— Вы так уверены в потенциальной пользе своей записи? — судья смотрит на блондина поверх очков. — Персонально для вас? Это ваше официальное требование?
— А что, можно и официально потребовать? — беззлобно уточняет подросток.
— В присутствие ваших законных представителей можно всё. В том плане, что можете требовать через них приобщить к делу, что угодно. Но для этого мне придётся пригласить сюда этих самых ваших законных дееспособных представителей.
— А без них никак? — подросток задумывается.
— Ходатайства суду имеют право делать только они, не вы. Увы. Иначе материал может не быть признан полученным судом законным путём. Тьфу, ну и конструкция…
— Чем это опасно лично для меня?
— Если на вашей записи из этого умного дома обнаружится что-то такое, что оправдывает вас, либо иным образом говорит в вашу пользу, департамент полиции Токио может опротестовать данное свидетельство. Оно будет признано невалидным и на итоговое решение суда никак не повлияет. Холостой выстрел, говоря проще.
— Департамент полиции Токио сходу не согласен! — Садатоши, явно сориентировавшись только по ему понятному поводу, реагирует на слова судьи практически мгновенно. — Ваша честь, я — самый старший из присутствующих тут сотрудников токийской полиции! И по званию, и по должности! Я также — процессуальная единица данного заседания! Я не буду возражать против приобщения этого материала к делу, а личность ходатайствующего неважна. Давайте посмотрим запись?
— На каком основании делаете это заявление? — неприязненно интересуется представитель восьмёрки, поворачиваясь к коллеге из другого бюро.
— Моё личное мнение, — уверенно кивает специалист по якудзе. — И этого более чем достаточно. — Затем он обращается к судье. — Ваша честь, или у вас есть ещё какая-то токийская полиция?!
— Я возражаю против ломки любых процедур, ваша честь. — Хмурится и перехватывает слово инспектор Оно, до которого начинают доходить некоторые нюансы ситуации. — Я первый раз участвую в подобном заседании, обычно мои служебные обязанности лежат несколько в иной сфере. Но я более чем уверен: закон нерушим.
— Дебил. — Масахиро Асада разваливается в своём кресле и виснет на предплечьях конвоя, не обращая внимания на то, что штурмовики вынуждены его удерживать своей мускульной силой.
— Прошу прощения? — Инспектор Оно сжимает губы в тонкую полоску и оборачивается назад, на голос из зала.
— Да родственник у меня один есть, дебил! Он однажды точно так же в коровью лепёшку вступил!
— Поясните мысль. — Судья не уточняет статуса своего требования.
— Старший инспектор Садатоши старший не только по званию, — охотно отвечает светловолосый. — Он и по опыту старше, молчу про должность. У него, я знаю точно, в отличие от инспектора Оно, опыт судебных заседаний как раз таки есть. Он сейчас выдвинул абсолютно незначительный момент на щит, который ни на что не повлияет. А инспектор Оно, из духа противоречия, бросился его оспаривать и вцепился, как уличный кобель в палку… ПАРДОН! Инспектор Оно среагировал скорее эмоционально, чем расчетливо.
— И что? — судья не стесняется демонстрировать откровенное любопытство.
— А сейчас сами увидите. Я-то Садатоши хорошо знаю…
— Ваша честь! — Оно, слегка побледнев, сжимает губы в узкую полоску. — У меня есть все основания полагать личную и неформальную связь между старшим инспектором и Масахиро Асадой! Это же прямо видно из их контекста общения! Они ж явно знакомы и за пределами этого зала!
Судья, не говоря ни слова, переводит заинтересованный взгляд на сотрудника девятки.
— У меня лично, — полицейский выделяет "лично", — нет никаких объяснений. — Садатоши с чувством превосходства косится на более молодого сотрудника. — Скажу больше: я не понимаю, каким образом личные измышления моего коллеги сейчас являются предметом нашего с вами разбирательства. Он же сказал, "У меня есть основания…"? Так?
— Фигура речи, — нервно парирует Оно.
— Меня учили, что в суде нет фигур речи, — Хидэоми неодобрительно качает головой. — Есть процессуальные формулировки и формы. А как вы говорите, так вы и мыслите.
— Пожалуйста, ближе к теме, — судья недовольно морщится.
— Департамент полиции Токио и его девятое бюро, в моём лице, — Садатоши делает паузу, прикрывая глаза на мгновение, — просят уважаемый суд рассматривать различия наших оценок с позиции нашей разницы иерархии.
— Это как? — Оно словно спотыкается на ходу.
— Звание. Должность. Выслуга. Новичок первого года службы не может иметь ту же экспертность суждений, что и ветеран, прослуживший пятнадцать лет.
— Я служу далеко не первый год, — цедит сотрудник восьмёрки.
— А говорите почему-то от своего имени, а не от имени подразделения, — без паузы замечает Хидэоми. — Инспектор Оно, это была просто оговорка? Или своё частное мнение вы считаете слишком рискованным, чтобы представлять на данном заседании всё подразделение?
— А вы имеете такое право? — судья вопросительно смотрит на представителя девятки.
— Конечно, — уверенно кивает Садатоши. — Перед выездом сюда я оформил соответствующий приказ директора бюро.
Он извлекает служебный гаджет, сканирует голограмму на столе судьи и что-то отправляет по локальной сети:
— Вот, пожалуйста.
Инспектор Оно с нескрываемой неприязнью отворачивается и глядит в окно.
— Я это и имел в виду, Ваша честь, — раздаётся со стороны Асады, которого сейчас никто ни о чём не спрашивал. — Если у одного боксёра опыт на сотни боёв, если он знает всех на всех турнирах, то даже при равном классе новичок ему не соперник: трибуны задавят. В том смысле, что будут отвлекать. А уж если и в классе разница присутствует, и она в пользу ветерана… — старшеклассник беззаботно присвистывает.
— Попрошу соблюдать порядок в зале, — судья недовольно сводит брови.
— Да я молчу, молчу. Хотя мне и есть что сказать, — под взглядами сразу нескольких взрослых подросток демонстративно накрывает рот ладонями. — Молчу я!
— Инспектор Оно, какова была цель вашего визита в частное домовладение, находящееся по адресу…? — Судья называет адрес дома актрисы Рейко.
— По названному адресу находилась подозреваемая, Коюмэ Вака. У нас был приказ директора восьмого бюро задержать её и препроводить к нам для дальнейшего дознания.
— В чём обвинялась Коюмэ?
— Незаконное использование запрещённых элементов нейросети, — уверенно заявляет Оно. — В результате мониторинга наших источников стало известно: переживая клиническую смерть, она продолжала оставаться в сознании.
— Вы сейчас не бредите? — судья удивлённо смотрит на полицейского поверх очков. — Прошу прощения за текст и отход от норм, но вы сейчас это серьёзно заявили?!
— Оговорка, — Оно чуть краснеет и коротко кланятется. — Я неточно выразился. Разумеется, вы правы: когда она умерла, и какое-то время пребывала в состоянии клинической смерти, ничего чувствовать она не могла! Но вот после того, как её реанимировали, в ее сознании присутствовали элементы памяти о том, что происходило, когда она была мертва! Я не сложно объясняю?
— Вынужден попросить уточнить формулировку, — кивает судья. — Чтоб полностью исключить возможность неверной трактовки.
— Мы подозреваем у неё наличие запрещённых расширений, которые дали ей возможность почувствовать клиническую смерть. Фрагментарно сохранив сознание после неё, до реанимации. Это зафиксировано и в едином реестре реанимационных капсул. Грубо говоря, Ваша честь, сознание после смерти — это тоже оружие. Оно запрещено, и точка.
— Ничего себе. Китайцы уже и в Императорскую клинику нос засунули? — школьник будто ни к кому не обращается и бормочет сам себе. — Ваша честь, разрешите мне раздвоиться? — Асада-младший, игнорируя попытки конвоиров усадить его в кресло, поднимает вверх скованные руки. — Я не претендую на защиту своих интересов, но тут уже речь не обо мне!
— Поясните вашу реплику? — служитель фемиды поднимает голову от монитора.
— У меня, кроме прочего, есть статус внештатного сотрудника токийской полиции. Я его получил за проведение там семинара и за кое-какое инструкторское обучение, кое-кого… пардон, закрытая информация, а здесь в зале иностранцы… Я могу сейчас поучаствовать в вашем разговоре не как Асада, Масахиро?
— А как кто? — по инерции изумляется судья, который пока не уловил чужой мысли.
— Как гражданин своей страны, который тоже является сотрудником той же организации, полиции Токио. Пусть и очень маленьким сотрудником, ещё и внештатным. Ну а чё? — блондин оглядывается по сторонам, словно призывая в свидетели присутствующих охранников. — Вон, инспектор Оно младше старшего инспектора Садатоши и званию, и по возрасту, и по должности! Но это же не мешает ему спорить?! А я, получается, самый мизер их иерархии, ниже Оно и ниже даже последнего стажёра. Но я же не за пределами этой самой иерархии! Принцип тот же.
В зале заседания виснет тишина.
— Что вы хотели заявить? — спрашивает судья минуты через две. — Я проверил ваши слова. Приказом начальника департамента полиции Токио Асаде Масахиро действительно объявлялась благодарность, с занесением в его личный гражданский профайл. Она же является автоматическим присуждением ранга внештатного сотрудника, пусть и с очень лимитированным спектром даже не прав, а, скорее, возможностей. — Последнюю часть речи служитель фемиды адресовал изумлённому Оно.
— Давайте всё-таки поглядим запись? — подросток безмятежен и спокоен.
***
Там же, через некоторое время.
— И что вы хотели сказать этой записью? — судья не в первый раз закусил дужку очков. — Спорных моментов в ней больше, чем каких-либо однозначных аргументов в вашу пользу.
— А можно я сейчас официально один неудобный вопрос задам?
— Официально нельзя, — качает головой служитель фемиды. — Либо — зовите сюда своего законного представителя. При этом мы должны понимать, что срок вашего задержания превысит оговоренные законом три часа. Чего я не могу допустить уже по процедурным причинам.
— А если бы речь шла о моём аресте? — Асада наклоняет голову к плечу и внимательно смотрит на чиновника.
— Отфутболил бы вас в семейный суд — вы несовершеннолетний. Но муниципальный суд, в моём лице, склонен видеть в случившемся недопонимание между различными подразделениями токийской полиции. Я не вижу нападения подростка на полицейских, — председатель заседания обводит взглядом всех присутствующих.
Асада, подняв вверх скованные руки, предлагает:
— А давайте это с меня снимем? Раз у нас тут междусобойчик наметился?
Один из носорогов, не говоря ни слова, снимает с подростка фиксаторы, заменяющие функционально наручники.
— Интересно. — Один из китайцев- сослуживцев инспектора Оно, сидящий в заднем ряду, поднимает руку. — У вас в Японии всё вот так просто?
— Мы не оставим случившегося без внимания, — подаёт голос второй хань. — Это откровенная профанация самой идеи совместной работы правоохранительных органов. Какая-то филькина грамота, выданная неизвестно кем и непонятно какому пацану — и всё? Он свободен?
— Кстати, что с Коюмэ? Есть чёткие признаки преступления, которое находится в компетенции объединённого дознания, через институт регионального сотрудничества. Сейчас тут толкли воду в ступе столько времени, и вообще ни слова не было сказано о главном вопросе! — продолжает первый китаец.
— От дэвэбэ пока никого, — вежливо подсказывает судье Садатоши. — Несогласованная позиция разных бюро. К тому же, эти сотрудники вообще иностранцы и здесь по ротации, временно.
— РЕШЕНИЕ. — Судья ударяет молоточком по подставке и обводит всех тяжёлым взглядом. — Дело о нанесении побоев Асадой, Масахиро, сотрудникам восьмого бюро… в ходе… по адресу… прекратить. Разбирательство по данному инциденту не является компетенцией суда какой-либо инстанции. Асада Масахиро приравнен к сотруднику японской полиции, пусть и с очень низким статусом. Серьёзно пострадавших нет. Специальным подразделением восьмого бюро в адрес Асады Масахиро тоже были допущены два нарушения… отсутствие идентификации личности… ДЕЛО ПЕРЕДАЁТСЯ В ДИСЦИПЛИНАРНОЕ БЮРО МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ. Это — внутреннее дело токийской полиции. Заседание закрыто.
Судья, ещё раз оглядывая всех присутствующих, на долю секунды задерживает взгляд на подростке, прикрывая глаза и удерживая веки опущенными.
***
Там же, возле выхода из зала заседаний, через некоторое время.
— Как так?! — китайцы, абсолютно не стесняясь, приперли инспектора Оно к стенке. — Что за развод?!
Они нервничают и говорят со смешным акцентом.
— Алло, народ, совет хотите? — блондин подходит сзади и хлопает иностранцев по плечам.
Те дружно оборачиваются и удивлённо смотрят на него.
— Мотайте отсюда. Это не ваша страна.
— Мы возьмём Коюмэ, — спокойно отвечает один из хань. — А вот когда она будет у нас, тогда посмотрим, что ты запоешь.
— Дерзайте.
— Увидишь. Часа через два, только подготовимся получше. В этом же суде. Спасибо за великолепный урок, — один из китайцев, пародируя японский поклон вежливости, кланяется старшекласснику.
— Спасибо, что предупредил о своих планах. — Асада-младший также серьёзно кланяется в ответ.
_______
— Ну и к чему эти демонстрации? — Садатоши дисциплинированно подождал, пока белобрысый будет упирать китайцев. — Что за мальчишество? Ты же взрослый человек, кхм.
— Не сдержался, — кается блондин. — Как думаете, насчёт Ваки это они серьёзно?
— Понятия не имею. Я свою часть выполнил.
— А совет мне дать?! — подросток требовательно дёргает старшего за рукав. — Томиясу больше нет. Батя за оябуна не тянет, единого лидера нет. Так можем и выборы проиграть…
— А при чём тут Джи-ти-груп? — возражает полицейский. — Мы с тобой о твоей конторе договаривались. Ты, кстати, эту баскетболистку обещал в это новое место взять.
— Ладно, это я на жалость надавить хотел.
— Если конструктивно, то нейро-расширения этой твоей Коюмэ, которые ей инкриминируют, проходят по ведомству Хиротоши.
— Хм. — Асада-младший останавливается посередине коридора.
— Тебя подвезти по пути? Или ты здесь остаться решил?
— До метро если только, — школьник догоняет старшего. — В метро быстрее доберусь. Сколько у нас есть времени?
— Часа четыре — там своя скорость прохождения команд и согласований внутри восьмёрки. Кстати, а когда вы с судьёй успели договориться? У тебя же не было ни секунды с ним наедине?
— Хидэоми, — школьник как-то странно улыбается на ходу. — Знаете, чем мудрый человек отличается от умного?
— Чем?
— Мудрый никогда не попадёт в ту ситуацию, из которой умный выпутается с достоинством.
— Понятно. Судью зарядило ещё твоё семейство, заранее, — полицейский кивает сам себе. — Попал на друга бизнеса. Ежемесячная абонентская плата.
— Вот и нет, — сердито бормочет старшеклассник. — Он реально патриот, деньги только по факту. Интересно, кстати, куда он теперь счёт пришлёт.
— У вас нет оговоренного места регулярных встреч? — правоохранитель смотрит на подростка с насмешкой.
— Бл*! — Асада звонко хлопает себя ладонью по лбу. — Точно. Слушайте, а того носорога как отблагодарить?
— Никак. Он не за деньги, за идею. Его семья реально симпатизирует вашей партии на выборах, поскольку вы — единственные консерваторы в проекте.
— Ух ты…
— Да. А ещё он на семинаре был, ты его просто не запомнил.
— Получается, где-то свезло, причём сразу два раза, — задумчиво итожит старшеклассник.
— Нет. Не два. Если бы не было этого парня, тебе по затылку заехал бы любой другой; я успел связаться с носорогами по пути к вашему дому.
— Фуф, мне сразу полегчало, — иронизирует блондин.
— Твой арест по-любому надо было делать незаконным, — пожимает плечами сотрудник девятки. — Раз ты не додумался ни до чего лучше, чем распластать борцов с террористами по мордасам. А кроме рукоприкладства в момент задержания, других инструментов у носорогов не было. Только превысить полномочия.
— Кстати, было больно!
— Радуйся, что легко выскочил и отделался лёгким испугом.
— Спасибо.
— Кстати, а зачем ты эту запись требовал?! Всё равно ведь её процессуальная роль — ноль?
— Китаец с первого раза не упал. Крепкий, сволочь. Хотел посмотреть, как я по нему попал.
— А дома никак?! Обязательно с балаганом?! — полицейский смотрит на школьника с нечитаемыми эмоциями. — Ты в своём уме?!!
— Ну, ещё хотел время заседания потянуть… Интуиция.
***
— Вака, у нас проблемы!
От метро до дома Рейко бежал, потому по инерции слегка задыхаюсь.
— Меня приедут арестовывать ещё раз? Спалили мои расширения? — бывшая спортсменка ловит подачу буквально на лету.