Ревность

6

Шон три раза просила мальчиков навести порядок в гостиной. Робин и Ивен должны прийти уже меньше чем через час вместе с гидом их экспедиции Тэсс Киршер. Для расчистки гостиной требовался бульдозер. Она прокладывала путь сквозь груду магнитофонных кассет, журналов, носков и кроссовок к стереопроигрывателю и, наконец, выключила его. Хорьки, свернувшиеся клубком на одной из колонок проигрывателя, посмотрели на нее с любопытством, прежде чем принять новое положение и снова погрузиться в сон.

– Кейт, Джейми, живо сюда!

Дэвид появился в дверном проеме с кухонным полотенцем через плечо. Он мрачно осмотрел комнату.

– Почему ты не попросила их заняться уборкой раньше?

Она увидела теннисную туфлю на кофейном столике и с трудом удержалась от искушения запустить ею в Дэвида.

– Что, мам? – Кейт как-то бочком проник в комнату, жуя сливу, с выражением невинности во взоре.

– Я сердита на тебя, Кейт. Посмотри на этот бедлам. У нас будут гости, и я хочу, чтобы в этой комнате был порядок.

Кейт засунул в рот остаток сливы, надув щеку, и начал поднимать носки, медленно, с напряжением, как будто они были свинцовыми.

Джейми появился в дверях рядом с Дэвидом. Он оценивал обстановку.

– Можно мы займемся уборкой завтра? Через пятнадцать минут мы должны быть у Криса.

– У тебя был на это целый день, Джейми. – Шон посадила хорьков себе на плечи.

– Вы могли бы принять гостей и в столовой, – сказал Джейми.

– Это единственная комната, где можно посмотреть слайды. – Дэвид поправил полотенце и стал укладывать пластинки.

– Не в этом дело, – сказала Шон. – Не важно, принимаем мы гостей или нет. Я просила вас убрать за собой, а вы этого не сделали.

– Так мы же убираем, мы убираем. – Джейми посмотрел на нее. В его взгляде не было ни искры любви или уважения.

– Смотри! Я как раз его искал! – Кейт поднял какой-то значок. – Он подойдет к моему шлему. Теперь я смогу…

– Кейт, – заныл Джейми. – Мы опаздываем к Крису. Не отвлекайся.

– Да пошел ты… Дэвид легонько стукнул его костяшками пальцев.

– Смотри у меня, – пригрозил он.

Шон смотрела на близнецов и пыталась осознать тот факт, что эти скверные мальчишки, которых она почти не знала, – ее дети. Она села на подлокотник кресла. Возможно, это ее вина. Недостаток семейного тепла в доме, особенно в последние два-три года. Она не проявляла такого интереса к их делам, как раньше.

– Что вы будете делать у Криса? – Ее тон изменился. Ей казалось, он стал более мягким и заинтересованным.

Кей пожал плечами.

– Да так, ничего особенного.

– Но что-то вы должны делать. Смотреть телевизор? Играть?

– Нет, мама. – Джейми усмехнулся, складывая пачку журналов в корзину рядом с дверью. – Его мама поведет нас в киногородок.

– И что вы там собираетесь смотреть? Джейми выразил неудовольствие. Он вытянулся во весь свой, внезапно поразивший ее, рост, упер руки в бока и спросил:

– Ты что, возражаешь? Ты сказала, что мы должны убрать комнату, и мы ее убираем. А разговаривать с тобой мы тоже должны?

– Да, вы должны со мной разговаривать. Я ваша мать, черт бы вас побрал! – Она дрожала, как будто стоял не июль, а январь. Хорьки, сидевшие у нее на шее, пожалуй, единственные могли согреть ее в этой комнате.

Дэвид встал.

– Не смейте разговаривать с матерью таким тоном.

Она вышла из комнаты до того, как смогла услышать их ответ. Прошла через кухню в спальню и легла на кровать. Хорьки при помощи хитроумных маневров приспособились к ее новому положению, она погладила их пальцем. Родольфо и Мими. Смешные имена. Оперные, придуманные, конечно, Дэвидом. Она так и не научилась различать двух хорьков, хотя Дэвид, кажется, умел это делать. Он любил манипулировать ими, как куклами, у себя на коленях, заставляя их исполнять роли из той оперы, откуда произошли их имена. «Богема»? Кажется, так. Мими с ее туберкулезным кашлем. Он заставляет бедного хорька танцевать у себя на коленях и, поднимая голос на одну или две октавы, исполняет арию «Мичиамано Мими», прерываемую время от времени приступами наигранного кашля. При этом воспоминании Шон почувствовала что-то вроде сострадания. Ах, Дэвид, ты так вызывающе доволен своей жизнью.

Она оперлась на локоть и могла теперь, сквозь большие арочные окна, видеть сад. Джакаранда была совершенно зеленой, цветы лаванды ковром покрывали землю.

Дэвид вошел в спальню, стягивая с себя майку. Он швырнул ее, вместе с кухонным полотенцем, в корзину для грязного белья.

– Гостиная убрана, мальчики ушли, угощение готово.

Она медленно села.

– Мы их избаловали.

– Просто такой возраст. – Он вошел в ванную, и она услышала, как он передвигает крючки на вешалке.

– Они беспокоят меня, Дэвид. Они так изменились и…

– Они ведут себя так, как все мальчики в их возрасте, – сказал Дэвид. Он вышел из ванной, застегивая на ходу старую белую мексиканскую рубаху с синим узлом и открытым воротом. Обычно он особенно нравился ей в этой рубахе.

– Никакой возраст не служит оправданием для грубости. – Она попыталась представить себе, что произойдет в ближайшие несколько лет, если она останется с Дэвидом. Мальчики станут еще более воинственными; из-за уклончивой позиции Дэвида она будет принуждена стать единственным «воспитателем». Она подумала о последних родительских собраниях в школе. Дэвид всегда ходил на них вместе с ней – они боялись пропускать их, и, Боже, какой успех он имел у этих учительниц. На ее же долю доставалось выслушивать их сентенции. «Ваши мальчики мало работают над собой». Ей принадлежала также монополия на запреты: все эти «никакого телевизора сегодня», «хватит болтать по телефону». Считалось, что Дэвид помогает ей, он производил все подобающие действия, но они были малоэффективны. Мальчики чувствовали, что это ему безразлично. Они выслушивали его директивы и продолжали делать свое дело.

– Это пройдет, Шон. – Дэвид причесывался, глядя в зеркало над дубовым туалетным столиком.

– Сейчас не лучшее время оставлять их одних.

– Послушай, Шон. – Он сел на край постели и обнял ее. – Ты можешь оставаться здесь и наблюдать за их превращением из бабочек в личинки, но я еду в Перу.

Она улыбнулась.

– Все-таки хорошо, что ты репортер, а не биолог, – сказала она.

Робин и Ивен прибыли первыми. Шон одевалась, когда зазвонил звонок у двери. Она услышала, как лабрадоры залаяли и заскребли когтями по испанской плитке прихожей. Черт, она забыла выставить их в сад. Послышался недовольный возглас Робин. Собаки могли ласково потереться о ее ноги. Они не стали бы прыгать и, уж конечно, не могли причинить вреда, но Робин не являлась большой любительницей собак. Она считала, что место животным в зоопарке, а не в доме.

Шон слышала нервный смешок Робин.

– Они подросли.

Шон закусила губу. Действительно ли она забыла вывести собак, или дело в бессознательном желании досадить Робин? Она всегда сдерживала свои чувства по отношению к Робин, и ей нередко приходилось стыдиться того, что она обнаруживала в тайниках своей души. Изо всех сил она старалась вести себя с Робин доброжелательно, как бы нейтрализуя свои тайные помыслы.

Она быстро закончила туалет и поспешила в прихожую, поцеловала Робин в щеку, пожала руку Ивену.

– Извини за собак, Роб, – сказала она.

– Нет проблем. – Робин уже улыбалась, беря бокал с сельтерской водой из рук Дэвида. Она выглядела потрясающе, как обычно. И, как обычно, казалось, что это не требует от нее никаких усилий. Мягкое платье персикового цвета, подпоясанное синим ремешком. Золотое ожерелье на шее, оттененное загаром, смотрелось роскошно. Сама Шон носила только одно колье, которое казалось ей более красивым, чем все украшения Робин. Издали колье выглядело как искусно сплетенная золотая цепочка, но при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что оно состояло из крошечных обезьянок-игрунок, сцепленных хвост к хвосту, лапка к лапке. Это был подарок Ивена. Он заказал его специально для нее несколько лет назад.

Они устроились в гостиной и поболтали о погоде – тепло, очень сухо. Дэвид всегда говорил о том, как прекрасно они подходили друг другу, составляя «великолепную четверку»: Сент-Джоны и Райдеры. Шон не зала, что он имел в виду. Когда они собирались вместе, Шон казалось, что все они надевают маски и начинают скольжение по тонкому льду озера, которое поглотит их, как только кто-нибудь скажет искреннее слово.

Дверной звонок зазвонил снова, и Шон вышла в прихожую. Перед ней стояла женщина, освещенная серебряным светом наружного светильника. Это должна была быть Тэсс Киршер, но она совершенно не походила на ту «перуанку», которую ожидала увидеть Шон. Благородная смуглость кожи, которую она предполагала в их гиде, отсутствовала. Тэсс была высокой и такой прямой, что казалось, будто она нанизана на стержень. Ее темно-русые волосы были острижены чуть ниже ушей и оставляли лицо открытым. Она была красива. Но, хотя она и носила длинные мягкие бежевые брюки и зеленую шелковую блузку, в ее облике не замечалось никакой мягкости.

– Доктор Киршер? – спросила Шон, удивившись про себя собственной неспособности назвать гостью по имени.

Женщина кивнула и протянула ей холодную руку. Шон поймала себя на желании подержать ее руку в своей подольше, чтобы отогреть.

– Я Шон Райдер, – представилась она. – Пожалуйста, входите.

Через плечо Тэсс Киршер была перекинута сумочка из какой-то узловатой ткани, в руках она несла проектор. Вслед за Шон она вошла в гостиную.

Шон немного запнулась, представляя гостью, и была недовольна собой: она как бы оробела перед чужой женщиной в собственном доме.

Дэвид встал и обменялся с ней рукопожатием. Женщина была почти такого же роста, как он.

– Что-нибудь выпьете? – спросил он.

– У вас есть «Джек Дэниелс»? – Она поставила проектор на кофейный столик.

– Конечно, – весело сказал Дэвид и пошел на кухню.

Конечно, повторила про себя Шон. Где-то в глубине буфета. Очень старая, картинно запыленная бутылка.

Ивен откашлялся и приступил к делу.

– Мы рады, что вы поедете с нами, – произнес он несколько официальным тоном. – Мне пришлось побывать в районе Месеты, но Даку я совсем не знаю.

– Да. – Доктор Киршер скрестила ноги. Одежда не могла скрыть вытянутых линий и острых углов ее фигуры. – Немногие знают Даку, поэтому я так люблю ее.

Шон легко было представить себе эту женщину читающей лекцию в огромной академической аудитории.

Дэвид вернулся из кухни и протянул доктору Киршер бокал бурбона. Внезапно Робин вскочила с дивана, расплескав свою сельтерскую воду. Покраснев, она снова села.

– Извините. – Она показала на висевшую рядом с камином колонку стереопроигрывателя, на которой примостились Мими и Родольфо. – Они меня напугали.

Ивен приобнял ее.

– Могу себе представить, как нелегко тебе придется в джунглях.

Доктор Киршер сделала глоток и сказала:

– Может быть, это не самый удачный маршрут для вас, миссис Сент-Джон.

Робин улыбнулась.

– Я знаю, на что иду. Я готова.

Доктор Киршер не ответила на ее улыбку. Она заправила слайды в проектор и стала его настраивать.

– Подумайте, может быть, вам все же остаться дома. Если хотите отдохнуть, дождитесь возвращения вашего мужа с Амазонки и поезжайте на Гавайи. А может быть, вы предпочтете встретить доктора Сент-Джона в Рио-де-Жанейро, когда он закончит свою работу.

Шон почувствовала напряжение. Слова произносились в доброжелательном тоне, но с очевидной снисходительностью. Она поставила свой бокал вина на кофейный столик.

– Прежде всего, – сказала она, – давайте называть друг друга по именам. В конце концов, мы собираемся жить вместе в течение нескольких недель. Это во-первых. А во-вторых, если Робин достаточно храбра, чтобы решиться на эту поездку, я думаю, она заслуживает поддержки.

– Ведь и на самом деле нечего так уж бояться? – спросил Дэвид.

Тэсс покачала головой. Она объяснила им, что не так-то легко обнаружить в джунглях гигантских кошек, диких свиней – пекари или ядовитых змей – бушмайстеров, даже когда вы их специально ищете, и что ей, например, довелось встретить летучую мышь-вампира только однажды – когда она была гидом группы искателей этих самых мышей.

– Но путешествие может превратиться для вас в сущий ад, если вам будет мерещиться опасность за каждым деревом. – И она посмотрела на Робин.

– Все будет в порядке, – заверил Ивен, хотя всем было очевидно, что упоминание мышей-вампиров не подняло настроение Робин.

– Мы запасемся едой и необходимым оборудованием в Икитосе и уже оттуда отправимся в Даку, – продолжала Тэсс.

Шон и Ивен переглянулись.

– Мы, скорее всего, не поедем через Икитос, – сказал Ивен.

Тэсс нахмурила брови.

– Разумеется, мы поедем через Икитос. Это единственный удобный отправной пункт. Мой первый слайд – это карта… сейчас покажу. – Она включила аппарат, и цветная карта северо-восточного Перу появилась на стене гостиной. Дэвид выключил лампу в углу, и карта стала еще более контрастной. Икитос был помечен красным кружком, от него линия маршрута вела на юг, к Рио-Тавако и затем к притокам, пересекавшим Даку.

Тэсс говорила о маршруте, пролегающем через Икитос, как о единственно возможном. У Шон перехватило дыхание, как будто кто-то сообщил ей, что горит ее дом. Совершенно смехотворная и абсолютно неадекватная реакция на карту на стене.

Ивен вступил в разговор:

– Мы могли бы отправиться из Пукальпы, разве не так? Там есть аэропорт.

Тэсс окончательно потеряла терпение.

– Пукальпа? Так это же много южнее. Чем вас не устраивает Икитос?

– Это из-за меня, Тэсс, – сказала Шон. – Несколько лет назад мы с Ивеном предприняли экспедицию в Месету, но я доехала только до Икитоса. Там я получила сообщение о… семейных обстоятельствах и вернулась обратно. Ивен поехал дальше один. Посещение Икитоса напомнит мне… – Ее голос упал. Она хотела сказать, что боится повторения чего-то ужасного в этом месте, но передумала. Эта женщина с холодными руками никогда не поймет ее. Ее доводы показались вдруг несерьезными даже ей самой.

Тэсс откинулась на своем стуле.

– У меня есть связи в Икитосе. Это поможет нам быстро собрать все необходимое для экспедиции.

– Дорогая, это новое путешествие, – сказал Дэвид. – Я буду с тобой. Мы все будем вместе. Ведь нам придется провести в Икитосе… скажите, Тэсс, один день?

– Одного дня будет вполне достаточно. Шон кивнула, сдаваясь.

– Вы правы, – призналась она. – Кажется, разумнее…

– Нет, – вмешался Ивен. – Я обещал тебе, что мы не поедем через Икитос, и не важно, что Пукальпа не так удобна, мы можем…

– Ивен, все в порядке. – В этот момент она действительно думала так. Она поедет через Икитос. Всего трех ничего не значащих слов было достаточно, чтобы вывернуть ее наизнанку. Ребячество. Она сама привязала утрату Хэзер к этому месту, чтобы иметь дело с чем-то ощутимым и пережить горе. Это было уже давно. Больше она не нуждалась в этой уловке. Она посмотрела на Робин, не выпускавшую из поля зрения спящих хорьков.

Обе женщины проявили себя как неважные путешественницы, склонные, каждая по-своему, к истерике. Шон было неловко за себя и Робин.

Тэсс снова привлекла их внимание к экрану.

– Из Икитоса мы двинемся по дороге к Рио-Тавако.

На стене был уже новый слайд. Река с водой цвета крепкого кофе, оба берега покрыты буйной растительностью.

– Рио-Тавако – река с черной водой, приток Амазонки, который приведет нас к более мелким речкам, пересекающим Даку, где обитают ваши игрунки.

Только сейчас Шон отметила, что Тэсс говорит с акцентом. Это стало заметным только при произнесении иностранных названий. Он был едва уловимым, и трудно было сказать, в чем он проявлялся.

– Даку – один из моих самых любимых районов, потому что он совершенно необитаем. Именно поэтому ваши медные эльфы так долго оставались неоткрытыми. – Тут она хихикнула. Ее смех казался ненатуральным. – Вряд ли кто-нибудь из вас в полной мере осознает, в каких условиях нам придется жить. Очевидно, вы привыкли к комфорту. – Она обвела рукой комнату: два синих кожаных дивана, камин, стенка электронной звуковой аппаратуры. У Шон это была любимая комната в доме. Когда они только поселились здесь, она украсила стены своей коллекцией изделий народного искусства. Но примитивные рукоделия выглядели не на месте рядом с компьютером, стереомагнитофоном и прочей электроникой, которую годами собирали Дэвид и мальчики.

Тэсс продолжала новым, профессорским голосом:

– Материализм – это величайшая угроза для южноамериканских джунглей. Нам говорят: давайте освоим их, давайте срубим деревья и обработаем землю. Они готовы разрушить самую сбалансированную экосистему на земле.

Шон сдержала зевок и углубилась в свои мысли. При слабом освещении Робин и Ивен, сидевшие на диване рядом, казались одним существом. Это Мелисса так сблизила их. Могущественная крошка Мелисса. Ее сила начала проявляться еще до рождения.

Она посмотрела на Дэвида, сидевшего в кресле рядом с Тэсс. Когда они в последний раз сидели с ним обнявшись? Свет с тыльной стороны проектора выхватывал из темноты его щеку и тронутые сединой каштановые пряди. Седина делала его еще более привлекательным. Классически правильное лицо. В сравнении с ним чертам Ивена Недоставало симметричности. Его нос был когда-то переломан, дуги бровей имели различную конфигурацию, борода была негустой, но все это придавало ему в глазах Шон то качество житейской близости, которое привлекало ее сильнее всего.

Он был слабее Дэвида. Она вспомнила, как изумляла и привлекала ее когда-то крепость мускулов Дэвида, и поразилась, насколько безразличным стало все это для нее теперь.

– О Боже, – простонала Робин.

Шон посмотрела на экран и увидела длинную, коричневую с желтым, змею, обвившуюся вокруг ствола дерева. Она и сама вздрогнула. Ее любовь к змеям "ограничивалась удавами, жившими у нее наверху.

Она вспомнила старый кошмарный сон, в котором змея обвилась вокруг ее тела, не давая пошевелить руками, выдавливая остатки воздуха из ее груди. Она проснулась и обняла Дэвида, ища успокоения. Вспомнила его мягкий смех, его пальцы на своей шее, возвращающие ее к жизни. Тут она посмотрела на мужа, и он подмигнул ей.

Тэсс ушла рано, как только кончились ее слайды. По правде говоря, проводив Тэсс Киршер, Шон почувствовала облегчение.

– Не поплавать ли нам в бассейне с подогретой водой? – воскликнул Дэвид, едва закрылась дверь за Тэсс. – Я хотел предложить это еще раньше, при Тэсс, но когда речь зашла о материализме, решил попридержать язык.

Ивену и Робин нужны были купальные костюмы. Шон достала из своего шкафа простой черный купальник для Робин. Что бы она ни надела, все казалось сшитым специально для нее. Шон нашла спортивные плавки Дэвида для Ивена, отнесла все это в комнату для гостей, где Сент-Джоны могли бы переодеться. Шон зажгла верхний свет и провела рукой по стеганому одеялу, чтобы разгладить его. Это была комната Хэзер, хотя почти все следы ее пребывания здесь давно стерлись. Пара плюшевых пингвинов все еще висела в углу у окна – подарок отца Шон своей внучке. На стене – фотография Хэзер; снимок сделал Дэвид, когда ей было около трех лет. Был запечатлен момент, когда клон на карнавале раскрашивал лицо Хэзер: глаза расширены от восторга прикосновения к чуду, светлые локоны прихвачены заколками в виде бабочек.

– Мама, я клоун. – Хэзер отнеслась к своей роли со всей ответственностью, поминутно спрашивая Шон, достаточно ли она смешна для того, чтобы носить клоунскую маску. – П-правда, это смешно? – спрашивала она, пуская через соломинку пузыри в своем стакане с содовой. – П-правда, это смешно? – спрашивала она, надевая тапочки на руки вместо ног. Ее заикание беспокоило их с Дэвидом. Хэзер занималась с логопедом, дело шло на лад; к тому времени, когда Хэзер умерла, заикание почти полностью исчезло.

Шон посмотрела на фотографию. В тот день она была не так терпелива с Хэзер, как ей этого хотелось бы теперь. Ей хотелось вернуться в прошлое и исправить свою оплошность. Забота о Хэзер поглотила бы все ее внимание. Она бы шутливо завязала тапочки Хэзер, надетые на руки, и не стала бы упрекать ее за пускание пузырей в стакане. Почему родители ругают своих детей за такие пустяки? Через несколько месяцев после смерти Хэзер Шон как-то сидела в ресторане и увидела, как мать бранит маленького сына за то, что он пускает пузыри в стакане с молоком. Она остановилась у их стола, сама не зная, что сделает в следующую минуту.

Она вплотную приблизилась к женщине.

– Если завтра он умрет, вы потом долго будете тосковать по звуку этих пузырьков. – Выходя из ресторана, она знала, что находится на грани помешательства, но ей было все равно.

Вместо кроватки Хэзер с белым пологом в комнате стояла теперь двуспальная латунная кровать. Через шесть месяцев после смерти Хэзер Шон сказала Дэвиду, что пора переменить обстановку в ее комнате. Она не могла больше выносить ее в-ожидании-возвращения-Хэзер вида, как будто Хэзер просто вышла из комнаты на пару дней. Дэвид взглянул на нее одним из тех своих странных взглядов, пустых и блуждающих, как будто не понимал, о чем она его просила, – и она осознала, что напрасно рассчитывала на его помощь. Она все сделала сама: упаковала игрушки, собрала одежду, сняла фотографии со стен. Единственное, чего она не могла сделать сама, это разобрать и унести ее кроватку. Дэвид сделал это за нее: аккуратно уложил все болты и гайки в пластиковый пакет, сложил белый полог, перенес разобранную деревянную раму на чердак.

– Это для меня? – Робин стояла в дверном проеме рядом с Ивеном и смотрела на купальник в руках Шон.

Шон кивнула, высвобождаясь из-под груза воспоминаний. – А это для Ивена, – сказала она, протягивая ему плавки Дэвида и приглашая супругов Сент-Джон в комнату.

Вода в бассейне была почти горячей, пузырьки белой пены формировали подвижные холмы и долины на ее поверхности. В воздухе стоял запах жимолости. Шон почувствовала, что ее мускулы размягчились, стали неупругими. Теперь она плавала в бассейне нечасто, зато Дэвид делал это почти каждый день. Она надеялась, что там, где он поселится после развода, будет такой бассейн.

– Я надеюсь, – сказал Ивен, глядя на звезды, – что доктор Киршер иногда сходит со своего пьедестала.

Ее нелегко переносить, – согласилась Шон.

– Зато она знает джунгли, – сказал Дэвид.

– Будь уверена, она будет читать нам ежедневные лекции по экологии, – сухо отозвался Ивен. Он поиграл пеной и добавил: – Мерзкая баба. Мы вполне могли бы ехать через Пукальпу. Это наша экспедиция. Она должна приспосабливаться к нам.

Шон пожала плечами.

– Я уверена, все будет хорошо.

– Разумеется. – Дэвид поймал под водой ее руку и прижал к своей ноге.

Ивен явно чувствовал себя виноватым.

– Ты уступила слишком легко, Шон. Киршер теперь думает, что из нас можно вить веревки. Она считает, что знание местности позволит ей навязывать нам свою волю во всех вопросах.

Дэвид сжал ее руку.

– Лучше сохраним полемический задор для более важных тем, вместо того чтобы пережевывать несущественные детали.

– Мне кажется, нежелание возвращаться в Икитос – для Шон не мелкая деталь. – В голосе Ивена неожиданно прозвучала нота враждебности.

Дэвид посмотрел на жену.

– Это действительно так важно для тебя?

Шон почувствовала жалость к Дэвиду: он и в самом деле не понимал того, что было ясно Ивену.

– Сначала я действительно расстроилась, но теперь просто счастлива, что мы едем. И не важно, каким маршрутом. – Вот так. Это удовлетворит их обоих. Сквозь пар, поднимавшийся из воды, она посмотрела на Ивена. «Пожалуйста, оставим эту тему», – прочитал он в ее взгляде.

Ивен повернулся и обхватил Робин.

– Есть действительно серьезная проблема, от которой нам не удастся увильнуть. Это летучие мыши-вампиры. – Ивен картинно потянулся к шее Робин с оскаленным ртом. Робин засмеялась, даже не удосужившись изобразить испуг.

Шон прислонила голову к кафельной стенке бассейна и закрыла глаза. Она хотела, чтобы томление в ее груди угасло. Ивен больше ей не принадлежал.

Пальцы Дэвида сплелись с ее с неназойливой настойчивостью вьющегося растения: достаточно цепко, чтобы напоминать о совсем присутствии, и недостаточно прочно, чтобы помешать ей освободиться. В этом был весь Дэвид – он всегда предоставлял ее пальцам свободу выбора.