Репин

ФУТУРИСТЫ В «ПЕНАТАХ»

В октябре 1914 года его привел К. Чуковский. Эта встреча не вызвала у хозяина приятных воспоминаний. Но Бурлюк был очень учтив, тих. Репин писал тогда портрет Василия Каменского, был увлечен самобытной и одаренной натурой поэта. Бурлюк так вспоминает о своем первом посещении «Пенат»:

На этом обеде присутствовала и писательница Щепкина-Куперник. Перед отъездом она написала такой стихотворный экспромт в альбом Чуковскому:

Познакомился Репин и с В. Хлебниковым. В воспоминаниях Чуковского описывается разговор, происшедший у Репина с на редкость молчаливым поэтом.

Летом 1915 года Репин познакомился с Маяковским. В начале войны Маяковский хотел добровольно пойти на фронт. Не для того, разумеется, чтобы послужить вере, царю и отечеству, а напротив — для того, чтоб лучше и сильнее сказать свое слово против войны.

Но ему отказали из-за политической неблагонадежности.

И вот теперь этот «неблагонадежный» футурист приехал в Куоккалу. Часами он исступленно вышагивал по берегу залива, бормоча что-то себе под нос. Так он работал. Создавалась его первая поэма «Облако в штанах» (кстати, привычка всегда «жевать» слова, подбирая какие-то рифмы, осталась у Маяковского до последних дней).

Благовоспитанные дачники откровенно побаивались и чурались поэта. Но Репин познакомился с ним на даче у Чуковского, где часто бывал, а вскоре и Маяковский стал частым гостем «Пенат».

В автобиографии поэта, написанной с телеграфным лаконизмом и иронией, упоминается и это время:

На Репина тоже «Облако» произвело большое впечатление. Обывателям могло показаться, что маститый старик вознегодует на стихи футуриста.

Литератор Лазаревский записал 21 июня:

Но даже Лазаревский пишет, что Репин попросил поэта прочитать стихи снова, так как ему мешало чтение нараспев, которым Маяковский в ту пору увлекался. Маяковский снова читал.

К. Р. — это поэт-декадент, великий князь К. К. Романов.

Однако Репин явно не разделял вкусов ни Лазаревского, ни великого князя. Однажды он зашел к своему другу Чуковскому как раз в тот момент, когда Маяковский читал отрывки из поэмы «Облако в штанах».

Неожиданно для присутствующих Репин разразился бурей восторгов. Он почувствовал в этом дерзком поэте трибуна огромной силы и, вспомнив боевой девиз своего старого друга «Вперед, к новым берегам!», сравнил его с Мусоргским и Гоголем.

Чуковский сохранил в памяти замечательную и знаменательную реплику Репина:

Автор «Отказа от исповеди» и «Пер-Лашез» сердцем почувствовал глубокий реализм Маяковского, когда могучим басом он читал:

И у Репина возникает мысль написать Маяковского «народным трибуном».

Осуществлению этого чудного замысла провидца помешало маленькое смешное обстоятельство. Перед сеансом Маяковский нарочно забежал в парикмахерскую и обрил голову наголо. Репин чуть не стонал: ему так нравились пряди прямых волос поэта, спадающие на высокий лоб. Какой же это поэт с бритой головой?! Маяковский был другого мнения о поэте:

Вместо большого холста Репин написал портретный этюд с Маяковского.

В мастерской и Маяковский рисовал Репина. Это быстрые шаржированные наброски, которыми Репин также без конца восхищался, поражаясь сходству и тонкому чувству формы. И здесь он опять видел глубокого реалиста.

В июле в Куоккале состоялся литературно-музыкальный вечер. Журнал «Театр и искусство» так описывал это событие:

Стареющий художник и молодой поэт выступают уже вместе.

Но на фронте дела шли худо, и вскоре «неблагонадежного» тоже забрали в солдаты. В «Пенатах» остался его портрет, который нужен был уже для новой затеи Репина. Большой холст «Черноморская вольница» все еще переписывался, и Репину запала мысль использовать облик революционного поэта для запорожца в «Черноморской вольнице».

Это тем более интересно, что впоследствии Маяковский писал о своем происхождении:

Не знал этого Репин, но его особое, ему присущее чувство подсказывало это. Сильная и красивая фигура южанина, дерзкого и умного бунтаря волновала воображение художника.

Картина долго мучила Репина, и он замучил ее. Судьба ее неизвестна.

Не знаем мы и что сталось с портретом Маяковского. До последних дней жизни Репина он висел в той самой столовой, где в 1915 году Репин сфотографирован с Маяковским, Чуковским, Евреиновым и другими гостями.

Нет даже и фотографии с портрета. Художник Комашка, который в 1915–1918 годах жил и учился у Репина, рассказывает в своих воспоминаниях, что это был погрудный портрет в натуру, писанный широко и смело в один сеанс на крупнозернистом холсте, и так же, как портрет Горького 1917 года, оставался с незаписанным белым фоном.

Возможно, когда-нибудь мы узнаем о судьбе портрета Маяковского, а может быть, и увидим — он где-то, очевидно, в Финляндии, или Швеции, или в других краях. Иконография Маяковского тоже ведь бедна портретами, писанными с натуры.