Щурясь от лучей яркого солнца, с террасы своего дома я наблюдал как Ангелина ухаживает за цветами во дворе. Прямо сейчас принцесса клана Новиковых поднялась и перейдя от одной клумбе к другой присела рядом как раз с тем самым местом, где пару месяцев после эпичного падения с балкона приземлилась Прасковья Богдановна. Смятые растения после этого еще долго хранили силуэт ее фигуры — впечаталась она в землю тогда хорошо, все же не пушинка, дама с весьма внушительными статями.
Воспоминание об улетевшей обладательнице пышных форм, которые я прекрасно рассмотрел из– за распахнувшегося халатика, настроило меня на благодушный лад. «Паша– а– а!», — почти вживую услышал я крик, раздавшийся после того как Наоми исполнила что– то из своего кун– фу на заместителе директора школы «Аскольд». Потом вспомнил, как мы чуть погодя после полета вместе с сестричкой– лисичкой смеялись над этим и сейчас тоже невольно улыбнулся. Конечно нельзя над таким смеяться, неправильно это, но не смог удержаться. Почувствовал себя при этом я правда не очень хорошим человеком.
Улыбка у меня против воли стала еще шире. Вдруг понял, что сейчас смотрю на Ангелину — она мой взгляд ощутила и только что подняла глаза. Прекрасное видение заметила мою улыбку, улыбнулась в ответ и немного покраснела. Хм, неудобно получилось. Хорошо, что Ангелина быстро отвела взгляд, вернувшись к клумбе и к цветам. Я же оперся на перила и прикрыв глаза, вдохнул полной грудью.
Тихо, спокойно. Все как я люблю.
После моего молниеносного перфоманса из гостиничного комплекса нас эвакуировали быстро, силами бронекавалеристов Соколова — только после матча я узнал, что они были неподалеку, сопровождая нас. Причем серьезным таким представительством сопровождая: за нами самая настоящая маленькая армия прибыла буквально через пару минут после того, как я Ичиро Огасавара обратил в пепел. Из Йокогамы нас с Магнуссоном и да Сильвой привезли в Нагасаки, в наш с Наоми особняк на улице Адмирала Путятина. Той же ночью сюда — из цитадели Кагосимы, прибыли все три девушки.
И на этом все закончилось. Вообще все движение вокруг нас закончилось. Наступила полная тишина и вокруг нас буквально возник информационный вакуум. Даже Ангелина не смогла ничего узнать — связывалась с отцом, но с ее слов князь Новиков ей ничего внятного о происходящем вокруг нас не сказал, посоветовав просто подождать. Выхода в Сеть нас не лишали, но прояснить ситуацию это не помогало. Не только мы, но и гораздо более подкованный в информационных потоках искусственный интеллект Альбины не смог найти что в официальных, что в неофициальных новостях ни единого намека на информационное возмущение после нашего смертельного матча.
Вернее, кое– что Альбина все же нашла: местами она обнаружила пустоту. Некоторые сферы жизни Японской империи, как например деятельность некоторых префектур и ведомств практически исчезли из новостной повестки, будучи разбавленными консервами. Или, иначе говоря, новостными сюжетами, снятыми заранее без привязки к конкретным датам и пускаемыми для наполнения эфира при необходимости. К примеру, Альбина переслала мне новостной выпуск, в одном их сюжетов которого префект Нагасаки Ичиро Огасавара открывает очередную среднеобразовательную школу — выпуск вышел в эфир на следующий день после того, как от префекта осталось только черное пятно сажи на полу. Но превратившегося недавно в пепел Ичиро Огасавара, пусть даже и не объявляя официально о его кончине, хотя бы показали, а вот Таро Судзуки просто пропал. Исчез наш пепельноволосый мастер– наставник как не было — ни ответа, ни привета, ни упоминания в новостных сводках.
Ротмистр Соколов сразу после нашей эвакуации из Йокогамы в Нагасаки убыл в Петербург, оставив для коммуникации с нами на двух парней из ФСБ — Никонова и Кононова. Вот только общались они с нами банально воспроизводя фразы словно из официальных ведомственных пресс– релизов. Оба были сдержанно напряжены при этом — судя по всему потому, что сами не понимали, что происходит.
По итогу, подспудно нервничали и переживали все, в том числе Альбина. Вернее, нервничали и переживали все, кроме меня — несмотря на случившуюся вокруг неясность, за минувшие дни я совершенно не волновался. Тренировался как обычно, по вечерам с остальными иногда играли в покер, иногда устраивали дискуссионный клуб.
В искусстве спора, как оказалось, у нас есть настоящий лидер: Магнуссон в этом деле понимал больше всех нас, вместе взятых. Понятно мне теперь, почему родственнички решили его загасить, отправив в Дарвин — и вовсе не от того, что он проигнорировал волю старших в роду и выбрал путь освоения Магии Крови.
В общем, Магнуссон в дискуссиях оказался крайне хорош. Я бы даже мог сказать король искусства спора, но постепенно у него проявился достойный противник — да Сильва. Причем бразилец действовал так прямолинейно и бесхитростно, что это оказалось настолько плохо, что даже очень хорошо. Не все сразу это поняли, но после того как да Сильва щитом своей непроходимой простоты пару раз заставлял тупиться острые аргументы Магнуссона, мы вошли во вкус и каждый раз с интересом наблюдали за их пикировками. Было интересно хотя бы потому, что дебаты Магнуссона и да Сильвы напоминали схватку фехтовальщика и крестьянина с тяжелым дубьем.
В общем, все переживали в неизвестности, но пока не скучали. Правда, с каждым последующим днем ожидания все больше волновалась Ангелина. Со вчерашнего дня и вовсе она была крайне напряжена — безуспешно стараясь не думать о том, что нам с ней уже завтра пора бы выдвигаться в Петербург, чтобы не опоздать на бал в дворцовом комплексе четырех сезонов. Вот только последнее полученное от Таро Судзуки указание было ждать, а нарушить его значит нарушить волю мастер– наставника. А где Таро? Никто не знает.
Впрочем, сегодня утром наконец был прерван режим «радиомолчания», когда Никонов с Кононовым пришли и сообщили, что сегодня днем в шестнадцать ноль– ноль нам всем нужно быть дома и собраться в гостиной для встречи. Ангелина сразу повеселела от проблесков надежды — она действительно хотела реализовать мечту и попасть на бал в столицу, я несколько раз чувствовал ее прорывающиеся эмоции. И хоть какое– то изменение в грядущей неизвестности ее серьезно обрадовало.
Она и ухаживала сейчас за цветами, потому что этим занятием сдерживала нервное напряжение — ожидая момента «Х», когда станет ясно отправляется она на бал или нет. Между тем часы в гостиной уже показывали «15:55», но пока никого в особняке не было. Улица перед домом пустынна, вокруг тихо, ни движения. От этого хорошо слышно, как в гостиной за моей спиной все громче звучат голоса. Ну да, вечерний дискуссионный клуб уже постепенно переходил в дневные пикировки — снова бразилец и альбинос зацепились.
— В первый год именно команда нижней сетки выиграла турнир! Они смогли, сможем и мы! — повышая голос, произнес да Сильва. Он даже привстал — я услышал, как скрипнули ножки стула по полу.
— Не аргумент, — спокойным голосом ответил Магнуссон.
— Не аргумент, но факт.
Я уже сделал пару шагов и теперь через проем выхода видел стол, за которым собрались все кроме меня и Ангелины. Да Сильва как раз поднялся с места, жестикуляций показывая возмущение непробиваемостью Магнуссона. Альбинос показательно устало вздохнул, после чего сказал спокойным голосом:
— Карлос, это исключение.
— Исключение подтверждает правило! — да Сильва даже по столу хлопнул.
— Ты где такую ерунду услышал? — недоуменно поинтересовался Магнуссон.
— Какую ерунду?
— Ну вот это вот: исключение подтверждает правило.
Да Сильва нахмурил лоб, даже не зная, что на это ответить.
— Ты в своей отдельной реальности что ли живешь? — наконец выдал он. — Это же каждому дураку известно!
— Может быть я просто не вхожу в число дураков? — совершенно серьезным голосом поинтересовался Магнуссон.
Бертезен в этот момент покраснела и отвернулась, явно сдерживаясь чтобы не фыркнуть смехом. Ей почему– то противостояние Магнуссона и да Сильвы нравилось больше всех. Да Сильва между тем собрался было ответить, но Магнуссон его опередил.
— Карлос, друг, исключение никак не может подтверждать правило, включи логику.
— Да как так– то не может?
— Слышал ли ты такие имена как Цицерон, Помпей и Красс?
— Конечно слышал, совсем уж за идиота меня не держи!
Магнуссон собрался было продолжить, но да Сильва еще не закончил говорить:
—…Помпей, Красс, Цезарь, Цицерон, Антоний и Клеопатра — это команда Пажеского корпуса, которая в восемнадцатом году выиграла гранд– финал во Флоренции!
Магнуссон даже не сразу нашелся, что на это ответить. Вместо слов он скрестил на груди руки и с усталым видом закатил глаза глядя вверх. Зря он так: я, кстати, тоже слышал про эту команду Пажеского корпуса. Устоявшаяся традиция, и не только в России, когда студенты элитных учебных заведений принимали участие в высше– магических турнирах инкогнито, скрываясь под масками. Боги и богини самых разных мифологий, исторические личности, вымышленные персонажи массовой культуры — под какими только масками не скрывались высокородные аристократы. Смысл в этом, конечно, был — выбить из игры команду соперника, состоящую из великих князей, например, гораздо более проблематично для будущей карьеры, чем выбить шестерку скрывающих свои лица и имена участников. Поэтому инкогнито было проще для всех — как для победителей, так и для проигравших. В узком кругу все конечно знали настоящие имена скрывающихся под масками, но это знание в узком кругу как правило и оставалось. За редким исключением, когда информация искусственно попадала в прессу.
Магнуссон между тем еще раз глубоко вздохнул и покачав головой, посмотрел красными глазами на да Сильву.
— Знаешь, я довольно часто не понимаю, всерьез ты говоришь, или шутишь. Друг мой, рискну спросить, слышал ли ты когда– нибудь об Imperium Romanum?
— Что– то на иностранном, — немного успокоившийся да Сильва отрицательно покачал головой, присаживаясь обратно на место.
— Так вот, эрманито Карлито, — продолжил пропустивший его слова мимо ушей Магнуссон. — Примерно две тысячи лет назад некий Цицерон вместе с двумя не последними в Империи людьми, звали которых Гней Помпей и Марк Лициний Красс, во время судебного процесса отстаивали позицию своего друга и товарища по фамилии…
Уже да Сильва скрестил руки на груди и с усталым видом закатил глаза, показывая насколько ему интересно слушать Магнуссона.
— Впрочем, неважно, в подробности процесса погружать тебя не буду. Нас интересует то, что в судебных прениях Цицерон апеллировал аргументом, что наличие исключения подтверждает наличие правила. Понимаешь? Если существует исключение, значит есть и правило, а само по себе исключение никак правило подтверждать никак не может, это противоречит логике. Но за две тысячи лет логика вышла из беседы, и с того времени эта аргументация трансформировалась в нечто странное, в то что ты сейчас цитируешь совершенно без применения критического мышления.
— Ничего не понял, но было очень интересно, — кивнул да Сильва. — А покороче можешь рассказать?
— Просто не говори так больше, этим ты делаешь другим людям больно, — вздохнул Магнуссон.
— Мне не делает, — вдруг произнесла Бертезен. — Анна, а тебе?
Гарсия в ответ просто пожала плечами. В этот момент в гостиную зашла Ангелина, которая поднялась наверх к назначенному времени. Все посмотрели на прекрасное видение, а она замерла и развела руками, показывая, что не совсем понимает, что от нее хотят.
— Когда Карлито говорит, что исключение подтверждает правило, тебе бывает больно? — спросила у нее Бертезен.
— Эм. Нет, — в недоумении покачала головой Ангелина. — А должно быть?
— Ты исключение, Сигурд, — сообщила Бертезен Магнуссону.
— А исключение подтверждает правило! Так что говорить я так больше не буду, — хлопнул в ладоши да Сильва. — Видишь, эрманито, разными путями идут избранные к цели.
В гостиной раздался смех — и только Магнуссон очень внимательно смотрел на да Сильву. В этот самый момент я услышал шум приближающегося двигателя — обернулся и увидел, как к воротам подъезжает черный тонированный микроавтобус. Было уже такое; и микроавтобус был той же модели, если даже не этот же самый. Правда, тогда рядом со мной на террасе стояла Наоми, а вышла из машины княгиня Надежда Кудашова, которую я в тот момент вышел впервые.
Сейчас Наоми рядом со мной не было, да и Надежда далеко.
Автоматические ворота поползли в сторону, массивный микроавтобус закатился во двор. Боковая дверь распахнулась и из нее — пригнувшись в проеме, вышла прибывшая гостья в знакомом черном с золотым шитьем мундире. Я в этот момент даже немного забыл, как дышать: приехала ее кавайная светлость. Очень неожиданно — хотя я, не скрою, в глубине души на это надеялся, но совершенно не верил.
— Привет, — вдруг услышал я сказанное прямо в ухо.
Только сейчас понял, что одновременно с открытием двери увидел и серебряный росчерк. Наоми приехала вместе с Надеждой, и очень, просто очень быстро переместилась в пространстве, оказавшись рядом со мной. Сестра только что вернула человеческий облик и уже меня обнимала. Вернее, уже не обнимала — развернувшись, помахала остальным собравшимся в гостиной.
Надежда в этот момент подняла взгляд и улыбнулась мне, после чего вновь обрела серьезность и двинулась ко входу в здание. Ее появление в гостиной встретили с молчаливым удивлением — надо сказать, ее увидеть мало кто ожидал.
— Таро Судзуки больше не является вашим наставником, — сразу же после приветствия огорошила нас Надежда.
Совсем неожиданной новость не оказалась — все– таки после того как он просто исчез, мысли такие были. Точно не громом с ясного неба прозвучало. Но все равно удивительно, насколько недолго музыка играла. С другой стороны, если учитывать последний аккорд, довольно громко получилось. Интересно, Таро ушел вверх или вниз? Едва я хотел об этом спросить, как меня опередили.
— Мы снова с вами или у нас будет новый наставник? — поинтересовался да Сильва.
— Да, — ответила Надежда, при этом отрицательно покачав головой.
Информативно до невозможности. Вот этим мне кавайная светлость сильно нравится. Я заметил, как переглядываются остальные, но опережая вопросы Надежда пояснила:
— Я не буду заниматься вашей подготовкой к турниру. В ближайшее время к вам прибудет новый наставник, он будет готовить вас неофициально. Официальное же назначение и объявление состава команды произойдет после начала обучения в школе. Кто станет вашим наставником я пока не знаю.
— Но он уже определен? — поинтересовалась Бертезен.
— Об этом у меня тоже нет информации. Знаю только то, что наставник на оставшееся до начала учебного года время присоединится к вам после того как вы вдвоем, — посмотрела Надежда сначала на меня, потом на Ангелину, — вернетесь из Петербурга после бала.
Значит, на бал мы все– таки едем — после слов Надежды я почувствовал искреннюю радость от Ангелины. Странное желание, как можно хотеть ехать куда– то за тридевять земель, чтобы… Впрочем, ладно, люди разные, а желать потанцевать и покрасоваться на балу не самое плохое желание.
Надежда между тем продолжала, продолжая нас удивлять:
— Я не буду иметь отношения к турниру, но мы с вами, с некоторыми из вас, снова вместе. Команда «Волки Аматерасу» продолжает участвовать в Грязной лиге, и я ее новый покровитель вместо Таро Судзуки. Анонимный покровитель, — бросила она на меня быстрый взгляд. — Наш следующий матч в Лондоне. Отправимся мы туда в конце сентября, сразу после вашей Инициации, прямо перед первым матчем группового этапа российского высше– магического турнира.
— В Лондоне? — не смог скрыть я удивления.
Некоторые из собравшихся тоже не промолчали, удивленные плотностью графика. Инициация — одно из знаковых событий в жизни владеющего, самая настоящая веха. Да и первый матч в высше– магическом турнире тоже надо сказать не проходное мероприятие. Втиснуть между ними матч кровавого спорта, это… неожиданный замысел.
— У нас у всех мало времени, если делить его на количество всех нерешенных задач, поэтому не удивляйтесь плотному графику, — довольно загадочно ответила остальным Надежда, после чего повернулась ко мне. — Да, матч будет проходить в Лондоне.
По моему впечатлению, она хотела сказать что– то еще вдогонку, но явно сдержалась и снова перешла на дежурно– информативный тон:
— Состав команды для участия в лондонском матче Грязной лиги: Карлос да Сильва, Сигурд– Атиль Магнуссон, Дмитрий Новицкий, Гэндзи Маэда. Вопросы?
Если во время начала фразы все за столом думали о своем, слушая Надежду вполуха после ее загадочного заявления о задачах на единицу времени, то последнее сказанное имя вернуло настоящему моменту всеобщее внимание.
Ответом Надежде стало молчание, даже да Сильва сдержался и ничего не спросил. И после паузы заговорил я.
— У меня два вопроса. Первый: «Зачем?». И второй, самый главный…
Второй вертевшийся у меня на языке вопрос тоже был со смыслом: «Зачем?», только выраженный другим словом. Задавать я его все же не стал, сделал короткую паузу и продолжил:
— Второй вопрос почему Таро Судзуки перестал быть нашим наставником, и что вообще вокруг нас происходит? Ну и про этого… товарища. Гэндзи Маэда, каким он боком к нам?
Надежда кивнула, и не став упоминать что вместо одного вопроса я сформулировал сразу три, заговорила. Для остальных собравшихся за столом она выдала вполне подробную версию, описывая последствия памятного смертельного матча в общих чертах. Для меня — позже, уже в беседе наедине, версию представила расширенную, с конкретизирующими деталями.
В принципе, все сидящие за столом жизнью тертые. Да Сильва и Гарсия пробивались в высше– магическое образование из самых низов, Бертезен и Магнуссон участвовали в жизни верхушек своих фамилий, что привело их на эшафот по итогу. Ангелина… без эмоций, но она в принципе в конкурсе красоты участвовала, так что и на нее касание мира настоящей политики сильного впечатления не произвело. Наоми только слушала, буквально приоткрыв рот, но она почти всегда Надежду так слушает. Меня же услышанное несомненно могло бы неприятно удивить, будь мне, наверное, лет как реципиенту. А так — все происходящее вполне соответствовало реалиям взрослого мира взрослых людей.
Оказалось, что Таро Судзуки, приняв предложение возглавить нашу команду, принял на себя и обязательства иного рода. Встав перед выбором без возможности выбора, причем перед выбором серьезным и без лишнего пафоса судьбоносным. Он, готовя нас к матчу, без шансов остаться в стороне находился на развилке из двух вариантов. Первый — действовать вместе с Ичиро Огасавара, в союзе с которым клан Судзуки готовился выступить против Конфедерации в хаосе наступающей смуты. Другой вариант, вместе с предложением сотрудничества, сделал Таро Судзуки президент Российской Конфедерации не так давно, и основным его аргументом была помощь, которую оказывает мне богиня. Вернее, основным аргументом было само вмешательство богини.
Таро, похоже, про богиню на слово президенту Конфедерации не поверил. Уж не знаю какими аргументами перед обоими сторонами, но он смог выбить для себя возможность дождаться результата матча, в котором как мы теперь все поняли ставкой была не репутация наследного принца клана Судзуки, а судьба всей страны.
Если бы мы проиграли, Таро Судзуки выступил бы против Конфедерации вместе с Ичиро Огасавара, став его вассалом. Мы не проиграли — и Таро Судзуки сейчас был очень сильно занят: он уже стал главой клана (старший Судзуки неожиданно умер), а также готовился официально вступить в должность префекта Нагасаки и дайме остров Кюсю. Причем занят сейчас Таро был тем, что вел локальные боевые действия по всей стране, с помощью конфедератов подчиняя или выжигая всех тех, кто поддерживал или был готов поддерживать Ичиро Огасавара в планируемом восстании.
В остальном мире, во время клановых разборок до самого конца, до талого, тем более если клан обезглавлен, никто не сражается. Но это Япония — и здесь все происходило несколько по– другому. И клан Огасавара, как и десяток других, за последние дни фактически перестал существовать.
В стране, при полном внешнем спокойствии и обычной программе новостей, лишь чуть– чуть разбавленной консервированными новостными сюжетами, происходили самые настоящие революционные перемены: менялась сама структура власти. Институт Совета Регента менялся на Сегунат, во главе которого — при поддержке президента Российской Конфедерации, должен был встать клан Судзуки, а сегуном становился сам Таро Судзуки.
— Если Судзуки получает столько власти, что ему мешает сыграть партию Огасавара, только без Огасавара? — поинтересовался вдруг Магнуссон.
— Таро вырезает противников с помощью конфедератов, поэтому у него никак не получится сделать то, что сделал Огасавара, играя на национальной гордости клановой элиты
Магнуссон задал прямой вопрос, и получил такой же прямой ответ. Которые его полностью удовлетворил, но это оказался не последний его острый вопрос.
— А если местная клановая элита вдруг решит подхватить падающее знамя, что этому сможет помещать?
— Божественная воля? — вопросом на вопрос ответила Надежда, коротко глянув на меня.
— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, — неожиданно произнес альбинос, задумавшись.
Ничего себе, вот это он четко прочувствовал — у меня, если честно, подспудно такие же мысли были насчет всей этой божественной истории. Надежда, кстати, тоже впечатлилась — кажется, она тоже об этом думала, или же что– то знает.
Надежда между тем продолжила рассказывать нам об истинном положении вещей в стране, я же параллельно думал о том, как бы могли развиваться события, проиграй мы в смертельном матче. Слушать Надежду больше было не так интересно: после того как была разъяснена общая картина и пошли детали, большинство из того что она говорила у меня пролетало между ушами не задерживаясь. Просто не получалось усвоить сказанное из– за недостатка знаний.
Я пока не настолько хорошо знаком с местными реалиями, и новость о механизме преследования и полном уничтожении банд босодзоку была мне гораздо понятнее, чем информация про замену высоких институтов власти: если про банды уличного криминала я еще обладал информацией, то чем принципиально будет отличаться Совет Регента от Сегуната для себя бы сходу не сформулировал.
Альбина бы сформулировала, но я ее тормознул, думая, что лишнее сейчас. Мне ведь в моей ситуации в принципе все равно, оттаскивать или подтаскивать, я — пока не обуздал свой дар и нахожусь в самом начале пути, даже свободой действий не обладаю. Нет, конечно я могу самостоятельно пойти разбежаться и прыгнуть со скалы, например, но на что– то более серьезное замахнуться пока сложно. Все в фарватере чужих замыслов.
Факт, и не очень приятный.
Пока я холодно думал о том, как послужил фигурой в политических играх, разбавленных божественной волей, остальные посматривали на меня с удивительным вниманием. Было отчего — Надежда как раз сейчас говорила о том, что Таро Судзуки получает власть с условием, что когда (или если) мне придет время выходить из тени, он должен стать опорой моего трона. Вот здесь– то все и удивились. Все, кроме Наоми, которая похоже была в курсе и сейчас из– за спины Надежды показала мне поднятый сжатый кулак. Ей вообще происходящее очень нравилось, похоже.
И уже не только ей — Гарсия и да Сильва быстро прикинули свои перспективы, и я видел по их взглядам, что озвученный вариант их явно привлекает. Бертезен, как и Магнуссон, сохраняли спокойствие. Но они гораздо лучше владеют эмоциями, уверен они тоже не предполагали подобные возможности, когда приняли решение со мной связаться, и сейчас услышанное стало для них приятным сюрпризом.
На фоне масштабов происходящего как– то замылилось и забылось предполагаемое участие в составе нашей команды Гэндзи Маэда. До того, как как об этом вспомнили, Надежда уже распустила собрание, после чего мы с ней переместились ко мне в кабинет. Здесь– то я об этом и напомнил, снова задав вопрос. Надежда в ответ сообщила, что это связано с привлечением остатков клана Огасавара к построению новой модели государственности.
Прозвучало это донельзя официально, и — пусть и будучи по форме верным ответом, совершенно не отражало сути моего вопроса. Надежда по глазам увидела мою реакцию, но взглядом показала, что пока не время об этом говорить, надо подождать. Я помню, как она организовывала наш предыдущий приватный разговор, вытащив нас за границы мира, так что переспрашивать пока не стал. Похоже, информация действительно важная и из разряда той, что просто так вслух не озвучиваются.
Кивнув, подошел к окну и задумчиво смотрел во двор, наблюдая как Наоми вместе с Ангелиной разговаривают, сидя в шезлонгах у бассейна. Причем сестра довольно активно махала руками, возбужденно что– то объясняя. После недели на тропическом острове они весьма сдружились — я раньше как– то видел это, но не замечал.
Смотрел на Наоми с Ангелиной, а сам пытался привести мысли в порядок, которые после услышанного пошли враздрай. Нужно успокоиться, а то не ровен час особняк восстанавливать придется, мне с эмоциями крайне аккуратным надо быть.
Все же знание, что тебя довольно спокойно кидают в воду, с прицелом «выплывет — молодец, а если нет, неудачники нам не нужны», не очень приятно. И полагаю, что если бы не Надежда мне это сообщала, я бы мог и не сдержаться. И еще полагаю, что именно поэтому кавайная светлость сюда сейчас и приехала рассказать обо всем: Ольга определенно не глупа и прекрасно осознает, что рано или поздно о случившемся, о всей подноготной, я бы или узнал, или догадался.
Надежда подошла по мне сзади, и отбросив всякий сохранявшийся до этого момента официоз обняла, положив подбородок на плечо.
— Если у тебя в руке молоток, все проблемы начинают казаться гвоздями. Слышал о таком?
— Слышал.
— Проблему с тем, что британцы решили использовать Ичиро Огасавара в качестве наконечника для копья можно было решить двумя способами. Первый — забить Огасавара в землю большим молотком, попутно растерев в пыль несколько мегаполисов и мирный уклад жизни на Японском архипелаге, превратив его в выжженные земли. Либо же можно было попробовать использовать инструменты тонкой настройки, что и было сделано. Сейчас, в случае с Гэндзи Маэда, речь так же идет о подобном варианте действий.
— Как ты изящно меня инструментом назвала, — хмыкнул я.
— Ты хочешь оставаться в пределах Резервации, или тебе нужно что– то большее? — вдруг спросила Надежда, прижимаясь ко мне сильнее.
Я задумался. Иногда мне хочется кого– нибудь убить, иногда хочется клубничную панна– котту, но вот насчет прямо большого масштабного будущего я пока даже серьезно не задумывался. С одной стороны, от добра добра не ищут, с другой — я ненавижу, когда мне приходится подчиняться. И речь сейчас совсем не о русской императрице, а о богине, проводником воли которой мне предлагается стать. О чем совершенно прозрачно недавно намекнул Магнуссон.
Интересно, а он просто догадался, рассуждая гипотетически, или сам сталкивался с божественной волей? У них скандинавские божества довольно неприятные ребята, с ними вообще сталкиваться опасно, так что вполне вероятно Магнуссон не голой теорией оперировал недавно.
Думая над ответом, я постепенно вдруг начал понимать, что Надежда задала очень сложный вопрос. Нет, не так. Не сложный, а…
— Красивая девушка, да? Когда придет время, тебе придется выбирать… — произнесла Надежда негромко. Смотрела кавайная светлость сейчас вроде как на Ангелину, но принцесса клана Новиковых к ее словам о выборе отношения не имеет, я это вдруг понял совершенно ясно.
— А у меня вообще есть этот выбор?
— Конечно.
— Это какой? — повернул я голову, глядя Надежда прямо в глаза.
— Ядвига.
— Ах да, точно, — вспомнил я о том, что кроме императрицы Ольги есть и еще кандидатуры тех, кто может мне что– то предложить, но пока сделать этого не успел. Как– то озвученный императрицей проект Московии затерялся в моей памяти. Я все больше думал, что делать с тем что прямо передо мной навалилось за недавние события, и совсем забыл о похожей на валькирию светловолосой дознавательнице.
Вопрос Надежды про Резервацию не просто сложный, а по– настоящему опасный. Неужели кавайная светлость меня на ту сторону тянет, почву прощупывает? Очень неожиданный разговор получается, после которого один из нас вполне может прогуляться в подвалы контрразведки, причем не польской, а российской.
— Ты знаешь, когда придет это время выбора? — безо всякой надежды на конкретный ответ поинтересовался я у Надежды. Спросил лишь для того, чтобы не задать другой вопрос и не неосторожным словом случайно не разрушить все то, что сейчас есть между нами. Я пока к этому точно не готов.
— Да, — неожиданно ответила Надежда.
— Знаешь?
— Да.
— И когда?
— Скорее нужно сказать где.
— Где?
— В Лондоне.
— В Лондоне? — удивился я.
— Да, в Лондоне. Это где дрянная еда, мерзкая погода и Мэри, зонтик ей руку, Поппинс, — неожиданно произнесла Надежда.
Фраза показалась до боли знакомой, я даже нахмурился, сдвинув брови в попытке ее вспомнить.
«Альбин?»
«Я не знаю откуда эта фраза, шеф», — откликнулась фамильяр.
— Слушай, а откуда ты эту фразу слышала? — спросил я у Надежды. И вдруг заметил, как она смутилась неожиданно мило покраснев.
— Глава Госсовета так иногда говорил.
Глава Госсовета… глава Госсовета… Что– то знакомое, где– то я уже про что– то про главу Госсовета слышал.
«В разговоре с Модестом Петровичем прозвучала фраза „shit happens“, и было упомянуто, что так любит говорить глава Госсовета», — напомнила мне Альбина.
Точно, вспомнил. Но вот во фразе про Лондон я чувствую, что есть что– то важное. Цепляет она меня чем– то, причем сильно цепляет, не отпуская.
— Интересный у вас глава Госсовета, — задумчиво пробормотал я, думая, как бы задать следующий вопрос. Надежда в это время потянула меня за плечо, разворачивая к себе.
— У нас времени только до рассвета, если что. Ты же пригласишь меня поужинать?