залив Петра Великого, и до Владивостока – рукой подать. Пережить бы это ещё раз! (Это даже не как апельсин, это – как… ну, вы понимаете).
Механики «подкинули сена лошадям» и, хотя время замедляется в такие минуты в 10 раз (Mr.Einstein ,you are bloody right!), вскоре на траверзе левого борта уже был остров Русский, а там – 20 минут по Золотому Рогу, бросили яшку,[14] сдали кормой, привязались и – в «Челюскин» (тогда – главный флотский кабак, ныне – пятизвёздочный отель «Версаль»).
Но, что это? Командир сообщает по громкой, что из-за тумана заход в базу задроблен, и встречу с берегом придётся перенести до утра!
Каюта командира. В каюте сидят два друга (редкий случай) – сам кэп и старпом.
– Пить будем за возвращение?
– Не-а, утром начальства понаедет на разбор похода…
– Тогда… распорядись спустить рабочий катер. Съезжу на Русский, зайцев настреляю,– говорит старпом.
– Добро, но быстро.
Старпом (охотник-рецидивист) не расставался со своим винторезом даже на время походов, тренируясь в стрельбе по банкам. Надев болотные сапоги и ватник, он спрыгнул в катер и почапал к острову. Спрыгнув на берег, приказал матросу возвратиться за ним через два часа…
– Каюта командира – ходовой! Товарищ командир, оперативный флота приказал сниматься с якорной стоянки и идти в базу. На стенке ждёт командир соединения…
Что делать? Кэп начал тянуть резину: светом пытался вызвать старпома; послал катер, но он возвратился пустым… Охота засасывает!
Оперативный же начал задыхаться, умоляя, требуя и приказывая срочно начать передвижение.
Делать нечего: снялись с яшки и втянулись в Золотой Рог.
А на стенке уже оркестр, жены, дети, начальство! Бригада выстроена в струнку! Значит, ждали ведь, сукины дети.
Сходня на стенке, доклад, рукопожимание, заслушивание начальством (2 часа). Семьи терпеливо ждут. Наконец звучит команда: «Добро на сход!», и толпа бросается душить друг друга (в объятиях).
Но одна женщина стоит в стороне, плачет и выискивает глазами «Своего», а его… и нет!
Вдруг! За её спиной!! Открываются ворота бригадного КПП!!! И на причал входит бородатый мужик в ватнике с берданом на плече. Он сзади подходит к женщине, дотрагивается до плеча и говорит: «Здравствуй, мать!»
«Мать» откидывает голову назад, делает шаг в сторону и со всей дури бьёт «охотнику» в глаз, истерично крича: «Ты где был все это время, сволочь?!»
Как старпом успел добраться с Русского через весь город с берданом на плече до причала, известно одному богу. Бердан, видимо, пригодился.
А «мать» долго убеждали, что супруг – верный флотский муж.
То были дни тотального, настоянного на истерии противостояния двух флотов: «Великого Белого» (US Navy) и «Великого Ржавого» (ВМФ СССР). Обычный ход вещей поменялся: склонные к нагнетанию военного психоза военные уступили место политикам. Подгоняемый Рейганом министр ВМС Леман, которого за его безрассудность послал в известную сторону папа американского ядерного флота адмирал Риковер, отправлял ракетные ударные группы (авианосец «Лонг Бич», линкоры «Нью Джерси» и «Миссури»), только что оснащённые «Томагавками», в Японское море под Владивосток и к Петропавловску-Камчатскому, где они выполняли реальные стрельбы крылатыми ракетами в сторону Японии и Алеутских островов. Цинизм ситуации заключался в том, что, повернув пеленг стрельбы на 180 градусов, вы получали в качестве целей «Томагавков» любимый Джерибосток (точнее, ресторан «Челюскин» в центре Владивостока) и братский Петропавловск (ещё точнее, сопку Любви).
Обидно? Хрен там, досадно! Но, за «ржавыми» в те годы не ржавело. Дали оповещение об учебных пусках баллистических ракет, объявили закрытыми два квадрата – в 200 милях севернее и южнее острова Оаху (Гавайские острова) и плюнули ракетой с разделяемой боевой частью. Получилось очень точно и эффектно.
Леман поутих, а вскоре и вовсе был отправлен в отставку на радость Риковеру. Так и вижу, как старый щуплый адмирал потирал руки!
Но, на другом берегу сидел ещё один старичок-морячок, который это западло не простил, и злю флотскую затаил. Звали старичка Сергей Георгиевич… Горшков. Замечу, мощный был дед, авторитетный. Но, годы давили; «братва» требовала подтвердить авторитет, иначе – «чёрная метка». И дед отважился на невыполнимое – «взять» американскую атомную ракетную подводную лодку «Огайо» на выходе из базы, тем показать американам большой фак и шит, а «братву» протащить через канифас-блок и харей их… харей по палубе.
И вот, получив боевое распоряжение, наш корабль выдвинулся в Аляскинский залив и далее к проливу Хуан де Фука (большому водоразделу между США и Канадой). Пролив длиной 70 миль, окружённый цепью гор вулканического происхождения, заканчивается группой заливов, один из которых с американской стороны, носящий название Адмиралти Инлет, приютил базу подводных лодок «Бангор». Отсюда «бумеры» стартуют в Тихий на боевое патрулирование, предварительно погрузившись в проливе и пройдя его в подводном положении. Если лодку, излучаемые шумы которой близки к естественному фону океана, не взять на выходе – дальше её ищи-свищи.
Поставленная нам задача была трудноразрешимой – сродни иллюзионизму, аферизму и престидижитации. Как услышать «бумера»: гидроакустика бесполезна; его связь на УКВ с базой и портовыми службами скрыта горами Олимпия и дальностью в 70 миль. Осталось одно – встать в створе Хуан де Фука и слушать все переговоры по международному каналу связи на «Рейде», установленном на ходовом, а там – 99 различных каналов и десятки одновременных сеансов связи коммерческих судов, портовых служб, диспетчеров Ванкувера, Сиэттла, Виктории и рыбаков!
Начали «чесать» по все каналам, пытаясь разобраться в этой мешанине и молясь флотскому Богу не дать съехать умом. И Бог помог! На одном из каналов вдруг прорвалось:
– Микыта, так то я тэбе бачу на плэжер крафте?[15] Фишингуешь трохи?
– Так то я, бразер. Салмона[16] фишингую с киндерами.
– Файно! Салмона бачишь?
– Та, не що. Стэнд бай на связи, а то мой собако шо-то развылся.
Испуганный голос Микыты через пять минут:
– Микыта, коллинг Павло. Павло, що было – не поверишь! Воить мой собако и воить, на вотер бачит. Та, разумляю, факинг кобелина. Чу, бачу на вотер:.БИГ ФИШ под нами проплываеть. Та, ну, якой фиш – субмарина, с мой апартмент билдинг. Якой не бачил вовсе бефор. Мериканьска то, разумляю.
Вот он! Момент истины! Нам осталось дать команду «Фас!» (кому – догадайтесь сами) и, с теплом думая о братьях-хохлах, отправиться восвояси.
Дома командир получил орден.
«12.00. Корабль в дрейфе в 15 милях западнее – северо-западнее мыса Флаттери. Левый двигатель – в 5-минутной готовности к даче хода. В работе дизель-генераторы № 1, 2, 4. Море – 1 балл, ветер – 3 м/с, видимость 10 миль. Горизонт визуально чист».
Доложил командиру, отдыхающему в своей каюте, о заступлении на вахту. В ответ – привычное: «Добро!»
Огляделся… Сигнальщик? На месте. Ёжится на свежем осеннем воздухе. Жалко парня – отпустил за альпаком. Ещё раз оглядел горизонт, как всегда ударившись надбровьем об окуляр. Чисто, целей нет, только вдали прямо по курсу оскалился высоким каменным берегом американский мыс Флаттери – клык в пасти пролива Хуан-де-Фука. Суровые фениморо-куперовские края, внешне со стороны моря, не изменившиеся с тех пор, как мимо них проплывал командор Рязанов на пути в Калифорнию. Даже население этого района – исконное индейское племя Татуш.
Повернул бинокуляр чуть левее: «Где у нас Канада? Ага, не видна из-за дымки».
Вышел на правый пелорус, закурил. «Чёрт, табак «Космоса» Моршанской фабрики совсем отсырел!». С отвращением выкинул сигарету за борт вместе с пачкой. Заглянул в штурманскую рубку. «Кость, будь гадом, согрей чайку!», – крикнул штурману, преодолевая шум гироскопа. Четырёхчасовая рутина началась…
Через 15 минут щёлкнула «Лиственница»[17] и засвистела, фоня «бананом», лежащим на железе.
– Сигнал, какого..!?
– Тащ, гости к нам. Слева 10, 8 миль. Боевик, но тип определить не могу. Доложу, когда подойдёт ближе.
Пришёл Костя с чаем. Отдал мне стакан, сам прильнул к бинокуляру.
– Канадец, – сказал сквозь усы. – Голубые они… шаровая краска с голубизной. Ты, это… заходи вечером чайку попить. Мы с Викентьичем настойку сделали – апельсиновку.
Внутри потеплело.
«Потеплело» было оборвано повторным свистом «Каштана».
– Сигнальщик ходовому! Тащ, эсминец ВМС Канады «Терра Нова». Бортовой 259. Пеленг не меняется.
Доложил командиру, что на подходе корабль слежения. Дал в ПЭЖ[18] команду перевести двигатель в немедленную готовность.
На ходовом появились люди: старпом залез в командирское кресло и выслушивает мой доклад; рулевой, довольный, что успел покурить до прихода начальства, индифферентно поглаживает рулевую колонку. Ждём гостя.
Вот он уже в двух милях. Костя прав – серо-голубой корпус непривычного «аглицкого» покроя 60-х годов, высокая ажурная мачта, срезанная корма. На эсминец не похож – вооружение слабовато: спаренная артустановка на носу, «АСРОК» на корме и доисторический бомбомёт «Лимбо». Всё! С авиацией бороться нечем. Слабо тянет не фрегат. Маленький и субтильный флот Канады хочет казаться значимым? Пусть себе.
«Терра Нова» сбросила ход. Накатившая волна приподняла корму эсминца и оставила его лежать в дрейфе. Слегка качнуло и нас.
Час уже лежим в ожидании, воспитанно игнорируя друг друга. Становится скучно: старпом ушёл в низы, рулевой скучает вместе с сигнальщиком на пелорусе.
Первым не выдержал паузы канадец – пустил белое кольцо дыма из трубы и начал лазать вокруг нас. На его палубе – человек пятьдесят экипажа. Машут руками, фотографируют. Все солидные дядьки лет под тридцать. Задницы не показывают, как это любят американцы – культуры больше у Флота Её Величества.
Динамик «Рейда» зашумел и «заспикал»: «Чарли, для вас маленькое шоу! Флотский вальс». Дети, с игристой кровью французских предков! У них что, командиры кораблей назначаются по семейному принципу – родственники Бурвиля, де Фюнеса и Ришара?
Без аккомпанемента «Терра Нова» начала танец. Красота! Стометровый корабль действительно вальсировал! Работали не только его форсированные турбины, пущенные враздрай, но и подруливающие винты. Сделав три полных оборота «на пяточке» против часовой стрелки, эсминец остановился лишь на мгновение и пустился в обратное вращение. Стоящий рядом старпом заворожено-завидуще хмыкнул, не отрывая глаз от этого эстетичного действа. «Ну, уроды…», – влюблено пробасил он.
«Терра Нова» опять сменила «шаг», продолжая ввинчиваться в воду, и вдруг что-то у неё внутри бабахнуло; из трубы повалил чёрный шлейф; люди на ходовом мостике забегали быстро-быстро.
«Уроды!», – подтвердил своё впечатление наш старпом.
Канадец вызвал на связь свою базу в Эскуаймолте и, доложив о выходе из строя правого двигателя, смущённо поплёлся домой.
Сдавая вахту, я ещё раз услышал «Терра Нову». Вызвав базу, она сказала только два слова: «Закажите русского». Мы долго ломали голову, что она имела в виду, но командир быстро во всем разобрался: «Пришлют смену, а на борту будет разведчик из русских эмигрантов».
Когда на смену «Терра Нове» прибежал эсминец «Саскатчеван», наш кэп остался на ходовом, глядя на канадца с большим подозрением по двум причинам. Во-первых, ещё в 82 году «Саскатчеван» был занесён в наш «чёрный список», когда, опасно маневрируя, столкнулся своей левой скулой с «Чарли», оставив на нашей корме «пожизненную» вмятину; во вторых, он жаждал увидеть на его борту того «русского шпиёна», которого «заказала» «Терра Нова».
Канадец, чувствуя вину за позапрошлогоднее столкновение, смирно лежал в дрейфе, не подтверждая своего французского темперамента. День заканчивался. Солнце уходило за горизонт…
В каюте номер 3 собрались трое: Викентьич, Костя и я. Костик разлил в мензурки «апельсиновку»…Внутри потеплело.
«Потеплело» было оборвано командой мне прибыть на ходовой.
Прибыл. Кэп мечется по мостику, радостно выкрикивая: «Мля, я же говорил, что пришлют «русского». Вон он, кранец ему в жопу, лазит на эсминце, обвешанный микрофонами! Смотри, сынок!»
Посмотрел и подумал: «Если сейчас начну ржать, убьёт!»
Кэп сзади: «Видишь! Аж три направленных микрофона у него! Неё? Баба, что ли? Зачем юбка?»
Я ещё раз взглянул на «Саскатчеван», чтобы убедиться, что на эсминце проходит ритуал спуска флага! На фоне красного солнца стоял, покачиваясь из стороны в сторону, шотландец в килте и клетчатом берете со «снежком». В руках он держал волынку, наигрывая марш, принятый в Королевских ВМС при спуске флага. Трубки волынки и были приняты за микрофоны.
Есть ли смысл объяснять, почему Кэп мне не поверил?! Он и по возвращении в базу продолжал рассказывать, как нас подслушивал «шпиён-эмигрант».
На следующий день «Саскатчеван» ушёл. Он вызвал свою базу и «заказал русского»… борща, пельменей и котлет по-киевски. О том, что у них в Эскуаймолте есть русский ресторан, я командиру уже не стал рассказывать. Зачем расстраивать старика.
Был проездом друг с корабля. Сели вспомнили былое. Вспомнили и «капитана Ахава» – Горнитского (героя моих рассказов «Человек за бортом» и «Завтрак a la Naval»).
Друг с ним ходил в Индийский. Хорошо знает и любит этого командира, капитана и человека. Добрый флотский! Не любил только замполитов…
Случалось это в наши годы. Часто случалось. Вы же помните.
В одно воскресное утро привёл Горнитский свой корабль на якорную стоянку – рыбки половить. Народ начал налаживать снасти из подручных средств. Кто-то нашёл кусок свинцовой оплётки. Принесли ножовку – начали резать на грузила.
Узнав, прибежал замполит, которому, естественно, тоже надо было. Свинцовую трубу дали, а ножовку заныкали, сказав, что командир попросил принести. Обманули, хотя Горнитский, действительно, ещё тот рыбак!
Зам метнулся к командиру, прося ножовку, о которой Горнитский ни слухом ни духом. Зам настаивает, кэп говорит, что нет ножовки у него. Печальный политрабочий поворачивается уходить.
Горнитский ему в спину, протягивая инструмент:
– А ты молоток возьми!
– Для чего? – удивляется зам.
– Ну, так… Ходить будешь, стучать…