Рейд в Заднепровье

В РЕЙД НА ЗАПАД

Лето и осень 1942 г. были особенно тяжелыми для нашей Родины. Немецко-фашистское командование, пользуясь продолжающимся бездействием в Западной Европе войск США и Англии, смогло сосредоточить на советско-германском фронте крупные силы и начать еще одно мощное наступление. Войска противника рвались к Волге.

Именно в это время увеличился приток в партизанские отряды новых людей, а среди партизан росло стремление активизировать удары по врагу. Патриоты хотели усилить свою помощь Красной Армии. Временные успехи немецких войск не только не сломили духа советских людей, но вызвали еще больший рост сил сопротивления.

Вот тогда-то и разнеслась в партизанских отрядах неожиданная новость: партизанских вожаков в лесах нет… Трудно было разобраться, кто был виновником того, что среди бойцов, которые вели оборонительные бои на фронте Брянских лесов, стало известно о вылете руководителей крупнейших партизанских объединений и отрядов в Москву.

Неизвестно, дошли ли эти разговоры до немцев, но некоторые партизаны, особенно близко знавшие С. А. Ковпака, А. Н. Сабурова, Д. В. Емлютина, М. П. Ромашина, даже говорили, что «немцы так лезут в лес только потому, что наши командиры в Москве».

— Не зря начальство вызвали на Большую землю. Конечно, не только для того, чтобы о наших делах узнать, но и для того, чтобы нам что-то сказать, — не раз можно было услышать около костров, когда затихала перестрелка и усталые бойцы располагались на отдых.

В отрядах, разбросанных в лесах и перелесках, деревнях и селах, узнали о возвращении командиров из Москвы не сразу.

И только тогда, когда хозяйственные части почти каждый день начали отправлять длинные обозы на партизанский аэродром за грузами, стало широко известно о возвращении из Москвы партизанских руководителей с важным поручением.

По этому поводу среди партизан стало распространяться множество самых противоречивых слухов.

Нигде не проведенная приказами «служба информации» — изустная передача новостей, которая часто выполняла в партизанских отрядах функции газеты, — разнесла «весть» о том, что командиры были приняты в Кремле и получили задание двигаться к фронту для того, чтобы помогать Красной Армии. Многие партизаны клялись самыми страшными клятвами, что от «самого Ковпака» какой-то земляк — командир, которому нельзя не верить, слыхал, что все партизанские отряды, объединившись, будут брать Брянск.

В этих разговорах отражалась возросшая боеспособность партизанских отрядов, которым стали по плечу самые сложные задачи.

Но никому, наверное, не пришла в голову мысль о тех грандиозных планах, которые были разработаны в Москве по указанию ЦК партии Центральным штабом партизанского движения для украинских отрядов, действовавших под руководством генералов С. А. Ковпака, А. Н. Сабурова, А. Ф. Федорова. Они должны были отправиться в походы на многие сотни километров, уничтожая оккупантов, освобождая советских людей от угона в фашистское рабство, разрушая систему оккупационного управления, препятствуя подвозу к линии фронта подкреплений, боеприпасов и снаряжения.

Партизаны из соединения С. А. Ковпака должны были это делать в Киевской области, А. Н. Сабурова — в Житомирской, а А. Ф. Федорова — в Луцкой. Остальные отряды направлялись в Винницкую, Каменец-Подольскую и другие области Украины.

В партизанском соединении, которое должно было уйти в Житомирскую область, только его командир А. Н. Сабуров да вновь назначенные комиссар соединения 3. А. Богатырь и начальник штаба И. И. Бородачев знали о поставленной перед соединением задаче. И в помещении школы, где располагался штаб, на столах появились карты, на которых вместо ставших привычными названия городов Брянск, Сумы, Трубчевск, Унеча значились Киев, Житомир, Овруч, Сарны, Ровно.

А в это время подводы везли в партизанские отряды автоматы, противотанковые ружья, боеприпасы. Только бойцы соединения А. Н. Сабурова получили около двухсот автоматов. Получить автомат с Большой земли считалось высокой честью в отрядах. Они вручались самым достойным и храбрым партизанам. Постепенно в подготовку к рейду включалось все больше людей.

В конце сентября 1942 г. командиры и комиссары партизанских отрядов были созваны начальником штаба соединения И. И. Бородачевым в Ново-Васильевское. Многие из них еще задолго до этого совещания пытались под разными предлогами выяснить у командира и комиссара характер задания, полученного в Москве, но те обычно переводили разговор на другую тему.

И только на этом совещании командирам отрядов было сообщено, что по решению Центрального Комитета партии соединение выходит в далекий рейд на запад.

Соединение партизанских отрядов С. А. Ковпака и С. В. Руднева, получив с Большой земли боеприпасы, пушки, пулеметы, автоматы, также готовилось отправиться из района Старой Гуты в новый район дислокации. Соединения выступали одновременно, имея договоренность о совместных действиях во время перехода.

Начальник штаба после совещания роздал командирам заранее подготовленные карты. Некоторые командиры быстро развернули карты, желая узнать, куда же придется двигаться отрядам.

Заметив эти «маневры» любопытных, И. И. Бородачев громко сказал:

— Товарищи, карты даны только на первые дни рейда.

А командир добавил:

— Не обижайтесь, товарищи. Добиться успеха мы можем только при условии, если противник ничего не будет знать о наших планах. Все ли вы уверены, — обратился он с вопросом к командирам, — что в ваших отрядах нет засланных немцами шпионов?

Прерывая несколько затянувшееся молчание, он сказал:

— Наша задача станет ясной в походе.

В рейд уходил не весь состав соединения. Некоторые отряды оставались для защиты южной части Брянских лесов, где к осени 1942 г. скопилось значительное количество бежавших из окрестных деревень и сел людей. Много было здесь семей партизан, воевавших в украинских отрядах. Все они могли погибнуть, если бы гитлеровцы, узнав об уходе партизан в рейд, начали активные операции по очистке лесов от скрывавшихся там людей.

Для действий в Сумской области оставался местный Ямпольский отряд, часть бойцов и командиров Хильчанского, Серединабудского и Червонного отрядов, основные силы которых уходили в рейд.

Многие из тех, кто готовился в дальнюю дорогу, покидали в лесах своих близких. Глубоко переживал уход из родных мест политрук одного из отрядов А. А. Скляров — он оставлял в лесах отца, мать и жену с детьми.

— Чувствует мое сердце, что уничтожат их немцы, — говорил он своим друзьям[1].

— Может быть, ты останешься в Брянских лесах, — Предложил командир отряда, — с местными партизанами.

— Нет. Я коммунист, и мое место там, где труднее, — твердо ответил А. А. Скляров, — я пойду вместе со всеми в рейд.

В Хильчанском отряде все знали веселого молодого партизана комсомольца Мишу со странной фамилией — Карманник. Несмотря на то что неподвижная в коленном суставе нога причиняла ему много страданий, он редко унывал и всегда был первым, если требовались добровольцы для какого-нибудь рискованного дела.

Не особенно доверяя физическим способностям Карманника, командование решило оставить его в Брянских лесах. Возмущению и огорчению молодого бойца не было предела.

Многие, а друзей у него было немало, сочувствовали ему, и не раз к командиру и комиссару отряда являлись «ходатаи», которые под тем или иным предлогом уговаривали командование взять их товарища в рейд.

Наконец к комиссару в маленькую комнату на станции Знобь пришел и сам Карманник и стал горячо просить не оставлять его в Брянских лесах: ведь все его друзья комсомольцы уходили, и он тоже хотел участвовать в выполнении, как сказал Миша, приказа партии.

Командир и комиссар отряда долго обсуждали просьбу Михаила Карманника, но не смогли ее выполнить. Отказ, как это ни странно, молодой партизан встретил спокойно. Наверное, утихомирился, решило командование отряда. В действительности Михаил Карманник не отказался от своих намерений, но это выяснилось уже позже, в рейде. На первом утреннем привале комиссар увидел его у костра одной из групп.

Как он сумел сюда добраться? Ведь до лесной деревеньки Гутки, где теперь отдыхали партизаны, от места отправления — целый переход. Некоторые даже решили, что он как-то узнал маршрут и заранее пришел на место первого привала, так как на протяжении всего пути никто не видел его в строю. Все оказалось значительно проще: Карманник прибыл в Гутку, спрятавшись на подводе между мешками с хлебом и сухарями. Отправлять его обратно в Брянский лес было опасно, и командование решило взять Михаила Карманника в рейд. Суровое взыскание за нарушение дисциплины он принял как должное.

Первый этап рейда, начавшийся в темную октябрьскую ночь 1942 г., прошел довольно спокойно.

В строгом порядке двигалось соединение, которое для конспирации именовалось воинской частью 4404-й, а отряды — 7, 8, 9 и 10-м батальонами. В составе колонны шли большая группа автоматчиков, артиллерийская группа и одно специальное подразделение. Бойцы этого подразделения даже друзьям не рассказывали о своих обязанностях, таинственно отвечая на все вопросы: «У нас особое задание».

Колонна двигалась настолько тихо, что на небольшом расстоянии от дороги, по которой проходили подразделения и обозы, не было слышно почти никаких звуков.

Рано утром, когда рассвет едва-едва только начал разгонять ночную темноту, где-то впереди колонны раздалось несколько выстрелов, а затем, по мере того как светлело небо, артиллерийские выстрелы становились все более частыми.

К штабу, двигавшемуся вместе с основными силами, галопом подскакал связной от командира головного батальона Л. Я. Иванова и доложил о том, что в селе Шатрище гитлеровцы из пулеметов обстреляли головную походную заставу. Боец ничего не мог сказать о количестве противника.

Было принято решение подтянуть подразделения к головной походной заставе и двум 76-миллиметровым пушкам занять огневые позиции.

Такая мера была необходима, так как не более чем в десяти километрах от места боя, в Хуторе Михайловском, Ямполе и в других селах, которые миновали партизаны ночью, стояли крупные гарнизоны противника.

Но бой был скоротечным и кончился еще до того, как батальоны приняли боевой порядок. Стрельба постепенно затихла, и только кое-где раздавались отдельные выстрелы.

Второй связной, прибывший от Л. Я. Иванова, доложил, что его командир принял решение с ходу занять село своим батальоном.

Оказалось, что в Ямполе гитлеровцам уже стало известно о движении партизан, высланное из районного центра в Шатрище подразделение должно было их остановить.

Уцелевшие после боя немцы бежали в Ямполь, и в городе, где хорошо помнили о весеннем побоище, которое там устроили партизаны, началась лихорадочная подготовка к обороне: рылись новые окопы, строились дополнительные дзоты. Некоторые гитлеровцы, пользуясь своим служебным положением, поспешили уехать в командировку.

В то же время во вражеских гарнизонах южнее расположения партизанского соединения — в Воронеж-Глухове, Кролевце, Шостке — были быстро созданы подвижные группы с танками и артиллерией, которые 28 октября блокировали большой участок леса, где отдыхали партизанские отряды. Вражеские самолеты, летая над лесом, вели разведку.

Когда совсем рассвело, гитлеровцы решили уточнить расположение партизанских отрядов. Для этого они направили в лес несколько танков и пехоту на автомашинах. Танки прочесывали лес, ведя огонь по просекам и в глубину леса.

Одному танку удалось выбраться к небольшой полянке, где располагались штаб соединения и артиллерийская группа. Партизаны быстро развернули одно орудие и двумя-тремя выстрелами подбили вражескую машину, но через несколько минут начался артиллерийский обстрел расположения батальонов, которое немцы определили по орудийным выстрелам. Высоко в небо взлетали фонтаны земли от разрывов тяжелых снарядов.

Собрав сведения о противнике, штаб соединения приказал нескольким отрядам нанести удар по противнику, что и было с успехом выполнено.

Партизаны выбили немцев из леса и смогли спокойно отдыхать. Уже в походе, начавшемся поздним вечером, когда все отряды собрались вместе, было выяснено, что в бою «самые серьезные» потери понес Хильчанский отряд, да и они измерялись ужином одной из групп, так как снаряд угодил в котел с варившейся кашей.

Слух об этом бое быстро распространился в прилегающих районах, силы партизан преувеличивались во много раз. Оккупационные власти севера Сумской области охватила паника. Как показали захваченные в плен гитлеровцы, власти предполагали, что прорвавшиеся в районе Брянского фронта части Красной Армии идут непрерывными колоннами для удара на Сумы, а затем на Харьков. Такое мнение оккупантов наполняло сердца партизан обоих соединений чувством гордости, усиливало их уверенность в своих силах.

Паника, охватившая оккупантов, позволила партизанам без особых затруднений продолжать движение на запад.

После боя соединению предстояло решить важную задачу первого этапа рейда — форсировать Десну.

Река в намеченном месте переправы была широка, берега заболочены, и перебраться через нее отрядам с их сложным и громоздким хозяйством было трудно.

Вот тут-то и выяснилось, для каких целей при штабе соединения было создано специальное подразделение. Оказывается, что его обязанность, необычная в партизанской практике, — строить мосты и обеспечивать переправы.

На фронте в несколько десятков километров, уничтожая небольшие полицейские участки, партизанские отряды вышли к Десне около деревень Чаплеевка и Райгородок.

Далеко выдвинулся пологий противоположный берег. Ни лодок, ни паромов не было, так как гитлеровцы, предвидя возможность переправы партизан, угнали все переправочные средства на правый берег.

Мало помогли партизанам и беседы с местными жителями, которые в условиях оккупации редко покидали свои деревни и плохо знали о том, что делается вокруг.

Но вот одна из разведывательных групп установила, что неподалеку от города Короп находится усиленно охраняемый противником понтонный мост через Десну.

Штаб соединения, получив такие сведения, разработал план разгрома охраны и захвата моста. В плане предусматривались совместные действия с отрядами С. А. Ковпака, двигавшимися южнее.

Когда партизанские колонны подошли к мосту, то оказалось, что охрана была снята для усиления обороны Коропа. Это была приятная неожиданность: отряды беспрепятственно перешли на правый берег. Все партизаны переправились, и бойцы батальона Н. В. Таратуто, двигавшиеся в конце колонны, подожгли мост. Высушенные летним солнцем бревна и доски ярко пылали в темноте ночи, остатки моста воды Десны понесли вниз по течению.

Сразу же после переправы через реку в небольшом леске, около хутора Рыхлы, партизанское соединение сделало дневку, а следующие два дня батальоны по нескольким направлениям двигались дальше, нанося удары по немецким подразделениям, разрушая линии связи, сжигая склады горючего и оборудование машинно-тракторных мастерских.

Один за другим были разбиты гарнизоны двух районных центров Черниговской области — Понорниц и Холмов.

Противник, подстегиваемый широко распространившимися слухами о том, что Красная Армия, прорвав фронт, двинула подвижные части на запад, не оказывал серьезного сопротивления, да и сил его в этих районах было мало, чтобы хоть в какой-то мере воспрепятствовать партизанам. Растерявшееся немецкое командование не смогло вовремя использовать гарнизоны больших городов — Гомеля, Чернигова и Киева. Только кое-где попавшие в безвыходное положение подразделения оказывали сопротивление.

В Жукле — одном из сел на пути движения колонны — гитлеровцы держали крупный гарнизон, так как около него незадолго до прихода брянских отрядов активно действовали черниговские партизаны из соединения дважды Героя Советского Союза А. Ф. Федорова.

Конная разведка, двигавшаяся впереди головной колонны, не задерживаясь проскочила Жуклю. Один из бойцов, выяснив, что немцы еще вечером до темноты начали срочно собираться и, вероятно, покинули село, доложил об этом своему командиру, а тот не нашел нужным проверить. И вот, когда партизанские батальоны проходили через село, гитлеровцы, засевшие в школьном помещении, начали стрелять из окон. Тишину ночи нарушили пулеметные и автоматные очереди.

Но этот неожиданный обстрел не остановил колонну. Когда началась стрельба, неподалеку от школы проезжали тяжело нагруженные подводы группы минеров.

Несмотря на то что во время рейда было много боев, минеры почти не расходовали взрывчатые вещества. Бойцы этой группы с завистью слушали рассказы своих друзей о боевых операциях, которые во время рейда проводили стрелковые роты. Теперь для минеров создалась прекрасная возможность принять участие в бою.

Командир группы минеров Даниил Никитович Дыбок, которого за преклонный возраст, хозяйственность и седые усы называли «старик Дыбок», соскочив с подводы, на которой он обычно проделывал большую часть похода, собрал своих бойцов. Очень быстро несколько минеров, нагрузив на себя ящики (в каждом было пять — восемь килограммов тола) под руководством своего командира скрытно подобрались к зданию, из которого велась стрельба, и заложили заряды около его стен.

Затем, пригибаясь, чтобы не попасть в зону обстрела, они отбежали от строения. Через несколько секунд один за другим раздалось пять мощных взрывов, здание осело набок, и пламя быстро охватило все помещение. Стрельба прекратилась. Минеры вернулись к ожидавшим их подводам и рысью поехали догонять свой отряд. Теперь и они могли рассказывать о боевой операции.

В отряде с похвалой отозвались об их мужестве, но когда узнали о количестве израсходованного тола, старик Дыбок услыхал от командира немало горьких упреков и за излишнее «юношеское молодечество» и за «четверть центнера тола, израсходованного на подрыв здания, когда вполне хватило бы и пяти-шести гранат, брошенных в окна».

Дыбок выслушал командира, поддакивая и в знак согласия кивая головой, но, уходя, с присущим ему спокойствием сказал:

— Каждый воюет тем оружием, которое у него есть, ну а в драке бьют не по уговору, а как удастся.

Нанеся тяжелый урон гитлеровцам в двух районах Черниговской области, соединение 3 ноября двинулось в дальнейший путь. За одну ночь и несколько часов следующего дня было пройдено 60 километров.

Во время перехода только кое-где происходили короткие перестрелки. Гитлеровцы не появлялись в этих местах уже многие месяцы. В лесах между Гомелем и Черниговом было немало партизанских отрядов, которые свято хранили традиции славного партизанского командира времен гражданской войны Щорса. Они не давали немцам и их приспешникам выполнять распоряжения оккупационных властей.

Дневку сделали у реки Снов около места, намеченного для переправы, а головной отряд, не отдыхая, перебрался вброд через эту сравнительно неширокую водную преграду и двинулся дальше через большое село Ново-Боровичи. Оказалось, что за день до прихода сабуровского соединения здесь на запад прошли ковпаковские отряды.

Местные жители спрашивали у бойцов:

— Откуда вас столько идет? Только что прошла армия, а сейчас идет вторая.

— Советский народ на Берлин за победой идет, — раздавались веселые ответы партизан.

— Идите, милые, идите, да покороче дорогу выбирайте, — советовали жители села.

— Это почему? — послышался вопрос простодушного партизана.

— Да чтоб скорее дойти, — прозвучал веселый ответ.

В это время в Ново-Боровичи с другой стороны вошла большая группа немцев и полицейских, которые ушли из села при проходе через него ковпаковцев. Так как многие сабуровцы были одеты в немецкие и венгерские шинели, то были приняты этой группой за немецкий отряд, преследующий прошедших партизан.

Гитлеровцы и партизаны сблизились почти вплотную. Кто-то из полицейских, поняв наконец, что навстречу им идут народные мстители, закричал:

— Партизаны!

Беспорядочно отстреливаясь, оккупанты разбежались по селу. Многие из них были захвачены в плен. Тех, кто успел выбежать из села, захватили конные автоматчики.

Пленные сообщили, что в Ново-Боровичи ожидается прибытие большого подкрепления из Чернигова.

Головной отряд хорошо замаскировался на окраинах села и приготовился в засаде встретить карателей. Ждать пришлось несколько часов. Наконец вдалеке на дороге появилась длинная колонна. Шла она без охранения. Гитлеровцы, видимо, полагали, что через Ново-Боровичи уже прошли партизаны.

Автоматчики, подпустив карателей на близкое расстояние, дружно открыли сильный огонь и большинство их перебили.

В Ново-Боровичах и в других населенных пунктах, через которые следовало соединение, оно пополнилось новыми партизанами.

Теперь партизанскому соединению предстояло сделать последний бросок для того, чтобы выйти к берегу Днепра.

Прежде чем начать этот переход, штаб немало поработал над тем, чтобы собрать сведения о железной и шоссейной дорогах, связывающих Гомель и Чернигов. На магистралях, проложенных почти параллельно, наблюдалось оживленное движение, и, по рассказам партизан, действовавших в этих местах, обе дороги сильно охранялись. Нужно было выбрать наиболее удобное место, чтобы пересечь их.

— Надо идти кратчайшим путем, Илья Иванович, — говорил А. Н. Сабуров начальнику штаба И. И. Бородачеву, пытавшемуся перед переходом дороги провести двухдневную разведку, — и идти быстро. По таким дорогам немцы могут для удара по нашим отрядам в любой момент на пару-тройку дней подбросить маршевую часть из Гомеля или Чернигова — от каждого города им километров шестьдесят ехать. Кроме того, начнут реки замерзать — тогда придется ожидать, пока не установится лед на Днепре и Припяти. Вот тогда и попадем в район, указанный Центральным штабом, в разгар зимы, а нам еще и обжиться там надо.

В полумраке небольшой комнаты на столе белела топографическая карта, освещенная несколькими трофейными светильниками.

Водя карандашом по извилистым дорогам Черниговщины, И. И. Бородачев с сожалением в голосе сказал:

— Идти по кратчайшему направлению нельзя: дорог нет.

— Наверное, карты устарели. Не может быть, чтобы на этой местности, — командир указал на карте место, усеянное маленькими парными черточками топографических знаков, обозначающими луг, — не было дорог. Давайте-ка еще раз встретимся с местными товарищами.

Йз расспросов местных партизан и данных посланной вперед конной разведки стало ясно, что через обширный луг между железной и шоссейной дорогами есть наезженный путь. Кроме того, на железной дороге оказался не обозначенный на карте разъезд.

Перед самым выходом в рейд на юг и север пошли сильные диверсионные группы с задачей заминировать железнодорожное полотно.

Поздно ночью партизаны вышли к разъезду и после небольшого боя заняли его. Подразделения быстро переходили по переезду через пути в небольшой лес, находившийся недалеко от железнодорожного полотна.

В это время со стороны Гомеля вдалеке показался огонек, который быстро приближался.

— Похоже на поезд, — сказал кто-то из партизан, остановившихся в это время на переезде.

Один из них, встав на колени, приложил ухо к рельсам, а затем быстро поднялся и закричал:

— Поезд идет, скорее переходите дорогу!

От проходившего по переезду отряда отделилась группа людей, они побежали по невысокой насыпи навстречу поезду.

Фонарь паровоза светил все ярче, и все отчетливее становился стук колес.

Один за другим бахнуло несколько винтовочных выстрелов, а затем послышалась трескотня пулеметов.

Поезд начал замедлять ход, но остановился только тогда, когда подошел почти к самому переезду. К паровозу и вагонам, стреляя на ходу, бросились партизаны. Но оказалось, что охрана и поездная бригада уже успели соскочить с поезда.

Из паровозного котла, пробитого бронебойными пулями, со свистом вырывался пар. Вскоре запылали вагоны.

Дальнейший переход железнодорожного полотна прошел благополучно. Партизаны, которые минировали полотно, вернувшись, рассказали, что мина, установленная ими, не взорвалась и поезд мимо них прошел без остановки. Минеры, правда, его обстреляли скорее для того, чтобы сигнализировать соединению о своей неудаче, чем нанести вред составу.

В эту же ночь партизанские отряды вышли к широким просторам Днепра и расположились в нескольких прибрежных населенных пунктах. На противоположной стороне был город Лоев.

Партизан Иван Конча — в прошлом матрос Днепровской военной флотилии, — участвуя в бою за прибрежное местечко Радуль, еще тогда, когда на улицах раздавались выстрелы, побежал к берегу. Зайдя чуть не по колено в воду, он зачерпнул ее ладонями и стал медленно пить.

— Хороша вода из родного Днепра, — говорил он позднее своим товарищам по отряду. — Не думал я, что вернусь к его берегам, когда немцы у Волги.

И, вспомнив разговоры в Ново-Боровичах о короткой дороге к победе, добавил:

— Мы таки идем к победе. И пусть до нее еще далеко, но каждый, кто взял в руки оружие, тот пошел в путь. Хорошо воюешь — твоя дорога короче, а плохо — то для тебя и твоих товарищей она становится труднее и длиннее.

В ночь на 7 ноября 1942 г. специальная группа автоматчиков под командованием Терешина на лодках переправилась через реку и вместе с бойцами из соединения С. А. Ковпака в коротком бою заняла прибрежную часть города.

Противник отошел на окраины и, закрепившись там, пытался организовать сопротивление. Под покровом ночи между берегами засновали лодки, двинулся большой паром, на котором в Лоев стали переправляться взводы. К утру город был окончательно очищен от противника.

Радостно встречали жители Лоева 25-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Партизаны с утра начали раздачу изголодавшемуся населению продовольствия из захваченных гитлеровских складов. Допоздна, несмотря на напряженную обстановку, продолжались песни и танцы на улицах, на следующий день был проведен большой митинг.

А в это время паром, лодки, неуклюжие плоты, сбитые наскоро из бревен, поспешно перевозили на правый берег бойцов, артиллерию, обозы: из Гомеля и Чернигова к месту переправы двигались крупные части противника, передовые подразделения которых уже начали обстрел групп Хильчанского отряда, охранявших переправу.

Промедление могло сорвать весь рейд.

Гитлеровцы пытались организовать нападение и на другой стороне Днепра, на Лоев, но партизаны отряда имени 24-й годовщины РККА переправились из Радуля через Днепр и напали на собирающиеся в селе Крупейки войска, перерезав дорогу от Лоева к районному центру Брагин.

Почти неделю пробыли партизаны в Лоеве, а затем они двинулись по дорогам, как называли немцы, «мокрого треугольника», ограниченного Днепром и Припятью. Немцы в этих краях имели два крупных гарнизона — в городах Хойники и Брагин. Населению наибольшие неприятности доставляли фашистские вояки, разместившиеся в Хойниках. От города по всему «мокрому треугольнику» расходились дороги. По ним гитлеровцы везли в Хойники награбленное продовольствие, угоняли людей в рабство, вели патриотов на расправу.

Командование соединения решило уничтожить вражеский гарнизон в Хойниках. Штаб соединения связался с действовавшими в этих местах гомельскими и речицкими партизанами и получил у них подробные сведения о гарнизоне, его вооружении и построенных там укреплениях.

Отряды заняли исходное положение для наступления, перекрыв все пути к городу от соседних населенных пунктов, и прежде всего от Брагина. Героем боя, в котором участвовали два партизанских батальона, стал командир роты Алексей Кочетков, давно зарекомендовавший себя человеком мужественным и бесстрашным.

На этот раз он одним из первых проник в город. Немцы, засевшие в домах, не жалея патронов, поливали свинцовым дождем подходы к опорным пунктам; на улицах районного центра было светло как днем от постоянно взлетавших в небо ракет и возникших пожаров. Но Кочетков не растерялся. Он умело руководил своими бойцами, вместе с ними уничтожал оккупантов. И не было ни одного дома, который не очистила бы от гитлеровцев его группа, куда бы он не ворвался в числе первых.

Погиб он неожиданно для всех. Рота, продвигаясь к центру города, залегла перед двухэтажным домом, из которого велась непрерывная стрельба.

— За мной, товарищи! За Родину! — поднявшись, крикнул Алексей и устремился вперед. Он успел бросить в окно гранату, но автоматная очередь из другого окна сразила его.

С криком «ура» бросились партизаны вперед и забросали дом гранатами, подавив сопротивление засевшего там противника.

О героической смерти Алексея Кочеткова стало быстро известно в подразделениях. И с еще большим мужеством и бесстрашием шли бойцы на врага, желая отомстить за смерть своего боевого товарища.

Геройски погиб в бою и Яша Захарчук, возглавивший атаку на врага, который засел в приспособленном для обороны доме. Захарчук был не новичок в партизанских действиях. Ему довелось участвовать во многих перестрелках, атаках и оборонительных боях. Наступление на Хойники было последним боем для Яши Захарчука. Ненависть к гитлеровцам и мужество бойца, воспитанное суровыми партизанскими буднями, руководили его волей, когда он с гранатой в руках бросился к зданию, в котором засели гитлеровцы, не обращая внимания на их стрельбу.

Пуля попала в него, когда он добежал почти до самого дома. Раненный, он все же пытался идти вперед, но силы оставили его, и он упал. Некоторое время Яша был неподвижен, а потом, собравшись с силами, пополз к зданию. Постепенно движения его становились все медленнее, а затем он потерял сознание. Умер Яков Захарчук с гранатой в руке, которую ему не удалось бросить. Кто-то из партизан наклонился, с трудом разжал пальцы героя и, взяв гранату, бросился к углу здания, откуда уцелевший пулеметчик длинными очередями пытался задержать партизан. Граната точно попала в окно, заложенное снизу мешками с песком. Раздался взрыв, и пулемет замолк. Хотя Яков Захарчук и не добрался до врага, но его граната сделала свое дело, и укрепленный пункт был захвачен.

Большие трофеи достались партизанам в Хойниках, но значительно более ценным, чем хлеб и оружие, было то, что этот бой послужил мощным сигналом для усиления партизанского движения на Правобережье Днепра.

После боя соединение двинулось дальше на Запад.

С каждым днем становилось все холоднее. Начали замерзать болота и маленькие лесные речки. Разведчики доложили, что Припять, которую предстояло форсировать для выхода в Житомирскую область, покрылась льдом и, если положить на него доски, можно переправиться.

Вели разведку и местные отряды белорусских партизан. Через подпольщиков, которые имели своих людей в немецких органах управления, им удалось узнать, что гитлеровское командование, обеспокоенное появлением большого и активного партизанского соединения, решило не допустить дальнейшего его продвижения. Ходили слухи, что немцы собираются применить против партизан решительные меры и какие-то новые средства борьбы.

На берегу Припяти партизаны захватили местечко Юревичи, и 16 ноября 1942 г. отряды стали перебираться на правый берег реки. Вдалеке раздался гул авиационных моторов. Партизаны заторопились. Когда по льду двигались Подводы 9-го батальона, над переправой показались два самолета. Гулко громыхнули разрывы двух бомб, и вблизи от настила появились большие полыньи, заполненные мелким льдом.

Пулеметы, приспособленные для стрельбы по воздушным целям, на обоих берегах реки тотчас же открыли огонь, и дымные полосы трассирующих пуль протянулись к четким силуэтам самолетов.

При втором заходе один из самолетов, как-то резко накренившись, пошел на снижение, а затем, перейдя в пике, упал на лед, пробил его и погрузился в воду. Другой, сбросив остатки бомб далеко от партизан, скрылся в облаках.

В это время в штаб прибыл связной с новыми сведениями, полученными от местных партизан, что «чрезвычайной мерой» противника будет массированный налет самолетов во время переправы соединения через Припять.

Это сообщение встревожило командование. Местность была открытой, и от бомбежки спрятаться было негде. Переправу еще более ускорили.

Но вот она закончилась. Некоторые партизаны остались в селе Барбаров, а другие пошли в наступление на районный центр Наровля.

Постепенно сгустились сумерки, но ожидаемого массированного налета все не было. У партизан было приподнятое настроение, кругом царило веселое оживление. Последняя водная преграда на пути движения соединения была преодолена без особых затруднений. Много шуток вызвал «массированный» налет двух фашистских самолетов.

Как видно, в глубоком тылу оккупанты тогда не имели крупных сил пехоты, авиации и танков, и два самолета представлялись мощным средством против партизан. Через несколько месяцев, когда рейдировавшие соединения развернули мощное наступление на Правобережье Днепра, гитлеровцы были вынуждены снимать с фронта целые дивизии, много танков и эскадрилий самолетов.

Поздно ночью начальник штаба вышел на улицу проверить посты.

— Посмотрите, товарищ капитан, что-то там на юге горит, — сказал ему часовой.

Начальник штаба И. И. Бородачев посмотрел в сторону зарева и без труда определил, что горит Наровля.

Партизанский отряд «За Родину», который в Брянских лесах все называли «местный Серединабудский», ворвался в районный центр и, разогнав его гарнизон, уничтожил все документы районного управления, а также инвентарь машинно-тракторной станции, используемый для уборки посевов немецких поместий и вывоза награбленного продовольствия к железнодорожным станциям.

После разгрома Наровлянского гарнизона партизаны опять двинулись в путь к месту своих новых действий на Правобережье Днепра.

В Житомирской области соединение подверглось ударам гитлеровцев. В лес были брошены гестаповские полки с танками и артиллерией, но успеха они не добились. Партизаны, верные своей тактике, в боях в населенных пунктах Скородное и Лученки уничтожили до трехсот гитлеровцев и отошли в глубь леса, к Припяти. Немцы не решились их преследовать, и отряды приступили к выполнению задач, поставленных Центральным штабом партизанского движения перед выходом в рейд: обеспечить на Правобережье Днепра развитие партизанского движения, нанести массированные удары по транспортным магистралям противника и разведать укрепления немцев на Днепре.

Успешно воевали и ковпаковские отряды, которые после форсирования Днепра вышли в районы Киевской области.

Завершение рейда отрядов брянских партизан, ставших житомирскими, совпало с важной датой — двадцатипятилетием Советской Украины. В отрядах состоялись собрания, на которых присутствовало около трех тысяч народных мстителей — почти в два раза больше, чем вышло в рейд из Брянских лесов. Собравшиеся приняли письмо, адресованное ЦК партии.

В этом письме партизаны сообщали об итогах своего похода. За пятнадцать дней они прошли пятьсот тридцать четыре километра, проведя при этом шестьдесят семь боевых операций и уничтожив около полутора тысяч гитлеровцев.

В конце письма партизаны клялись:

«Мы обязуемся еще больше громить врага в его тылу».

Горячей верой в победу звучали слова: «Недалек тот час, когда Украина будет освобождена от немецких захватчиков ненова заполыхают красные знамена свободы».