Беглецы имели пять минут форы, но машины были тяжело нагружены, а среди бойскаутов имелись парни лет по шестнадцати, и впереди с головокружительной скоростью, так, что только коленки мелькали, мчался сам предводитель.
Трудно было рассчитывать уйти от такой погони. Дик жалел уже, что не остался на месте и не встретился лицом к лицу с врагом; можно было наврать с три короба. А теперь, обратившись в бегство, они выдали себя с головой.
- Нельзя ли куда-нибудь спрятаться? - еле выговорила Энн. - Я больше не могу так гнать!
- Сворачивай вправо. Там посмотрим.
Они резко свернули в узкую просеку, которая, полого спускаясь среди густого леса, вела вглубь между холмами. Быть может, здесь им как-нибудь удастся избавиться от преследователей.
Просека внезапно уперлась в двор полуразрушенной фермы, где не было ни единого живого существа, если не считать нескольких кур, выпорхнувших из-под самых колес их велосипедов. Дом был пуст, окна повыбиты, крышу наполовину покрывал золотистый лишайник, другая половина провалилась. За деревьями виднелись ветхие надворные постройки.
В дальнем конце двора дорогу преграждали покосившиеся ворота. А сразу за ними круто вверх шла разбитая колея, совершенно непригодная для езды.
Дик взглянул на свою сестру и понял, что им ни за что не подняться по этой дороге.
- Прячься вон в тот сарай. Он весь оброс плющом, может быть, не заметят. А я сейчас!..
Он подъехал к воротам, соскочил с машины и распахнул их. Затем провел машину по жидкой грязи до сухого места и вывел на проезжую дорогу. После чего снова взобрался на велосипед и вернулся к сараю, где пряталась Энн и где вряд ли кто-либо мог их отыскать.
Минуты две спустя нестройный и яростный хор велосипедных звонков возвестил о том, что во двор влетела погоня.
- Сэр! Смотрите, сэр, - ворота настежь!
- Они поднялись вверх по склону!
- Минуточку, ребятки, минуточку. Если так, они в наших руках. Но ворота могут быть распахнуты и для маскировки.
- Обыскать постройки, сэр?
- Отлично, Бленкиншоп! Рассыпались, мальчики! По местам! Сычам под моим командованием обыскать дом. А Летучим мышам[*] - сараи.
Энн толкнула Дика в бок и нервно засмеялась.
- Летучим мышам скорее пристало шнырять по чердаку,- прошептала она.
- Молчи! И не шевелись - может быть, пронесет нелегкая, не разберут впотьмах.
Несколько минут они ждали в напряженном молчании, в то время как Сычи и Летучие мыши под аккомпанемент боевых кличей и воплей шарили в соседних строениях.
- Вон еще один сарай, - произнес чей-то голос совсем рядом.
- Ладно, Билли, я сам туда загляну.
Беглецы плотней прижались к стене и молили Бога, чтобы под лучами пробивающегося сквозь дверные щели света не блеснули металлические части велосипедов. Послышались неторопливые шаги, они приближались, на порог упала тень в бойскаутской шапочке, и на них уставилась дружелюбная физиономия Конопатого.
- Приветствую! - отсалютовал он радостным шепотом. - Не трусьте. Я так и знал, что вы где-то здесь. Пойду попробую удержать своих.
- Послушай,- с. чувством произнес Дик,- там у ворот, в грязи, - велосипедные следы. Наведи на них вашего преподобного Джералда и подскажи, что мы, верней всего, махнули в горы.
- Правильно придумано! - Конопатый исчез. - Никого и ничего,- донеслось до них из-за стены сарая, а немного погодя, уже издалека: - Сэр! Сэр! Сюда!
- Ну, в чем дело?
- Следы, сэр!
- Умница, отличная работа! Бегу, бегу, ребятки. Стойте на месте, а то следы затопчете. Так - два красноречивых следа, один чуть глубже другого. О чем это свидетельствует, Бленкиншоп?
- О том, что один из велосипедистов слез, отворил ворота и провел машину, сэр. А девчонка проехала прямо так.
- Умница! Отличный разведчик, Бленкиншоп! Умница! Один - ноль в пользу Летучих мышей. Сычи - не вешать носа! Уснули вы, что ли, совушки, малость осовели днем, а? Что? Хе-хе-хе!
- Не начать ли погоню, сэр?
- Верно сказано, Бленкиншоп. По машинам - и вперед в гору!
Через одну-две минуты старая ферма снова погрузилась в тишину. Дик и Энн вышли из своего убежища и поехали назад, в сторону главного шоссе. А еще через полчаса они миновали узкую долину Уай, Маалвернские холмы остались позади, и они покатили по направлению к Уорчестеру и Бирмингему.
После стольких тревог и волнений наступил наконец долгожданный отдых. Никто их не расспрашивал. Кругом было столько пешеходов, велосипедистов, туристов, что никто не удостоил их взгляда.
Так они проехали всю Среднюю Англию и очутились в тех местах, где по широкой долине серебряным ковром стелется река Трент и где среди фабричных труб, каналов и железнодорожных путей нелепо торчит ноттингемская Замок-скала.
Стоял дождливый вечер, и людные улицы влажно блестели.
- Где бы переночевать? - сказала Энн. - Искать Фрейм-стрит сейчас уже поздно, а выбираться за город, чтобы разбить палатку, тоже поздно. Да еще у меня фара села.
- Придется поискать ночлега где-нибудь здесь. Они осмотрелись по сторонам. Огромная площадь была великолепна: за фонтанами возвышалось куполообразное здание муниципалитета; гостиницы тоже были великолепны. Ребята стояли, спасаясь от дождя, под сводами расписного купола - тут был и Робин Гуд, и Вильгельм Завоеватель, и король Карл I[*].
Они смотрели то на величественное здание отеля "Черный мальчик", то на старинную гостиницу "Летающий конь", а кругом бесшумно скользили машины, проплывали блестящие чемоданы и портфели, и им постепенно начало казаться, что, пожалуй, двое ребят в шортах не могут не привлечь к себе внимание.
- Надо пойти спросить у кого-нибудь, - предложила Энн.
- Только не у полицейского! - ухмыльнулся Дик.
- Сам спросишь или мне сходить?
- Иди ты.
Оставив брата с велосипедами, Энн легким шагом отправилась на поиски кого-нибудь, кто покажется дружелюбным и располагающим к себе. Мимо нее шли и шли люди, а она все никак не могла решиться, пока наконец не заметила девочку, стоящую в дверях кондитерской,. Девочка была немного постарше Энн, и у нее было такое милое лицо, что Энн решилась.
Когда она подошла к дверям, девочка вошла в магазин и нырнула под прилавок. "После этого, - подумала Энн, - я просто обязана хоть что-нибудь купить".
Дайте, пожалуйста, две порции орехов со сбитыми сливками. И еще, извините, не знаете ли вы, где нам с братом можно остановиться на ночь? Мы совершаем прогулку на велосипедах. Нам что-нибудь подешевле.
Девочка замерла с открытым кульком в руке.
- Вам просто комнату? - неуверенно спросила она.- Или с полным пансионом? - У нее был приятный голосок и характерный выговор, чуточку в нос, который иногда появлялся у дядюшки Монти, когда тот волновался и забывал подражать изысканной манере дикторов Би-Би-Си[*].
- О, вполне достаточно комнаты.
- Я думаю, мама с радостью приютит вас. Раньше у нас часто бывали постояльцы, все больше из актеров, которые приезжали каждую неделю, а теперь, со всеми этими кино, уже не то.
- Большое спасибо. Вы живете в этом доме?
- Нет, но совсем рядом. Вы знаете Голдсмит-стрит? А вообще все равно, сейчас четверть девятого. Если вы подождете до девяти, я вас сама отведу, как только закрою лавку.
Едва последний гулкий удар Маленького Джона, городских часов, отзвучал и слился с уличным шумом, как Сэлли Смит вышла из кондитерской, сменив белый халат на нарядное пальто в яркую клетку и приладив на светлой головке модную шляпу.
Рот у нее по размеру и по цвету был такой, что дядюшка Монти наверняка назвал бы его "почтовым ящиком"[*], но зато улыбка ее была самая неподдельная.
- Простите, что заставила себя ждать. В субботу мы кончаем позже, чем обычно. А в другие дни - в восемь.
- Во сколько же вы начинаете? - спросил Дик, не зная, как поддержать разговор.
- В половине девятого. Открываем в девять, но до этого надо все прибрать, и подмести, и пыль смахнуть.
Мне всегда так хотелось устроиться в кондитерскую! - сказала Энн. - А теперь уж и сама не знаю. Ужасно длинный рабочий день. Уж очень мало остается времени на теннис, плавание и на все остальное, правда?
- Да и денег маловато, - выразительно сказала Сэлли, - если у вас нет дружка с хорошим жалованьем. Я хочу быть независимой, но на несчастный фунт стерлингов в неделю далеко не уедешь по нынешним-то ценам - и маме надо помочь, и пару чулок купить...
Деловые кварталы остались позади; они оказались на тихой улице, которая, плавно изгибаясь, шла под гору. Дома здесь стояли наклонно к тротуару, как бы расталкивая друг друга локтями, чтобы взглянуть своими окнами на улицу и посмотреть, кто по ней идет.
- Вот мы и пришли, - сказала Сэлли.
Они остановились перед домом с выступающими окнами в одном-двух футах от потускневшей металлической ограды. Над дверями висело объявление: "Сдаются комнаты". Сэлли взбежала на крыльцо, распахнула дверь и крикнула:
- Ма-а-а! Из комнат шел какой-то очень вкусный пряный запах, который в этот холодный и сырой августовский вечер казался особенно приятным.
Появилась мама. Это была крупная женщина; в маленькой, тесной прихожей она казалась еще крупней. На голове у нее, как у древних язычниц, возвышалась тяжелая копна порыжевших от хны волос, а на груди раскачивался из стороны в сторону увесистый медальон.
- Пожалуйте, пожалуйте! - пригласила она.- Фред поставит ваши велосипеды. Да, в такую ночку под открытым небом не заночуешь! Того и гляди, схватишь простуду. У миссис Смит в теплой кроватке куда уютней будет! И мамаше вашей, знай она, что вы у добрых людей, сразу полегчало бы на душе.
- Ма, ужин готов? - деловито осведомилась Сэлли.
- Да. И чаек уже готов. А вы, может быть, поужинаете? Вам куда - в комнату подать или со всем честным семейством не побрезгуете, как говорится, за столом - целый дом?
- Все равно, миссис Смит, как вам удобней,
- Вы любите жареный рубец с луком? - спросила Сэлли. - Мы его всегда едим по субботам.
- Кажется, мне его еще никогда не доводилось есть, - сказала Энн.
Миссис Смит пригласила всех в заднюю комнату.
- Рубца с луком не кушала! Ну и ну! Знай, что, не отведав его, из Ноттингема и уезжать грешно. Нигде во всей Англии его не готовят так вкусно, как у нас. Так, по крайней мере, говаривала моя актерская братия.
Стены комнатушки были сплошь облеплены фотографиями, на которых красовались размашистые автографы, сделанные выцветшими от времени чернилами: "Единственной и неповторимой миссис Смит - от Поющих Сестер", "С любовью - Флория Флайт", "С чувством признательности - нижеподписавшийся Ле Циммерман (собственноручно)" - эти и десятки других подобных надписей красноречиво свидетельствовали о любви, которую питала к миссис Смит добрая половина театральных звезд предшествующего поколения.
Все уселись за стол. Миссис Смит - у чайного подноса, по обеим сторонам от нее, на почетном месте, - Дик и Энн, а напротив - Сэлли и ее брат Фред, худой молчаливый юноша с незажженной сигаретой за оттопыренным розовым ухом.
Дик и Энн сильно проголодались. Крепкий чай сильно обжигал рот, и горький лук тоже.
- Вы не подумайте, - говорила хозяйка, - что у нас всегда было так убого. О нет! Помню, сиживала я в большой гостиной во главе стола и разливала на двенадцать персон. К нам захаживали все знаменитости - Великий Маг и Чародей, Человек-Змея, Флория Флайт, Веселые Девы, Ле Циммерман, - да всех и не перечтешь. Полюбуйтесь на эти карточки - все с надписями. А потом выдумали говорящие фильмы, и тогда все кончилось. Вот горе-то! По крайней мере, для меня. Ведь я всю жизнь театральных актеров обхаживала. А каково им-то самим, а? Что вы на это скажете?
Сказать они ничего не могли, да если б и могли, то она все равно бы не дала. Бурно переводя дух, так что медальон ходуном ходил у нее на груди, она продолжала без умолку тараторить:
- Просто ума не приложу, что бы мы делали, если бы у Фреда не было хорошей работы. И Сэлли гнет спину с утра до ночи за какие-то несчастные семнадцать шиллингов в неделю...
- Ма! - запротестовала Сэлли и закусила губу.
Никто, кроме Энн, не заметил, что она соврала раньше - ей стыдно было признаться, что она зарабатывает так мало[*].
- Ты тут ни при чем. Всякий знает, что стоит тебе заикнуться, как тебя тотчас же вышвырнут на улицу и наймут другую, помоложе, прямо со школьной скамьи, да еще за меньшую плату. Просто срам! Сэлли так хорошо училась, сейчас она была бы совсем ученая, а пришлось вот на жизнь зарабатывать!
Дику стало не по себе, и он попытался переменить разговор, спросив, где находится Фрейм-стрит, и объяснив, что там в детстве жил его отец.
- Как! - Сэлли так и разинула рот.- Неужели ваша семья могла жить на Фрейм-стрит?
- Ты ничего не понимаешь, - вмешалась мать. - Когда я была девочкой, Фрейм-стрит считалась одной из лучших улиц Ноттингема. Непременно прогуляйтесь туда пораньше утречком.
Так и было решено. И после ночи, проведенной на огромной кровати с гигантскими пуховиками, едва городские колокольни возвестили начало утренней службы, брат и сестра вышли из дому вместе с Сэлли.
- Это в самом центре, - объяснила Сэлли. - Только сейчас там никто не живет, кроме тех, кому больше негде голову преклонить.
- А когда-то это была шикарная улица, - сказала Энн. - Помнишь, папа рассказывал о званых вечерах, которые они здесь давали. Вереница карет растягивалась во всю длину улицы, а однажды они раскинули над входной дверью балдахин и расстелили поперек улицы красный ковер.
Сэлли как-то напряженно рассмеялась, совсем не так весело, как обычно:
- А сейчас... там... совсем другое. Вот она, смотрите.
- Это? Неужели!
Энн вдруг заговорила громким шепотом. Сквозь туман в глазах она довольно четко увидела на обветшалой стене дома табличку с названием улицы: "Фрейм-стрит".
Два ряда красивых высоких домов с тремя рядами больших окон, мезонины, полуразвалившиеся балюстрады... Разверстые пасти дверей, греческие колонны, разбитые ступени, на которых кричат и копошатся грязные ребятишки... На булыжной мостовой - всякие отбросы... Ветер носит пыль и клочки газетной бумаги с пятнами селедочного жира и уксуса.
- Номер семь, - пробормотал Дик. - Интересно, кто там живет сейчас?
- Давайте спросим, - предложила Сэлли.
Дом под номером седьмым производил столь же гнетущее впечатление, как и все остальные. Многие окна были выбиты и заколочены фанерой или картоном. Краска осыпалась. Похоже было, что уже много-много лет дом не ремонтировали.
Они обратились к женщине, сидевшей на ступеньках с грудным ребенком на руках. Женщина сказала, что она с мужем и двумя детьми занимает комнату наверху, за которую платит восемь шиллингов. Кроме ее семьи, там много других людей; всего в девяти комнатах семь семейств. Она сосчитала по пальцам: тринадцать человек, включая миссис Холт, которая умерла накануне. Квартплата, которую все они вносили, могла составить небольшое состояние.
- И все это за какой-то грязный сарай, - закончила женщина. - Крыша течет, трубы никуда не годятся, а что до побелки, так ее уже много лет и в голову никому не приходило подновить. Безобразие, вот и все! Но жить-то ведь где-то надо, а ничего лучшего не нашли.
- Кому принадлежит этот дом? - спросил Дик.
- Вот уж не могу сказать. Мы платим агенту раз в неделю, а если задерживаем плату еще на неделю, он грозится вышвырнуть нас на улицу - говорит, что сам хозяин так приказал... Эй, Джордж! Ты не знаешь, чей это дом?
Из темной дыры прихожей показался человек; он вынул изо рта трубку и ловко сплюнул на панель.
- Хотел бы я, чтоб сам хозяин сюда сунулся, - мрачно заметил он. - Я б ему тут кое-что показал. Совести нет у него - деньги драть за этакую развалюху! Сразу видно, что ему в спину не поддувает - сидит себе на Юге, в тепле да холе. В Бате, говорят, живет. И прозывается Монтегю Бардейл.
У Дика перехватило дыхание. Сэлли объяснила:
- У них отец жил в этом доме, вот им и интересно.
- Вон оно что! - сказал человек с трубкой. - А как его звать?
В первый раз в жизни Дик устыдился своей фамилии.
- Джонс, - проговорил он с запинкой и покраснел. Человек покачал головой, наклонился и еще раз сплюнул.
- Что-то не припомню. Но ведь это давно было, так что и удивляться нечего.