Разная любовь, разная смерть

Глава 26

Дождь лил не переставая всю дорогу до Нью-Йорка, сильно замедляя наше продвижение, поэтому, когда мы наконец остановились у пожарного гидранта в квартале от дома Фрэнка Доннера, было уже почти четыре часа пополудни. Когда же мы, возвращаясь, пересекали мост Джорджа Вашингтона, неподалеку от которого жил Доннер, пелена дождя и сумерек настолько уплотнилась, что мы, казалось, ехали по натянутой в пустом пространстве бетонной ленте, а со всех сторон нас окружала глухая пустыня.

Мы втроем — Керриган, Рембек и я — представляли собой комическое зрелище, когда под дождем в деловых костюмах бежали к зданию, где находились апартаменты Доннера. Плащей мы не захватили, поскольку, когда покидали Нью-Йорк, ничто не предвещало непогоды. Лифт наполнился благоуханием наших мокрых костюмов. Рембек, насупившись, глядел на нас из-под бровей, словно бык на корриде, готовый ринуться в бой, но еще не видящий цели.

Мы не предупредили о своем приезде, поэтому нас не ждали. Дверь открыла Этель Доннер и, мгновенно обратившись в радушную хозяйку, взяла наши мокрые пиджаки и, проводив нас в гостиную, пошла за Фрэнком.

Он был менее гостеприимен. Появившись в комнате в футболке, старых штанах и тапочках, с молотком в руке — очевидно, он занимался каким-то домашним ремонтом, — он приветствовал нас восклицанием:

— Черт побери, Эрни! Сегодня же воскресенье. Мы же договорились, что ты меня по воскресеньям не беспокоишь.

— Это я виноват, — вмешался я. — Я хотел поговорить с вами о записке, которую вы написали.

Все взгляды обратились на меня. Этель Доннер, войдя вслед за мужем и почувствовав витающее в воздухе напряжение, нерешительно спросила:

— Все в порядке? Фрэнк? Что-нибудь… — и замолчала на полуслове.

Рембек очень медленно проговорил:

— Какая записка? Фрэнк? О какой записке он говорит? Доннер вдруг весь передернулся и, хрипло рассмеявшись, ответил:

— Да он просто решил на дармовщинку деньжат получить, Эрни. Сделает из меня козла отпущения, навесит на меня это дело, заберет свои баксы и отправится домой.

— Объяснитесь, мистер Тобин, — попросил Керриган. — Вы хотите сказать, что Рита не писала той записки?

— Именно это я и хочу сказать.

— Но почему?

— В той записке с самого начала что-то было не так, — объяснил я. — Записка была написана в стиле глуповатой смазливой куколки, которую она разыгрывала из себя на людях. Если бы она и в самом деле собиралась оставить Рембека и на прощанье побольнее его обидеть, то не выдумывала бы «настоящего мужчину», а сделала бы как-то по-иному. Теперь я хорошо знаю ее характер, по крайней мере, лучше, чем Доннер. Он видел лишь маску, предназначенную для общества, и решил, что это ее истинное лицо, и сочинил записку, соответствующую ее имиджу.

— А что бы Рита, по-вашему, сама написала в записке? — спросил Керриган.

— Она бы сняла маску и показала свое подлинное лицо. Она не удержалась бы и открыла, какой непростой, умной и проницательной она была и как много скрывала от Рембека.

— Не нравятся мне эти ваши предположения, — вмешался Рембек.

— Помолчи, Эрни, — перебил его Керриган и, повернувшись ко мне, заметил: — По-моему, вы правы. Это больше на нее похоже. Рассказывайте, что там у вас еще?

— В жизни Риты существовало только три вещи, которые она ценила, — продолжал я, — деньги, Теда Квигли и ее актерскую карьеру. Когда она…

Рембек перебил меня неистовым возгласом:

— Квигли! Этот щенок?! Да он же давным-давно сошел со сцены.

— Эрни, спорить будешь потом, — остановил его Керриган. — Продолжайте, мистер Тобин. Что дальше?

— Совершенно не в характере Риты Касл было сбежать от Рембека подобным образом. Больше других на «настоящего мужчину» в ее жизни походил Тед Квигли, но и его ей хватало в очень умеренных количествах. Сама фраза про «настоящего мужчину» не вписывается в ее представления о жизни. И никакой мужчина, даже Квигли, не мог бы заставить ее махнуть рукой на финансовую стабильность и театральную карьеру.

— Очень уж складно у вас получается, — заметил Керриган. — Хорошо, что дальше?

— Если записка поддельная, — продолжал я, — то мы с самого начала основывались на неверных посылках. Мы искали человека, с которым сбежала Рита, а Рита, оказывается, и не думала ни с кем убегать.

На этот раз Рембек едва не прервал меня радостным возгласом, но вовремя спохватился.

— Мы исходили из поступков одного и того же лица, а в деле участвовали разные люди, — развивал я свои рассуждения. — Так, деньги не покидали пределы мотеля. Если Макнейлы и имеют отношение к их пропаже, то Риту они не убивали, да и вряд ли знали о существовании денег до ее смерти. К тому же у них было недостаточно мотивов для убийства.

— А деньги? — возразил Керриган. — Они ведь все-таки могли узнать про деньги, которые им, видимо, нужны.

— Деньги им всю жизнь нужны, — урезонил я его. — Но из-за денег они никогда не убивали и не будут убивать.

— По-моему, вы правы, — согласился Керриган. — Давайте вернемся к записке. Если ее подделали, то зачем это понадобилось? Когда ее писали, Рита еще была жива.

В первый раз после долгого молчания в разговор вступил Доннер:

— Ну что, как вы объясните? В наш сюжет это не вписывается, верно?

— Верно, — подтвердил я. — Однако этот сюжет вы сами состряпали. Вы были озабочены тем, как не дать Рембеку развестись с вашей сестрой и жениться на Рите Касл, и для этого придумали способ дискредитировать Риту, очернить ее в глазах Рембека, чтобы он не захотел больше иметь с ней ничего общего.

— Чушь, — фыркнул он.

— Как он действовал? — спросил меня Керриган.

— Пока Рембек на выходные уехал из города, — пояснил я, — Доннер явился к Рите, выдумав какую-нибудь страшную историю, может, что Рембеку грозит налоговая инспекция, не знаю уж. Поведав Рите эту историю, он сообщил ей, что Рембеку придется на некоторое время исчезнуть из Нью-Йорка и, возможно, даже из страны. Ненадолго. Поэтому ей надо забрать из ее апартаментов все деньги, отправиться в мотель в Аллентауне и дожидаться Рембека там. Доннер, наверное, убедил ее, что Рембек может отсутствовать неделю, даже две.

Доннер хрипло засмеялся и, покачивая головой, хмыкнул:

— Глупости. На кой черт? Ну вернулась бы она через неделю и спросила бы Эрни, в чем дело? И тогда бы мне не поздоровилось.

— Поэтому тебе пришлось ее прикончить, Фрэнк, — вставил Рембек.

— Нет, дело было не так, — возразил я. — Если бы Доннер замышлял ее убить, он бы так и сделал, без лишних премудростей. Но в его планы входило только дискредитировать Риту, причем настолько, чтобы вам уже до конца своей жизни ни на кого, кроме своей жены, и глядеть бы не захотелось.

— И как бы дальше развивалось действие по его сценарию? — спросил Керриган.

— Он бы ее сам и нашел, — продолжил я. — Проходит неделя. Риту Касл повсюду разыскивают. И вдруг Фрэнк Доннер ее обнаруживает. Может, он собирался представить это так, что ее нашел кто-то из его людей, в общем, подстроил бы что-нибудь правдоподобное. Итак, он появляется, держа одной рукой Риту, а другой — деньги. Он сообщает Рембеку, что похитителю удалось улизнуть, а Рембек к тому моменту уже доведен до белого каления, и подробности его не интересуют. А когда Рита обвиняет Доннера, что он ее подставил, все выглядит как отчаянная попытка отомстить обнаружившему ее и притащившему обратно в объятия Рембека.

Керриган, окинув Рембека испытующим взглядом, проговорил:

— Это, вероятно, тоже бы сработало. Да, скорее всего бы, сработало. У тебя взрывной характер, Эрни. Ты бы разразился проклятиями, а Риту и слушать бы не стал.

Рембек обиженно возразил:

— Я бы ее выслушал. Я бы догадался, что ее подставили. Неужели, черт возьми, вы думаете, что меня так легко облапошить?

— Фрэнк Доннер именно так и думал, — заявил я. — И я склонен с ним согласиться.

— Почему я? — вмешался Доннер. — Почему я, а не кто-либо другой? Только потому, что я — брат Элеоноры?

— Вы уже однажды сидели за подделку документов, — напомнил я ему. — У вас это должно прекрасно получиться, а подделать записку — такой пустяк. Вам также раз-другой предъявляли обвинение в поджоге. Это напрямую связывает вас со взрывом в моем офисе, до чего мы еще не дошли.

— Так давайте перейдем к взрыву, — предложил Керриган.

— Это было нетрудно, — начал я объяснять. — Целью взрыва было уничтожить записку. Когда он подделал записку, просто чтобы подставить Риту, опасность ему не грозила. Однако, когда записка стала вещественным доказательством в деле об убийстве, то оставлять ее стало слишком рискованно. Тогда он и проник за ней в офис. Украсть записку значило бы навлечь на себя подозрение, поэтому он и организовал взрыв. Не знаю, правда, зачем ему понадобилось подкладывать нечто вроде мини-ловушки и превращать взрыв в убийство? Но почему-то именно так он и поступил.

— Неплохая сказочка, — встрял Доннер. — Это все ваши домыслы, а улик нет.

Я продолжил:

— Не знаю, удосужились ли вы подкупить швейцара в доме, где жила Рита Касл, но, даже если вы и давали ему взятки, это помогло бы лишь в том случае, если бы не произошло убийства. Теперь он не станет вас покрывать. Возможно, уйдет какое-то время, но Рембеку не составит большого труда выяснить у швейцара, когда именно в выходной день вы приезжали, чтобы оставить записку.

— Я прямо сейчас позвоню, — встрепенулся Рембек.

— В этом есть необходимость, Доннер? — спросил я.

Он не желал отступать ни на шаг:

— Эрни, кончай слушать его ахинею! Если ты веришь этому горе-копу больше, чем мне, пожалуйста. Вон там телефон, иди звони.

Рембек не стал раздумывать. Он пошел позвонил, а закончив разговор, сообщил нам:

— Они, как выяснят, сразу перезвонят.

— Мистер Тобин, — обратился ко мне Керриган, — вы ответили на все вопросы, кроме самого главного. Мы знаем теперь про деньги, знаем про записку, знаем про взрыв. А кто же убил Риту?

— На этот вопрос пусть ответит Доннер, — сказал я. — Он единственный знал, где она скрывается. Мне не приходит в голову, по какой причине он мог бы сам убить ее, хотя некоторая возможность все же существует. Гораздо вероятнее, что он сообщил о местонахождении Риты кому-то другому, и тот, другой, ее убил.

Керриган покачал головой.

— Вот тут я с вами не согласен, — возразил он. — С какой стати он стал бы кому-то о Рите рассказывать?

— Он сам ее убил, мерзавец! — воскликнул Рембек. — Он понял, что его трюк не сработает, поэтому и прикончил ее.

— Кому вы о ней рассказали, Доннер? — спросил я.

— Мне, — раздался с порога женский голос.

Мы разом повернули головы к двери. Рембек не успел еще хрипло выкрикнуть «Элеонора!», а я уже знал, кто эта женщина.

Она была худенькая — худая, тонкая как спичка, и худоба ее была такой же болезненной, как полнота Этель Доннер. Ее черное платье, с узким пояском на талии, свободно болталось на ней, словно она недавно резко потеряла в весе. В ее черных, неаккуратно собранных на макушке волосах, виднелась обильная седина.

Кто она — выдавали ее глаза: черные, горящие, безумные. Она смотрела прямо перед собой зорким ястребиным взглядом, но за ним таился туман болезненных сомнений. Подобные глаза помнились мне долго, с тех пор, когда я только начинал служить в полиции и был патрульным. Я повидал немало на своем веку таких глаз и таких постоянных обитателей психушек или людей, которые живут дома, но всю свою взрослую жизнь проводят, наведываясь в клиники для душевнобольных, консультируются, лечатся. Какой-то отрезок времени их мозг функционирует нормально, а затем — внезапно или медленно накапливаясь — вдруг случается срыв, и разум скатывается в бездну, в пропасть. Я помню, как время от времени меня вызывали к таким людям, когда у них неожиданно возникала потребность снова отправиться в лечебницу. Иногда они, съежившись, забивались в угол, иногда покорно и тихо ждали в гостиной, сидя рядом с собранными сумками, иногда прятались в темные шкафы, глядя оттуда горящими глазами на мир, слишком сложный для их потерянного разума.

Я давно предполагал, что это она. Но, ни разу не встретившись с ней, не был точно уверен. Поэтому мне хотелось сначала послушать ее брата, Доннера. Однако так получилось даже лучше. Она сама пришла к нам в гостиную.

— Добрый вечер, миссис Рембек, — поздоровался я. — Очень сожалею, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах.

— Пора с этим кончать, — просто сказала она. — И так все слишком затянулось. — Она с легкой извиняющейся улыбкой взглянула на брата: — Прости, Фрэнк, но все кончено.

— Вы подслушивали, когда Фрэнк разговаривал со своей женой, так ведь? — догадался я.

— Я всегда слушаю, — проговорила она. — Никто не знает, но я слушаю. Я все знаю. Я слышала, как Этель рассказывала вам, что и где она хранит. Я все слышала.

В данный момент ее речь была совершенно осмысленной, лишь очень чуткое ухо могло уловить в ее голосе диковатые интонации. И все же я почувствовал, в каком она огромном напряжении и чего стоит ей держать себя под контролем.

— Если не хотите сейчас про это говорить, миссис Рембек, не говорите, — предложил я.

Однако ей нужно было выговориться. И она продолжила:

— Эрни думает, что от меня можно скрыться, но у него это никогда не получалось. Я всегда слышала, как он разговаривал по телефону с женщинами и как договаривался с Сэмом Голдбергом о разводе.

— Это невозможно! — в ужасе выкрикнул Рембек.

— Сядь, Эрни! — приказал Керриган, и впервые в его голосе послышались стальные нотки стоящей у него за спиной корпорации. — Сядь и заткнись!

— Извините, миссис Рембек, — обратился я к ней. — Вы поэтому перебрались сюда, к своему брату? Потому что знали про готовящийся развод?

— Я не могла там больше оставаться. — Ее голос задрожал от унизительных воспоминаний. — Все время играть, притворяться, делать вид, будто я слепая и глухая. Нет, я так больше не могла. — Она вдруг обвела комнату беглым испуганным взглядом, словно пойманное в ловушку животное, но сдержалась и лишь сказала: — Можно, я присяду?

Фрэнк Доннер и Керриган оба кинулись к ней со стульями. С извиняющейся улыбкой она поблагодарила Керригана и опустилась на стул, предложенный ей братом, который, наклонившись, встал у нее за спиной, когда она села. Не отходя от нее, Доннер, сверкнув глазами, предупредил меня:

— Вы не имеете права этим воспользоваться. Она невменяема. Вы сами знаете. — Он выглядел несколько комично — в футболке и домашних тапочках, с покрасневшими от гнева, стыда и возмущения лицом и шеей и с молотком, про который, он, видимо, совсем позабыв, продолжал держать в правой руке. Его сестра взяла его свободную руку со словами:

— Фрэнк, прошу тебя, дай мне договорить. Я себя нормально чувствую.

И тут я вдруг понял, что сыт всем этим по горло. Разгадав все обманы, распутав ложные следы, пробравшись через интриги, насилие и кровопролитие, я оказался лицом к лицу с больной, несчастной и одинокой женщиной. Из всех, с кем я встречался в ходе следствия, эта женщина была наименее похожа на преступницу и наиболее достойна сострадания; из всех она внушала наименьшие опасения, но именно она оказалась той добычей, за которой я охотился.

— Нет, хватит, — вмешался я. — Хватит, миссис Рембек. Если угодно, расскажите вашу историю полиции, а я обойдусь. — Повернувшись к Рембеку, я показал рукой на его жену и сказал: — Вот она. Вы поручили мне найти ее, и я ее нашел. Теперь поступайте с ней, как сочтете нужным.

Я хотел было еще кое-что добавить, приоткрыть ему хоть часть правды о Рите Касл, сообщить факты, поведанные мне Тедом Квигли, но потом решил промолчать. Рембек вперил в жену горящий взгляд, словно в первый раз в жизни ее увидел. Преподнести ему жестокую правду сразу об обеих женщинах было бы слишком немилосердно.

Я подошел к телефону, снял трубку и начал набирать номер. Доннер крикнул:

— Куда вы, черт возьми, звоните?

— В полицию, — ответил я, поворачивая к нему лицо.

— Вы не смеете трогать Элеонору, — грозно произнес он. — Она невменяема. Она все это выдумала, с начала и до конца.

— Я не по поводу Элеоноры собираюсь звонить, — сказал я, — а по поводу вас. Осталось еще убийство Микки Хансела — оно на вашей совести. Вы-то вменяемы и ответите по закону.

Плотину прорвало. Фрэнк Доннер с налившимся кровью лицом поднял руку, в которой держал молоток, и с рычанием кинулся ко мне через всю гостиную.

Я действовал на «автопилоте». Моя рука мгновенно выпустила телефонную трубку и, потянувшись назад, откинула полу пиджака, сомкнулась на рукоятке револьвера, который я тут же выставил вперед, одновременно отклоняясь влево; все эти движения я усвоил еще во время учебы и с тех пор повторял их так часто, что теперь выполнил их машинально. Когда Доннер бросился на меня, размахивая молотком, я достал кольт и дважды выстрелил ему в голову.