Репутация плохой девочки

ГЛАВА 12

Эван

По какой-то причине, в моей голове эта встреча проходила лучше. Я подумал, что это будет очаровательно, в нашем безумном стиле. По крайней мере, заставит ее смеяться. Потому что, как бы она ни доставляла мне неприятности в свое время, она всегда уводила это на второй план, заставляя меня ревновать и раздражаться, пока я не срывался и не врывался, чтобы бросить ее через плечо. Потом мы трахались и снова были крутыми.

На этот раз не так.

Я запускаю обе руки в волосы и смотрю на темную воду за длинным пирсом. После того, как Жен вылетела из ресторана, а ее придурковатый кавалер дал мне несколько неубедительных советов оставить ее в покое, я вышел сюда, чтобы подышать свежим воздухом и привести голову в порядок. Но пока все, что мне удалось сделать, — это сокрушаться о том, как сильно я скучаю по Жен.

С усталым выдохом я засовываю руки в карманы и покидаю пирс. Поднимаясь по ступенькам на тротуар, где мой байк припаркован вдоль бордюра, я не совсем уверен, на что смотрю, пока не слышу голос Жен через дорогу, говорящей полицейскому с направленным на нее фонариком отсосать.

Мои брови взлетают в замешательстве, затем недовольно хмурятся.

Полицейский держит ее на улице за машиной, с раскинутыми руками, прижимая палец к носу. Тем временем ее придурковатый кавалер ничего не делает, пока она неохотно идет по прямой и читает алфавит, бормоча по пути непристойности. Даже на расстоянии я чувствую унижение в выражении лица Жен. То, как ее глаза смотрят вдаль.

Я на полпути к тому, чтобы побежать туда, прежде чем я останавливаю себя. Черт возьми.

Последнее, что мне сейчас нужно, это сесть в тюрьму за то, что я ударил копа лицом об асфальт. Я бы не выбрался из камеры живым. Кроме того, Купер уже достал меня из-за драк — заключение под стражу даст ему пожизненный срок на я же тебе говорил, за который я не собираюсь платить. Итак, я стою там, вцепившись в перила, сжав кулаки.

Я узнаю Расти Рэндалла, хотя и не очень хорошо его знаю. Только то, что у него репутация придурка с не такой уж и секретной проблемой с алкоголем. Однако, к ее чести, Жен воспринимает это как чемпион, она не из тех, кто позволит кому-либо увидеть ее растерянной.

Тем не менее, меня выворачивает наизнанку, когда я смотрю этот унизительный эпизод. Десятки людей смотрят на нее, проходя мимо. Она была трезва как стеклышко, когда я видел ее час назад. И по тому, как легко она справляется с тестом, я бы сказал, что ясно, что она не заходила в бар, чтобы пропустить пару рюмок после того, как вышла из ресторана.

Что означает, что Рэндалл ведет себя как мудак только потому, что может. Наконец, после короткого разговора, ей разрешили сесть в ее машину. Я с удовлетворением отмечаю, что она едва бросает взгляд на своего кавалера, когда уходит.

Я быстро сажусь на байк, чтобы следовать за ней, стараясь соблюдать дистанцию. Я просто хочу убедиться, что она доберется домой в порядке. Однако через некоторое время я понимаю, что мы направляемся не к ее дому. Мы оставляем огни города позади, направляясь на север вдоль побережья, где население редеет, а над головой появляются звезды. Вскоре мы сворачиваем на двухполосную дорогу через черный лесистый пейзаж, где луна над заливом появляется в кратких проблесках сквозь деревья.

В конце концов, она съезжает на грунтовую обочину рядом с узкой тропинкой, которую можно найти, только зная, что она там есть, даже при дневном свете. Она выходит из машины, достает из багажника одеяло и идет сквозь деревья. Я жду несколько минут, прежде чем последовать за ней. В конце тропинки, где деревья уступают место песчаному пляжу, я нахожу ее сидящей на плавучем бревне.

Она поднимает голову, когда слышит мое приближение.

— Ты полный отстой в слежке за людьми, — говорит она.

Я воспринимаю это как приглашение сесть.

— Я перестал пытаться хитрить по этому поводу после того, как я понял, куда ты направляешься.

— Я пришла сюда не для того, чтобы встретиться с тобой. — Завернувшись в одеяло на плечах, она зарывается пальцами ног в прохладный песок. — Это как раз то место, где я люблю думать. Или таким оно было.

То, что она выбрала это место, поражает меня прямо в грудь. Потому что это наше место. Так было всегда. Это было наше экстренное рандеву после побега от копов, место для поцелуев, когда мы были наказаны и тайком выбирались из дома. Наше тайное убежище. Даже Купер не знает, что я прихожу сюда.

— Я видел, что там произошло, — говорю я ей. Она не намного больше, чем черный силуэт на фоне ночи. Здесь так темно, что лунный свет поглощается еще до того, как падает на землю. Однако звезды — это действительно нечто. — Что все это значило?

— Ничего. Просто какой-то мудак доставляет мне неприятности.

— Это был Рэндалл, верно? Разве ты не нянчилась с его детьми раньше?

Он не был супер-хорошим парнем или что-то в этом роде, но я помню, как раз или два он позволил ей ускользнуть от того или иного в старшей школе, когда другие копы очень плохо на нас нападали. Это было своего рода транзакционное понимание.

— Да, ну, все меняется. — Ее голос напряженный и кислый.

Она пока не вдается в подробности, а я не настаиваю. То, что я узнал, давным-давно: Жен будет говорить, когда захочет. Она как запертый ящик — ничто не войдет и не выйдет, если она этого не захочет. Человек может потратить всю жизнь, пытаясь раскрыть ее.

Поэтому я жду, молча, прислушиваясь. Пока не пройдут минуты, и она не издаст вздох.

— Незадолго до того, как я уехала из города, я рассорила семью Рэндалла.

Я наклоняю голову.

— Как тебе это удалось?

Голосом, тяжелым от усталости, она объясняет, как он напал на нее в баре после того, как не смог уговорить ее заняться с ним сексом на парковке. Мои кулаки сжимаются так сильно, что хрустят костяшки пальцев. Я хочу ударить по чему-нибудь. Разорвать его в клочья. Но я не смею пошевелиться, потому что хочу услышать все, что она хочет сказать.

— Когда я вернулся домой после того, как мы покинули баа, это все, о чем я могла думать. Месть. Я была в ярости, — продолжает Жен. — Дом Рэндаллов был всего в нескольких кварталах отсюда, так что я вбила себе в голову притащить туда свою задницу в три часа ночи. Следующее, что я помню, я стучу в дверь с мокрыми от пота волосами и тающим макияжем на лице. Его жена Кайла открыла дверь с затуманенными глазами и в замешательстве. Я протиснулась мимо нее, чтобы начать кричать посреди ее гостиной, пока Расти не спустился вниз.

Я не упускаю из виду глубокую складку стыда, которая прорезает ее лоб. Я должен остановить себя от того, чтобы протянуть руку и взять ее за руку.

— Я рассказала ей, как ее подлый муж пытался принудить меня к сексу, а затем напал на меня в баре. Как все в городе, кроме нее, знали, что он спит с кем попало за ее спиной. Он, конечно, все отрицал. Сказал, что я приду к нему. Брошенная, ревнивая девчонка. — Жен невесело смеется. — Я был кричащей сумасшедшей, которая, вероятно, выглядела так, как будто меня только что смыло приливом. Тем временем четверо ее детей в ужасе выглядывали из коридора. У Кайлы не было причин мне верить, поэтому она сказала мне убираться к черту из ее дома.

Хотел бы я знать, хотел бы я быть рядом с ней. Я мог бы остановить все это испытание на месте. Удерживать ее от отъезда. Теперь я не уверен, что хуже. Все это время я задавался вопросом, что заставило ее уехать, или теперь понимаю, что если бы я просто был рядом, мы бы не потеряли последний год нашей совместной жизни.

— На следующее утро я проснулась с чудовищным похмельем и прекрасным воспоминанием о том, что я сделала. Каждый ужасный момент моего полного краха. Было бы менее унизительно поджечь его крейсер. По крайней мере, тогда у меня все еще было бы самоуважение. Я не могла вынести позора и сожаления. Не за этого подлого придурка, а за то, что ворвалась в дом этой бедной женщины и травмировала ее детей. Кайла этого не заслужила. Она была доброй женщиной, которая всегда была мила со мной. Ее единственная вина заключалась в том, что она вышла замуж за мудака и не знала ничего лучшего.

— Я бы убил его, — говорю я ей, теперь серьезно сожалея, что не вмешался, когда он держал ее на набережной. — Избил бы его до полусмерти и утащил в море за лодкой.

Желание сесть на байк и найти Рэндалла почти непреодолимо. Через несколько секунд в моей голове прокручивается набор жестоких фантазий. Выбиваю каждый зуб из его черепа. Щелкаю пальцами, как спичками. Подсунуть его яйца под заднее колесо моего мотоцикла. И это все для начала. Потому что абсолютно никто не тронет мою чертову Женевьеву.

Я ненавижу то, что он с ней сделал. Не только та ночь, или эта последняя ситуация, но и то, как она смирилась с поражением, усталость в ее голосе. Это разрывает меня изнутри, и я не могу этого вынести. Потому что я ничего не могу сделать. Я не знаю, как это исправить, кроме как надрать ему задницу и провести следующие двадцать лет в тюрьме.

— Жаль, что ты не сказала мне, — тихо говорю я.

— Я… — Она останавливается на мгновение. — Я никому не говорила, — заканчивает она.

И все же у меня есть подозрение, что она собиралась сказать что-то еще.

— Это большая часть причины, по которой я уехала, — признается она. — Не только он, но его жена и те дети. Я не могла спокойно ходить по городу, зная, что люди узнают о том, что произошло, о том, как я выставила себя первоклассной задницей и разрушила эту семью.

— О, к черту это. — Я решительно качаю головой. — Ну его к черту. Ты оказала услугу его жене. И пусть лучше эти дети раньше, чем позже узнают, что их отец — ублюдок. Поверь мне, этот придурок сам напросился на это.

Я не испытываю к нему сочувствия, и она тоже не должна. Нерешительное «да» — это все, что она бормочет в ответ. И все, чего я хочу, это сделать это лучше для нее. Убрать весь мусор, который забивает ей голову. Помочь ей снова дышать. Потом мне приходит в голову, что я не очень-то помог сегодня вечером. Ее вечер полетел к чертям еще до того, как туда добрался Рэндалл, и это моя вина.

— Мне очень жаль, — грубо говорю я. — За то, что испортил твое свидание. Я не думал ясно.

— Обычно, ты так не говоришь.

— Я не уверен, что когда-либо был таким, когда дело касается тебя. По правде говоря, моя голова не в порядке уже около года.

— Я не могу отвечать за твое счастье, Эван. Я едва могу отвечать за свое.

— Это не то, что я хочу сказать. Когда ты ушла, вся моя жизнь изменилась. Это было похоже на то, если бы Купер внезапно исчез. Огромный кусок меня откололся и просто исчез. — Я провожу рукой по лицу. — Так много во мне было вложено в нас. А потом ты вернулась, и у меня все перевернулось внутри. Потому что ты здесь, но на самом деле ты еще не вернулась. Не так, как это было. Я не знаю, как всё расставить по местам, как было раньше, так что я просто выхожу из себя.

Боль поселяется в моем горле. Сколько я себя помню, я был влюблен в эту девушку. Выворачивался наизнанку, чтобы привлечь ее внимание. Всегда боялся, что однажды она поймет, что я неудачник, который не стоит ее времени, и поймет, что у нее всегда была возможность добиться большего. В прошлом году я думал, что она пришла к такому выводу, но оказалось, что я был идиотом, думая, что ее уход как-то связан с моей тупой задницей.

— Я не пытаюсь причинить тебе боль, — тихо говорит она.

Тишина опускается на нас. Не напрягает и не доставляет дискомфорта, потому что это никогда так не было со мной и Жен, даже когда мы хотели убить друг друга.

— Я помню первый раз, когда я понял, что хочу поцеловать тебя, — наконец говорю я, не совсем уверенный, откуда вообще взялось это чувство. Но память яснее, чем день. Это было летом перед восьмым классом. Я неделями выставлял себя дураком, пытаясь произвести на нее впечатление, рассмешить ее. Я еще не знал, что так начинаются влюбленности. Когда баланс склоняется от дружбы к влечению. — За несколько недель до того, как мы пошли в восьмой класс. Мы все были там, ныряли со старого пирса.

Она издает тихий смешок.

— Боже, эта штука была смертельной ловушкой.

Это действительно была та ветхая деревянная пристань, наполовину утонувшая в волнах и разваливающаяся на части. Жертва урагана несколько лет назад, кишащая ржавыми гвоздями и осколками. В какой-то момент старшеклассники вытащили металлическую лестницу на ту часть пирса, которая все еще стояла, и привязали ее к пилону с помощью банджи-шнуров. Это был своего рода обряд посвящения — проплыть сквозь разбивающиеся волны, взобраться на шаткую штуковину и спрыгнуть с верхних перил. Тогда все, что вам нужно было сделать, это не позволить волнам отбросить вас к пилонам, покрытым ракушками, которые сорвали бы плоть с ваших костей.

— Там был тот девятиклассник — Джаред, или Джексон, или кто-то еще. Он флиртовал с тобой весь день, делая сальто с пирса, как будто он такой чертовски крутой. И был таким неприятным из-за этого. Типа, эй, посмотри на меня, я такой крутой. Итак, ты подговорила его прыгнуть на один из пилонов с пирса. Это был, может быть, десятифутовый прыжок к цели в один фут, а прямо под ним из воды торчали всевозможные разорванные, зазубренные куски. Когда волны просто бушуют под нами. — Я ухмыляюсь. — Внезапно он перестал быть таким громким. Начал придумывать оправдания и прочее дерьмо. И пока все ругают его за то, что он струсил, ты разбегаешься и летишь по воздуху. На долю секунды я посмотрел на Купера, как будто, о, черт, нам придется прыгнуть за тобой и вытащить тебя обратно на берег, когда ты сломаешь шею или на что-нибудь наткнешься. Но потом ты встала. Идеальная посадка. Самая крутая вещь, которую я когда-либо видел.

Она смеется про себя, вспоминая.

— Меня ужалила медуза после того, как я спрыгнула вниз. Но я должна была относиться к этому спокойно, ты же знаешь. В первую очередь, не хотела выглядеть тупицей из-за того, что прыгнула туда.

— Да, наверное, хорошая идея. У тебя было бы десять мальчиков-извращенцев, которые вытаскивали бы свои крошечные члены, чтобы пописать тебе на ногу. — Мы оба содрогаемся от отвращения к этой идее.

— Но ты не поцеловал меня в тот день, — указывает она. — Почему нет?

— Потому что ты чертовски страшная.

— О. — Она смеется, добродушно толкая меня локтем в плечо.

— Я имею в виду, я знаю, что к тому времени мы были друзьями уже много лет, но когда ты понимаешь, что влюблен в кого-то, это похоже на то, что ты начинаешь с нуля. Я не знал, как к тебе подступиться.

— Ты сумел.

Она перемещается рядом со мной, и я чувствую изменение в воздухе между нами. Что-то происходит. Не говоря ни слова, я чувствую, что она решает больше не злиться на меня.

— У меня не было выбора, — признаю я. — Я собирался выцарапаться из своей кожи, если бы я не узнал, на что были похожи твои губы.

— Может быть, тебе следовало это сделать. — Одеяло спадает с ее плеч. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Съел бы себя заживо. Избавил нас обоих от хлопот.

— Поверь мне, нет ни одной версии этого, — я жестом указываю между нами, — где мы не были бы вместе, Фред. Так или иначе. Я могу сказать тебе это наверняка.

— И к черту сопутствующий ущерб.

— Да. — Без колебаний.

— Пока все горит вокруг нас.

— Мне так нравится. — Потому что ничто другое не имеет значения, когда она моя. Ничего. Она — все и вся.

— С нами что-то не так, — бормочет она, сокращая расстояние между нами, пока я не чувствую, как ее рука касается моей, а ее волосы развеваются на ветру по моему плечу. — Так не должно быть.

— Как это должно быть? — Я не имею ни малейшего представления, что это значит, но я бы ни за что не стал менять свои чувства к ней.

— Я не знаю. Но не так сильно.

Я больше не могу сопротивляться желанию. Я протягиваю руку, чтобы осторожно поправить ее волосы за ухом, затем провожу пальцами по длинным мягким прядям на затылке, когда она наклоняет голову в ответ на мои прикосновения.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — Хрипло спрашиваю я.

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

— Ты знаешь, что случится, если я это сделаю, Жен.

В ее глазах вспыхивает жар, эти яркие синие глубины, которые никогда не перестают притягивать меня.

— Да? Что будет дальше? — спрашивает она, и легкий изгиб ее губ говорит мне, что она уже знает ответ, но хочет услышать его от меня.

— Я поцелую тебя. — Я провожу большим пальцем по ее затылку. — И тогда… тогда ты попросишь меня трахнуть тебя.

У нее перехватывает дыхание.

— И что потом? — Ее голос дрожит.

— Ты знаешь что. — Я сглатываю сквозь внезапный натиск чистой похоти. — Я никогда не смогу сказать тебе «нет».

— Я знаю это чувство, — говорит она, а затем ее губы касаются моих, и с этого момента я больше не контролирую ситуацию. Мы становимся этим автономным существом с собственным разумом. Как потеря сознания. Она прикусывает мою губу с тихим стоном, хватая в охапку мою футболку. Я тверд как скала и готов быть внутри нее, но я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Позволь мне попробовать тебя, — шепчу я ей в рот.

Откинувшись на бревно, подстелив под себя одеяло, она раздвигает ноги для меня, предоставляя мне доступ, которого я отчаянно жажду. Даже не пытаясь быть вежливым, я стягиваю с нее кружевные трусики, засовываю их в карман и перекидываю ее ногу через плечо.

— Я скучал по этому, — говорю я со счастливым стоном.

Боже, и я получил это. Я скучал по тому, как она дергает меня за волосы, когда я сосу ее клитор, выгибает спину, чтобы потереться о мое лицо, когда я провожу своим языком по ее нежной плоти. Я скучал по ее тихим вздохам удовольствия. Ее пальцы запутались в моих волосах. Я подтягиваю ее колени к груди, раскрывая ее, пока она дрожит у моего рта. Она молчит, почти затаив дыхание. По крайней мере, пока я не ввожу в нее два пальца. Затем она неудержимо стонет, и это почти несправедливо, как быстро она кончает. Я хочу, чтобы это длилось для нее дольше, но я также жажду заставить ее дрожать из-за меня.

Я даже не жду, что она меня трахнет. Я был бы счастлив делать ей приятно каждый день и дважды в воскресенье, просто чтобы пойти домой и оставить это в памяти. Но потом Жен бросает одеяло на песок и начинает расстегивать мои джинсы. Она берет мой член в руку и гладит меня, медленно и настойчиво. Мы не разговариваем. Как будто мы оба боимся, что слова разрушат темноту, уединение, которое делает все это возможным. Здесь, в одиночестве и в тайне, это вообще реально? Мы можем быть кем угодно, делать что угодно. Если никто не знает, значит, этого никогда не было.

Она усаживает меня на одеяло, мы оба все еще одеты. Она знает, что у меня в кармане есть презерватив, потому что я почти всегда так делаю, поэтому она берет его, разрывает и надевает на меня, прежде чем опуститься на мой член. Такая влажная и тугая. Ее бедра раскачиваются взад и вперед, принимая меня глубоко, вызывая прерывистый вдох из моих легких. Я расстегиваю молнию на ее платье и расстегиваю лифчик, чтобы взять две пригоршни ее грудей. Сжимаю. Посасываю ее соски, пока она скачет на мне верхом.

Зарываюсь лицом в ее теплую кожу.

Это гребаное совершенство.

С ее губ начинают срываться тихие звуки. Вздохи, которые становятся громче, еще больше отчаяния. Затем она теряет всякий контроль над своим голосом, постанывая мне в ухо.

— Сильнее, — умоляет она меня. — Пожалуйста, Эван. Жестче.

Я хватаю ее за задницу, удерживая ее над собой, пока я толкаюсь в нее. Она кусает меня за плечо. Я не знаю, почему это всегда так происходит, но через несколько секунд я кончаю, сильно, дрожа, крепко прижимая ее к своей груди. Каждый раз с Жен — это лучший секс, который у меня когда-либо был. Сырой и нефильтрованный, самый честный, какими мы только умеем быть.

Если бы только это чувство могло длиться вечно.