Развитие техники в каменном веке

Ударная обработка рога, кости и бивня

Кость, рог и бивень принадлежат к тем материалам, без которых нам трудно представить каменный век. С ранних этапов становления человека они являются одним из существенных элементов природной среды, дополняя камень и дерево. Трупы животных, погибших от естественных причин, сброшенные рога, добыча охотников доставляли кости, рога, черепа и челюсти с зубами и бивнями, вещество которых обладало твердостью и долговечностью, недостающими древесине, упругостью, которой не имел камень. Роль кости, рога, бивня возрастает вследствие дифференциации орудий и специализации производства. Эти материалы начинают понемногу терять свое значение только с внедрением в хозяйственную жизнь общества металлов. Но даже и тогда кость и рог отступают на второй план, но не утрачивают значения как материал для орудий.

Исследователи костных скоплений в Южной Африке (Р. Дарт, Д. Китчинг, Р. Масон) выдвинули точку зрения о господствующем значении в первобытной технике зубов, костей и рогов животных. При этом они сочли вполне логичным допустить, что использование этих твердых остатков от трупов животных является особым, начальным, этапом, предшествующим использованию каменных орудий. Вначале рта гипотеза возникла в связи с открытием брекчий в Таунгсе и Макапансгате. Скопления разрушенных трубчатых костей, челюстей к рогов животных из Макапана рассматривались как результаты деятельности австралопитека-прометея, который разбивал их, ломал и пользовался как орудиями.

В свое время остеодонтокератическая гипотеза встретила серьезные возражения со стороны В. Страуса, Р. Зингера и других ученых. При этом указывалось на то, что значительная доля этих костей, зубов и рогов носит следы погрызов челюстями дикобразов, которые едят кости. Костные скопления в древних пещерах рассматривались как следствие деятельности гиен.

После открытия аналогичных брекчий в Калкбэпке, в 64 км к северо-западу от Питерсбурга, остеодонтокератическая гипотеза получила подкрепление. Костные скопления в Калкбэнке, залегавшие под слоем известняков, оказались сравнительно поздним явлением, относящимся к средней поре питерсбургской культуры, т. е. к позднему палеолиту. Возраст этой поры определен В. Либби по С¹⁴ в 15100±730 лет. Каменные орудия, сопровождавшие брекчии, состояли из нуклеусов, отбойников, боковых и концевых скребков, осколков. Материал — кварц, кварцит и диабаз.

При сравнении костных материалов Калкбэнка с таковыми из Макапансгата выяснилось большое сходство их как по форме, так и по способу обработки. Сопоставления позволили Р. Дарту и В. Китчингу заявить: «...костяные орудия применялись и сознательно делались австралопитеком-прометеем, техническая традиция эта удержалась в Южной Африке до сравнительно недавнего времени».[231]

По мнению названных авторов, большие берцовые кости могли служить палицами. Плечевые кости нетрудно было превратить в палицы или молотки, а если расколоть вдоль, то — в ножи для резания или кинжалы. В них усматривали также землекопалки и другие орудия.

Не лишено вероятности, что трубчатые кости и черепа животных из Таунгса и Макапапогата разбивались намеренно для извлечения костного мозга, как это делалось на протяжения всех эпох. Трудно возражать и против допущения, что австралопитеки употребляли костя и рога как в целом виде, так и в частях для некоторых простейших операций. Однако разбивание костей возможно только при помощи камней. Как показали эксперименты, для таких функций наиболее пригодны слегка оббитые речные гальки овальной формы или ручные рубила шелльского типа, имеющие достаточный вес. О назначении костяных орудий из Калкбэнка следовало бы говорить лишь в результате их трасологического изучения, которое к южноафриканским материалам пока не применялось.

Остеодонтокератическая стадия в развитии человека не существовала. Камень, кость, рог и дерево применялись одновременно с момента возникновения древнейших орудий.

Разбивание трубчатых костей и черепов для извлечения мозга играло важную роль в хозяйственной жизни человека древнего палеолита. На стоянках археологи редко находят целые кости. Костный мозг представлял то лакомство, ради которого вскрывались кости не только мелких, средних, но и крупных животных. Ввиду того, что костный мозг заключен в глухие капсулы трубчатых костей, он мог некоторое время сохраняться после того, как все мягкие части павших животных распадались или их пожирали зоофаги. Таким образом, древнейшие охотники могли утилизировать не только кости убитой ими добычи, но и кости как единичного, так и массового падежа млекопитающих, что случалось в животном мире. Вероятно, многие костные брекчии Южной Африки принадлежали к этой категории отложений.

Исследование костных остатков из древнепалеолитических пещерных стоянок Крыма (Кник-Коба, Кош-Коба, Чокурча, Староселье и др.) показывает, что раскалывали кости известными приемами. У трубчатых костей средних животных (оленей, диких ослов, сайгаков) отрубались эпифизы, чтобы мозг легче было вытолкнуть из диафизов любым тонким предметом или высосать. Иногда раскалывались вдоль и эпифизы с целью использования губчатой массы, содержащей питательные вещества. Трубчатые косточки мелких животных (песца, суслика) разбивались посередине диафиза. Кости крупных животных (слона, мамонта, носорога) разбивались иногда но средней части диафиза, а нередко и стенки раскалывались на отдельные куски. На этих кусках сохранились следы сильных ударов тяжелым камнем в виде заметных вмятин.[232] В позднем палеолите к прежним приемам раскалывания костей присоединялись способы трепанации как трубчатых костей, так и черепов.

Обычные приемы раскалывания трубчатых костей уже в ашеле и мустье сопровождались использованием осколков в качестве ретушёров, с одной стороны, и выделкой простейших орудий —с другой. В Киик-Кобе было обнаружено крупное пилообразное орудие, сделанное из голени дикой лошади путем отбивания проксимального эпифиза и заострения узкой пасти диафиза с превращением дистального конца в рукоятку.[233]

В позднем палеолите мы уже встречаем оббивку трубчатой кости легкими ударами по краям стенок для придания нужной формы заготовке.[234] Этот прием отчасти воспроизводит ударную ретушь по кремневым отщепам. Таким образом, разбивание кости постепенно переходит в способ обработки ее путем совершенствования самого ударного акта. Примитивная костяная посуда палеолита вырабатывалась также ударивши приемами. Ложки и совки из расщепленного бивня мамонта, чаши, миски и ступки из тазовых и черепных костей, из сочленовых площадок лопаток, как это мы знаем по материалам Костенок, Елисеевичей и других стоянок, делались отламыванием лишних частей, вырубанием нужных емких участков. Кости скелета животных использовались выборочно, путем приспособления анатомической конфигурации к хозяйственным нуждам.

Аналогичную тенденцию мы видим и в обработке рога. Она имеет истоками работу мелкими ударами (насечками), близкую по приемам к пикетажу камня. Древнейшие обитатели Крыма отделяли отростки и разрубали на части главный ствол рога оленя, пользуясь острым ударным орудием, вероятно, кремневым. Удары, наносимые ими по рогу, выдалбливали частицы компактного вещества вокруг ствола или отростка. Когда канавка достигала губчатой массы, рог ломали. Неандертальцам было известно, что упругий рог оленя нельзя разбить сильными ударами камня. В некоторых случаях рубка рога (Таубах) сопровождалась надрезами с помощью кремневого отщепа, как это видно по следам.

В позднем палеолите эти приемы работы развиваются в разветвленную систему обработки бивня мамонта. В Костенках I, Супоневе, Елисеевичах, Авдееве и других стоянках встречаются многочисленные следы поперечной рубки на старых и молодых бивнях. Но чаще использовался бивень молодого мамонта как более ценный поделочный материал, нередко служивший для пластической работы художника. Для черновой формовки некоторых деталей скульптуры служил и рассматриваемый способ насечек. Признаки его можно проследить на женских фигурках и других изделиях.

Не менее существенна и закономерная преемственность в эксплуатации роговых орудий при переходе от древнего палеолита к позднему и мезолиту. В настоящее время наука располагает значительным набором фактов об использовании кости, рога и бивня человеком древнего палеолита. По мере накопления новых фактов происходила переоценка и отбор ранее известных. Еще А. Мёллер[235] подверг сомнению старую гипотезу о применении ашельским человеком нижних челюстей медведя в качестве мотыг или молотков, а суставных чашек в качестве посуды для питья. Столь же осторожно относится к ней и Г. Бем-Бланке.[236] Изучая костные остатки из Таубаха с учетом следов работы, последний не обнаружил на концах медвежьих клыков достаточно убедительных признаков, свидетельствующих о землекопании или раскалывании трубчатых костей. Он скептически относится к мнению Л. Пфейффера, который считал суставные чашечки «досками для рубки» (Hackbrett)[237] К разряду недоказанных гипотез он относит взгляды А. Гетце, считающего орудиями ашельского человека медвежьи когти, нижние челюсти бобров и изделия из трубчатых костей, открытые в Таубахе.[238]

Г. Бем-Бланке наиболее достоверными орудиями таубахского человека считает предметы из оленьих рогов. На них в свое время обратил внимание А. Гетце, хотя другие ученые, как Г. Обермайер, не придавали им значения. Как показал Г. Д. Кальке, человек чаще пользовался рогами, сброшенными благородным оленем, которые он подбирал в лесу и приносил на стоянку.[239]

Был ли это сброшенный или отделенный от черепа рог, человек обрабатывал его, обламывая ветви, оставляя только глазную ветвь, которую иногда укорачивал, надрезая или надрубая рог острым кремнем. Орудие приобретало мотыгообразную форму. Глазная ветвь служила рабочей частью орудия, а стержень являлся рукояткой.

На использование этих орудий указывают два признака: сработанность острия глазной ветви и залощенность рукоятки. Есть основания считать некоторые из них землекопалками. Г. Бем-Бланке отмечает присутствие на рабочей части мотыг параллельных царапин, оставленных гравием. Возможно, они использовались для рытья ловчих ям.[240] Но другая категория роговых орудий с сильно укороченными глазными ветвями могла служить палицами. Эти орудия напоминают роговые топоры лингби.

Обработка рогов оленя и употребление их в качестве орудий, по-видимому, играли солидную роль в древнем палеолите. В Азии аналогичные изделия были найдены вместе с остатками синантропов и явантропов. По описаниям А. Брейля, синантропы обрабатывали олений рог не только камнем, но и огнем.[241] Кроме рога, они пользовались для своих хозяйственных нужд и черепными крышками оленей, которые отделяли от черепов, оббивая и обрезая края. А. Брейль считает, что крышки служили чашами для питья воды, поскольку их края до блеска заглажены от употребления. Сработанность на концах наблюдается и у роговых мотыг из Нгандонга.[242]

Позднепалеолитические роговые мотыги открыты в ЧССР. По мнению Б. Клима, они служили для разрыхления грунта при устройстве площадок под жилье и рытья ям. Возможно, их применяли также для выкапывания съедобных корней, разборки гнезд земляных грызунов и т. д. Подобные функции эти орудия выполняли у чукчей и коряков, индейцев кучин в Северной Америке и других странах.

В Юдинове, Чулатове, Елисеевичах, Гонцах, Мезине и других стоянках обращают на себя внимание молотки, сделанные из рогов оленя путем обрубания главного ствола с двух сторон от прямой ветви, служившей рукояткой. На обоих концах молотка видны следы ударов по твердым предметам, а также смятость роговой ткани. Едва ли зги молотки имели специальное назначение. Вероятно, их использовали в различных работах — в забивании костяных клиньев при раскалывании надрезанных бивней, костей, рогов, дерева, для ударов по посредникам при расщеплении нуклеусов и т. д.

Если судить по известным мезолитическим топорам лингби, впервые открытым в Ютландии, а затем найденным в ФРГ, ГДР, Швеции, Восточной Прибалтике, их нельзя целиком относить к землекопным орудиям. Принимая во внимание разнообразие форм и вариантов, некоторые из них могли получать функции метательных и неметательных палиц.

К категории мотыг не относятся и роговые мезолитические орудия с проушинами, которые одни ученые называют кирками (mattock-head), другие — топорами, считая их прототипами каменных боевых топоров эпохи ранней бронзы (Г. Чайлд). Наиболее крупные экземпляры, открытые в Шотландии (обанская культура), достигали 27—30 см в длину и 45 мм в сечении.[243] Диаметр прорезанного отверстия для насада на рукоятку имел 15—18 мм. Орудия таких масштабов не могли быть боевыми топорами, хотя их рабочие концы затесаны по линии рукоятки. Коленчатая форма под углом в 150—100° придавала им отличные механические свойства ударных орудий, назначение которых еще неизвестно. Они вырублены из оленьих рогов и затесаны в рабочей части кремневыми остролезвийиыми топорами типа транше.

Предпочтение оказывалось рогам благородного оленя, обладающим плотной структурой ткани, выгодной формой и возможностью пользоваться ими почти в целом виде. На роге с тремя отростками удалялся только один (средний), надглазный оставался в роли рабочего, а крайний служил оконечностью рукоятки.

Кирки, у которых рабочая часть составляла одно целое с рукояткой, отличались большой прочностью и долговечностью. Рога лося имели менее подходящую форму для такого использования; их членили на части и прикрепляли к деревянным рукояткам посредством проушин или контактного привязывания.

Роговые кирки, представляющие одно целое с рукояткой, были наиболее употребительны в кремневых шахтах, на разработках других пород технического камня и рудных минералов. Очень часто на кремневых и рудных шахтах отростки рогов служили клиньями и рычагами. В раннем земледельческом хозяйстве рог обычно использовался по частям, путем отделения отростков, пробивания на них отверстий и прикрепления к деревянным рукояткам. Усилия, применяемые в обработке земли, были менее энергичными, чем в ломке слоя породы, при извлечении конкреций. Роговыми мотыгами пользовались земледельцы неолитической Греции на лёссовых плато Средней и Восточной Европы, там, где были мягкие, рыхлые грунты. Мотыги из рога оленя иногда употреблялись одновременно с каменными мотыгами.

Строгание

Строгание рога, бивня и кости можно считать установленным фактом для мустьерской эпохи. Киик-Коба, Чокурча, Лa-Кина, Кастильо и другие памятники дали такие факты. Преимущественно известны фрагменты заостренных предметов, круглых в сечении (рис. 38). Есть следы строгания и на плоских костях, например на части левой ветви нижней челюсти дикой лошади из Киик-Кобы.

^{Рис. 38. Изделия из бивня мамонта. Пещера Чокурча (Крым). Эпоха мустье.}

^{Рис. 39. Фрагменты изделий («ложек» и «лопаточек») из бивня мамонта. Елисеевичи. Поздний палеолит.}

В позднем палеолите строгание приняло характер развитой системы, прогрессирующей, как и в обработке дерева, но двум направлениям, определяемым разной угловой ориентировкой строгального инструмента. Изучение поверхности бумеранга из Костенок I, сделанного из ребра мамонта, а также «ложек», мотыг и других вещей из Елисеевичей, сделанных из бивня, привело к заключению, что в это время мастера умели удалять строганием значительную массу материала, отличающегося немалой твердостью. Очевидно, они уже знали о пластических свойствах свежей кости, рога и бивня, а также о влиянии на эти материалы воды и высокой температуры.

Елисеевичи, Юдиново и другие палеолитические стоянки дают представление об изготовлении строганием кинжалов из бивней молодого мамонта. Иногда этот бивень почти не обрабатывался (Елисеевичи), если не считать его выламывание из альвеол и нанесение на основании насечек, мешающих скольжению руки при зажиме. Нередко молодой бивень строгался для уменьшения его диаметра и заострения боевого конца, но сечение оставалось круглым, естественный изгиб не выравнивался, рукояточная часть покрывалась насечками. В более усовершенствованном типе кинжала (Юдиново) дугообразная форма бивня выравнивалась по прямой, строгался весь кинжал, в том числе и рукояточная часть, сводимая слегка на конус. Ее покрывали не насечками, а правильными нарезками в форме мелких ромбов, образованных прямыми линиями, перекрещивающимися под углом 30—35°. Нарезки являлись одновременно и орнаментом.

Без строгания нельзя было обойтись при изготовлении наконечников для дротиков, гарпунов, лощил, шильев, проколок, игл, рукояток, выпрямителей, наконец, при производстве заготовок для скульптурных изображений (женских статуэток, фигурок птиц, млекопитающих). В Елисеевичах сохранились фрагменты «ложек» и «лопаточек», сделанных из отщепов, сколотых с бивня мамонта. Они носит следы строгания и затачивания (рис. 39).

Обработка резцами

Эпоху в обработке рога, бивня и кости делает появление кремневого резца и способа продольного и поперечного членения их этим орудием. Резание производит в технике палеолита переворот не менее значительный, чем открытие способов расщепления кремня на призматические пластинки. Весь обширный круг орудий и изделий позднего палеолита из рога, бивня и кости (шилья, иголки, наконечники дротиков, гарпуны, оправки для вкладышей, резьба но кости и многое другое) был невыполним без резца. Без резца с бивня можно было только скалывать грубые и случайные по форме отщепы, пользуясь ударами кремневого зубила. Эти отщепы имели продолговатую форму, служили заготовками для ограниченного круга изделий (лопаточек, ложек, совков и т. п.).[244] Продольное членение резцом сделало бивень мамонта обильным источником заготовок, превратило его из малополезного отхода охоты в ценный материал.

Когда же появляется резец? Типологически этот вопрос решается но признаку резцового скола, а технологически — по следам работы и данным эксперимента. Резцовый скол как технический прием затупления острого края отщепа или пластины появляется еще в леваллуазско-мустьерскую эпоху, но резцовый скол как средство оформления рабочей части резца широко распространяется в позднем палеолите, когда прочно входят в употребление призматические пластинки.

В мустьерском слое грота Истюриц (Франция) Р. Сен-Перье обнаружил части рогов северного оленя со следами работы кремневым резцом в виде надрезов.[245] Возможно, что в мустьерский слой эти предметы попали из вышележащего позднепалеолитического горизонта, однако теперь, после трасологических исследований материалов из Рожка I, есть основания думать, что кремневые орудия с функциями резца восходят к доориньякской эпохе.

^{Рис. 40. Мустьерский резец из стоянки Рожок I.}

^{А, Б — рабочие концы резца; В — линейные следы изнашивания на передней части; Г — линейные следы на боковой кромке.}

Резец из Рожка I изготовлен без резцового скола (рис. 40). Рабочая часть имеет одноугольную форму, режущую кромку составляет угол 75—80°, образованный на брюшке мелкого ладьевидного отщепа, подправленною ретушью. Резец имеет два рабочих конца (А—В), косящих следы работы разной степени. На одном конце (А) следы установлены только на правой кромке и в слабой степени, на другом (Б) — сработаны обе кромки и очерченная ими плоскость брюшка (рис. 40, В). Угол заострения конца А равен 45—50°, другого —80°. Следы изнашивания выражены в закругленности рабочих концов, просматриваемой в бинокуляр при ×25—30 и даже ×10—12. Линейные следы видны только при помощи МИМ-6 (×200—400). Поверхность рабочего конца (В) трассирована как но передней, так и по боковым плоскостям (рис. 40, Г). Из этого следует, что рабочий конец был установлен на обрабатываемый предмет вертикально или близко к вертикали. Судя по границе следов, углубление в материал предмета не превышало 1.5—1.75 мм.

Могла ли работа таким резцом производиться без крепления его к рукоятке? Если принять во внимание большую силу кисти неандертальца, он мог работать резцом, зажав его между фалангами большого и указательного пальцев. Об этом как будто говорит и некоторая залощенность поверхности всего орудия, которую трудно объяснить иначе. Опыты, проведенные в экспедициях, подтверждают возможность делать надрезы на сырой кости кремневым осколком, зажатым между пальцами.

В ориньяке Франция встречаются многочисленные примеры работы резцом по рогу оленя. Еще в 1906 г. Р. Жиро опубликовал под условным названием «кинжала из рога оленя» часть рога с параллельными надрезами, найденного в гроте Горж д’Анфер вместе с роговыми наконечниками, имеющими раздвоенное основание.[246]

Сейчас нам известно, что обработка рога, бивня и кости резцом процветала в позднем палеолите на огромной территории Европы и Северной Азии, простирающейся от Пиренеев до Тихого океана.

Следы резца в виде конических канавок отчетливо видны и на гравированных изделиях из рога, бивня и кости, известных по памятникам Франции. Это — украшенные резным рисунком изделия гротов Плакар, Ложери Бас, Гурдан, Мадлен, Мае д’Азиль.[247] В Восточной Европе не менее богаты гравировкой Мезин, Костенки I, Елисеевичи, в Сибири — Буреть, Мальта и др.

Работа резцом продолжалась после полного исчезновения из круга материалов бивня мамонта. Об этом мы судим по обработке оленьего рога резцом, представленного в изделиях гамбурской культуры в Мейендорфе.[248] Этот способ работы не утратил своего значения и в послеледниковую эпоху.

^{Рис. 41. Продольное членение рога оленя на заготовки для эубчатых наконечников (Стар-Карр, Англия) и готовые наконечники.}

Техника выделки зубчатых наконечников для дротиков (рис. 41) из оленьего рога исследована Г. Кларком и М. Томпсоном на материале мезолитической стоянки Стар-Карр, открытой близ Симера в Йоркшире.[249] Охотники пребореальной фазы послеледникового периода в северо-восточной Англии пользовались для этой цели рогами красных оленей, убивая их или подбирая сброшенные рога в лесу. Они применяли известные еще с палеолитического времени приемы продольного членения рога, прорезая параллельные канавки на стволе, с которого предварительно удалялись отростки, а иногда даже и коронки. Изучение канавок показало, что резец, использованный для этой цели, имел не квадратную, а коническую бородку, так как канавка в поперечном сечении имела форму знака V. Не лишен интереса и тот факт, что прорезание канавок нередко следовало естественным бороздам оленьего рога, имеющим продольное направление. Иногда процесс углубления канавки производился не с концов роговой заготовки, а от середины к концам. При таком способе резания наибольшая глубина канавки была в середине, поскольку начальное давление резцом было всегда более сильным. Отсюда, из середины канавок, и отделялась от губчатой массы подрезанная с двух сторон лучинка-заготовка зубчатого наконечника. Такая операция, вероятно, производилась при помощи клина. От одного ствола рога мастера Стар-Карра вырезали до 5—6 заготовок. В отдельных случаях они ограничивались одной-двумя заготовками. Длина их достигала 40—50 см.

^{Рис. 42. Диафизы трубчатых костей быка.}

^{А, Б — продольное членение диафизов кремневым резцом на пластины; В — оправа с пазами для вкладышевого кинжала, выделанная кремневыми орудиями из костяной пластины. Крымская опытная экспедиция 1959 г.}

Готовые наконечники имели 12—14 см длины. М. Томпсон[250] экспериментально установил, что при размачивании рога оленя в воде в течение четырех дней обработка резцом значительно облегчалась. Такой вывод соответствует нашим экспериментам по обработке рога и кости в Каунасской и Ангарской экспедициях. Рог хорошо впитывает воду, разбухает и становится более мягким. Предпочтение рога оленя другим материалам в эту эпоху объясняется прочностью, способностью реже ломаться при изгибах, что часто случалось с наконечниками из трубчатой кости.

Нельзя не отметить, что в датских стоянках эпохи маглемозе, характеризующих развитой мезолит Северной Европы, очень мало найдено зубчатых наконечников из оленьего рога. Здесь явно преобладала техника выработки их из трубчатой кости, из метаподий лося, оленя и косули,[251] Замена рога трубчатой костью в конце маглемозе встречается и в других странах Северной Европы. Об этом говорит находка костяного наконечника в Скайпси (Йоркшир, Англия), залегавшего в отложениях позднебореального времени. Трубчатая кость была более хрупким материалом, чем рог, но обрабатывать его было, проще благодаря прямизне диафиза, одинаковой плотности стенок кости, обилию этого материала. Такие преимущества обеспечивали трубчатой кости важную хозяйственную роль в следующие эпохи, особенно с появлением животноводства.

Экспериментально было выяснено, что для изготовления костяной оправы для вкладышевого кинжала (рис. 42, В), близкой по типу к оправе из Афонтовой Горы, потребовалось 6 часов работы резцом и скобелем (рис. 42, А, В). Во-первых, из диафиза трубчатой кости быка получали пластинки-заготовки размером 18×3 см; во-вторых, вырезали 2 прорези-паза по бокам пластинки глубиной в 5 мм; в-третьих, придавали оправе нужную форму с заостренным концом. При повторных опытах аналогичная трехоперационная работа была сведена к 4 и даже 3 часам. Трубчатая кость вымачивалась в воде; резцом в первом опыте служил осколок кремня, сжимаемый между пальцами, а в следующих — типичный резец в роговой рукоятке.

Изготовление костяной иглы потребовало 2 часов работы, включая вырезание тонкой заготовки, строгание и шлифование, а также прорезание и сверление ушка. Костяной двулезвийный нож из кости был сделан за 3 часа.

Украшения из бивня мамонта

Трудоемкую, ювелирную работу по бивню мамонта характеризуют многочисленные бусы, найденные в мужском погребении Сунгирь под г. Владимиром, раскопанном в 1964 г. О. Н. Бадером. В этих изделиях отражены различные операции: продольное членение бивня резцом, разрезание заготовок, сверление, шлифование и полирование бус.

Бивень отличается от трубчатой кости отсутствием гаверсовых каналов и более светлым цветом. Бусы из бивня привлекали внимание белизной. Ради этого признака, по-видимому, и производилась довольно трудоемкая работа по разделке бивня. Использование для такой цели стенок трубчатой кости было бы значительно проще. Известно, что бивень как бы сложен из трубок (конусов) разного диаметра, вставленных одна в другую. Однако эти трубки не разъединимы в обычных условиях. Поэтому начальной операцией, после того как бивень был извлечен из альвеолы черепа, было членение его на продольные секции. Свежий бивень обрабатывается резцом и раскалывается по надрезу роговыми или кремневыми клиньями.[252] Дальнейшая работа требовала размачивания, а возможно, и распаривания секций, чтобы расслоить их на отдельные полоски или узкие лучинки. Эти лучинки разрезались кремневым ножом на сегменты (заготовки бус), посередине которых сначала делалась с двух сторон зарубка, потом они просверливались, а затем отшлифовывались на абразивной плитке и полировались. Возможно, сверлили каждую заготовку не после ее отделения от лучинки, а до отделения, когда сегменты были еще размечены путем поперечного надрезывания. При таком, более рациональном, способе значительно облегчались операции по сверлению, во время которого отдельный сегмент было трудно закрепить так, чтобы он не вращался вместе со сверлом. Было значительно проще и зарубки производить на сегментах, когда они еще представляли одно целое. Зарубки делались с тем, чтобы точнее наметить точку для установки сверла и сократить сам процесс сверления, уменьшив массу материала. Однако такой рациональный способ экономии и совершенствования труда является только гипотезой, которая еще пока не подтверждается микроанализом. Вероятнее, что зарубки и отверстия делались не на серии сегментов, а на каждом в отдельности после того, как его отделяли от лучинки.

Поперечное членение лучинок на сегменты производилось с помощью кремневого ножа. Судя по следам на торце бусин и на нешлифованных экземплярах, это делалось не пилением, а резанием по материалу, размягченному в воде. Лучинки иногда не полностью разрезались на сегменты. То были глубокие надрезы, после которых заготовка отламывалась и включалась в цепь следующих операций. Если лучинки были почему-либо тоньше обычных и плоские, сегменты из них нарезались целиком и просверливались без предварительного нарезания зарубок. Таких экземпляров в серии бусин немного; это нешлифованные изделия, попавшие в число других случайно.

Сверление осуществлялось кремневым сверлом малого диаметра, вставленным в деревянный стержень, который приводился в движение вращением между ладонями. О двуручном способе вращения говорит форма отверстия в бусинах и подвесках. Это отверстие вполне круглое, что бывает при скоростях 10—15 оборотов сверла в секунду. При одноручном сверлении (2—3 полоборота в секунду) отверстие получается угловатое.

Наблюдениями выяснено, что бусины, украшавшие одежду покойника, носят следы не только шлифовки и полировки, но и заглаживания (стирания) в результате длительного ношения, трения о руки, о кожу самой одежды, о различные предметы обихода. Обычно хорошо различимые линии шлифовки и полировки во многих случаях сняты. Выступающие части бусин залощены. Отмеченные факты позволяют думать, что многочисленные бусины и подвески, украшавшие одежду погребенного, не были изготовлены в качестве культовых аксессуаров, а являлись деталями носильной одежды, возможно, подчеркивающей особые социальные функции.

Всего бусин было найдено около 1500 штук, в том числе несколько подвесок из бивня, имитирующих форму подвесок из просверленных плоских галечек, часто употреблявшихся для ношения в палеолите. Размеры подвесок разные — от 20 до 40 мм(по длинной оси). Крупные бусины имели размер 10×7×5 мм, мелкие — 6×4×3 мм и даже меньше. Сохранность бусин объясняется консервирующим действием охры, которой было обильно посыпано погребение.

На высоком уровне стояла выделка и других украшений из бивня мамонта. Имеются в виду браслеты и диадемы, открытые в гротах Плакар, Спи, Брассемпуи, в стоянках Мезин, Костенки I, Мальта. Не все ясно в приемах их изготовления. Но, безусловно, мастера умели разделять бивень на слои. Для этой цели они отрезали от целого бивня нестарого мамонта цилиндр-заготовку и наносили на нем резцом соответствующий орнамент. Браслеты из Мезина украшались елочками и меандровым рисунком. Отделение верхнего слоя бивня с орнаментом производилось после размачивания, а возможно, и пропаривания для разрушения связей между слоями, для придания пластичности веществу, довольно хрупкому в сухом состоянии. О таком порядке работы свидетельствует и заготовка из куска бивня в Мезине, имеющая на поверхности геометрический орнамент, который не был закончен, и пластинка осталась не снятой.[253]

Использование раковин, зубов, шипов и панцирей

Отсутствие в некоторых областях тропического пояса такого материала для орудий, как кремень, кварцит, обсидиан, или близких к ним горных пород и минералов, вынуждали человека обращаться к раковинам, зубам животных — материалу органического происхождения. Эти орудия человек получал от природы почти в готовой форме. Требовался незначительный труд для приспособления их к нуждам производства. Зубы, бивни и раковины обладали известными достоинствами, которые отсутствовали у орудий, изготовленных из кости и твердого дерева. Благодаря эмали, покрывающей поверхность зубов, твердость их достигала 4.5—5 по шкале Мооса. Некоторые раковины тоже были достаточно твердыми.

Южноамериканские индейцы бассейна р. Шингу употребляли в качестве ножей нижнюю челюсть пирании (Piranha preta), мелкой речной хищной рыбы (рис. 43, В). Эта челюсть имела только 4 см, но ее 14 треугольных зубов представляли пилу, способную перерезать волокнистые предметы. Находила применение и нижняя челюсть «собачьей рыбы» (Cynodon). Передняя часть этих челюстей была вооружена двумя длинными и острыми зубами (рис. 43, В). После соответствующей заточки зубы могли употребляться в качестве ножа для резания. Но главная их функция заключалась в нанесении нарезок, украшающих деревянные предметы, например диски пряслиц, в просверливании раковинных бус или бус из скорлупы орехов, в обработке древков для стрел, в татуировке.

При использовании зубов пирании и «собачьей рыбы» рукоятками служили их челюстные кости, за которые можно было держаться в процессе работы. Но существовали и комбинированные орудия, например зубы рыбы траира (Erythrinus), насаживаемые на треугольные куски тыквы, которые после высыхания отвердевали, сжимались и крепко схватывали инструмент. Такие орудия применяли для малой хирургии: очистки гнойных ран и т. п.

В качестве долота для обработки дерева служили передние резцы грызуна капибары — Hydrochoerus capybara (рис. 43, Д). Они имели 6—8 см длины и напоминали резцы бобра. Обычно их соединяли при помощи хлопчатобумажных ниток и воска нарами и носили у пояса на петле. Если резцы употреблялись поодиночке, их прикрепляли к кусочкам тростника.[254] Аналогичные функции выполняли орудия из зубов агути — Dasyprocta aguti (рис. 43, Г).

Хвостовые лучи ската служили наконечниками для стрел. Для той же цели применялись кости конечностей обезьян. Обычно эти кости хранились связанными в пучки на дне домашних корзин и использовались по мере надобности, В качестве наконечников стрел они шли в ход только после соответствующей пришлифовки острия.

^{Рис. 43. Зубы и раковины — орудия труда.}

^{А — когти крупного броненосца; Б — челюсти пирании (Piranha preta); В — челюсть «собачьей рыбы» (Cynodon); Г — резцы агути в рукоятках из трубчатой кости; Д — пара резцов калибары, связанных вместе; Е — И — раковины Dolium perdix, Purpura pirsica и др., используемые в качестве скобелей и рубанков; К, Л — половинки двустворчатых раковин, служащие ножами и скобелями; М, Н — способы работы раковинами по дереву у австралийцев, по Баседову.}

Бедренные кости серны, кости ягуара, когти крупных броненосцев (Dasypua gigas), панцири черепах — все находило применение. Когти броненосцев употреблялись для копания земли, т. е. для тех же функций, индейцы носили в качестве шейных украшений (ожерелий). Старые бакаири продолговатые косточки продевали сквозь носовую перегородку.[255]

Существенную роль в обработке дерева у гуаяков играли резцы агути и клыки пекари. Их плотно вставляли в бедренную кость обезьяны, косули или пекари, предварительно обломав одну из головок. В мозговом канале трубчатой кости резцы или клыки держались благодаря заполнению полости вяжущим веществом, составленным из смолы и воска. Снаружи передний конец рукоятки обматывался волокнами крапивы или тонкими полосками луба, снятого с филодендрона. Эпифиз рукояточной кости просверливался, и такие орудия связывались шнурками но нескольку штук.

В качестве ножей употреблялись половинки плоских речных двустворчатых раковин (Anodonta). Этими раковинами индейцы шииту обрабатывали дерево путем скобления, выглаживания и выравнивания. Отделывались рукоятки для каменных топоров, доводились до нужной формы весла к лодкам. Работа при этом производилась не только наружным краем раковины, а и краями отверстия, пробитого посередине (рис. 43, А). Таким образом, половинки речной двустворки индейцы превращали в два орудия: нож и скобель. Для пробивания отверстия в раковине они пользовались орехом с острой оболочкой (Akurinus). Мелкий вид раковины Anodonta служил для более тонкой обработки деревянных изделий. В двустворчатых раковинах они хранили минеральную краску.

Не менее важную роль играла раковина, которую индейцы называли ита, разновидность Leila pulvinata Hupe. Крупный вид ее употреблялся для строгания луков. У некоторых плоских раковин имелся заостренный придаток, которым пользовались для раскрывания орехов, потрошения рыбы и мелких наземных животных, просверливания ямки на нижних палочках для добывания огня и других функций (рис. 43, К).

Женщины ножами-раковинами чистили корни маниока. Они садились на бамбуковые сиденья и начинали скрести, резать корнеплод, пока их ступни не покрывались его обрезками.

Спиральные раковины употреблялись чаще для строгания дерева (рис. 43, Е—3). Существовало два способа работы раковиной. При первом в ней пробивалось сквозное отверстие (рис. 43, И), через которое просовывали стержень древка стрелы и водили ею взад-вперед. Таким образом поверхность древка скоблилась и выравнивалась. Этот способ известен у индейцев бассейна р. Шингу, у гуаяков, австралийцев и океанийцев.

При втором способе спиральной раковиной действовали как рубанком. В раковине пробивали отверстие с одной стороны. Раковина прижималась этим отверстием к обрабатываемому предмету. При поступательном движении (вперед) работал задний край отверстия, при возвратном (назад) — передний (рис. 43, М, Н). Режущий край отверстия, таким образом, находился по отношению к плоскости обрабатываемого предмета под малым углом.

На о. Аоба (Новые Гебриды) в качестве рубанков употреблялись спиральные раковины следующих видов: Dolium perdix, Purpura persica, Pasciolaria filamentosa, Charonia tritonis и др. На Севере Суматры употребляли раковины Ellobiumauris midae L., Pirula sp. juv. Известны случаи использования для тех же целей и других раковин, например Cypraea mauritiana. Микронезийцы и другие океанийцы пользовались раковинами Tecebra maculata, Tridacna gigas и широкими костями из спины деренах, зубами акул, шипами скатов, ветками кораллов.[256]

По сообщению Р. Бровна, андаманцы пользовались раковиной Cyrena как скреблом, ножом и ложкой. Этой раковиной скоблили заготовки лука, стрел, бамбуковых ножей, снимали и очищали волокна для ниток и веревок, употребляли ее при разрезании листьев, шедших на постройку крыш, при татуировании тела. Раковина-трубянка использовалась специально для соскабливания кожи с мангровых семян перед употреблением их в пищу.

Из плоских двустворчатых раковин выделывались наконечники для стрел. Сначала эти раковины грубо оббивали, придавая нужную форму, потом затачивали на канне. Тесла для обработки дерева изготовлялись из раковин Pinna. Но эти тесла годились главным образом для легкой работы, например для отесывания лука или отделки челнока. Для выдалбливания челноков служили тесла, сделанные из других, более твердых раковин.

Кабаньи бивни андаманцы употребляли для строгания луков и стрел, а также, весел. Ими выглаживалась и лощилась обработанная поверхность деревянных изделий.[257]

Выделка украшений из раковин каури состояла из немногих операций. Эти красиво окрашенные раковины пришлифовывались на каменной плите таким образом, чтобы можно было проткнуть костяным шилом стенки раковины по ее продольной оси. Затем их нанизывали на толстый шнурок.

Ожерелья из каури носили женщины, а перевязи — мужчины. Перевязи носили переброшенными через плечо, как портупеи. По количеству этих украшений на теле определялась личная состоятельность членов общины. Ожерелья или перевязи составлялись не только из каури, но и из бивней кабана, зубов животных и человека, отшлифованных кусков крупной раковины, камней, кусков костей казуара.

Сгибание когти казуара в кольцо производилось путем распаривания. Такие кольца носили в ушной мочке по одному или по нескольку штук. Иногда к кольцу еще подвешивались раковины.[258]

На островах Меланезии ожерелья из раковин, нередко игравших роль менового эквивалента, выделывали женщины. Раковины улиток и моллюсков они сначала разбивали на осколки, которые сверлили дисковой дрелью и нанизывали на шнурок. Потом шлифовали способом, придававшим каждой бусине стандартную форму. Шлифовалось все ожерелье, шнурок которого закреплялся петлей за большой палец ноги. Натягивая шнурок левой рукой, женщина правой рукой водила пемзой по тесно нанизанным кусочкам раковин. Здесь мы видим несомненный прогресс по сравнению с обработкой каждой бусины в отдельности.

Высокогорные новогвинейцы не могли использовать морские раковины в качестве орудий, В их распоряжении были кости животных и птиц. Бивнями кабана они пользовались как стругами для выравнивания и отделки луков и стрел. Из дистальной половины большой берцовой кости казуара изготовлялось крупное кинжалообразное шило, употребляемое для прокалывания тапы, коры и других предметов при сшивании. Оно иногда могло служить и как оружие. Шило меньших размеров делалось из малоберцовой кости молодого кенгуру, а еще меньшее — из фаланги летучей собаки (Pteropus sp.), применявшееся как игла для тонкой работы — сшивания и вязания. Костяное орудие с плоскими тупыми концами изготовлялось из дистальной половины плюсневой кости казуара.[259] При обработке оно наполовину расщеплялось и отшлифовывалось на камне. Это орудие выполняло полезную роль при обмотке тесел ротангом. Его плоским тупым концом приподнимают витки обмотки, чтобы продеть и закрепить свободный конец ее. В этом смысле такое костяное орудие отчасти напоминает кочедык, используемый для плетения лаптей у народов Северной Европы.

Костяные кинжалы мбовамбов делались иногда из человеческих костей. Эпифизы служили в качестве рукояток, а диафизы косо стачивались на камне. Такой кинжал следовало бы назвать скорее орудием для раскалывания или раскрывания плодов в твердой оболочке и других подобных функций, чем оружием.

Крупные костяные орудия делались путем расщепления трубчатых костей при помощи острозаточенного тесла. Дальнейшая обработка производилась путем шлифования. У самых мелких шильев-проколок заострялся только рабочий конец, так как косточки, подбираемые для них, были достаточно тонки и круглы в сечении.

Рог и кость в неолите

Принято говорить об упадке техники обработки кости в неолите при сравнении с расцветом ее на исходе века мамонта и северного оленя. В действительности это — ошибочное представление, навеянное внешним сопоставлением эпох. Технические возможности неолита и в этом деле были не ниже, а в некоторых операциях представляют несомненный шаг вперед.

В неолите сохранялись все выработанные в прошлом способы, хотя далеко не всюду и не всегда. Их возрождали в зависимости от требований хозяйства и пользовались ими по мере необходимости. Исследователь в различных неолитических памятниках находит раскалывание и оббивку трубчатой кости, перерубание рога оленя, строгание кремневым скобелем и ножом. На севере Европы, как об этом можно судить по Оленеостровскому могильнику на Онежском озере, по одноименному могильнику в Баренцевом море, по изделиям из Уральских торфяников, костяным и роговым гарпунам без вкладышевого оснащения и с вкладышами, различным типам специализированных наконечников для стрел, скульптурным изображениям лосей и других фигур, был достигнут высокий технический уровень.

В таких поселениях полярной зоны, как Варангер, богатых рогом оленя, костью и бивнем морских млекопитающих, кремневым резцом обрабатывались съемные гарпуны, рыболовные крючки, гребни для расчесывания волокон, штампы для керамики и др. Вырезание рыболовных крючков из трубчатой кости производилось по способу выборки сначала внутреннего рисунка крючка и последующего оформления его внешних очертаний.[260]

В Скандинавии существовали и другие способы выделки рыболовных крючков. В заготовке просверливалось отверстие диаметром 5—7 мм, служившее исходной точкой для работы резцом, которым острие крючка отделялось от стерженька. Этим способом пользовались с эпохи маглемозе. Он применялся в Северной Америке и Океании.[261] Материал в заготовке между стерженьком и острием вырезался под углом 40°.

Новым в неолитической обработке рога к кости следует считать изготовление пластин-обкладок к усиленным лукам, открытых А. П. Окладниковым в серовских погребениях Прибайкалья.[262] Пластины-обкладки вырезались из неветвистых рогов молодых оленей, с наружного компактного слоя, отличающегося большой упругостью. Пластинка достигала в длину 50—87 см, а ширина ее не превосходила 14—15 ми, толщина — 0.3—1.4 мм. Чтобы отделить такую полоску от рога благородного оленя, требовалась исключительно тачная работа резцом, превосходящая все известные нам примеры резания в прошлом. По всей вероятности, в момент отделения обкладки она была шире и толще указанных размеров и лишь после окончательной отделки принимала эти пропорции. Следы показывают, что обкладка обрабатывалась посредством подстругивания ножом и шлифовки на абразиве. Часто обкладка, общая длина которой достигала 160 см, монтировалась из нескольких коротких пластинок, соединенных одна с другой путем наложения косо срезанных концов.

Как прикреплялась обкладка к луку? Привязывалась ли обмоткой или приклеивалась существовавшими в то время вяжущими веществами? Вопрос остается открытым. Здесь мы не затрагиваем конструкции неолитических луков, которых касались многие авторы. Одна из лучших последних работ на эту тему написана Г. Кларком.[263]

Пиление кости и рога не играло существенной роли в палеолите, хотя такие факты отмечены во многих стоянках. Обычно в качестве пилки служила кремневая призматическая пластинка, а ретушь придавала лезвию зубчатый характер. Надпиливались чаще всего трубчатые кости мелких животных (зайца, песца), из которых изготовлялись бусы. Иногда надпилы можно было обнаружить на ребрах животных, предназначенных к поперечному членению (Костенки I, Авдееве и др.). В неолите кремневая пилка тоже нередко служила для производства раковинных или костяных бус, подвесок, как о том говорят среднеазиатские памятники, в частности пещера Дркебел. Распиливались, как правило, мелкие предметы. Несколько шире пиление рога применялось у обитателей свайных поселений Швейцарии. Кремневые пилки открыты в неолитических памятниках Испании (Casa-de-Maura).

В особом ряду стоит обработка кости и рога на поселении Нарва I, исследованном Н. Н. Гуриной в 1951—1952 и 1961 гг. Именем нарвской культуры названа целая группа аналогичных памятников в Эстонии (Лунда) и Латвии. Некоторые стороны памятника остаются неясными. Вместе с тем богатые материалы из кости и рога рисуют своеобразную технику их обработки. Всюду видны четко выраженные линейные следы поперечного и продольного членения кости и рога абразивными пилами, шлифования и затачивания на песчаниковых плитках (рис. 44, А—Г).

Диафизы распиливались не только поперек под утлом 45—60°, но и вдоль оси. Эпифизы опиливались с боков, чтобы выровнять кость по прямой. Рога лося распиливались в разных направлениях. Удалялись отростки для дальнейшей их обработки, членилась на квадраты, ромбы и треугольники плоская часть лосевого рога и т. д. Назначение всех форм заготовок пока не поддается объяснению. Но достаточно наглядная тенденция распространить абразивный способ пиления на многие операции, даже такие, как отеска и рубка, здесь прослеживается с несомненностью. В этом отношении на поселении Нарва I наблюдается явление, в известной мере аналогичное переходу к абразивной обработке дерева у пуэбло в Нью-Мехико.

Абразивный уклон в Нарве I получает разгадку в наличии превосходного мелкозернистого песчаника. Его особым достоинством надо считать тонкослойность, способность расщепляться на пластинки до 1.5 мм толщины и высокую степень самозатачиваемости. Несмотря на обработку относительно вязкого вещества, каким является кость, абразивы Нарвы I не «засаливались». Выпадение кварцевых зерен происходило своевременно, вместе с порошком распиливаемого предмета.

^{Рис. 44. Абразивные пилы из Нарвы I.}

^{А, Б — два типа пилок, н. в.; В — фото одной из пилок со следами на рабочем крае, н. в.; Г — микрофото следов, ×5; Д, Ж — положение пилок в процессе работы; Е — эпифиз трубчатой кости со следами распила.}

Песчаниковые пилки не отличались большой длиной. Самые крупные из найденных имели 14—15 см. Большинство было короткими пилками. от 5 до 10 см, которыми, однако, можно было распиливать пястные и плюсневые кости крупных животных вдоль, т. е. пилить предметы, превышающие своей длиной самые пилки, в чем заключалось еще одно достоинство их (рис. 44, Д—Ж).

Небольшие металлические пилки, не крупнее пилок кремневых, открыты при раскопках памятников эпохи бронзы в Советском Союзе и различных странах Западной Европы и Средиземноморья.[264]

Две бронзовые пилки, найденные в Сейминском могильнике на р. Каме, представляют собой зубчатые ножи.[265] Одна из них была заключена в деревянную оправу по всей своей длине, другая, по-видимому, имела черенковое крепление к рукоятке, но черенок сломался. Противоположный край был утолщенным, как у однолезвийного ножа. Бронзовые пилки были здесь найдены вместе с кремневыми. Служили они, вероятно, для пиления кости и рога, так как для пиления дерева были слишком малы.

Резьба по бивню моржа у древних эскимосов

Традиции обработки кости, рога и бивня долго сохранялись у зверобоев Северо-Восточной Азии и Северной Америки. Древние эскимосы до освоения железа обрабатывали эти материалы каменными теслами, стругами и резцами. Мерилом мастерства служили поворотные гарпуны. Эти изделия из поселений Дорсет и Качемак[266] или древнеайнские с Курильских островов[267] еще отличались примитивными формами. Они были недостаточно симметричны, гнезда для конца древка, прорези для пояска и для каменного вкладыша делались с трудом и грубо, отверстие для линя выглядело процарапанным (рис. 45, А). Еще не существовало установившихся приемов, не сложились наиболее эффективные формы гарпунов с пробойными функциями.

Расцвета техника резания кости, рога и бивня достигла у древних эскимосов Азии и Америки на базе железных резцов (рис. 45, Б). В свое время было выяснено, что некоторые памятники полярных зверобоев, относимые но общему уровню культуры к разряду чисто неолитических, включали в свой состав элементы, необъяснимые с позиций каменного века. Этими элементами и были поворотные гарпуны для охоты на морского зверя, сделанные из бивня моржа. Хотя признаки высокой техники работы резцом можно проследить и на многих других предметах, на вещах из костя моржа и тюленя, из рога оленя, бивень моржа, как и бивень мамонта, представлял материал, отражающий наилучшим образом достигнутый технический уровень. Однородность, пластичность этого вещества, объемность его позволили создать гарпуны, наиболее совершенные из известных в археологии. Но своими качествами гарпуны были обязаны не столько материалу, сколько инструменту для его обработки и умению мастеров.

^{Рис. 45. Обработка поворотных гарпунов.}

^{А — гарпуны Аляски и Курильских островов, изготовленные с помощью каменных резцов; Б — гарпуны, изготовленные древними эскимосами (мыс Барроу) при помощи железных резцов.}

Прежде всего удивляют точность и экономность каждого движения резцом. Нет многократных актов резания по одной и той же линии, нет подправок, подскабливаний. Планировка деталей ясна, резец, послушно и искусно нацеленный на самое главное, с геометрической точностью удалял лишний материал, оставляя самое необходимое. Прорези, предназначенные для продевания пояска, прихватывающего конец древка, вставляемого в гнездо гарпуна, имели пропорции, невыполнимые каменным резцом. Они достигали 40 мм глубины при длине в 4—5 мы и ширине в 1 мм. Их исполнение требовало геометрически правильной заточки режущей кромки резца и специальной формы его рабочей части.

Трасологическим анализом этих прорезей было установлено, что оно вырезались металлическим резцом когтевидной формы.[268] Позднее выяснилось, что древние эскимосы располагали железом в малых количествах, предназначая его для некоторых ответственных инструментов.

Достигнутое совершенство в обработке кости и бивня древними эскимосами вышло за узкие технические рамки. Изделия из этих материалов, в первую очередь поворотные гарпуны зверобоев, стали создаваться как произведения искусства, сочетающие в себе технические и эстетические достоинства.[269]

Там, где металлы окончательно внедрились, а кость и рог сохраняли значение незаменимых материалов, их обработка поднялась на новую ступень, еще более подчеркивая единство красоты формы и практической целесообразности. К таким шедеврам резьбы но кости и роту принадлежат изделия древних фризов (гребни, расчески, вязальные иголки, кочедыки, кости для растягивания ремней и пр.), открытые при раскопках старинных терпов (насыпей) в Северной Голландии.[270] Из металлических инструментов, сыгравших большую роль в обработке этих изделий, надо отметить тонколезвийные пилки, которыми нарезались зубья гребней и велась точная разделка материала, и резцы.

Сверление

Поздний палеолит дает нам немало фактов сверления кости, рога, бивня и раковины. Это — костяные иглы, бусы, подвески, выпрямители древков, рукоятки, гарпуны и др. В мезолите мы встречаемся со сверлеными топорами, кирками, молотками и мотыгами из рога благородного оленя, рыболовными крючками и пр.

^{Рис. 46. Фрагменты костяных игл из палеолитической стоянки Елисеевичи. Следы работы микрорезца при выделке ушка (А—В).}

^{Рис. 47. Циркульное сверление но рогу и кости. Неолит Прибайкалья.}

^{А — изображение головы рыбы с глазом, прорезанным циркульным способом; Б — увеличенное изображение глаза, ×5; В — кремневые орудия для циркульного сверления.}

Особенностью сверления этих материалов в палеолите является сочетание прорезания и процарапывания отверстий резцами с настоящим просверливанием при помощи кругловращательных движений сверла. Такой двойственный способ часто практиковался во время сверления ушка в костяных иголках, при выделке отверстий в подвесках и раковинах, с душивших украшениями (рис. 46, А—В). Отверстия в крупных предметах, подобных выпрямителям древков, как правило, не сверлились, а вырезались сначала резцами, затем подправлялись и выравнивались строгальными ножами из узких призматических пластинок.

6 мезолите и неолите отверстия в роговых топорах, молотках, кирках, мотыгах, муфтах для каменных топоров и тесел тоже прорезывались, а в мелких поделках значительно чаще употреблялось двуручное и дисковое сверление. Впервые появляется циркульное сверление кости. На роговых фигурках рыб в неолите Прибайкалья изображение глаз наносилось с помощью кремневого циркуля с расстоянием между ножками в 5—6 мм (рис. 47, В). Рисунок глаза со зрачком в центре ложился очень четко на выровненную поверхность рога (рис. 47, Л, В).

Проверкой производительности сверления рога на разных технических уровнях выяснена 36-кратная эффективность лучкового прибора с кремневым сверлом в сравнении с одноручным способом. При испытании медного, железного и стального сверл оказалось, что медь в обработке сухого лосевого рога намного уступает железу. Оба сверла имели перовой тип, а испытание велось дисковым и лучковым способами. Еще менее эффективным оказалось медное сверло в современной дрели. Режущая кромка его быстро тупилась о твердый материал при односторонне-поступательном вращении. Железное перовое сверло только вдвое уступало по эффективности стальному спиральному.

Итоги

На самых ранних этапах кость, рог, бивень и раковины использовались в мало измененной анатомической форме и по той причине, что, например, рога, зубы, бивни, шипы, раковины самой природой были приспособлены к активнозащитным функциям животных. Удельный вес и твердость вещества, строение этих органов, благоприятное для захвата рукой, сделали их орудиями древнейшего человека, средствами труда наряду с камнем и деревом.

Кость, рог, бивень я раковины являлись очень важным дополнением к камню и дереву. Используя эти материалы, человеческое общество обогащало свои технические возможности, ускоряло прогресс. Такие орудия, как иголки, лощила, гарпуны, рыболовные крючки, было очень трудно или почти невозможно создавать из камня и дерева. Эти материалы были мягче камня, но тверже дерева, занимая промежуточное положение. Роль кости, рога и бивня особенно была велика в палеолитическом хозяйстве приледниковой зоны, а также на крайнем севере в послеледниковое время, где не существовало твердых пород дерева, а выбор технического камня был ограничен.

Основы обработки кости, рога и бивня, заложенные ударными способами (раскалывание, пикетаж) и дополненные скоблением, строганием, резанием, рубкой, мягчением, сверлением, пилением, шлифовкой и полировкой, сохранили свое значение на протяжении всего каменного века и ранних металлов. Например, в поселениях кобанской культуры (эпоха поздней бронзы на Кавказе) пикетирование рога применялось широко, хотя для таких операций уже служили металлические орудия, острота рабочей части которых и неломкость значительно повысили эффективность этого древнейшего способа.

Обработка кости, рога и бивня каменными орудиями не исчерпала всех возможностей, заложенных в этих материалах. Металлические орудия сообщили новый толчок прогрессу. Резание и строгание костя, рота и бивня прядало изделиям те правильные, геометрические формы, которые были так важны для наконечников копий и гарпунов.

В поворотных гарпунах древних эскимосов был достигнут синтез нескольких способов обработки кости (рубки, раскалывания, резьбы, сверления, шлифовки, полировки) и разных материалов (кости, дерева, камня, кожи),

Несколько иную роль играли зубы, раковины и панцири наземных, пресноводных и морских животных. Использование таких материалов следует считать вынужденным явлением. Их можно было изменять в меньшей степени, чем кость, рог и бивень. Поиски более рациональных форм орудий путем оббивки, скалывания и шлифования на этом материале имели ограниченные перспективы, так как раковины и зубы не отличались однородностью структуры; наружные слои были тверже. Следовательно, техника зубов, раковин хотя и удовлетворяла насущные потребности людей определенного хозяйственного уклада, представляла собой вторичное и застойное явление. Племена, освоившие такую технику, вынуждены были это сделать в связи с заселением областей тропического пояса. Но в прошлом их предки, обрабатывая каменные орудия, достигли определенного уровня развития техники я хозяйства. Свои старые навыки работы они должны были перестраивать в соответствии с условиями обстановки.

Некоторые из этих средств труда (зубы акул, раковины, шипы дикобразов, кости казуаров и т. п.) продолжали служить человеку в течение длительного времени. Но с развитием культуры эти естественные или малоизмененные орудия там, где это было возможно, замещались каменными, поступая в разряд материалов для производства украшений.

В островном мире Вест-Индии, Юго-Восточной Азии и Океании в первые этапы заселения раковины, зубы морских животных играли большую роль в технике и хозяйстве, а позвонки рыб широко использовались как украшения. В слоях докерамического неолита о. Куба археологами обнаружены тысячи таких позвонков, служивших бусами. А на следующей стадии, когда вошло в систему производство глиняной посуды, более высокого уровня достигли земледелие и рыболовство, когда природные ресурсы острова были разведаны полнее, роль камня возросла не только в выделке орудий труда, но и в производстве украшений.