Глава 9

Глава 9

— Ну, здорово, проказник, — хмыкнул седоусый визитер, как ни в чем не бывало усаживаясь на добытый из расширенного кармана раскладной стул в метре от меня, по-прежнему без сил валяющегося на бетонном полу.

От зажженного Борисычем и оставленного у порога яркого фонаря беспрерывно слезились мои отвыкшие от света глаза, но я все равно, щурясь, заставлял себя смотреть по сторонам, сверяя свои слепые ощущения с реальной картинкой окружающего пространства.

— Зарасти, — прокряхтел я в ответ и, ухватившись рукой за нависающий край лежака, со стариковском кряхтением стал подтягивать к нему тело.

— Выглядишь дерьмово, практикант, — «посочувствовал» Борисыч, даже не попытавшись подхватить меня со своей стороны и помочь забраться на лежак.

— Вашими молитвами… — откликнулся я и, не удержав равновесия из-за предательски задрожавшей руки, почти поднявшись, снова плюхнулся на пол.

— Не ушибся? — хмыкнул насмешник.

— Не дождетесь, — выплюнул я в ответ фразу вперемешку с кровавой слюной. И снова упрямо полез наверх.

— Напрасно хорохоришься, практикант. Ты подвергаешься суровому, но справедливому (потому как заслуженному), наказанию. Уже стартовал процесс обнуления твоего показателя Сила. С тринадцати он опустился до двенадцати. Как следствие, мышечная масса твоя резко усохла примерно на восемь процентов. И тебе сейчас крайне паршиво, больно и хреново, — просветил меня Борисыч равнодушным менторским тоном, наблюдая со стороны за моими отчаянными потугами вскарабкаться с пола на лежанку.

— Может поможете? — раздраженно фыркнул я в ответ.

— Да без проблем, — хмыкнул наблюдатель. И, не вставая со стула, чувствительным пендалем по отбитой об бетонный пол заднице зашвырнул меня, как котенка, на дерматин лежанки.

— Можно было б и поаккуратней, — пропыхтел я обиженно, устраиваясь наконец напротив визитера в сидячем положении и, дабы не завалиться позорно на бок, откинувшись назад, облокотился спиной о бетон стены.

— Тебе что-то не понравилось? Могу вернуть, как было.

— Все норм. Спасибо, — пробурчал я поспешно в ответ.

— То-то же… И не надо на меня так волком зыркать, Сергей. В случившемся ты сам полностью виноват. Это ж надо было додуматься, — всплеснул руками Борисыч, — после всего сделанного нами для тебя, после того внимания и заботы, которыми окружили тебя старшие товарищи, ты, как распоследняя дрянь, снова пошел на контакт с этим своим ублюдком-хозяином. И ради халявного кача легко поставил на кон жизни почти трех десятков ни в чем не повинных людей. Простых обывателей, защищать которых от искажений хаоса — долг каждого честного порядочника. Ты же их не то, что не защитил, наоборот загнал в безвыходную ловушку хаоса… Вот и кто ты теперь, сам скажи мне, после содеянного?

— У меня не было выбора, — возразил я. — Подручные Хозяина похитили мою девушку. И если б я отказался ему помогать…

— Бла-бла-бла, — перебил Борисыч. — Не эту, часом, девицу-то ты потерял? — от яркой динамичной картинки сунутого мне под нос планшета слезы вновь потоками хлынули из многострадальных глаз.

Первые несколько секунд видеоролик с гаджета расплывался у меня в туманное радужное пятно. А когда зрение наконец сфокусировалось на картинке, я увидел слегка припорошенное снегом широкое политеховское крыльцо, по лестнице которого неспешно спускалась моя Машка. Слава богу, живая и невредимая… Съемка велась откуда-то сбоку. Наверняка, из какой-то скрытой камеры видеонаблюдения, закрепленной службой безопасности вуза на фасаде здания альма-матер.

— Да, это она, — откликнулся я повеселевшим голосом. — Выходит, ее освободили из плена. Значит, не зря я…

— Обожди с выводами-то, — хмыкнул Борисыч. — Сперва обрати-ка лучше внимание на былые циферки, висящие в нижнем правом углу картинки. Как думаешь: что они означают?

— Ясен пень: дату и время.

— Совершенно верно, друг мой, — кивнул глава представительства. — Тогда последняя просьба: озвучь увиденные дату и время.

— Четвертое декабря, четырнадцать — сорок восемь.

— О как! — с довольным видом выдернул у меня из-под носа широкий экран Борисыч. — Подытожим. Тебе только что мною было предоставлено наглядное свидетельство того, как твоя одногруппница Мария Терентьева (совершенно свободная, как видишь, и никем не удерживаемая) вышла из института ровно за двенадцать минут до назначенной тебе ее якобы похитителями встречи на Чертовом пустыре.

— Но этого не может быть! Она же связанной там лежала!

— Видеописьма, с подтверждением этих твоих надуманных страстей, в конфискованном у тебя айфоне Лизавета не обнаружила. Уж не взыщи, — развел руками Борисыч. — Зато, вот эта реальная запись с институтской камеры видеонаблюдения, — от потряс планшетом в руке, — наглядно демонстрирует нам, что никакого похищения твоей подруги в реале не было. Ты сам только что это видел… И по факту получается, что действовал ты, практикант, в сговоре с хозяином безо всякого давления со стороны последнего. То бишь добровольно.

— Как это добровольно⁈ — возмутился я. — Да вы у Машки-то самой спросите!..

— Спрашивали, не сомневайся. Лизавета, выгораживая несчастного Сереженьку, лично с артифактным детектором подружку твою навестила. Прикинь, как она охренела, выяснив в итоге, что никто девицу на самом деле не похищал. Сбежав от тебя после ссоры, Мария выключила телефон и отправилась поднимать настроение на репетицию к знакомым кавээнщикам, где засиделась, покинув в итоге институт (как ты сам только что видел) без двенадцати три.

— Я не знаю, как такое возможно, — схватился я за голову, — но я не вру. Меня шантажировали — это правда!

— Бла-бла-бла, — перебил Борисыч. — Слова твои бездоказательные к делу не пришьешь. Добытые же в ходе расследование в противовес факты — вещь упрямая. А посему, вердикт мой таков: заврался ты, проказник Сережка. Ох и знатно заврался.

— Я вам не врал! Это какая-то несуразица!

— Наказанием за твой вероломный проступок станет пять суток содержания в этой камере, — продолжил неумолимый инквизитор, которым в одночасье сделался добряк-начальник. — Плюс еще сутки штрафа: за вранье и ослиное упрямство не признавать очевидные вещи. Итого, тебе предстоит вытерпеть шесть суток болезненного обнуления здесь. Три дня из которых ты почти что уже отстрадал. Осталось еще три. По истечении которых, мой тебе отеческий совет, практикант, прекращай дальше Ваньку валять.

— Но…

— И никаких чтобы больше но! Раз уж набедокурил, имей, в конце концов, смелость признать свой косяк и извиниться. В противном случае, твое заключение здесь может продлиться еще на энное количество суток — вплоть до полного обнуления параметров… Не доводи до греха, Сергей, очень тебя прошу, — на этой ни разу не оптимистической ноте Борисыч поднялся на ноги, сложил и убрал в расширенный карман свой стул и, не прощаясь, направился к массивной двери.

У меня же от пришедшего понимания, что моим словам здесь больше не верят, сделалось так паршиво на душе, хоть в петлю лезь. Даже грызущая усыхающие мышцы бесконечная ноющая боль во всем теле отошла на второй план, заглушенная внутренним опустошением от случившегося только что предательства.

Борисыч, меж тем, несколько раз требовательно грохнув кулаком по монолиту двери, нагнулся за фонарем и щелчком кнопки погасил этот раздражающе яркий источник света, вернув в каземат привычную непроглядную черноту.

Загрохотал вставляемый с той стороны в замочную скважину ключ, последовали характерные щелчки отпираемого замка, и мрак камеры нарушил вскоре сполох электрического света, ворвавшийся из открывающегося проема.

Сееейчааас! — вдруг хлыстом стеганул меня по мозгам знакомый тягучий призыв, раздавшийся в голове в параллель с отворяющейся дверью каземата.

И осознание того, что немедля необходимо предпринять, интуитивно пришло в голову само собой…

Загрузка...