Глава 1 Новый король

Шестого июля 1483 года Ричард Глостер был должным образом коронован английским венцом под именем Ричарда III. Его жена Анна была коронована вместе с ним, — это была первая двойная коронация за последние 175 лет, то есть со времени коронации Эдуарда II и Изабеллы Английской. На роскошной церемонии присутствовало большинство английской знати и множество джентри. Некоторые из тех, кто играл в этот день самые заметные роли, будут твердо стоять за Ричарда в течение всего его правления и даже в его последней битве, а другие станут его врагами.

Перед коронацией Ричарду помог одеться его главный чемберлен, герцог Бэкингем, который также должен был принимать участие в последующей церемонии. Затем, вместе с королевой и разными представителями знати, они начали свой путь к Вестминстер-Холлу. Там к ним присоединились аббат и монахи Вестминстера, настоятель Королевской Часовни и епископы, возглавляемые архиепископом Кентерберийским, Томасом Буршье, который был почтенным дальним родичем Ричарда. Выстроившись в длинную процессию, они прошествовали короткое расстояние до западных ворот Вестминстерского аббатства. Носители королевских регалий были сторонниками и родственниками нового короля: Джон Говард, произведенный в герцоги Норфолка восемью днями раньше, нес корону Святого Эдуарда, в то время как его сын, граф Сэрри, нес государственный меч. Дядя Ричарда, граф Эссекс, нес позолоченные шпоры, его сводный брат, герцог Норфолк, нес королевский скипетр, а старший сын Саффолка, граф Линкольн, — державу. Политический союзник Ричарда, лорд Лоувелл, нес третий меч правосудия. Среди тех лордов, которых Ричард рассчитывал сделать своими политическими союзниками, были граф Нортумберленд, несший куртану, тупоконечный меч милосердия, и Томас, лорд Стэнли, несший жезл констебля. После коронации процессия вернулась в Вестминстер-Холл, и король с королевой отдохнули, пока в зале шли приготовления к торжественному застолью. Это было великолепное пиршество. Оно началось в час пополудни при ясном солнечном свете и продолжалось столь долго, что последняя перемена блюд (их было три) так и не была подана, поскольку уже сгустилась тьма. Следовательно, пиршество продолжалось примерно 7 часов. Все, наверное, совсем утомились под конец.

Несомненно, Ричард чувствовал усталость наравне с остальными, но такое событие, как коронация, давало удобную возможность наградить друзей и привязать к себе союзников, и он, должно быть, надеялся и верил, что сделал все возможное в этот день, чтобы привлечь людей на свою сторону. На следующей неделе, скорее всего, устраивались традиционные джостры, но маловероятно, что Ричард смог уделить им много времени. Его внимание было сконцентрировано на том, чтобы упрочить свои позиции[47]. Проведя две недели в Гринвиче, он затем переехал в Виндзор. За это время он уладил ряд неотложных дел: уведомил королей Франции и Кастилии о своем восшествии на престол и издал грамоты о новых пожалованиях для своих друзей. Новый король подтвердил властные полномочия герцога Бэкингема в Уэльсе и пограничных марках и в добавление к этому сделал его констеблем Англии, — у Бэкингема были наследственные права на эту должность. Герцог Норфолк был произведен в адмиралы Англии (эту должность Ричард исполнял до своего восшествия на престол). Бэкингему также было пожаловано много поместий[48]. Девятнадцатого июля был издан указ, возводивший Эдуарда, единственного законного сына Ричарда, в лорды-наместники Ирландии сроком на три года. Этот титул еще прежде стал обычным для наследных принцев Йоркской династии. Принц Эдуард (или отец от его имени) вскоре назначил своим заместителем графа Килдэра, одного из самых могущественных людей в Ирландии[49].


Ричард III, портрет, написанный вскоре после 1510 года. Это, вероятно, самая ранняя уцелевшая копия портрета, написанного еще при жизни Ричарда
(Воспроизведено с разрешения Лондонского общества антикваров)

Двадцать первого июля король отправился из Виндзора в путешествие, сопровождаемый епископами, лордами и придворными служащими. Он собирался объехать свое королевство, чтобы показать себя народу и укрепить свой авторитет. Сначала он прибыл в Оксфорд, где по собственному желанию прослушал диспуты в нескольких колледжах, а затем — в Глостер. В качестве комплимента городу, имя которого он носил, Ричард III дал ему статус полноправного графства. Оттуда он направился в Уорик и достиг его 8 августа. Там к нему присоединилась королева Анна.

Ричард задержался в Уорике на одну неделю, в течение которой дал аудиенцию послу королевы Изабеллы Кастильской. Вслед за Раусом некоторые исследователи высказывали догадку, что этот посол, Жоффрей де Сазьола, предложил заключить брак между принцем Эдуардом и Изабеллой, дочерью короля Фердинанда и королевы Изабеллы. Это кажется неправдоподобным, поскольку о подобном браке нет никаких упоминаний в письме Ричарда к его совету в Лондоне, написанном 9 августа, предположительно после беседы с испанским послом. Ричард просто сообщает, что испанская сторона предлагает заключить дружественный договор, и это будет сделано в случае согласия советников. Также ничего не говорится о каком-либо браке в письме, которое было продиктовано Ричардом 12 сентября, во время пребывания в Йорке, для его посланника в Испании. В этом письме он поручает ему возобновить прежний договор с Испанией или провести переговоры о новом — как пожелает королева Изабелла[50].

Из Уорика Ричард и Анна направились в Понтефракт и прибыли туда примерно 24 августа. Там к ним присоединился принц Эдуард, который, очевидно, покинул Миддлхем двумя днями раньше, поскольку расходы его двора были оплачены в Миддлхеме 22 августа[51].

По всей вероятности, юный принц встретился с родителями 24 августа, в день, когда он был официально провозглашен принцем Уэльским и графом Честерским. Объявляя в официальной грамоте о пожаловании этих титулов «нашему дражайшему первородному сыну Эдуарду», Ричард III высоко оценивает его личные достоинства: «Выдающиеся качества, которыми он щедро наделен для своего возраста, дают большую и, при Божьем благоволении, несомненную надежду на его будущую честность». Было бы приятно думать, что эти фразы не являются чисто формальными и отражают искреннее мнение Ричарда III. Стоит также отметить, что принц никогда не был официально провозглашен герцогом Корнуэльским, хотя его и считали носителем этого титула, коль скоро он именуется так во многих официальных документах (например, в приглашении на заседания Парламента, написанном в декабре)[52].

После короткой остановки в Понтефракте королевский двор направился в Йорк и прибыл туда 29 августа. Приготовления к его прибытию продолжались в Йорке, по крайней мере, с конца июля, когда было принято решение встретить короля у Бреклз-Миллз, на самых подступах к городу. В течение следующего месяца городской совет вел обсуждения только на эту тему. Однако приготовления к встрече короля не были полностью отданы на усмотрение совета. Джон Кендалл, королевский секретарь, писал отцам города из Ноттингема 23 августа, советуя им принять короля и королеву «столь почетно, сколь ваши умы могут представить». Далее следовало предписание украсить улицы, по которым должны были проехать венценосные супруги, гобеленами и коврами, «ибо туда прибудет много южных лордов и весьма почтенных людей, и это очень сильно подчеркнет, какой [радушный] прием вы оказываете их милостям». И правда, визиты столь важных особ случались не часто. Королевскую чету и принца Уэльского сопровождали: епископы Дарема, Вустера, Сент-Азефа, Карлайла и Сент-Дависа, герцог Олбани (брат короля Шотландии), графы Нортумберленд, Линкольн, Сэрри (стюард королевского двора) и Уорик (сын герцога Кларенса), лорды Стэнли, Стрэндж, Фиц-Хью, Лайл и Грейсток, Фрэнсис, лорд Лоувелл, чемберлен короля, и сэр Уильям Хассей, лорд верховный судья[53].


Медная эмалированная пластина с изображением герба Фрэнсиса, виконта Лоувелла, кавалера Ордена Подвязки
(Часовня Святого Георгия, Виндзорский замок)
(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

Посещение Йорка Ричардом III поистине стало памятным событием. Когда 29 августа королевский кортеж приблизился к городу, возле Тэдкастера его встретили два шерифа. Они ехали во главе процессии, держа в руках жезлы — символы их должности. (Точнее говоря, один из шерифов был слишком болен, чтобы участвовать в церемонии, и его замещал представитель). Возле Бреклз-Миллз королевский кортеж ожидали мэр и олдермены в алых мантиях, а также городские чиновники и самые влиятельные горожане в красных одеяниях. Когда они проследовали мимо церкви Святого Иакова, стоявшей за пределами Майклгейт-Бар, их приветствовали горожане Йорка вместе хранителями моста, прежними и действующими, «другими достойными людьми», одетыми в красное, и всеми прочими особами, одетыми в сине-фиолетовые и серые одежды из шерсти. В пределах города, улицы которого, несомненно, украсили гобеленами и коврами, как того требовал Кендалл, на подвижных сценах были показаны три представления для развлечения короля. Они были подготовлены Генри Хадсоном, ректором церкви Всех Святых на Норт-Стрит. Позднее он получил 40 шиллингов за свои труды. В какой-то момент мэр произнес перед процессией приветственную речь и презентовал королю и королеве, соответственно, 100 марок и 100 фунтов золота на драгоценных блюдах. Затем король и его сопровождающие проследовали в кафедральный собор, где их встретили настоятель и клирики в своих красных ризах. После торжественного молебна они прибыли во дворец архиепископа Йоркского, где и остановились[54].

Теплый прием, оказанный Ричарду в Йорке, кажется, убедил его, что следует тут же, на месте, устроить церемонию присвоения его сыну титула принца Уэльского. Приготовления надлежало провести быстро, и они фактически заняли лишь одну неделю. То, что решение было неожиданным и спонтанным, явствует из того, что Ричарду пришлось послать гонца в Лондон к Питеру Кертису, хранителю королевского гардероба, за необходимыми принадлежностями[55]. Приказ, посланный Кертису, датирован «последним днем августа» и содержит множество деталей. Среди прочего в нем приведен перечень одеяний, необходимых для участников процессии, а также требование прислать не менее 13 000 матерчатых нашивок с королевским символом белого кабана для раздачи населению. Сэр Джеймс Тирелл, начальник королевских пажей (а также кавалерии) и семь пажей получили большую партию голландских тканей и другие материалы для подготовки церемонии «почетного присвоения титула милорду принцу». Неделя, занятая приготовлениями, сопровождалась застольями, а в воскресенье королю и его свите было показано представление на религиозную тему. Третьего октября городской совет выплатил мэру 10 марок в счет расходов, пошедших на два обеда, пока король находился в городе[56].

День торжественной церемонии пришелся на понедельник, 8 сентября — праздник Рождества Пресвятой Девы Марии. Тщательно продуманное действо началось с того, что епископ Даремский отслужил мессу в кафедральном соборе. Отсутствие Томаса Ротерхема, архиепископа Йорка, в его собственном соборе можно считать показательным. После богослужения король с короной на голове прошел по улицам города, сопровождаемый многочисленной знатью. За ним следовала королева, тоже с короной: она вела за руку их сына, который был увенчан маленькой короной. Горожане, толпившиеся на улицах, приветствовали королевскую семью с «великим почетом и ликованием; показывая свою радость, они выкрикивали поздравления и превозносили короля Ричарда до небес». Затем король со свитой вернулся во дворец архиепископа, где и наделил своего сына княжеством Уэльс в присутствии всего двора. Он препоясал его мечом, подарил ему золотой жезл и кольцо и возложил ему на голову диадему в знак его нового звания. Позднее король посвятил сына в рыцари вместе со своим племянником, графом Уориком, своим внебрачным сыном Джоном Глостером и испанским послом Сазьолой[57].

Девятью днями позже, 17 сентября, Ричард выказал городу Йорку свою благодарность за радушный прием. Призвав к себе в здание соборного капитула мэра, олдерменов и других представителей третьего сословия, он поблагодарил их за услуги и, без всякого побуждения с их стороны (это обстоятельство особо отмечено в протоколах городского совета Йорка), освободил их от более чем половины налогов, которые они выплачивали короне. Ричард также сделал мэра одним из своих главных сержантов при оружии с дневным окладом в один шиллинг. Другие вопросы, решенные в течение этой недели, касались принца Уэльского. Тем, кто держал от него земли в княжестве Уэльс, было приказано выплатить налоги и предстать перед служащими, которых назначил герцог Бэкингем как верховный судья и чемберлен Северного и Южного Уэльса. В тот же день король послал письмо сэру Уильяму Стэнли, чемберлену графства-палатината Честер, повелевая ему от имени принца изготовить новую большую печать графства. Стоит отметить, что уже в то время Бэкингем замышлял опасный мятеж против Ричарда III, хотя сэр Уильям Стэнли, вероятно, в этом еще не участвовал[58]. Эти события прослежены здесь столь подробно, поскольку они в определенном смысле означают высшую точку правления Ричарда, момент, в который он должен был почувствовать, что королевство находится в состоянии мира и что он сделал все возможное, чтобы подданные признали его власть.


Медная эмалированная пластина с изображением герба Генриха Стаффорда, герцога Бэкингема, кавалера Ордена Подвязки
(Часовня Святого Георгия, Виндзорский замок)
(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

По-видимому, королевский двор покинул Йорк вскоре после этих событий, быть может, 20 или 21 сентября. Из Йорка Ричард направился прямо в Понтефракт, по-прежнему сопровождаемый свой женой и сыном. Они задержались в Понтефракте более чем на две недели, а затем Ричард III выехал в Гейнсборо. Находясь в Линкольне, 10 октября король узнал о мятеже Бэкингема. Он быстро написал своим друзьям в Йорк: сообщая, что герцог Бэкингем оказался изменником, король просил их опять прислать ему столько конных воинов, сколько они смогут быстро собрать, чтобы помочь ему справиться с этой новой угрозой. Городской совет соответственно распорядился, чтобы сбор двухсот латников был проведен в Лестере к 21 октября, как и запрашивалось. Ричард также написал из Линкольна канцлеру, прося его прислать или привезти большую печать. Он объяснял, что намеревается «двинуться на мятежника и предателя, герцога Бэкингема, чтобы противостоять его злым козням». В постскриптуме Ричард с горечью приписал собственной рукой: «Здесь, слава Богу, все хорошо и надежно решено, дабы противодействовать козням того, кто имел наилучшие основания быть верным герцогом Бэкингемом, но оказался самым неверным из живущих созданий. С доброй Божьей помощью, мы не замедлим появиться в тех краях и разрушить его козни. Мы уверяем вас, что прежде еще никогда не было изменника более коварного, чем он». Столь же горькие выражения Ричард использовал и в прокламации, изданной против Бэкингема 15 октября 1483 года. Общий тон документа хорошо передает потрясение, ужас и моральное оскорбление, испытанные королем от поступка Бэкингема[59]. Кажется очевидным, что Ричард не ожидал таких действий с его стороны. В самом деле, разве к тому были какие-нибудь основания? По этому поводу историками было высказано много предположений, но наиболее правдоподобное, кажется, состоит в том, что Бэкингем изначально сам метил на английский трон, поскольку имел отдаленные наследственные права через Томаса Вудстока, младшего сына Эдуарда III. Однако, прежде чем зайти очень далеко, Бэкингем, по-видимому, обнаружил, что готовится широкий заговор с целью освобождения двух принцев и восстановления Эдуарда V на престоле. Это заговор был в основном организован недовольными сторонниками и придворными покойного Эдуарда IV. Слух о том, что принцы уже мертвы, кажется, заставил заговорщиков поменять планы. Теперь они собирались возвести на престол Генриха Тюдора, ланкастерского претендента, с тем чтобы он женился на Елизавете, старшей дочери Эдуарда IV, и таким образом объединил две соперничающие династии. Этот новый план «коалиции всех враждебных элементов», как его назвали историки, также был поддержан Вудвилями и Маргаритой Бофор, матерью Генриха Тюдора. Обычно сообщается, что зачинщиком всего дела стал Джон Мортон, епископ Илийский. Он был арестован на заседании совета, после которого состоялась казнь лорда Гастингса, а затем Ричард III отослал его в замок Брекон, под охрану герцога Бэкингема. Мортон был союзником Маргариты Бофор, жены лорда Стэнли, который вскоре тоже был арестован по сходному обвинению[60]. Мы никогда не узнаем, со всей ли искренностью Бэкингем одобрял план возведения на престол Генриха Тюдора. Однако он мог считать, что в его интересах поддержать Тюдора в данный момент, а вопрос о преемнике Ричарда решить уже после его низложения. Точно известно, что уже 24 сентября 1483 года Бэкингем писал Тюдору и его дяде Джасперу в Бретань, убеждая их собрать флот и войско для высадки в Англии[61].

Восстания, имевшие целью осуществление этого плана, охватили преимущественно юг страны. Именно выступление жителей Кента, которые в начале октября провозгласили своим вождем герцога Бэкингема, привлекло тревожное внимание Ричарда и его сторонников к тому, что затевалось. Согласно акту о государственной измене, изданному впоследствии, восстание на юго-востоке началось 18 октября, а для других областей указаны другие даты. Несомненно, что к 18 октября восстания на юге уже имели несколько разных очагов. К тому времени герцог Норфолк блокировал кентских повстанцев и не дал им переправиться через Темзу, разместив своих воинов возле переправы в Грэйвсенде. Это сорвало замысел кентцев объединиться с повстанцами Эссекса. Говард также начал собирать своих придворных еще 10 октября, чтобы использовать их для защиты Лондона. Всё это внесло сумятицу в действия восставших на юго-востоке страны[62].

Между тем отряды, которые были созваны королем и другими лордами, путешествовавшими вместе с ним, собрались в Лестере, согласно приказу. Однако, вопреки ожиданиям, на сбор явились не все. Лорд Лоувелл, например, обратился с письменной просьбой к своему вассалу, сэру Уильяму Стонору, чтобы он привел как можно больше людей в Лестер к 20 октября. Другие люди, призванные Лоувеллом, должны были собраться в Банбери 18 октября, тогда как сам Лоувелл собирался направиться в Лестер. Как бы то ни было, Стонор и не подумал явиться на помощь к королю, поскольку он уже находился при Бэкингеме, за что позднее был признан государственным изменником. Герцог Норфолк сходным образом писал 10 октября Джону Пастону, своему вассалу, сообщая, что «жители Кента восстали на юго-западе и говорят, что они придут и разграбят город [Лондон], чему я воспрепятствую, если смогу». (Если жители Кента действительно грозили разграбить столицу, то не похоже, что они испытывали теплые чувства к сыновьям Эдуарда IV или к каким-нибудь другим политическим фигурам.) В своем письме Норфолк просил Пастона привести «шесть рослых приятелей в доспехах». Прибыли они или нет — неизвестно. Это нередкий случай для того времени: поскольку вассальные связи людей иногда хранились в секрете, их поддержка не была гарантированной. В некоторые области страны посланники приезжали как от короля, так и от герцога Бэкингема, чтобы вручить их письменные призывы местным влиятельным людям. В первую очередь это, конечно, коснулось семейств Ланкастеров и Стэнли, которые в ту пору перешли на сторону короля[63].

Наряду с этим были использованы и более регулярные методы сбора отрядов. Например, 23 октября Лоувелл получил широкие полномочия собирать войска «для сопротивления мятежнику Генриху, герцогу Бэкингему». В то время указ о военном наборе («the commission of array», см. приложение 2) был обычным средством немедленно созвать отряды для обороны королевства (в противоположность тем случаям, когда речь шла о ведении войны за границей). Вероятно, чтобы сберечь время, указ о полномочиях Лоувелла был отдан Ричардом III только устно, а не как обычно, в грамоте, скрепленной его личной печатью[64].

Написав из Линкольна жителям Йорка, король уехал в Грэнтем, где и получил большую печать, которую прежде запросил у лорда-канцлера. Затем 22 октября он вернулся в Лестер и принял командование над собранными отрядами. Оттуда он выступил походным маршем на Оксфорд. Судя по всему, именно в Оксфорде или, быть может, чуть раньше он получил донесение о том, что Норфолку удалось локализовать мятеж на юго-востоке страны. Тогда Ричард устремился на юго-запад, чтобы разделаться с Бэкингемом.

Между тем усилия Бэкингема не имели успеха. По-видимому, 18 октября он развернул свое знамя и выступил в поход из Уэльса, но его последующее продвижение не было триумфальным. Его тыл подвергся внезапному нападению со стороны Вогана и Третауэра, которые даже захватили собственный замок герцога — Брекон. Кроме того, Хэмфри Стаффорд разрушил перед ним мосты на реке Северн. Ситуация усугублялась тем, что Северн, выйдя из берегов после ужасных бурь и ливней, бушевавших в октябре, затопил западные земли Англии и все речные переправы[65]. Герцог был вынужден прервать свой поход и остановиться в Уэобли. Эта задержка оказалась гибельной для всех его надежд. Его армия быстро растаяла. Сам герцог бежал на север, в Шропшир, где, по-видимому, нашел убежище у Ральфа Банастера, одного из своих вассалов. Однако спустя несколько дней Банастер выдал его шропширскому шерифу. Бэкингем был увезен в Солсбери; его доставили туда 1 ноября.

Тем же днем в Солсбери прибыл и Ричард III. Вероятно, он выбрал этот город местом встречи, как только услышал о провале мятежа Бэкингема и его аресте. Герцог был немедленно подвергнут допросу перед судом вице-констебля. На тот момент констеблем Англии был сам Бэкингем, но еще 24 октября Ричард назначил на должность вице-констебля сэра Ральфа Эштона. При этом король наделил его всеми необходимыми полномочиями, чтобы «без каких-либо формальностей и апелляций» выносить судебные приговоры по делам измены. На следующий день, 2 ноября, Бэкингем был казнен на рыночной площади города Солсбери. Выдавший его Банастер получил в виде награды кентское поместье Йалдинг, приносившее 50 фунтов в год. Это было намного меньше той награды, которая была обещана за поимку Бэкингема в прокламации Ричарда, изданной в Лестере 23 октября: в ней предлагалось на выбор 1000 фунтов или земля, приносящая 100 фунтов в год[66]. Казнь Бэкингема совпала по времени с подавлением других восстаний на юге. Они вспыхивали в разных местах, включая Мэйдстон, Гилдфорд и Солсбери, однако, лишенные самостоятельного значения, они могли иметь успех только в том случае, если бы победу одержало основное войско мятежников, возглавляемое Бэкингемом.

После казни Бэкингема Ричард двигался на юг до тех пор, пока не достиг морского побережья возле города Бридпорта. По-видимому, Генрих Тюдор попытался причалить неподалеку оттуда, в Пуле, с двумя кораблями и военным отрядом. Франциск, герцог Бретонский, ссудил ему большую сумму денег, а также оплатил необходимый ему провиант и выдал жалованье людям, которых он взял с собой. Мы не знаем, как много людей участвовало в этой экспедиции, но Вергилий говорит о пяти тысячах человек. По меньшей мере в плаванье отправились семь кораблей с 515 мореходами на борту. Эти корабли были собраны в начале сентября, еще до того как могли быть получены письма от Бэкингема. Они отчалили примерно в конце октября из бретонского порта Пэмполь, но были разбросаны той же бурей, которая сорвала сухопутный поход Бэкингем а. Вергилий говорит, что Тюдор с двумя кораблями оказался возле Пула на рассвете, примерно в то время, когда Ричард находился в Солсбери. Подозревая, что дела у восставших идут не слишком удачно, Тюдор отплыл в Плимут, хотя стоявшие на берегу воины призывали его высадиться и уверяли, что армия Бэкингема идет к нему на соединение. В Плимуте он услышал, что король со своей армией находится поблизости, и потому вернулся в Бретань. Там к нему присоединились предводители западного крыла восстания, включая маркиза Дорсета, сына Елизаветы Вудвиль, и ее брата Лионеля Вудвиля, епископа Солсбери[67].

Из Бридпорта Ричард направился на запад, в Экзетер. Там находился другой очаг мятежа, сконцентрированный частично в Бодмине, в Корнуолле. Среди его предводителей были Пирс Куртене, епископ Экзетерский, и Эдуард Куртенэ (позднее восстановленный в звании графа Девошира Генрихом VII). Это восстание, кажется, началось 3 ноября, и его целью провозглашалось возведение на престол Генриха Тюдора[68]. Один из предводителей восставших в западных областях, сэр Томас Сен-Леже, был взят в плен и казнен 13 ноября. Он приходился зятем Ричарду III, поскольку был женат на его сестре Анне, герцогине Экзетер. По брачному договору, сын Сен-Леже должен был жениться на дочери Дорсета, чтобы в дальнейшем унаследовать титул и владения герцогов Экзетера. Ричард провел в Экзетере несколько дней, а затем неспешно вернулся в Лондон через Бриджуотер, Винчестер и Гилдфорд. Вероятно, он желал фактом своего личного присутствия погасить угли недовольства, еще тлевшие в этих городах. Проведя почти бескровную кампанию, король с триумфом вступил в Лондон 25 ноября, примерно семь недель спустя после того, как впервые услышал о мятеже.

Этот мятеж оказался менее опасным, чем представлялся на первый взгляд, прежде всего потому, что Бэкингему, отчасти из-за плохой погоды, так и не удалось вступить в бой с королевской армией. Вследствие этой неудачи и неспособности Тюдора высадиться в Англии со всеми своими силами (опять-таки во многом благодаря плохой погоде) восставшие не смогли нанести концентрированный удар по противнику, а более мелкие мятежи были подавлены по отдельности силами королевских наместников. Таким образом, все восстание в целом провалилось благодаря нескольким случайностям, которыми решительно воспользовался Ричард.

Однако у этих событий был и другой результат: ясно обнаружилась опасно узкая основа власти нового короля. Многие из тех, кто принял участие в восстании, в прошлом, при Эдуарде IV, были рьяными сторонниками Йоркской династии. Именно поэтому Ричард, придя к власти, оставил их на прежних должностях. То, что они не поддержали Ричарда, могло быть вызвано их неприятием того способа, которым он захватил престол. Возможно, они верили, что он убил своих племянников. Многие из этих недовольных людей были с юга. Бежав к Тюдору в Бретань, они сильно подкрепили его притязания на английский престол. Вместе с тем они оставили важные вакансии во властных структурах на юге Англии. Чтобы заменить их, Ричард был вынужден опереться на людей из северных областей, служивших оплотом его власти. Назначение таких людей на руководящие посты в южных графствах было очень непопулярной мерой среди остававшегося там джентри, которое, естественно, возмущалось засильем чужаков. С этого момента основа власти Ричарда становилась все более шаткой, и остальное время его правления большей частью было потрачено на подготовку к подавлению новых мятежей[69].

После этих усилий король с большой торжественностью отпраздновал Рождество. В день Епифании (6 января) он демонстративно носил свою корону. Возможно, Ричард считал необходимым показать, что теперь он, наконец, прочно утвердился на английском престоле. По всей видимости, ему пришлось продать некоторые из королевских сокровищ, чтобы оплатить празднества[70].

Между тем Тюдор все еще был в Бретани на положении изгнанника. Однако утром на Рождество, в кафедральном соборе Ренна, он дал клятву перед своими сторонниками, что женится на Елизавете, старшей дочери Эдуарда IV, как только станет королем. Таким образом, он не оставил никаких сомнений относительно своих намерений. Его сторонники преклонили колени и принесли ему клятву верности и оммаж, как если бы он уже был королем[71].

Даже после подавления восстания 1483 года в королевстве не было полного спокойствия, и международное положение оставалось тяжелым. Слухи о готовящемся вторжении с континента никогда не прекращались. Перед Рождеством Ричард послал указы о военном наборе почти во все английские графства и распорядился постоянно держать флот в Ла-Манше. Под командованием сэра Томаса Вентворта флот должен был охранять акваторию южного побережья и сражаться с бретонскими кораблями, которые охотились на английские суда и создавали проблемы для купцов[72]. Позднее пришлось снарядить дополнительные морские силы для охраны других участков побережья. Генрих Тюдор все еще находился в Бретани, и можно было ожидать, что он совершит новую высадку в Англии, как только для этого появятся благоприятные условия.

Стараясь унять смуту в некоторых областях, король деятельно рассылал предписания и инструкции разным представителям власти. Шерифу Стаффордшира было приказано взять клятву верности с каждого, живущего в его юрисдикции, и строго запретить ношение каких-либо ливрей или опознавательных символов, кроме королевских. Чемберлен Северного Уэльса также получил приказ привести к присяге местных жителей, а мэру Глостера предписывалось следить за соблюдением запрета на ношение ливрей. Ричард III, должно быть, чувствовал, что ситуация в Кенте все еще остается тревожной, поскольку он также написал мэру и городскому совету Кентербери, повелевая следить за тем, чтобы люди не носили на ливреях никаких нашивок и отличительных знаков, за исключением королевских. Он разослал отдельные комиссии в разные области Кента, чтобы они привели к присяге на верность королю всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. Это могло быть попыткой взять присягу с наибольшего количества подданных. В декабре Ричард также издал прокламацию в Кенте против известных мятежников, вменяя своим подданным в обязанность всеми силами способствовать их аресту[73].

В конце января 1484 года собрался первый — и единственный — Парламент Ричарда III. Предыдущим летом сбор Парламента был назначен на 25 июня, сразу после предполагаемой коронации Эдуарда V, но он был отменен в связи с переносом коронации на более поздний срок. В следующий раз сбор Парламента был назначен на 6 ноября, но мятеж герцога Бэкингема привел к тому, что заседания снова были отложены. Поскольку это случилось не раньше 2 ноября, большинство парламентских представителей уже должно было быть избрано и находиться в Лондоне. Вызовы в Парламент, заседания которого открылись в январе 1484 года, были разосланы 9 ноября. Он собрался 23 января 1483 года и, поработав примерно месяц, был распущен 20 февраля. Он издал определенное количество законов, но самым важным его действием стало издание акта, известного как «Titulus Regius» («Титул короля»).

В основу билля, представленного палате общин, была положена петиция, поданная Ричарду в июне 1483 года. Как уже объяснялось выше, она содержала просьбу к Ричарду занять престол на том основании, что брак Эдуарда IV с Елизаветой Вудвиль недействителен по причине ранее заключенного брачного договора, а значит, его дети — незаконнорожденные, и Ричард — его единственный законный наследник. Тем не менее далее в билле говорилось, что поскольку сословные представители, которые прежде подали петицию, формально не являлись делегатами Парламента, было сочтено за лучшее заново пересказать содержание петиции и удостоверить ее правдивость. В остальной части этого билля очень доходчиво утверждалось право короля на престол. В конце текста провозглашалось, что корона и все, что к ней относится, «будет оставаться за особой нашего означенного верховного государя короля в течение его жизни, а после его смерти перейдет к его наследникам, порожденным от его тела и… да будет установлено… что высокий и превосходный принц Эдуард, сын нашего означенного верховного государя короля, является ближайшим наследником нашего названного верховного государя короля» и наследует ему во всех его правах после его смерти[74]. Этот билль был должным образом утвержден общинами и лордами.

Кроме того, в ходе заседаний Парламента лорды и виднейшие придворные присягнули на верность принцу как наследнику Ричарда[75]. Эта церемония состоялась в феврале, во второй половине дня, когда в работе Парламента был перерыв, в «определенной комнате на нижнем этаже, рядом с коридором, который вел в покои королевы». Среди присутствовавших Кроулендский хронист называет только Джона Говарда, герцога Норфолка, но несомненно, что многие другие лорды и представители общин тоже участвовали в церемонии. Вместе с тем нет никаких свидетельств того, что при этом присутствовал юный Эдуард.

Вероятно, после Рождества и, несомненно, в период заседаний Парламента велись переговоры с Елизаветой Вудвиль, которая все еще находилась в Вестминстерском святилище со своими дочерьми. Вряд ли затворницы весело отметили Рождество. Очевидно, что для короля создавшаяся ситуация тоже была неудобной, и он постарался обеспечить переход дочерей Эдуарда IV под свою опеку. Переговоры принесли свои плоды в начале марта. Ричард поклялся на королевском мече (verbo regio) перед группой господ, духовных и светских, которые все еще находились в Лондоне после окончания заседаний Парламента, а также перед мэром и олдерменами города, что если дочери покойного короля выйдут из святилища и «отдадутся под опеку, руководство и наставничество [короля]», он обещает обращаться с ними как с родственницами, следить, чтобы у них было все необходимое для повседневной жизни, чтобы они были выданы замуж за «благородных людей» и наделены вдовьей долей, приносящей 200 фунтов годового дохода. Это обещание он дал в письменной форме и заверил его своей личной подписью[76]. В соглашении также оговаривалось, что Елизавета Вудвиль, или «госпожа Елизавета Грей, прежде именовавшая себя королевой Англии», будет получать ежегодно, четырьмя долями, 700 марок из королевской казны. Эту сумму ей должен был выплачивать Джон Несфилд, сквайр из королевской охраны, который командовал отрядом, сторожившим святилище. Судя по всему, подразумевалось, что Елизавета должна покинуть святилище, хотя это и не было специально оговорено в соглашении. Недавно высказывалась догадка, что она поселилась со своими младшими дочерьми в поместье Хейтсбери в Уилтшире, которое незадолго до этого было пожаловано Джону Несфилду. В принципе, это возможно, однако тот факт, что Несфилд состоял на действительной службе и вскоре был назначен комендантом башни Руисбанк в Кале, не позволяет думать, что он мог принимать активное участие в наблюдении за Елизаветой и ее дочерьми[77].

Среди историков подробно дискутировался вопрос о том, что же на самом деле побудило Елизавету согласиться на условия Ричарда? Ведь прежде она была так сильно против него настроена, что даже соглашалась выдать свою старшую дочь замуж за его заклятого врага, Генриха Тюдора. Вероятно, в то время она полагала, что Ричард убил двух ее старших сыновей. Однако в ходе переговоров ей было сказано нечто такое, что, очевидно, заставило ее передумать. Мало того, Вергилий говорит нам, что она писала своему старшему сыну, маркизу Дорсету, находившемуся с Тюдором во Франции, и убеждала его вернуться в Англию, поскольку король обещал вернуть ему свою милость. Позднее Дорсет сделает неудачную попытку принять это предложение (см. ниже)[78].

В последний день своей работы, 20 февраля, парламентарии даровали Ричарду пожизненное право на сбор таможенных пошлин с тоннажа и веса ввозимого в страну вина и других товаров. В то же время представители духовенства, собравшиеся в соборе Святого Павла, пожаловали ему десятинный налог с их движимого имущества. В какой-то момент Ричарду могло показаться, что его престол теперь в безопасности. И действительно, ситуация в стране была такой устойчивой, какой уже никогда не будет за весь оставшийся срок его правления.

Загрузка...