Реальная страна Бритопия

Снова в Таллинн

Я снова была с Сашей, но как всегда знала, что это ненадолго, что он скоро опять вернется к своей жене. Официально он был с ней в разводе, но по-прежнему любил её и не пытался скрыть это от меня. А я как обычно была рада даже этим недолгим моментам, проведенным с ним, и, прощаясь, уже жила мечтами о новых недолгих встречах. Так продолжалось уже много лет, и я не переставала корить себя, что не вышла за него замуж после школы. Саша за все эти годы совсем не изменился и был все так же красив и по-юношески строен. Бывшая его жена снова замуж не вышла и время от времени возвращалась к Саше, казалось, наслаждаясь своей властью над ним. Вот и сейчас, мы только успели проснуться в его квартире и не спеша позавтракать, как он без обиняков сообщил мне — Свет, ты только не расстраивайся, но сегодня вечером у меня будет Ира с Наташей.

Ира каким-то магическим образом всегда узнавала, когда мы встречались с Сашей. Ну что же, мне не привыкать, придется потесниться ради законной, хоть и бывшей жены и любимой дочки. В этот момент в дверь кто-то настойчиво постучал. Неужели уже они? — подумала я. Надо хоть халат накинуть, а то я была одета только в купленное специально по случаю нашей встречи нижнее белье. В дверь застучали еще настойчивее — и тут я проснулась. Я всегда неохотно просыпалась после подобных снов, но, засыпая, всегда мечтала, что скоро снова увижу Сашу.

В дверь купе продолжали стучать еще более бесцеремонно. Поезд Санкт-Петербург-Таллинн стоял в Иван-городе, на границе с Эстонией. А стучали в дверь, конечно же, пограничники. Мои соседи по купе — молодая пара американцев — тоже проснулись, не понимая, что происходит. Я накинула на себя одеяло и, сняв специальное устройство, которое нам с вечера выдали для усиления безопасности, с замка, открыла дверь. В проеме стояла наша проводница, а с ней рядом — молодой пограничник. Проводница, напомнившая мне купчиху с Кустодиевского «Чаепития в Мытищах», с трудом протиснулась в купе и собрала наши паспорта, а пограничник лаконично произнес, обращаясь ко мне — Поднимите полку!

Меня возмутила бесцеремонность подобного обращения. Мало того, что разбудили ни свет, ни заря, так еще и полку просят поднять без всяких извинений! — Вам надо, Вы и поднимайте! — ответила я.

— Так она, оказывается, по-русски говорит! — возмутилась проводница, глядя на мой ирландский паспорт. Теперь она напоминала мне пышущий жаром самовар с картины того же Кустодиева. Пограничник немного опешил от моей реакции и повторил свою команду. Мне было чуточку жаль его — он был одет в форму, которая была ему явно не по росту, и выглядел очень серьезно. Не вызывало сомнения, что он хорошо заучил все положенные инструкции. Очевидно, согласно этой инструкции руки пограничника должны были оставаться свободными на случай, если под сиденьем прячется злоумышленник.

По-видимому, бдительный пограничник считал, что у меня есть веские причины не поднимать полку, и он был полон решимости, во что бы то ни стало раскрыть этот заговор мирового империализма. Однако я категорически отказалась поднимать полку. Бывший муж-ирландец все-таки научил меня бороться за свои права…Наверняка он поступил бы также и гордился бы моей небывалой смелостью. Мои соседи по купе недоуменно наблюдали за развитием событий. Я попыталась объяснить им, что происходит, хотя трудно было найти объяснения этой нелепой ситуации. Я стояла посреди купе, завернутая в одеяло, а передо мной стоял на вытяжку пограничник в форме. Меня начал разбирать смех.

— Поднимите полку! — теперь отличник пограничной службы обращался уже к американцу, но указывал на мою полку. Тут вмешалась я и сказала своему уже весьма напуганному попутчику, что он совершенно не обязан поднимать несчастную полку. Но бестолковый иностранец не внял доводам разума и услужливо поднял мою полку, а потом полку своей жены…Через час нам вернули паспорта без каких либо комментариев.

На Эстонской стороне границы, в Нарве, нам предстояла подобная церемония проверки. Но полки поднимать никто не просил, и нам даже по-английски пожелали счастливого пути. Так что мне пришлось сохранять свой боевой дух до обратного путешествия. Через несколько часов я увижу Сашу уже не во сне, а пока, укутавшись в одеяло, в полудрёме, я предалась воспоминаниям…

Вот уж никогда не думала, что снова выберусь в Таллинн! Последний раз я там была, когда он уже был столицей независимого государства, и писался с двумя буквами «н» на конце. Я тогда работала в России, на Урале, в международной благотворительной организации, была замужем за ирландцем и путешествовала по ирландскому паспорту, поскольку мой российский паспорт был просрочен. Каждый год моя виза кончалась, и я должна была ехать за пределы страны продлевать её. Головной офис нашей организации находился в Москве, а ближним зарубежьем была Эстония, поэтому я охотно садилась в ночной поезд и ехала в Таллинн.

В Таллинне когда-то жила моя институтская подруга, Катя, и поэтому я бывала там довольно регулярно еще со времен своей юности. Подруга в свое время тоже вышла замуж за иностранца и теперь жила в Париже, но каждое лето приезжала в Таллинн. Я старалась приурочить свои поездки за новой визой к её визитам. А в студенческие годы поездки в Прибалтику были для меня, да и для многих моих соотечественников, еще не избалованных Шенгенскими визами, словно поездки заграницу. Это благодаря моей подруге я узнала, что «король поэтов», Игорь-Северянин (настоящее имя — Игорь Васильевич Лотарев) умер от сердечного приступа в столице Эстонии, уже оккупированной немцами в декабре 1941 года.

«Тьма меня погубит в декабре. В декабре я перестану жить». Тело потомка Карамзина и Фета отвезли на телеге на Александро-Невское кладбище и похоронили за чужой оградой. Русская Ревельская община не приняла поэта, но, несмотря на помощь эстонской интеллигенции, он умер в нищете, и даже для его останков не нашлось куска своей земли. На могиле «короля фиалок» установили деревянный крест с надписью из его стихотворения «Классические розы»:

Обязательно в этот раз схожу поклониться его праху. Когда я в последний раз побывала на его могиле, там уже была установлена мраморная плита, с распятым почему-то без креста, Иисусом. У бронзового изваяния, стыдливо спрятанного на тыльной стороне памятника, недоставало руки, очевидно оторванной любителями цветных металлов.

Накануне вечером я начала читать русскоязычную эстонскую газету, лежавшую на столике в купе, и натолкнулась на публикацию о Северянине. Автор статьи муссировал подробности личной жизни поэта….

Статья вызвала во мне раздражение. Подумалось, что мне бы вовсе не хотелось вникать во все эти детали, как, наверное, не хотелось бы знать о подробностях измены моего любимого. Пожалуй, мне ближе образ поэта, каким он запомнился Бунину в Эстонии, куда он приехал после получения Нобелевской премии. Игорь-Северянин был одет в потертое пальто и шапку из меха кенгуру.

Поэт писал о Ревеле, куда –

Во времена моей юности в столице Эстонии помимо впечатлений от готической архитектуры и замечательных пригородов, всегда можно было обогатиться еще и каким- либо дефицитом. Все казалось там необыкновенным: чистые узенькие улочки старого города, опрятные старушки, наслаждающиеся бесконечными чашечками кофе и восхитительно-свежими булочками в крохотных кафе, пригороды с симпатичными коттеджами и газонами, усеянными цветами.

В Таллинне я устриц не вкусила, зато самые обыденные, казалось бы, вещи были там гораздо красивее, чем то, что можно было найти на полках питерских магазинов. Я периодически привозила себе, своим подругам, родственникам и коллегам махровые халаты, кожаные домашние тапочки, белье, конфеты и неизменный ликер «Вана Таллинн». В перерывах между посещением магазинов в Таллинне всегда можно было расслабиться в небольшом уютном кафе, ресторане, а то и варьете.

Нам с Катей особенно полюбились небольшое кафе от птицефабрики, в котором подавали тогда еще неслыханную у нас куру-гриль с укропным соусом и бар при гостинице «Виру», где мы обычно заказывали себе какие-то экзотические коктейли с неизменными солеными орешками. Иногда я приезжала туда со своими друзьями на машине, и, как правило, привозила своего очередного бойфренда на смотрины. Побывала я там и со своим теперь уже бывшим мужем. Моя подруга и её мама стойко терпели мои нашествия, демонстрируя неизменное гостеприимство. Но мои отношения так и не сложились, ни с бойфрендами, ни с мужем. Может, это было некое влияние самого города, который каким-то образом пытался отомстить нежеланным пришельцам?

Ни для кого не было секретом, что в Прибалтике не любили и не любят русских. Да и где нынче заграницей любят русских? Образ россиянина неизменно связан с мафией или новыми русскими. Русские туристы теперь опережают немецких в рейтинге «самых плохих» заграницей. Они прячут шезлонги в своих гостиничных номерах, а не бросают на них полотенца, как немецкие туристы. Они нахально вклиниваются в очередь, потрясая наличкой, носят «сомнительную» одежду, спортивные костюмы, золото, ругаются и рыгают во время еды. Мужчин обычно сопровождают жены или подруги лет на 20 моложе, чем они.

Однажды слышала от сотрудницы британского консульства в Санкт Петербурге, что они увеличили стоимость виз для россиян, потому что видели как новые русские тратят деньги заграницей. А моя двоюродная сестра-экскурсовод рассказывала, что когда она по началу сопровождала автобусы с российскими туристами, в основном женщинами, в Италию, полиция при виде такого обилия россиянок объявляла чрезвычайную ситуацию — думала, что прибывала очередная партия представительниц древней профессии.

Как-то раз я приехала в Таллинн как раз со своим очередным бойфрендом. Катя решила повести нас во вновь открывшийся популярный бар «Лисья Нора». Подойдя к бару, мы обнаружили очередь перед входом. Очередь молчаливо и обреченно стояла, не двигаясь, и взирала на некоторые вновь подошедшие удачливые пары, перед которыми услужливо распахивалась дверь. Когда мы, наконец, не выдержали мучительного ожидания и поинтересовались у вальяжного метрдотеля, почему нас «не пущают» в «Нору», он ответил — У нас все столики зарезервированы. Хотя мы специально предварительно узнали по телефону, что резервирование не требовалось. Мы посовещались и решили сообщить о таком возмутительном факте обращения с клиентами «куда следует» — в КГБ. Катя привела нас в соответствующее здание, и на удивление, нас довольно демократично принял какой-то чин. Первое, что мы увидели на стене его кабинета — эмблему бара «Лисья Нора». — Из огня — да в полымя! Похоже, что удачи здесь нам не видать. Они, по-видимому, связаны одной веревочкой, — подумала я.

Сотрудник компетентного органа поведал нам о трудовых буднях представителей своей нелегкой профессии. Оказывается, он и его коллеги ведут напряженную борьбу на идеологическом фронте. Им неустанно приходится контролировать многочисленные развлекательные учреждения на предмет выполнения строгой установки партии — исполнять не менее 60 % русской и советской музыки. Прослушав вариации на тему «наша служба и опасна и трудна», мы изложили причину своего визита…После нашего рассказа о любви к советской музыке, неудавшемся посещении популярного бара и возможной коррупции среди его персонала, мы покинули передовую линию идеологического фронта с запиской, адресованной дирекции бара, которую мы и вручили посрамленному метрдотелю.

Он на удивление быстро нашел нам столик, и мы провели там славный вечер. Правда, никаких выдающихся подробностей посещения я не запомнила, но запомнился вкус добытой в неравном бою победы. Возможно, этот эпизод ничего общего с национальным вопросом не имел, но однажды я все таки выяснила причины неприязненного отношения к русскоговорящим в «нашей маленькой загранице». Я, безусловно, догадывалась, что «мирное» присоединение Прибалтийских государств к Советскому Союзу, наверное, не было таким уж мирным, но никаких подробностей в то время не знала.

Случилось так, что я отдыхала по турпутевке на Куршской косе, в Ниде. Меня совершенно очаровал этот тихий и живописный уголок Литвы, своими песчаными дюнами напомнивший мне мое любимое Солнечное под Питером. С местным населением мы не общались — просто от того, что его как-то вроде и не видно было. Однажды мы с подругой мылись там в бане. Не помню, то ли в номерах не было горячей воды, то ли были какие-то иные причины нашего посещения бани. В раздевалке вдруг услышала старуху, которая, скорее всего, рассуждала сама с собой, ни к кому не обращаясь — Когда в Литву пришли русские в 1940 году, многих местных согнали в вагоны и как скот отправили в Сибирь. Многие тогда в дороге поумирали…

С тех пор я всегда приезжала в Прибалтику с чувством исторической вины. Сейчас в Таллинне есть музей советской оккупации, и число русскоговорящих заметно поубавилось. Мать подруги рассказывала, что жизнь многих русских в Росси в послевоенные годы была намного тяжелее, чем здесь. Им относительно повезло — её муж-подводник, после войны был прикомандирован на базу в Палдиски, под Таллинном. Русский народ немало натерпелся от своих правителей в разные годы нашей истории…А я натерпелась больше хамства от сотрудников русского посольства в Эстонии, да и других странах. Но я узнала, до какой степени можно не любить непрошенных «освободителей» своего народа только когда вышла замуж за Брайана, моего неистового ирландца.

Моя тетка была неизменным куратором моего прогресса к семейной жизни и советчиком в любовных делах. Она неоднократно пыталась представить меня своим аспирантам, но эти мои знакомства, как правило, ничем не заканчивались. Оперную классику я знала плохо, потому, наверное, и засиделась «в девках» почти до сорока лет. И тетка неустанно повторяла мне совет Мельника из оперы Даргомыжского «Русалка»: «То ласками, то сказками сумейте заманить, упреками, намеками старайтесь удержать». А больше никаких пособий по любви не было, благо и «секса у нас не было», а природного инстинкта не хватало…Так что я все таки заманить сумела, а удержать — нет.

Это уже сейчас все средства массовой информации захлестнула волна специалистов по искусству соблазна. Пыталась найти на Интернете, что же там еще было в арсенале советов доморощенного «секс-гуру» Мельника, чего я не знала в то время. Как всегда, на запрос по моим ключевым словам появилось много неожиданной информации. Оперная классика явно затерялась в пучине мировой компьютерной сети, а на смену любителям пришли профессионалы. Я, в частности, нашла такие откровения: «Оральные ласки как в сказке. С помощью орального секса пожилая супружеская пара может значительно разнообразить свои сексуальные отношения». Далее шла сводка коротких инструкций. Если подобным советам должны были следовать пожилые пары, то советы молодым оставляли широкое поле для воображения.

Но я побоялась продолжить увлекательное чтение из-за опасности нахватать компьютерного вируса. Виртуальный секс или обучение ему тоже может быть опасен…Недавно в английской юриспруденции был создан прецедент, когда женщина получила развод на почве виртуальной измены мужа. Безопаснее пойти в «школу любви» и в форме тренинга пройти ускоренный курс соблазна…Благо в качестве наглядных пособий там используют некогда тоже дефицитный продукт — бананы. Это я почерпнула из документального фильма об украинских девушках, желающих выйти замуж за иностранцев.

А историю про когда-то дефицитные бананы часто вспоминал мой бывший муж. Когда он впервые приехал в Питер знакомиться со мной в разгар зимы, мы шли по улице и увидели бананы, продававшиеся с лотка. Цены, на мой взгляд, были запредельные, а зарплату, как и бананов, я уж и не помнила, когда видела в последний раз — жили на мамину пенсию. Я попросила жениха купить мне один банан. Он рассмеялся и купил килограмм заморских фруктов. Позднее, уже живя в Лондоне, я всегда удивлялась, видя с каким равнодушием жители Британских островов относились к этому редкому с моей точки зрения лакомству.

Перед встречей с Брайаном и наступлением «бананового» периода в моей жизни я гордо отрубила все концы своей незадачливой личной жизни и сосредоточилась на поиске заграничного мужа. Правда, поиск свелся в основном к заполнению анкеты в Бюро знакомств, покупке объявлений и рассылке писем с фотографиями. Мой предыдущий «бойфренд» жениться на мне не собирался, хоть от жены и ушел, говорил, мол, иначе ему на работе не дадут квартиру. А прежнему я отказала, думала, что с этим что-то получится. Жизнь была тяжела и без бесконечного выяснения отношений — рушились привычные устои социалистического образа жизни и вслед за ними — и сам Союз нерушимый республик советских. Видно, «рулевые» наши тоже исчерпали запас «намеков» и «упреков», и суверены бывшего Союза не хотели верить больше никаким «сказкам» своего Большого брата. Впрочем, за друзей-прибалтов, обретших свою свободу, я была вполне счастлива.

Когда я наконец-то сообщила тетке, что выхожу замуж за Брайана, она довольно цинично заметила — Ну что же, Светик, лет пять тебе еще придется исполнять супружеские обязанности, а потом — Бог милует. Очевидно, тетка еще не успела воспользоваться преимуществами информационных технологий для внесения разнообразия в супружеские сексуальные отношения…И тут же попыталась продать мне серебряный крест, который она когда-то привезла из поездки в Мексику. Деньги ей были нужны для ремонта дачи, а профессорской зарплаты едва хватало на питание.

А уж что тогда было говорить о моей — зарплате простого научного сотрудника? Дачи у нас не было, так что мы не могли рассчитывать на продукцию с приусадебного участка. Так что мое замужество было еще и вопросом выживания в пучинах тонущей российской экономики, и любые методы были хороши. Как долго могли мы существовать на мамину пенсию? Когда-то давно читала повесть Бориса Васильева «Вы чье, старичье?». Запомнились образы стариков-пенсионеров, которые вынуждены были питаться кефиром, поскольку ничего другого не могли себе позволить…А тут неожиданно всю страну посадили «на кефир», раздав каждому долю стремительно исчезающего богатства страны в виде ваучеров…А ведь на них нашему несведущему люду даже и того было не купить. Ну а сведущий народ очень скоро разыскал истоки «молочной реки», пристроился к доильной машине и начал снимать сливки со свеженадоенного молока.

Я тогда еще не знала, но интуитивно последовала Совету № 3 профессиональному игроку на скачках: «Не важно, насколько неудачливы были Ваши недавние результаты, это ни коим образом не уменьшает Ваши шансы на сегодняшний выигрыш. Ни чуточки!» А возможно, думала я, ставка на иностранного мужа-спасителя и долгожданная победа как раз и увеличит мой шанс выживания. Оказалось, моему избраннику роль «спасителя» пришлась вполне по душе. Брайан работал журналистом в одной из ирландских газет. Он был дважды разведен — ни одна из его жен не выдержала ритма его напряженной жизни и, как я выяснила позднее, необузданного темперамента и страсти к лошадиным бегам.

В конце концов, Брайан решил покончить со своей холостой жизнью и найти невесту в России. Последний его пост находился в Лондоне, куда я и отправила одно из своих писем с фотографией. Каким-то удивительным образом моё письмо оказалось первым, которое он подобрал в прихожей своей квартиры среди сотен других писем по возвращении из командировки. С многочисленных фотографий на него смотрели красотки в соблазнительных позах. Но как он признался мне потом, во мне, судя по фото, чувствовался класс.

При встрече Брайан покорил меня своей благородной внешностью, страстью ко всему, чем он увлекался, какой-то детской непосредственностью и состраданием ко всем угнетенным и обиженным. В профиль он был похож на артиста Вячеслава Тихонова, а анфас — на телеведущего Фила Донахью. Того самого, который вместе с Познером вел тот самый телемост СССР-США, где и прозвучала эта крылатая фраза, что «секса у нас нет». Может, конечно, и не все наши граждане догадывались об этом, но лицо телеведущего запомнили. Поэтому часто на улицах нас останавливали и хотели поговорить с «Филом».

Причем, больше всего хотелось общаться тем, кто по-английски не говорил, так что я до дна испила чашу, исполняя ещё и обязанности переводчицы, переводя тирады моего супруга и его многочисленных почитателей и почитательниц. После свадьбы и отъезда из страны я едва успела привыкнуть к Лондону, как муж неожиданно согласился поработать в «школе БиБиСи» в России. В рамках этой программы журналисты прославленной корпорации обучали молодых российских журналистов навыкам западной журналистики в различных российских городах. Моему мужу и его коллеге достался Екатеринбург. А мне удалось найти работу переводчика в одном из международных проектов, осуществлявшихся там.

Брайан работал корреспондентом в Северной Ирландии, Афганистане, Ираке, но ни разу не был ранен, а в России был сражен наповал чарами моих соотечественниц…Наконец-то у него появилась возможность осмотреться и, похоже, он был полон сострадания ко всей прекрасной половине и готов был «спасать» её представительниц, во всяком случае в Уральском регионе… Когда я заметила, что муж всерьез увлекся одной из своих студенток, я просто предложила ему свободу.

Выходит, я сделала ставку, но мой «фаворит» не принес мне желанной «отдачи» от выигрыша. Наверное, в этом и моя вина. Не потому, что я плохо изучила претендентов «забега», а плохо поощряла моего избранника, не показывала, как я его любила, как благодарна была за спасение из-под обломков империи…К тому же, я никогда не добивалась тех, в кого была влюблена. Может, поэтому и не боролась, чтобы сохранить любовь? «Easy come — easy go» — говорят англичане. «Легко досталось — легко рассталась». Конечно, на самом деле было мне совсем не легко, а до отвращения паршиво, но гордость не позволяла показать свои истинные чувства. Одна одноклассница так и написала мне в мой выпускной альбом с фотографиями — «излишняя скромность — это гордость».

Ну что же, зато мои соперницы явно не страдали от излишней скромности. Вот я и поплатилась за то, что совершенно упустила из виду Совет № 8 профессиональному игроку на скачках, а к тому времени Брайн уже посвятил меня во многие премудрости своего увлечения. Согласно этому «перлу мудрости»: «Как профессионал Вы играете против других игроков, а не против букмекера….Ваши враги — Ваши коллеги-игроки, а букмекер просто предоставляет Вам свои услуги». Что применительно к моей ситуации означало, что когда я искала себе мужа-иностранца, я думала, что я играла против судьбы, а не против таких же, как я искательниц счастья. И они даже после моего замужества оставались моими врагами.

Сначала я решила проверить, насколько серьезно это очередное увлечение мужа. В английском языке есть выражение «кислотный тест», что означает пробный камень, проверка на прочность. Чтобы проверить подлинность золота, его обычно подвергают воздействию кислоты — отсюда и пошло выражение. В сфере финансов кислотный тест, или коэффициент ликвидности, показывает, насколько быстро компания способна реализовать свои активы, чтобы поддерживать свою жизнеспособность в трудное время, как, например, теперешний кризис. В идеале это соотношение должно быть больше или равно единице. Наверное, мой «технико-аналитический» склад ума помог мне вывести свою формулу кислотного теста применительно к любовным отношениям. И получилась она на удивление простой:

Коэффициент Любви = Ваша «задолженность» по любви + самопожертвование/«Задолженность» по любви Вашего партнера

В идеальных отношениях у каждого из партнеров этот коэффициент должен быть больше или равен единице. «Задолженностью» по любви я называю те скрытые резервы человеческой души, которые порой осознаются индивидуумом только в критической жизненной ситуации, к сожалению иногда слишком поздно. Каждый партнер должен провести этот своеобразный аудит на разных стадиях любовных отношений. Конечно, это субъективная оценка, но в этом и достоинство теста. В Вашем субъективном восприятии Ваша «задолженность» по любви должна быть равна или превышать «задолженность» Вашего партнера. То есть, чем меньше Вы ожидаете, что Ваш партнер обязан Вас любить, не взирая ни на какие обстоятельства, чем больше Вы осознаете свою «задолженность» по любви и готовность к самопожертвованию, тем выше коэффициент любви. Часто оказывается, что именно Ваша способность к самопожертвованию и делает ваши отношения жизнеспособными в трудные времена.

Для «кислотной» проверки наших отношений я спросила Брайана — Если ты её так любишь, женился бы на ней? Я дам тебе развод, но только ты мне должен будешь оставить все сбережения. Муж ответил — Она себе кого угодно найти может, зачем ей такой старый, как я нужен? И вообще с чего ты взяла, что я разводиться хочу? Тут я поняла, что это увлечение всерьез, иначе бы он не задавался таким вопросом, подходит ли он ей или нет. Тогда я ему говорю, мол, мне и половины денег не надо при разводе — забирай все. Муж ничего не ответил. Но потом я с удивлением обнаружила, что наконец-то была беременна, и передумала, не насчет развода, а насчет денег. На этот раз муж особо не возражал довольствоваться половиной совместно нажитых средств, а, скорее всего, девушка настояла.

После развода я в соответствии с законом получила половину стоимости проданной недвижимости и нажитых за нашу недолгую совместную жизнь сбережений, купила квартиру в Кройдоне, на юге Лондона, и стала там жить со своей дочкой, Юлей. Надо сказать, что в этом пригороде столицы смешалось не только дальнее и ближнее зарубежье, но и просто «дети разных народов». Каждое утро у входа в Хоум Офис (Министерство Внутренних Дел) можно было наблюдать очередь, состоящую из всех представителей человеческой расы, ищущих прибежища в туманном Альбионе. «Дети разных народов, мы мечтою о визе живем», — вспоминала я, перефразируя слова известной мне с детства песни. Мужу я не сказала, что была беременна, что чуть не умерла при родах, что пришлось делать Кесарево — шутка ли сказать, взялась баба рожать, разменяв пятый десяток. А когда он узнал от общих знакомых — было уже поздно что-то изменить, он был женат на своей студентке.

Может быть, я все-таки должна была пожертвовать своей гордостью и не поднимать вопрос о разводе, сделать вид, что я ничего не заметила? Выдержала бы тогда наша любовь это «кислотное» испытание? Очевидно, я оказалась не способной жертвовать.

У меня не было дара самопожертвования, то есть я была «бездарью» в любовных отношениях. Кстати, слово «бездарь» вошло в русский язык благодаря Игорю-Северянину…Впрочем, от этого было не легче. Немного успокаивала мысль о том, что возможно, моя инициатива о разводе как раз и была актом самопожертвования, возможно, я пожертвовала своим счастьем ради счастья любимого.

Почему-то меня всегда влекло к тем, кто меня предавал, а тех, кто был мне предан, я отталкивала. Вероятно, для восполнения этого дисбаланса даже в счастливые годы моей семейной жизни мне часто снился Саша. Эти сны были для меня как наркотик. Почему-то меня все время преследовала мысль, что я напрасно не вышла за него замуж. Засыпая, я всегда мечтала, что снова увижу его во сне и проживу ту самую жизнь, от которой я так легко отказалась. Правда, эта жизнь в сновидениях была далеко не счастливой, а явно болезненной. А болезнью, очевидно, была подсознательная вина в том, что не оценила его чувства, оттолкнула от себя…Возвращаясь к «кислотно-любовному тесту», мои ожидания о его «задолженности» явно были выше моих ожиданий о моей.

Идеальной для меня, наверное, была бы ситуация как в английском комедийном сериале «Спокойной ночи, любимая!». Герой этого сериала совершает путешествия во времени из Англии 90-х годов в Англию времен второй мировой войны. Он встречает там женщину, влюбляется в нее, у них появляется ребенок. Свои загадочные исчезновения в настоящее он объясняет ей тем, что работает секретным агентом. Вместе с тем он искренне любит свою «настоящую» жену и всегда ищет предлоги объяснить ей свои частые исчезновения. В итоге он полностью запутывается в отношениях со своими любимыми.

Мои отношения с родиной были подобны истории неразделенной любви. Вместе жить не смогла, но и забыть была не в силах. И осознала, насколько любила только после расставания. Но в отличие от Саши, я часто возвращалась к предмету моей любви не только во сне, но и наяву. Но о Саше наяву вспоминались обычно только какие-то нелепые детали.

Мы учились и росли на Петроградской стороне в Ленинграде. Чаще всего я вспоминала, как однажды после школы мы играли во дворе на улице Скороходова, ныне Большой Монетной, где жили в основном мои подруги. В то время я иногда удивлялась, почему была Малая Монетная улица, а Большой Монетной не было. Вдруг Саша решил поразить наше девичье, а точнее, мое воображение, и продемонстрировать нам прыжок «аксель» в полтора оборота, который он разучил на фигурном катании. Исполнение этого элемента сопровождалось непроизвольным аккомпаниментом — естественными, но нежелательными звуками, которые помимо нашей воли иногда издает человеческий организм. Девочки захихикали, а смущенный Саша поспешно ретировался, найдя какой-то предлог.

Еще мы часто ходили вместе в мороженицу на углу Кировского, ныне Каменноостровского, проспекта и улицы Скороходова. Помимо разнообразных сортов мороженого по 19 копеек за 100 грамм, продавались там и соки из стеклянных конусообразных сосудов. Продавщица мыла стеклянные граненые стаканы в фонтанчике воды и разливала туда сок. На мраморном прилавке всегда стоял стакан с солью для любителей томатного сока. Ходили мы и в кино, на салют на Петропавловку, на демонстрации. Правда, за мной ухаживал и еще один мальчик, Гена, из «трудной семьи», как тогда говорили. У него были явные задатки лидера, потому что он верховодил большинством мальчиков нашего класса. Наша классная прикрепила меня помогать ему с занятиями, и он очень скоро стал довольно активно добиваться моего расположения. Саша, конечно, очень ревновал.

Вспоминала я и другой эпизод. Как-то наш класс пошел сдавать нормы ГТО (Готов к Труду и Обороне — для тех, кто не приобщился к рядам физкультурников в те далекие годы) в бассейн. Я проплыла дистанцию и уже собиралась выйти из бассейна, как неожиданно резинка на лифе моего купальника предательски сползла вниз, обнажив мою грудь. Саша с другими мальчиками стоял на бортике бассейна и был свидетелем моего конфуза. Потом, когда после восьмого класса мы вместе пошли с ним в физ-мат школу, я всегда боялась, что он расскажет об этом эпизоде нашим новым одноклассникам.

Мы сидели за одной партой, и Саше некоторое время наслаждался моим расположением. Но вскоре у меня опять появились воздыхатели, так что ему опять пришлось играть вторую роль. Но он неизменно оставался моим верным рыцарем. Когда мы классом пошли в поход, он носил мою тяжелую кинокамеру — мой папа тогда работал в Институте киноинженеров и дал мне её напрокат. Когда я отдалилась от Саши, уже учась в институте, он часто терпеливо ждал меня в сквере нашего дома, а я, увидев его, старалась пробежать к дому проходными дворами.

Последний раз я видела Сашу на Большом проспекте Петроградской стороны возле кинотеатра «Молния», где мы часто с ним бывали. Он шел с девочкой и рассказывал ей о дворце Бобринского, куда он прежде водил меня. По тем временам мой друг демонстрировал редкую осведомленность об истории здания и его владельца. Дворец графа Алексея Григорьевича Бобринского находился на Галерной улице. Бобринский был побочным сыном императрицы Екатерины и графа Орлова. После восшествия на престол Павла он был приближен ко двору и этот особняк был подарен ему императрицей Марией Федоровной. В XIX веке дворец был центром светской и культурной жизни столицы. Весь свет танцевал там на балах, салон графинь Бобринских посещали Жуковский, Вяземский, Горчаков, Пушкин.

Давно отзвучали звуки мазурок и вальсов, опустел дворцовый парк, разъехались по белу свету потомки графа Бобринского. Оценить интерьеры дворца мы с Сашей не могли, но с восхищением разглядывали строгие пропорции здания, где поселилось какое-то скучное учреждение. Когда я услышала, как Саша рассказывал своей спутнице о том, что, казалось, принадлежало только нам, я расценила это как предательство. Он меня не заметил, я ему ничего не сказала, но с тех пор я его больше никогда не видела…

Спустя некоторое время я узнала от общих знакомых, что Саша женился, у него родилась дочь, потом он уехал в Америку. Уже после моего развода неожиданно, одновременно от двух знакомых я узнала его емейл. Причем, я даже не пыталась его разыскать, а знакомые, которые не подозревали о моих запоздалых к нему чувствах, вдруг почему-то сообщили мне его координаты. Я написала Саше, узнала, что его жена умерла, взрослая дочь живет отдельно…Решила, что это судьба, наконец, решила снова свести нас вместе. Договорились встретиться в Таллинне, куда он собирался в командировку, а я как раз в то же время намеривалась привезти дочку к родным в Питер. А там уж — рукой подать. Саша заказал мне гостиницу, где должен был остановиться. Фотографию свою он мне не послал, и я пыталась представить, как он сейчас выглядит.

Я даже села на специальную трехдневную диету в надежде потерять обещанные три кило…До намеченной цели немного не дотянула, но зато не забыла про детали. Внимание к деталям — неизменное требование современных работодателей в Великобритании к поступающим на работу. Может большинство работников особенно в верхних эшелонах истэблишмента и отличаются этим качеством, но почему-то в средствах массовой информации непрерывно появляются сообщения о потерянных ими документах стратегического значения и базах данных клиентов, включая банковские детали…

Относительно же пикантных деталей женского гардероба еще моя давнишняя коллега по работе, Рита Петрашка, говорила — Я всегда одеваю комплект красивого белья, куда бы я ни шла. Никогда не знаешь, как может сложиться день…Рита не отличалась особой красотой, но поклонников у неё всегда было много. Очевидно, каким-то образом красивое нижнее белье магически действовало на представителей мужского пола, а, может быть, просто придавало ей уверенность в себе. На этот раз я решила ничего не упустить из виду.

Перед отъездом из Лондона помимо приобретения последних моделей из коллекции женского нижнего белья в «Макс-и-Спенсере» я решила посетить салон красоты …После стрижки, окраски и укладки волос я доверилась специалистам по «бикини лук». Устранив волосы на видимых участках тела, они предложили мне привести в соответствие с последними веяниями моды и немногие скрытые под бикини участки. Я уже обратила внимание на эти тенденции в моде, демонстрируемые крепкими загорелыми девушками в раздевалке бассейна. От предложения нанести татуировку на какой либо участок моего тела я, правда, отказалась.

— Поезд прибывает в столицу Эстонии — город Таллинн, — объявили по внутренней трансляции. «Если Вы не уверены в своей системе выбора победителя — не играйте!» — почему-то вспомнила я Совет № 1 профессиональному игроку на скачках. Профессиональным игроком на скачках я не была, но, выйдя из вагона, неожиданно для себя пошла прямо к кассам менять свой билет на дневной поезд обратно в Питер. У меня еще будет несколько часов, чтобы побродить по городу и заскочить в мой любимый ирландский ресторанчик… А Саше я позвоню из Питера, скажу, что не смогла приехать. Упустила ли я свой второй шанс обрести счастье? Возможно, я так никогда и не узнаю. Но Саша всегда мне будет сниться молодым.