Ресторанный бизнес по-Драконьи-2 или Из герцогини в служанки

Глава 26

Наконец шум достиг ушей дежурных санитаров. И один из них посмотрел в смотровое окно. И… положение дел в палате, судя по тому, что он тут же подал сигнал тревоги, его обеспокоило.

– Прочь от двери! – заорал Дин, вложив в этот крик остатки своего ментального дара. Ибо подозревал, что как только санитары ворвутся в палату, сразу же начнут размахивать резиновыми дубинками, лупя всех без разбора, и первым, естественно, достанется тем, кто окажется ближе всего к выходу.

Его послушались, но далеко не все. Разум некоторых из пациентов было настолько поврежден, что он просто не смог дозваться до их сознания. – Вон от двери, я сказал! – вновь завопил он.

И один из продолжавших размахивать кулаками его даже послушался и буквально в последнюю секунду успел отскочить от распахнувшейся с грохотом двери, в которую ввалились сразу пятеро вооружённых резиновыми дубинками, щитами и сетками санитаров. Один из которых зычно и грозно рявкнул: «Разойдитесь по углам!»

Ага! И его все сразу взяли и послушались. Генерал нашелся!

«Может тебе ещё и честь отдать и по стойке «смирно» встать?» – мысленно сыронизировал Дин и отдал свой приказ:

– Вперед, дети мои! – велел он мышам и крысам. Ну а что? Ему всё равно, а вот им быть детьми самого дракона приятно. Доброе слово, оно всем приятно. Даже мышам и крысам.

И они, уваженные добрым словом, тут же хлынули в палату со всех щелей. Их были даже не десятки, сотни. И двигались они стремительно и слаженно, словно единое целое.

В первое мгновение санитары, не поверив своим глазам, застыли в шоке. Они попытались отбить атаковавших их со всех сторон грызунов резиновой дубинкой, но куда там: дубинок-то у всех по одной, рук по две, а мышей и крыс – сотни!

– А-аааааа! – поняв, что этот бой им не выиграть, отчаянно завопили они, пытаясь стряхнуть с себя мышей и крыс, которые уже толпились не только у их ног, но и добрались до плеч, шей и макушки.

– Бей притеснителей! Угнетателей! Мучителей! И карателей! Бей тиранов в белых халатах! – тем временем скандировал Дин, подобно революционному лидеру на баррикадах, приводя в чувства ошалевших «соратников». – Свободу угнетенным, притесненным и замученным! Свободу каждому обитателю этой палаты! Свободу каждому обитателю этой больницы! Хватит терпеть бесправие! Восстанем против палачей! Свобода, равенство, братство! Даже для мышей и крыс! – продолжал заводить и раззадоривать он «единомышленников!», которые уже давно вытеснили окончательно потерявших контроль над ситуацией угнетателей, мучителей и карателей в коридор и теперь победным шагом шли следом за идущими в авангарде революционной армии грызунами, на пути которых, естественно, снова и снова возникали вооруженные дубинками, щитами и сетями карательные отряды. Эти были более злобными, чем первые, и их было больше, но и у них тоже было лишь по одной дубинке и лишь по две руки, тогда как у крыс и мышей по четыре когтистые лапы и аж по 16 зубов! По причине чего, довольно скоро и эти каратели и угнетатели тоже хватили ноги в руки и давали стрекоча.

– Так их! Так им и надо! – искренне болели за свой авангард «революционеры».

Те из пациентов, которые ещё пару минут назад дрожали от страха и ощущали себя настолько никчемными, что уже совершенно ничего не ждали от жизни, теперь шли высоко и гордо задрав головы! Потому как они были не просто армией победителей, но и освободителей!

– Долой притеснителей! Угнетателей! Мучителей! И карателей! Свободу каждому обитателю этой больницы! – воодушевленно скандировали они, открывая палату за палатой и выпуская на свободу угнетенных и притесненных, которые, само собой, с присоединялись к «революционерам».

Кто-то махал подушкой, кто-то нес табуретку, кто-то свистел, кто-то выкрикивал лозунги, а кто-то просто гордо шагал, наслаждаясь давно забытым ощущением собственной значимости.

Шедший в первых рядах Дин удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на идущего рядом с ним Громилу, который шёл рядом, разбрасывая как кегли, тех санитаром, которые оказались слишком крысо- и мыше- устойчивыми, чтобы сбежать, как и остальные их коллеги, как только они поняли, что грызунов слишком много и что кусаются они пребольно!

– А ты говорил, ничего не выйдет! – поддел он своего сподвижника.

– Мы ещё не выбрались, – резонно заметил тот.

– Выберемся! – уверенно пообещал Дин.

Однако уверенность быстро отступила перед реальностью: точнее, перед решеткой, которая пряталась, коварная, за самой обычной, довольно хлипкой на вид, дверью!

Массивная, каждый её прут был толщиной с руку взрослого человека, и надежно вмурованная в стены и пол – она, судя по всему, была специально установлена для таких вот ситуаций! И потому, сволочь такая сверхподлая, тихо себе стояла в засаде и ждала!

Его вот с соратниками и ждала! И, что самое обидное, дождалась-таки! И теперь стоит довольная и еще и подмигивает прорехами между своими решетками! Потому как знает, что их ни его мышам, ни крысам не перегрызть!

– Да твою ж… – очень, ну прямо очень нецензурно выразился он. Ну а кто б на его месте не выразился? Ведь свобода была уже так близка! И тут такое…

Громила громко заржал.

– Ты знал? – мрачно поинтересовался Дин.

– Разумеется, нет! – отрицательно покачал головой великан. – Если б я знал, то никогда б не поддержал твой план. Это было истерическое. Я ведь и сам уже было поверил, что выберусь отсюда.

«Революционеры», ещё мгновение назад окрылённые своей неожиданной свободой, начали нервничать. Их боевой дух, ещё недавно казавшийся несокрушимым, пошатнулся. Больничный коридор наполнился тревожными переговорами, суетой и паникой.

И тут же, явно пользуясь растерянностью и падением морального духа бунтовщиков, раздался холодный, металлический голос громкоговорителя, призывающий всех немедленно вернуться в свои палаты и обещая всем тем, кто это сделает, забыть об их участии в бунте.

– Может, и правда, вернуться? – раздались в рядах «революционеров» пока ещё неуверенные голоса.

– Что будем делать, умник? – спросил громила.

Дин оглядел решетку. Для него возвращение было смерти подобно, причем, в прямом смысле слова. Потому для него был только один путь – вперед! Но как? Если на пути стоит неприступная преграда? Он задумчиво оглянулся на своих «соратников». Толпа из обессиленных и полубезумных людей явно не тянула на профессиональных штурмовиков. Будь у него время, мыши и крысы могли бы помочь ему расшатать один из прутьев, но времени-то у него как раз и не было. Он скрипнул зубами, прислушавшись к своим ощущениям, действие зелья, которым его напоили, если и ослабло, то совсем чуть-чуть.

Он вновь оглянулся и взгляд его задержался на одном из «отключенных» громилой санитаров.

«А он ведь со мной одного роста…» – подумал он и, никому ничего объясняя направился к выходу… нет, не из дурдома, пока лишь из ситуации.

Бессознательный парень безропотно пошел на обмен одеждой.

Громила и ещё несколько «революционеров» подхватили его идею и тоже принялись облачаться в униформу санитаров. Остальные либо отправились на отлов новых доноров униформы, либо разбрелись по палатам, либо те, кто изначально понятия не имел куда и зачем идет, а просто пошел, так сказать, за компанию (и было таких очень и очень немало), бесцельно бродили по коридору.

– Дальше что? – спросил Громила, озвучивая то, что волновало весь передовой отряд бунтовщиков.

– Отходим подальше от двери, прикидываемся раненными и ждем, – кивнул Дин. – Просто ждем.

– Чего ждем? – уточнил Громила, вызвав этим вопросом одобрительные кивки своих единомышленников.

– Ждем, пока откроют дверь и начнут оказывать нам первую помощь, – усмехнулся он.

Его соратники понимающе закивали, лукаво усмехнулись и… с огромным удовольствием заняли свободные места под стенами, изображая павших в сражении санитаров. Некоторые, просто блаженно вздыхая, довольные нежданно, нечаянно выпавшим отдыхом, а некоторые либо репетируя, как они будут изображать смертельно раненых, либо обдумывая, из какой позы им будет удобней атаковать тех, кто наклонится над ними, дабы проверить, живы они или мертвы.

Растянулись под стеночкой и мыши с крысами. И тоже с огромным удовольствием. Но с той разницей, что эта часть революционной армии честно, искренне и более чем заслуженно отдыхала, а не изображала из себя умирающих.