Развод. Я все еще люблю

31. Хрустальный сосуд

— Если окажется, что ребенок мой, чего просто быть не может, то буду платить алименты, — цедит сквозь зубы.

— И все? — хмурюсь. — А если она захочет большего?

— Чего, например?

— Твоего участия в жизни ребенка.

— Надь, я против этого. Ни один суд не заставит отца общаться с ребенком против воли. Все, что может получить Алина — это алименты.

— И в тебе не проснутся отцовские чувства? — шепчу с надрывом.

— Послушай, — берет мою руку и осторожно гладит кожу своим большим шершавым пальцем. — Я хотел ребенка от тебя. Мечтал, что ты будешь мамой моего малыша, и моя мечта исполнилась. А ребенок от Алины — ошибка.

Закрываю глаза, а на душе тепло становится. Ох, Рогов… ты еще не знаешь, что твоя мечта сбылась в двойном объеме, и скоро у нас будет не один малыш, а сразу двое.

— Я так боюсь тебе верить…

— Надь, я понимаю, — прижимает мою ладонь к своим губам и целует невесомо. — Что мне сделать, чтобы вернуть доверие?

— Я не знаю.

— Подумай!

— Не знаю, Дим. Я не готова закрыть глаза на твою измену и беременную любовницу.

— Она мне не любовница.

Вздыхаю. Тяжело все это. И раны еще свежие. И страшно до безумия, что все повторится. Но малышам нужен отец. И нам с Роговым придется выстраивать адекватное общение, чтобы не пострадали дети. И мне нужен мужчина. Спина, за которую я встану. Мой муж мне нужен.

— Ну что, фильм? — улыбается.

— Да, пойдем в спальню, — киваю в ответ. — Хотя подожди! Я переоденусь и позову тебя.

Семейная веселая комедия хорошо поднимает настроение и заставляет на час забыть о мыслях о нашем дальнейшем будущем. Я сижу на кровати, закутав ноги в теплый розовый плед, а Рогов на кресле в метре от меня. Затем мы ужинаем, и я обнаруживаю, что могу спокойно есть рыбу, без приступов тошноты.

Мне нравится этот вечер. Он такой же теплый и домашний, как было раньше. И даже не хочется, чтобы Дима уезжал.

Досматриваем фильм, и Рогов встает с кресла. Разминает затекшие плечи, выпрямляет спину.

— Там Пушинка по тебе скучает, — выдает неожиданно. — Ты бы вернулась домой, Надь.

— Вернусь, когда квартира станет официально моей.

— А мне куда?

— Не знаю, — хлопаю ресницами. — Поживешь на съемной.

Задумчиво хмурится, а затем коротко кивает.

— Ладно, Надюш, как прикажешь. Я поеду. Поздно уже, — бросает взгляд на часы.

Чувствую, как нарастает внутренняя дрожь.

А вдруг поедет не домой? Вдруг к Алине помчится?

— Дим, — шепчу онемевшими от волнения губами. — Останься со мной.

В глазах мужа проносятся вспышки радости.

— Где я буду спать? — уголки его губ вздрагивают.

— На кресле, — тяну плед выше, полностью закрывшись им до самого подбородка. — Оно раскладывается.

— Хорошо, — Рогов тут же берется за подготовку спального места.

Тянет за сидушку, и кресло со скрипом превращается в кровать, а я встаю и с верхней полки вытаскиваю свежее постельное белье.

— Думал не предложишь, — с каким-то трепетом говорит Дима, наблюдая, как я готовлю ему постель.

— Ни на что не рассчитывай! Я просто тебя пожалела. По пробкам сейчас еще два часа до дома ехать будешь.

— Я знаю. Не заслужил! — разочарованно вздыхает. — Но это лучше, чем спать в пустой квартире и смотреть на нашу фотографию в спальне.

— Все, можешь ложиться.

Дима снимает рубашку с брюками, а я выключаю свет. Слабые лучи уличных фонарей пробиваются в спальню сквозь занавешенное окно. Мы лежим в тишине. Я смотрю в потолок и не могу сомкнуть глаз. Муж тоже не спит. Периодически шумно вздыхает.

— Надь, спишь? — тихонько приподнимается и смотрит на меня.

— Сплю.

— Надь, а помнишь, когда мы были в Египте, я пообещал тебе вечность вместе? Ну, когда на экскурсию к пирамидам ездили. Помнишь?

— Помню, — закрываю глаза, а в груди опять растекается болезненное томление.

Я скучаю по прошлому.

— Я тебе не соврал тогда. Я буду любить тебя вечность! Я больше ни на ком не женюсь.

Утром Дима приносит мне завтрак в постель: душистый чай и непонятно откуда взявшиеся круассаны. Стараюсь сдержать улыбку, но получается у меня паршиво.

— Спасибо.

— Я в магазин успел сходить, — присаживается на край кровати. — Там еще продукты разные, сложил в холодильник.

— Дим…

— Надюш, завтракай. И не забывай больше кушать, пожалуйста. Малышу ведь нужно.

Это первое утро, когда меня не тошнит. И я уже начинаю думать, что муж — моя волшебная таблетка от токсикоза.

Откусываю круассан с шоколадом внутри, отпиваю душистый чай. Какое наслаждение!

— Надь, я к тебе вечером опять заеду. Часов в восемь. После работы.

— Приезжай. Я ужин приготовлю.

— Не готовь. Я заберу тебя на свидание, — говорит таким тоном, что возражать невозможно.

Я до безумия хочу, чтобы Рогов меня не обманул. Чтобы все слова, сказанные им вчера, оказались правдой. Он может вылечить мои раны. Только он! Мой предатель и моя панацея в одном флаконе!

Мне все еще страшно, и я не доверяю, как раньше.

Но я готова попробовать. Потихоньку. С опаской. Научиться доверять заново, насколько это возможно.

— Можно поцеловать тебя? — мурлычет.

А я цепенею.

— Дим, я…

— В щечку, — перебивает и тянется ко мне.

И я замираю. В одной руке круассан, в другой чашка с чаем. И глаза безумно взволнованные.

Муж нежно касается теплыми губами моей кожи. Ласково и осторожно.

Удивительно, что из Рогова ушел весь его напор и решительность. Он заново исследует границы дозволенного, да так аккуратно, будто идет по тонкому льду.

Моя душа — хрустальный сосуд.

И теперь муж либо наполнит его своей любовью, и все трещины затянутся, либо окончательно расшибет на тысячи мельчайших частиц.