Развод. Ищу папу для ягодки

Глава 20

Наши дни

Лариса

Свет в зале постепенно гаснет.

Я опускаюсь в кресло. Олег Бурцев со своим знакомым усаживается сзади нас на расстоянии вытянутой руки. Вижу, что Вадиму это не нравится. Пару раз ловлю на себе его раздражённый, ревнивый взгляд.

Концерт начался. Но я никак не могу полностью погрузиться в волшебную атмосферу музыки Людовико Эйнауди.

Меня тревожит реакция Вадима. Не хочу, чтобы он нервничал.

Ласково разглаживаю пальцем межбровную морщинку на его лбу, нежно скольжу ладонью по напряжённой линии челюсти, шепчу на ушко:

— Ну, не ревнуй. Я понятия не имела, что он тут будет. И про то, что сама здесь окажусь, кстати, тоже не знала.

Взгляд Вадима смягчается, он по-хозяйски обнимает меня, прижимает к себе. Растекаюсь сладеньким сиропом от его обволакивающей ауры, от родного запаха, от ощущения горячего, крепкого тела, от понимания, что его губы совсем близко, где-то у моих волос.

Кладу голову Вадиму на плечо, с облегчением выдыхаю, погружаясь в медово-вязкое блаженное состояние. Ощущаю волнение и чистую, ничем не запятнанную влюблённость, смешанную с предвкушением сказки. На губах то и дело блуждает глупенькая, счастливая улыбка. Мне невыносимо хорошо сейчас. Здесь. С ним…

Со сцены звучат восхитительные мелодии. На большом экране позади оркестра, словно за окном иллюминатора подводной лодки, рассекающей просторы морских глубин, резвятся яркие рыбки, мягко колышутся водоросли, парят полупрозрачные, изящные зонтики медуз.

И я погружаюсь в умопомрачительную атмосферу благодати и спокойствия. Плаваю в своих чувствах, как в умиротворяющем, сладкозвучном океане.

Не могу справиться с эмоциями, тянусь к уху Вадима:

— Спасибо за потрясающий подарок, любимый…

Вадим вздрагивает, а я пугаюсь собственных слов. В лицо бьёт волна жара. Как я назвала его сейчас? Капец… Только бы не расслышал, только бы не разобрал… Зажмуриваюсь и замираю, как мышь, загнанная в ловушку. Громкий пульс в затылке отсчитывает несколько мгновений.

Наконец, ощущаю ответное движение со стороны Вадима. Он нащупывает в темноте мою правую руку, поглаживает, мнёт пальцы, дышит так, как будто порывается и никак не может что-то сказать. И вдруг одевает на мой безымянный палец холодный и гладкий предмет. Открываю глаза, перевожу взгляд на свою руку. Сердце срывается в тахикардию. На моём пальце поблёскивает изящное золотое колечко.

Горячий спазм в области переносицы вызывает у меня неожиданные слёзы. Я поднимаю глаза, сквозь тёплую пелену смотрю в его взволнованное лицо, открываю рот, собираясь возразить. Но Вадим не даёт этого сделать. Он обхватывает мои губы своими, целует так нежно, что я обречённо расслабляюсь. Со стоном облегчения он углубляет поцелуй, на секунду прикусывает мою нижнюю губу, ласкает языком. И меня вообще уносит, как по морской глади на скоростном катере в неизвестном направлении. Мы целуемся, покачиваюсь на уютных, приятных волнах наслаждения.

Отдалённо, словно со стороны, вспоминаю, что хотела сказать важное. Упираюсь ладонью в грудную клетку, отодвигаю Вадима от себя. Освобождаюсь всего на секунду. Глубоко вдыхаю и… забываю, что дальше.

Его взгляд такой горячий, глубокий, откровенный и любящий, что я не могу больше обманывать ни себя, ни его. Вместо возражений я с упоением шепчу:

— Люблю тебя… Очень. Очень. Очень. Очень…

Вадим

Вернулись после концерта. Стоим на этаже.

Лариса прижалась спиной к двери, не пускает внутрь. Зажал её, руки возле головы на стене поставил. Наклоняюсь к ушку, с наслаждением всасываю маленькую серёжку в форме прозрачной капельки, легко прикусываю мочку.

— Ну, давай вместе войдём, м?

Голос не узнаю свой, как будто внутри меня кот живёт и мурчит сейчас. Скольжу кончиком языка ниже по шее, к ключице.

От удовольствия веки становятся тяжёлыми. Какая же у меня сладенькая девочка… Сожрал бы всю…

— Нее, — с кокетливым смешком прижимает ухо к плечу, пытаясь освободиться, — Вадь, ну не надо, соседи же увидят, что мы с тобой в подъезде целуемся, как подростки.

— Вот и впусти, чтоб никто не обсуждал. Один поворот ключа — и мы внутри, — напираю я, сдвигая её своим телом к замочной скважине.

Легко и совсем не больно стучит попеременно ладошками по моей грудной клетке. Ловлю её руки, задираю вверх, припечатываю к стене. Скольжу ртом по скуле к приоткрытым губкам, которые с нотками возмущения шепчут:

— Нет, нет-нет… Знаю тебя, ты мне спать ночью не дашь, а у нас с Санькой в саду утренник, рано вставать. Иди домой лучше… Завтра вечером приходи, — живо извивается всем телом, пытаясь выбраться, — Вааадь, мне пора, честно.

Ты же сейчас только хуже сделала, неужели непонятно… После таких провокационных телодвижений, меня и битой по башке не выгнать. В теле вибрации, что сам себе завидую.

Отпускаю её кисти и ещё сильнее подминаю под себя. Мы дышим чаще, но не сдаёмся. Глазки у неё счастливые такие… А у меня губы саднит от поцелуев, и внутри огонь с каждой секундой сильнее разгорается. Тестостерон на пределе. Как будто нам опять по двадцать, и всё только начинается.

Жарко шепчу в припухшие от поцелуев губы:

— Ларис, ну чо ты, правда. Пока Санька в гостях.

— Вот именно, Ксюша привезёт её утром, а здесь ты. Я не хочу так.

— Как ты хочешь?

Замирает на мгновенье, обдумывает. Выворачивается, достаёт ключ, собираясь выскользнуть из моих объятий. Трусь щекой о её нежную кожу на шее. Она с жалобным стоном возвращается. Взгляд плывёт. Ну, кажется, почти договорились… Осторожно убираю растрёпанную прядь с раскрасневшейся щёчки и…

Вдруг у меня в кармане громко звонит телефон. Достаю, смахиваю блокировку, на экране высвечивается «Татьяна В.» Это соседка моя.

Скидываю, убираю телефон в карман. Поднимаю глаза и натыкаюсь на ледяной взгляд. Всё. Искра между нами исчезла. Лариса смотрит на меня напряжённо и холодно. Как на чужого.

— А кто это? — её губы вздрагивают.

— Соседка, — честно отвечаю, — одинокая женщина. Помогаю ей, когда необходимо.

Лариса захлёбывается воздухом от удивления.

С трудом выдавливает из себя:

— Аха… Ночью. Помогаешь, значит. Отлично. Молодец какой…

Корёжит от её слов, но понимаю, что сам виноват, раз не доверяет. Пытаюсь объяснить.

— Ларис, ты сейчас ошибаешься. Я тебя одну люблю.

Она затыкает уши ладонями, зажмуривается. И тут снова раздаётся звонок. Да что там срочное такое⁈ Хочу ответить, но остерегаюсь неадекватной реакции.

— Ну, возьми, не стесняйся, — с металлом в голосе язвительно предлагает моя малышка.

— Потом, сейчас другое важно, — не теряя зрительного контакта, пробую остановить начинающуюся ссору.

Но Лариса с силой отталкивает меня, вставляет ключ в замок, поворачивает, скрывается за дверью, захлопнув её перед моим носом.

Опять… Меня накрывает. Да почему так⁈ Не могу сдержаться, бью кулаком в стену возле двери и большими прыжками сбегаю по лестнице. Вываливаю на улицу, останавливаюсь на крыльце, глубоко вдыхаю, слепо пялясь в темноту.

Так обидно сейчас. Ничего же плохого не сделал.

Мне можно доверять, Ларис. Ну, что должно произойти, чтоб ты поверила?

Телефон звонит опять.

Выдыхаю, собираюсь, довольно резко отвечаю:

— Да, Татьяна Васильевна. Московское время два двадцать три.

— Вадим, прости, ты спал, наверное? Мне очень стыдно, но сложилась безвыходная ситуация. Мне очень срочно нужна твоя помощь. У нас в саду завтра праздник, посвящённый Дню Нептуна. А воспитательница, которая должна играть главную роль, заболела. Остальные педагоги все заняты. Мне больше совсем не к кому обратиться за помощью. Ты сильно занят? Не можешь сейчас ко мне заглянуть?