— Наташ… — ставит пакеты. — Не думаю, что нам стоит сейчас об этом говорить.
— Не называй меня больше этим именем, — цежу едко.
Меня реально аж передернуло, когда он так ко мне обратился.
— Но это же твое имя, — он берет стул и присаживается рядом со мной.
— Анфиса. Меня так назвали при рождении. Так меня и зовут. Я больше не играю в твои игры.
— Нет никаких игр, — смотрит на меня с нежностью.
Но не со страстью, с которой смотрел на нее. Нет, взгляд совсем другой. Отчетливо вижу разницу.
Снова сердце начинает колоть. Нельзя мне волноваться. А как запретить себе не думать? Тем более, я понимаю, что она осталась там, в квартире, которую я считала нашей. Я с ее именем, ее носом, у меня на ногтях даже розовый лак!
Сейчас хочется зубами его отгрызть.
— Да? А имя Наташа случайно?
— Поверь, все не так страшно, как ты себе напридумывала, — он хочет погладить меня по щеке.
Бью его по руке.
— Не трогай меня.
В глаза ударяет блеск. Смотрю на свой безымянный палец. А я в этой суматохе и страхе потерять малыша забыла. Но сейчас, едва я вспомнила, жжение возвращается.
— На… — запинается, — Любимая, нельзя себя так доводить. Ты же слышала, что доктор сказал?
Стягиваю с пальца кольцо. Кидаю им в мужа.
— Ты реально подарил мне ее кольцо?
Оно падает на пол. Макс вскакивает и начинает его искать. Движения спешные, дерганные. Находит и вновь возвращается на стул. Сжимает кольцо в руке.
— Нет! Глупости какие! Ната сказала, чтобы позлить тебя. Она еще та язва. Это твое кольцо, дорогая, — в глаза не смотрит.
— Врешь, Макс.
Он молчит. Сопит. Потом резко поднимает голову.
— Зачем ты это устраиваешь? Тебе сейчас надо думать о себе и малыше. Видишь, я рядом с тобой. Ты моя жена. Я тебя люблю, — он говорит нежно, тихо, с хриплым шепотом, который меня всегда завораживал.
Но что-то пропало в его словах. То, что дело их особенными.
А может они звучат также, просто моя вера стала таять. И глаза открываются, и я вижу мир совсем в других тонах.
— Ты делал из меня ее копию…
— Нет, Наташ, не делал, — берет меня за руку. Сжимает ее.
— Я сказала, не называть меня так!
— Прости. Только не нервничай. Я просто хотел изменить твою жизнь. Старался, чтобы ты забыла прошлое.
— А ее хотел видеть во мне.
— Нет! — мотает головой. — Я вообще не знал, что она придет. Я думал, никогда больше ее не увижу.
— Но подсознательно ты ее ждал. Поэтому не продал квартиру. Еще меня привел и сказал, что это наше жилье.
— Я привык в этой квартире. Она мне нравится. А если бы Ната объявилась, я собирался просто выплатить ей ее долю. И все. А потом, я и думать о ней забыл. Ведь мы с тобой так отлично живем, — глаза лучатся теплотой. Он прижимается губами к моей руке. — Что ты себе надумала, милая моя, хорошая, самая-самая, — горячее дыхание обжигает кожу.
— Я видела, как ты на нее смотрел, Макс, — шепчу сдавленно.
И все же предательская слеза скатывается по щеке. Я слишком его люблю. Он для меня реально целый мир. Он тот человек, который показал, какой может быть жизнь. Он подарил мне крылья. Неужели теперь собственноручно вырвет их с мясом?
— Естественно смотрел, я был шокирован. Растерялся, — хмурит лоб. — Я был уверен, что никогда больше ее не увижу. Сколько лет прошло. Я и думать забыл.
— Не забыл. Ты делал из меня ее… — закусываю губу.
— А ты не думала, что мне просто нравится один типаж? И я, да, не против улучшений внешности.
— А имя?
Кладет голову мне на руку. Носом проводит по коже. Такое ощущение, что прячется, пытается увильнуть от неприятного вопроса.
— Так что с именем? Скажешь, что оно просто тебе нравится? — спрашиваю едко.
— Так звали мою тетю. Она была мне очень дорога, — отвечает, не поднимая головы. — И да, я сглупил. Не подумал, предложив тебе. А все потому, что я про бывшую тогда уже не вспоминал. Ты вытеснила ее из моей головы. Раз и навсегда. Лишь своим появлением. У меня никого нет кроме тебя. У нас будет малыш. Прости меня за ее появление. Обещаю, к твоему возвращению я все улажу, — наконец поднимает голову.
Сжимает мою руку. Его изумрудные глаза, потрясающе яркие, красивые, сейчас переливаются блестящей радугой. И в ее отражении я.
— Как?
— Отдам ей ее долю. Заплачу сверху. Пусть только уходит туда, где шлялась все это время, — в словах проскальзывает обида, едва заметная, почти не ощутимая, но я улавливаю ее горечь на языке. — И больше не появляется на нашем пути.
— От нее не так просто избавится… — мои слова царапают грудину. Словно я подсознательно вкладываю больший смысл, чем сама осознаю.
— Ты главное — верь мне, — наклоняется надо мной, обхватывает мое лицо руками. — Я справлюсь ради нашей семьи. Все сделаю. Поверь мне, На… любимая, — и целует меня в губы.