Ревизор: возвращение в СССР #28

Глава 9

Москва. Камвольно-отделочная фабрика.

Попросил Валентину Петровну разрешения сделать звонок и вызвал себе такси к Камволке. Уже время поджимает, надо сегодня по-любому на тренировку успеть, раз в понедельник пролетаем. Но страсть как неудобно с этим мешком с письмами по городу таскаться!.. Заброшу его домой, а то еще и в раздевалке, увидев его, начнут стебаться парни, что я работу с собой и на тренировку тащу…

Москва. Дом Ивлевых.

Анна шла с работы домой и у подъезда увидела сидящего человека. Он сидел, сгорбившись на лавке, но материнское сердце сразу узнало в нем сына. Но почему он в такой странной позе? Заболел, что ли? Она невольно ускорила шаги и окликнула его. Но он так и не отозвался, словно не услышал ее. Только когда она подошла ближе, почти к самому подъезду, он молча поднялся ей навстречу. Анна почувствовала, как сердце в груди начало останавливаться из-за его мрачного вида.

— Виталик, что-то плохое случилось? — через силу спросила она.

— Пойдём домой, мам, надо поговорить, — угрюмо ответил он и Анна поняла, что случилось что-то очень плохое.

У неё не было сил ни разуться, ни раздеться. Она только расстегнула пальто и сняла шапку, прошла на кухню и села на табурет, обессиленно прислонившись к стене спиной.

— Так что случилось, Виталь? — спросила она.

— У тебя хотел спросить, — встал напротив неё сын. — Маринка говорит, у тебя кто-то появился?

Анна растерянно смотрела на него.

Так никто не умер и не умирает? — промелькнула у неё в голове мысль. — Все живы — здоровы? Весь этот спектакль только из-за того, что у меня появилась личная жизнь?

— Как же ты меня напугал! Виталик! Разве так можно? Я уже не девочка, вообще-то.

— А что я? — не понял он претензий матери. — Серьёзно поговорить с тобой не могу?

— Разговаривай, — мысленно махнула на него рукой Анна, начиная приходить в себя и пошла в прихожую раздеваться.

— Маринка говорит, у тебя кто-то появился, — уже утвердительно заявил сын.

— Ну? И дальше что? — вернулась она в кухню. — В чём трагедия, что надо было таким тоном с матерью разговаривать начинать? Ты вообще понимаешь, что не на шутку меня напугал?

— Ни в чём, — растерялся на мгновение Виталий, но быстро опомнился. — Просто, не хотелось бы, знаешь, чтобы ты что-нибудь учудила на старости лет…

— Мне всего сорок пять, — опешила Анна. — Какая старость? Ты о чём, вообще?

— Мам! Не придирайся к словам, — психанул сын. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я!

— Нет! Не понимаю! — вспылила она. — Что ты хочешь мне сказать? Что я не имею права на личную жизнь? Или я простого семейного счастья не заслужила? Или, может, я на эту квартиру не сама заработала? Что ты мне пытаешься сказать? Говори уже прямо!

— Ну, знаешь! — психанул сын и выскочил из дома, хлопнув дверью.

Анна обессиленно села на табуретку и расплакалась. Конечно, она сама во всём виновата. Говорили ей подруги, а она не верила… Столько лет жила ради детей. Они привыкли, что у неё нет своих желаний, нет мечтаний, надежд и планов… Что вся её жизнь крутится вокруг них.

Так что, получается, не надо было их от отца прятать и защищать? Пусть бы огребали по полной от буйного идиота… А то теперь папа святой, а мама предательница.

Не надо было конфликты сглаживать, не надо было молчать, закусив губу и плакать украдкой, чтоб никто не видел… Кому лучше сделала? И бывший, этот идиот, почувствовав в семье безнаказанность, начал вести себя и в обществе так же. И дети отвернулись, как только попробовала о своих интересах заявить…

Наплакавшись, Анна умылась и решила сходить к Загиту, инстинктивно желая опереться на своего мужчину. Загит такой надежный и спокойный, всегда парой слов может ее утешить и успокоить… Она до него и не знала, что мужчина может быть в семье таким уютным, привыкла бояться каждого шага своего бывшего. Посмотрела на себя в зеркало, быстро убрала следы слез, как уж получилось, и спустилась на третий этаж. Дверь открыла Поля, и расстроила ее, сообщив, что Загита дома нет. Анна так разнервничалась, что забыла, что он на сутках сегодня.

Все её хладнокровие куда-то тут же испарилось, а на глаза опять навернулись слёзы.

На тренировку чуть не опоздал. Но позанимались очень плодотворно. И с Сатчаном удалось пошептаться на парных упражнениях.

— Слушай, помнишь, говорили о письмах с предприятий в Мосторг, в Мосгорисполком? — спросил я. — Начали уже хоть что-то делать?

— Одно письмо точно отправили, — заверил он меня. — Хорошо, что напомнил…

— Слушай, скажи в следующее письмо добавить и ткань простынную, мол, нет в продаже готового постельного белья, дайте, хоть, ткань бельевую, мы сами нашьём… Ну, что-то в этом духе.

— Хорошо, сделаем, — пообещал он.

— Попросил руководство камволки разузнать насчёт вискозной пряжи. Если удастся запустить её в производство, то такая ткань будет еще большим спросом в розницу пользоваться и её будет легче в Мосторг пропихнуть, если там уже будет наша бельевая ткань.

— Ну, понял, понял… Это задел на будущее.

— На отдалённое будущее, — усмехнулся я. — Новую линию ещё даже не запустили.

Потом в раздевалке оказались рядом с Маратом. Он спрашивал, как у нас дела, что нового? Рассказал ему, что Загит собрался во вторник в Святославль, оформлять документы о разводе.

— Мне переговорить с ним надо, — серьёзно глянул на меня Марат. — Подъеду к вам завтра?

— Конечно, — с готовностью согласился я.

Развивать эту тему он не стал, ну и я не стал настаивать, хотя, напрягся немного. Что там ещё у Марата могло случиться? С Аишей, что ли, поругались?

Сатчан забрал сегодня у Ганина общественную долю четвёртого тома Конан Дойля, подбросил меня домой и вручил две увесистых связки книг.

Оказался дома раньше обычного, очень удачно получилось, потому что меня уже ждали Эль Хажжи. Никакой договорённости о встрече не было, а я еще полностью не привык, что в СССР это не было препятствием, чтобы в гости приехать… Не знаю, как принято в Ливане, а Диана же местная, и вообще, в их семье именно она обычно заводила…

Поставил стопки книг рядом с мешком с письмами в коридоре и поспешил к гостям.

— Случилось что? — удивлённо спросил я. — А Галия где?

— Мальчишек укладывает, — ответила с безмятежным видом Диана и я, поняв, что этот визит не связан с какими-то проблемами у нее, заглянул в спальню.

Дети спали. И Галия уснула прямо в халате, поверх одеяла при включенной настольной лампе. Панда спала у неё на подушке. Укрыл жену второй половиной одеяла, поцеловал её и детей и тихонько вышел из комнаты, выпустив Тузика и погасив свет.

— И сама уснула, бедняжка, — проговорил я и уставился вопросительно на родственников.

— В Святославль с самого утра завтра едем, — улыбаясь, объяснила, наконец, сестра. — Никому ничего передать не надо?

— Так… Это ты молодец! Наверняка кому-нибудь да нужно! — подхватился я. — Хотя… Загит в Святославль во вторник поедет, своим сам передаст. А я бы с вами передал гостинцев Эмме Либкинд, Славки Комарцева подруге.

— Да я знаю, кто такая Эмма Либкинд, — усмехнулась сестра. — Что ты мне объясняешь?

Начал сам ковыряться у жены на полках, но попробуй тут разберись, что она для нас отложила, а чем можно поделиться…

Тут Тузик у двери тихонько жалобно завыл. Перед тренировкой не успел его выгулять, а ему надо…

— Сейчас, мальчик мой, сейчас, — быстро осматривал я полки в шкафах на кухне. — Сейчас идём.

Тут к моей искренней радости вышла из спальни заспанная жена.

— Ты уже пришёл? — подошла она ко мне и подставила щёчку.

— Как хорошо, что ты встала, дорогая, — чмокнул я её. — Собери, пожалуйста, что-нибудь в Святославль Эмме Либкинд. У неё там бабушка, дед и два брата маленьких.

Меня прервал опять мой нетерпеливый пес.

— Блин, он мне детей сейчас разбудит! — воскликнул я и виновато посмотрел на гостей, мол, извините, должен вас покинуть.

— Ну, пусть девчонки передачу собирают, а мы с тобой собаку выгуляем, — предложил Фирдаус.

Кивнул ему благодарно за понимание. Мы быстро собрались и вышли на улицу, пока пес не напрудил прямо в квартире. Однако, Тузик, выскочив во двор, первым делом нарезал пару кругов вокруг двора с радостным видом, а только потом занялся своими прямыми обязанностями.

Посмеялись над ним с Фирдаусом и пошли тихонько вдоль дома.

— Не успел тебе в прошлый раз сказать, — начал он. — На нашу фабрику в Италии в суд подали.

— Так… И за что?

— Некая сеньора из Рима претендует на пятьдесят тысяч долларов возмещения материального и морального ущерба. Якобы она ногу сломала, пользуясь нашим чемоданом.

— Ну, понятно, — сказал я, досадливо качая головой. — Это называется потребительский экстремизм или потребительский терроризм. Другими словами, злоупотребление покупателем своими правами с целью получения выгоды. Моя вина, нужно было сразу сообразить, что и к этому дело однажды придет!

— И что делать?

— Как показывает практика, то тут только один выход. Это сопровождать продукцию списком того, что с ней делать запрещено. Этот список будет пополняться с каждым иском против нас. Ушлые потребители будут искать лазейки. Это будет бесконечная борьба. Поэтому, чем больше вариантов использования не по назначению, которые запрещены производителем, вы сейчас предусмотрите в инструкции по эксплуатации, тем лучше для нас. Прямо отдельным разделом инструкции должно быть перечислено, что запрещается. Например, чемоданы на колёсиках нельзя использовать для перевозки живых существ. А то засунут внутрь свою собаку, она там сдохнет, а они тут же иск подадут. Что там можно ещё придумать? Нельзя использовать чемоданы вместо стремянок… И весь этот перечень в инструкции должен быть выделен жирными буквами: «Запрещается!».

— Бред какой-то, — ошарашенно посмотрел на меня Фирдаус. — Это же какие по размеру будут инструкции?

— Бред — платить пятьдесят тысяч долларов за экономию на инструкциях, — возразил я ему. — Ты посчитай, сколько вы полновесных инструкций на эти деньги напечатали бы. А вообще, нужно еще предварительно нанять юриста и выяснить, что там сейчас в законах по защите прав потребителей в крупнейших странах Европы, спасет ли вообще от проигрыша в суде такая вот подробная инструкция? Если нет, то по-хорошему нужно добиваться изменений в этих законах. Должно быть так, что любое использование изделия не по назначению, предусмотренному инструкцией, будет сугубо на страх и риск потребителя. А не так, как сейчас… Есть смысл объединиться в этой борьбе с большими корпорациями. Чем богаче ответчик, тем чаще на него подают в суд и тем выше суммы исков. Они точно будут заинтересованы. Да и такой вот инициативой можно найти новых деловых партнеров среди них… Они оценят будущую экономию…

— Хорошо, обязательно займемся, — благодарно кивнул Фирдаус.

Постояли ещё у подъезда, пока пёс набегается, всё-таки он терпеливо ждал меня весь вечер… Как ни крути, а мне достался умнейший пёс. Не хулиганит, одни туфли в щенячестве не в счёт. Знает, когда надо молчать, а когда надо голос подать.

Тут вышла Диана с сумкой. Обменялись с ней взглядами, она подмигнула — мол, все хорошо у меня с КГБ. Проводил Эль Хажжей и пошёл домой.

Вернувшись с прогулки, перенёс книги и мешок с письмами в кабинет с глаз долой. А то с моих станется, найдут и начнут ещё разбирать их по ночам, чтобы мне помочь, вместо того, чтобы полноценно высыпаться… Вообще, надо что-то придумать, чтобы избавиться от работы с письмами с радио. А если получится, то туда же сбагрить и письма с «Труда». Что же с ними делать? Домой, однозначно, больше никакие письма носить не хочется. И тут у меня в голове начала вырисовываться идея…

Лубянка.

Полковник Воронин просматривал протоколы прослушки квартиры Ивлева за несколько дней. Всё как всегда, дети, женщины, гости…

Затем он отложил протоколы, но, вместо того, чтобы убрать папку с ними, задумался. Сознание за что-то зацепилось, а за что именно, он не осознал. Взял протоколы и стал перечитывать ещё раз.

Так вот же! — чуть не воскликнул он в голос. — Эль Хажжи только с самолёта! Летели с пересадкой, должны были устать сильно, и вдруг «Скворец» настаивает на пробежке, да ещё в такое позднее время⁈ Никогда она себя не показывала спортсменкой, ни в одном докладе Артамоновой про это ничего не было. Разве что пострелять любит немного в тире… Но точно никак не совершать пробежки для оздоровления. Не в ее обычаях…

Мысли полковника понеслись бешеным ураганом. Что это такое?.. Явно же не внезапно прорезавшаяся в Италии любовь к спорту? А ведь зампред подумал в какой-то момент на Ивлева, когда они искали того, кто их агенту даёт советы и настраивает избегать за рубежом контактов с резидентурой…

Воронин вспомнил, как он сам убеждал генерала, что это не может быть Ивлев. Что тут многолетний опыт в спецслужбах нужен, понимание внутренней механики, чтобы такие толковые советы давать…

А что же получается? Может это всё-таки быть Ивлев?.. Но тогда что, он знает, что сестра агент КГБ?.. И к чему идти на улицу? Неужели… они знают, что квартира на прослушке?..

Но как это возможно? Румянцев никогда в жизни бы не сказал Ивлеву про прослушку. Он очень исполнительный и простой, нет у него такого полета фантазии, чтобы додуматься присягу нарушать из-за дружеских отношений. И что тогда, Ивлев сам смог это определить? Но для этого нужно знать признаки. Опять же, понимать в этом деле… Да подавляющее большинство граждан в СССР вообще понятия не имеет, как это определить…

Прочитал в зарубежных научных журналах, что брал в спецхране? Вполне может быть, кстати. Но, чтобы убедиться, это же надо перелопатить сотни этих журналов на английском языке. Он же видел списки того, что Ивлев читает, он за одну ходку может десятка два таких журналов просмотреть. Ищет там для своих докладов материалы…

Воронин почувствовал тоску при одной мысли об этом. Это же сутками придется его сотрудникам сидеть и читать все это… Причём внимательно, чтобы не пропустить какой-нибудь не такой и заметный абзац.

Нужно думать, нужно хорошо думать, прежде чем делать любой шаг…