Внезапно она прекратила сопротивление и крепче прижалась ко мне.
— Не надо, я лучше пойду, — прошептала сдавленно, — Они расправятся с вами и со мной. Они никого не пожалеют.
— Кто?
Но она уже не отвечала, только вцепившись в меня, дрожала. От нее пахло безысходностью. И еще я видел свою Нату. В тот момент мне хотелось только защитить и согреть.
Отнес ее к себе в машину. Поинтересовался у продавцов цеха, что за девушка. Но они ее никогда не видели.
Разбираться не было времени, надо было отвезти ее в больницу. Девушке явно нужна медицинская помощь.
А вот своего помощника я оставил пробить там что и как, вызвал на подмогу еще пару своих безопасников.
Незнакомке оказывали первую помощь. Я не уходил ждал. Тем временем мои люди откопали жуткие вещи. Неподалеку с тем местом, где я собирался купить цех, обосновались уроды, которые держали людей в подвалах и заставляли днем и ночью шить паль, под видом именитых брендов.
Я только в передачах видел, как подобное проделывают с нелегалами. Практикуют в отсталых странах. Но там, по словам моих людей, были женщины, девушки, запуганные, избитые, потерявшие любую надежду на освобождение.
Я помчался туда. Надо было все выяснить и сделать все, чтобы уроды понесли наказание.
Дальнейшая правда оказалась такой, что появилось желание прикончить их без всякого суда. Они подыскивали женщин, девушек у которых было тяжелое материальное положение, или кто остро нуждался в помощи, ситуации разные, но всех обманом заставляли подписать документы. Брали на них кредиты. Вешали долги. И потом заставляли отрабатывать в этих подвалах.
Я раскапывал это все и не верил.
Параллельно я наведывался в больницу к Анфисе. Так ее звали. Уже когда увидел ее лежащей на больничной постели, осознал, что она похожа на Нату, но и отличия имеются. Это явно не Ната. Но ведь похожа! И от этого меня к ней тянуло. Не физически, нет, просто хотелось обогреть, позаботиться. Она была такой трогательной. Нежной. Ранимой. Она затронула нечто в моем истерзанном нутре. Встряхнула конкретно. Так что пока я занимался этим делом, Ната не так терзала меня.
Анфиса лежала в больнице долго. Сильнейшее истощение организма, внутренние травмы. Я приходил к ней каждый день. Но она в основном молчала. Или отвечала односложно. Я не настаивал. Понимал, что она пережила.
Но ответить пришлось. Не мне. Полиции. Им нужны были ее показания.
Она тряслась, когда их увидела. Запуганная, несчастная, она боялась собственной тени. У меня ушло очень много времени, чтобы убедить ее, что ее палачи задержаны, что никто их не выпустит, и я сделаю все, чтобы их закрыли как можно на дольше.
Тогда она поведала историю, от которой у меня волосы на голове шевелились. Я остался в палате. Потому как без меня она отказывалась говорить. Она смотрела только на меня. Потом пугливо отводила взгляд.
Когда ей было девять лет, мать узнала об измене ее отца. Был сильный скандал дома. Все закончилось тем, что отец толкнул мать, на глазах девочки, которая пришла чтобы успокоить родителей, женщина неудачно упала, ударилась виском о табуретку. Ее не стало мгновенно. Отца сразу же арестовали. Посадили.
Мать девочки сама из детского дома. У отца имелись только дальние родственники, которым девочка не была нужна. Так Анфиса оказалась в детском доме. Домашний ребенок, над которым начали издеваться. Она выживала там. Надеялась, что отца выпустят, но его убили в драке в тюрьме.
Когда ей исполнилось восемнадцать, она вышла в большой мир. Она мечтала устроиться на работу, начать жить. Знакомая по детдому, которая вышла раньше на три года нашла ее и предложила хорошую работу. Так красочно все рассказывала, что Анфиса поверила. Она привезла ее в то жуткое место, и уже там, нелюди заставили девочку подписать кощунственные бумаги. Она умолчала, что они творили, но по ее глазам, я понимал, что они уничтожили ее волю. Посадили за станок и в нечеловеческих условиях заставляли шить. Так она и жила, пока не решилась на побег. И налетела на меня.
После ее рассказа я был в шоке. Хотелось рвать и метать, а больше всего не позволить еще кому-то ее обидеть. Девушка, которая даже не видела нормальный мир. Пережившая столько, что не всякий бы выдержал, и при этом сохранившая женскую трепетность.
Я захотел показать ей, что жизнь может быть прекрасна. Не представлял как, ведь и для меня мир утратил краски. Но я решил попытаться. Нутром ощущал, она нужна мне, а я нужен ей.