Рихард Зорге: заметки на полях легенды

КОЕ ЧТО О РЕЗОЛЮЦИИ СТАЛИНА

Вот, например, некоторые исследователи особенно любят предъявлять одно из давно известных и ярчайших доказательств правоты этой истины. Его часто и с удовольствием воспроизводят вполне объективные и беспристрастные исследователи, обсуждая то трагическое время.

Накануне войны Сталин получил от советской разведки в Германии следующее сообщение:

На этом донесении, полученном всего за несколько дней до немецкого нападения, Сталин наложил следующую резолюцию:

Как говорится, к сказанному добавить нечего. Поскольку документ говорит сам за себя.

Объективно? Вполне. Что здесь, действительно, можно добавить?

Ну, разве что, можно еще добавить ненависть к проклятому и безмысленному тирану — если вспомнить, что автор этого донесения, немецкий патриот Шульце — Бойзен, был позднее казнен нацистами.

Так что, наверное, и правда. Существует на самом деле объективные доказательства всем и давно известных истин.

С этим, правда, не совсем согласуются некоторые другие доказательства. Не такие, правда, убийственные, как вышеприведенное. Но и о них надо бы помнить.

Ежели мы с вами желаем объективности.

Тем более, что, если они не вписываются в давно и беспристрастно сложенную картину, их ведь совсем нетрудно опровергнуть.

Не правда, ли?

Итак.

Давайте начнем с одного события. В августе 1942 года британский премьер Уинстон Черчилль находился с визитом в Москве. В ходе переговоров состоялся у него со Сталиным один примечательный разговор. Вот как сам Черчилль вспоминал о нём в своих мемуарах:

Немного иначе по форме, но одинаково по смыслу звучат слова Сталина в протокольной записи советской стороны:

Из записи беседы И. В. Сталина с У.Черчиллем

15 августа 1942 г.

Взято из сборника документов "1941 год", т.2.

Документ N 358.

Так что, как это ни странно, имеется все-таки свидетельство самого Сталина о его отношении к этому вопросу тогда, накануне войны. Сталин в 1942 году сказал, что ещё в апреле 1941 года он не сомневался в том, что Германия нападет на СССР.

При этом, обратите внимание, на следующее обстоятельство. Речь идет не о том, что Сталин был уверен, что немцы нападут, самое раннее, через полгода (как в этом убеждают нас объективные исследователи). Речь идет о том, что Сталин был уверен в немецком нападении. Но прилагал усилия и надеялся на то, чтобы переиграть немцев и выиграть эти самые полгода. Отодвинуть войну.

Семантическая тонкость — а как разительно меняется смысл всей этой ситуации…

Можно, конечно, предположить, что в 1942 году Сталин решил покрасоваться перед Черчиллем. И соврал, что он-де не сомневался в немецком нападении.

Тем более, что, все мы прекрасно знаем, что дело обстоит как раз в обратном.

А именно.

Сталин не верил в немецкое нападение.

Сталин жестоко карал за саму постановку вопроса о немецком нападении. Его замордованное, забитое окружение старалось перед ним этот вопрос не поднимать, опасаясь за свою жизнь.

Это все знают. С этим все согласны. Это одна из аксиом общественного сознания на протяжении вот уже целого полувека.

Между тем.

После крушения в России коммунистического режима несколько приоткрылся доступ в ранее напрочь засекреченные архивы. И стали выясняться поистине удивительные вещи.

И выясняться, кстати, самым неожиданным образом.

Что я имею в виду?

Естественно, пришедшие к власти после 1991 года люди вовсе не были настроены искать какие-то документы, противоречащие этой основополагающей аксиоме.

Наоборот. Получив в свои руки всю совокупность секретных архивов, они стали искать подтверждения ей.

Ярким примером этого явилась публикация документов о периоде, предшествовавшем Великой Отечественной войне.

Я имею в виду знаменитый двухтомный сборник документов "1941 год" (иначе называемый, в просторечии, "Малиновка"). Этот капитальный труд был издан в 1998 году международным фондом "Демократия", под общей редакцией академика (и бывшего члена Политбюро) А.Н. Яковлева.

Впрочем, издание, действительно, весьма ценное. Хотя бы в силу огромного количества важнейших документов, впервые представленных на обозрение читающей публики.

Так вот.

Представленное в этом сборнике обилие документов советской разведки и должно было показать — вот сколько раз Сталина предупреждали.

А он, тупица, все равно этому не поверил.

Но, вместе с тем, вся совокупность опубликованного обилия развединформации, докладывавшейся тогда Сталину, неожиданно показала внимательному читателю нечто совсем другое. Обратное утверждаемому (утверждаемому между строк, естественно, поскольку это сборник документов, а не исследование).

Она показала, что данные о готовящемся немецком нападении докладывались Сталину регулярно. И он, как это ни странно, никого и никогда по поводу представленных ему сведений не наказывал. Не обрывал (как нас уверяли) "провокационные домыслы". Не заставлял замолчать по этому поводу раз и навсегда.

Другими словами, молча (как минимум, молча) поощрял докладывать ему по этому поводу снова и снова.

Откуда это известно?

А вот, из самого этого обилия регулярно докладываемой ему информации. Оно же существует. Значит, никто его, это обилие, не прерывал?

Посмотрите, что получается.

Докладываемые ему сведения противоречат его взгляду на обстановку. Значит, какими он их должен считать? Правильно, ложными. Провокационными, если угодно.

Кстати, как раз об этом и говорят нам в один голос объективные исследователи.

Сталин не верил героическим советским разведчикам. И считал их донесения ложными и провокационными.

Только имеется в этом некоторая странность. Которую объективные исследователи старательно не замечают.

Сделаем это за них. Заметим эту странность.

Ведь как должен был поступить неограниченный тиран, уверенный, что ему докладывают ложные и провокационные данные?

Неограниченный тиран должен был однажды поставить начальника разведки по стойке "смирно" и спросить его тихим бесцветным голосом:

"Товарищ Голиков, вы все время докладываете нам ложные разведывательные данные. Ни одному из донесений, доложенныму вами, верить нельзя. И мы им не верим. Нас не так легко обвести вокруг пальца. Но вы упорно продолжаете нам их докладывать. Скажите, почему вы это делаете? Зачем вам надо вводить в заблуждение партию и правительство? В чем заключен ваш личный интерес? Поскольку интересам советского государства ваши доклады конечно же противоречат?"

Но не спросил об этом Сталин у генерала Голикова.

Потому что, если бы спросил, доклады такого рода прекратились бы моментально. Никто не сомневается?

Между тем, сведения эти продолжали исправно Сталину докладываться.

Но, если он этого не сделал, то получается совсем другой вывод.

Получается, что он эти донесения, как минимум, читал. И принимал к сведению (поскольку не запрещал "докладывать ему эту чушь").

То есть, считал эти сведения достойными внимания главы государства.

Тогда что же интересовало его в этих донесениях?

И откуда вообще появилось мнение, что он им "не верил"?

Думаю, что, когда имелась в виду реакция Сталина на некоторые документы, доложенные ему по линии разведки, произошла подмена понятий.

О, ну конечно же, совсем не сама собой произошла, но этой темы мы касаться здесь и сейчас не будем.

Говоря о реакции Сталина на сообщения разведки (в частности, его знаменитые резолюции на документах), авторы, высказавшиеся по этому поводу, имели в виду то общеупотребимое мнение, что именно так Сталин реагировал на саму постановку вопроса о возможности нападения Германии на СССР.

Дескать, Сталин до последнего не верил в саму возможность немецкого нападения. Отсюда и его реакция. Тот, кто утверждает, что Германия готовит нападение на СССР, тот пошел "к ебаной матери".

Между тем, сегодня мы знаем обстоятельство, прямо опровергающее это утверждение.

Я имею в виду массовую переброску советских войск к западным границам СССР накануне войны.

Переброску такого масштаба, что без войск остались почти все внутренние военные округа Советского Союза.

Первым на это обратил внимание небезызвестный Резун (пишущий под псевдонимом Виктор Суворов).

Его теория общеизвестна — Сталин готовил нападение на Германию, которое должно было начаться на рассвете 7 июля 1941 года.

Я думаю, что надо отдать ему должное в самой постановке вопроса о переброске советских войск на Запад. По крайней мере, в том, что получил он такой огромный общественный резонанс.

Однако, сегодня, в общем-то, очевидно (для политически неангажированных людей, естественно), что эта теория не состоятельна. Поскольку построена на совокупности великого множества фактических ошибок, логических нестыковок, а где-то, и откровенных подтасовок.

Чувствуется, что уж очень хотелось ему обосновать именно этот, так привлекающий его вывод.

Вместе с тем, его адепты обычно приводят один, самый последний, неотразимый, по их мнению, довод, защищающий его теорию. Последний, так сказать, рубеж обороны.

Заключается этот довод в следующем.

Хорошо, вы все время ловите Суворова на мелочах. Хорошо, вы поймали его на нескольких ошибках (нестыковках, подтасовках). Но это не отменяет в его теории самого главного — факта массовой переброски войск. А раз так, что он прав в главном. Раз войска перебрасывались в таких масштабах, значит, Сталин готовил нападение.

Иначе, если эта переброска войск не была связана с планами нападения СССР на Германию в июле 1941 года, значит, она не имеет логического объяснения вообще.

Вот именно здесь-то и сложилась забавная ситуация. Ситуация, связанная с логической слепотой.

Потому что ответ-то, на самом деле, лежит на поверхности.

Да, войска, действительно, перебрасывались.

Да, они перебрасывались в масштабах, подразумевающих исполнение какого-то масштабного решения.

И, если решение это не предусматривало немедленного нападения на Германию, то объяснение может быть совершенно другим. Я понимаю, что невероятным для определенного рода людей. Но от этого не перестающим быть очевидным.

Анализ опубликованных до сегодняшнего дня документов дает основание полагать, что Сталин вовсе не исключал возможность немецкого нападения. Да, он не считал его, видимо, до определенного момента, неизбежным. Но и не исключал такую возможность напрочь.

Вот, посмотрим, например, всего один документ.

Взято из сборника документов "1941 год", т.2.

Документ N 531

Отвожу заранее возражения, заключенные в том, что эти-де меры предпринималось для подготовки нападения на Германию.

Потому что, если бы такое нападение действительно планировалось, тем более на июль 1941 года, подобный круг вопросов разведка должна была начать освещать значительно раньше. За полгода, а то и год. А не 9 июня, фактически в пожарном порядке.

Начать изучать организационно-штатную структуру германских войсковых соединений (как и прочие интересные вещи) за месяц до ДАВНО планируемого нашего вторжения, это несколько поздновато получается.

Направленность изложенного в документе круга вопросов говорит сама за себя — выявить признаки и любые подробности готовящегося нападения Германии.

Понятно также, что такие масштабные задачи советской разведке не могли ставиться без ведома Сталина. Не уровень это был Кобулова, говорить за "все разведывательные органы Советского Союза". В СССР этих разведок было, как насчитал М. Мельтюхов, аж не менее пяти штук.

И задачи эти ставились, исходя из соображений, изложенных в преамбуле.

Повторю.

Я думаю, нет необходимости гадать, кто персонально имел право (и возможность) ставить задачи "перед всеми разведывательными органами Советского Союза"?

Так что, даже из одного этого документа непредубежденный читатель увидит, что высшее советское руководство вовсе не исключало возможности немецкого нападения.

И не просто не исключало.

Но и реагировало. Самым масштабным образом реагировало.

Совершенно очевидно, что массовая переброска войск к западным границам и была реакцией Сталина на наращивание немецкой группировки против СССР.

О которой, в том числе, предупреждала его наша разведка.

Такой же мерой была мобилизация (под видом краткосрочных сборов приписного состава запаса) накануне войны 800 тыс. человек. И все они были направлены только в западные военные округа. А это, не много, ни мало — двадцать процентов общей численности РККА накануне войны. Не шутки.

Поэтому, когда сегодня мы слышим сетования о том, что Сталин не верил нашей разведке, когда она сообщала ему о намерениях Германии, можно ответить так.

Уважаемые, протрите глаза.

Как же он не верил, если чуть ли не всю Красную Армию двинул ближе к западным границам СССР?

Другое дело, что делал он это, как писал об этом впоследствии фельдмаршал Манштейн, "на всякий случай". Поскольку, все еще не знал тогда окончательно, блефует Гитлер или нет. Если нет, то до какой степени обострения отношений с СССР он готов пойти? Готов ли он на полномасштабную войну? Или речь идет о демонстрации силы? О попытке путем ультиматумов добиться у Сталина уступок?

Например, возврата Бессарабии Румынии? Вывода советских войск из Литвы? Присоединения к державам Оси, наконец?

О такой возможности, кстати, его тоже предупреждали некоторые донесения советской разведки.

Во всем этом Сталину нужна была точная информация по самому главному вопросу.

Этот вопрос заключается в следующем.

Если Гитлер все же решился на нападение, то должна была быть определена его точная дата.

Знание ее ведь нужно не только (и даже, не столько) для того, чтобы быть готовым к отпору на военном уровне.

Одно только знание того факта, что эта дата точно определена, уже дает руководству государства сигнал о том, что противник действительно решился на полномасштабную войну.

Оно дает осознание неизбежности нападения.

Однако, надо признать, что немцы в 1941 году провели совершенно уникальную по масштабам операцию по дезориентации своего противника.

Дезинформацию целенаправленно Зорге (как и другим разведчикам) никто не подсовывал. Немецкое командование рассуждало и действовало просто. Оно понимало, что выявить всю советскую агентуру (чтобы подсовывать каждому конкретному агенту "дезу") невозможно. Поэтому они поступили просто. И гениально.

Они провели массированную и долговременную акцию слива этой дезинформации как можно более широкому кругу германских ответственных и не очень государственных служащих, чиновников и, главное, офицеров.

Пусть эти самые неизвестные советские агенты сами, в поте лица добывают у них эту дезинформацию.

Они и добывали.

Классический вброс дезинформации предусматривает разбавление подбрасываемой неправды полуправдой и — обязательно — правдивой информацией. Иначе, кто этой неправде поверит?

Эта истина ведома, естественно, не только нам с вами. Намного лучше нас о ней знают профессионалы.

Поэтому, когда в сообщении, наряду с правдивой информацией встречается очевидная несуразица, профессионал обязательно насторожится. По крайней мере, он просто обязан отнестись в таком случае ко всей информации, заключенном в этом сообщении, с подозрением.

На этом-то и сыграла немецкая разведка.

Попадающиеся в разведдонесениях по-настоящему ценные сведения были погребены под массой откровенного вымысла. Кстати, зачастую легко проверяемого. Как и было задумано.

Игра эта была проведена виртуозно и, безусловно, талантливо. Думаю, она еще не совсем и не всеми до конца оценена сегодня.

Именно отсюда происходит нервная реакция Сталина на донесения советской разведки. Не на то, что Гитлер вот-вот нападет. Это он уже знал и принимал во внимание, передвигая войска к границе.

Его реакция, судя по всему, была вызвана донесениями, полными противоречий о сроках немецкого нападения. Поскольку, действительно, сама эта разноголосица, когда назывались множество разных сроков (которые не сбывались), наводила на мысль о тонкой работе чьей-то разведки по вбросу дезинформации.

Ведь, и действительно. Сведения о точной дате нападения относятся к категории высшей степени секретности. Доступ к ним, до определенного момента, имеет строго ограниченный круг лиц. Попросту говоря, знать о нем могут считанные лица из самого высшего эшелона военно-политического руководства Германии.

А Сталин читает донесения разведки, и получается, что об этой дате (на самом деле, множестве дат), судачат на каждом углу каждой улицы чуть ли не всех европейских и азиатских столиц.

И, зная это, читать на протяжении многих месяцев, от многих советских разведчиков со всего мира (от Германии и до Японии) по нескольку вариантов сроков нападения Германии…

Кроме того, когда нам приводят те самые, действительно важные, данные от советских разведчиков, объективные историки обычно поступают таким образом.

Они оставляют для цитирования только те места, которые действительно потом подтвердились в ходе дальнейших событий. Или были близки к истине.

Те места, которые содержат сведения, которые не подтвердились, они не воспроизводят.

На самом деле, зачастую, те же самые разведсообщения, откуда объективные историки берут нужные им куски, содержат то, что потом не подтвердилось. Или что-то совсем уже несообразное. Естествено, эти несообразности историками просто опускаются.

Поскольку не вписываются в объективную картину, созданную объективными историками. И мешают объективному взгляду на проблему.

Таким образом, у читателей создается вполне объективная картина. Разведчик предупредил совершенно ясно и недвусмысленно. Кретин Сталин ему не поверил, отсюда и все беды.

На самом деле эта кажущаяся ясность и недвусмысленность разведсообщений создана усилиями объективных историков. Создавших объективную картину, полностью соответствующую их объективным представлениям о тогдашнем времени.

Только вот совершенно субъективно получается, что Сталин-то читал эти документы без тех купюр, что организовали нам позднейшие объективные историки.

Отсюда и его реакция.

Вот если бы вам такое присылали?

Как бы вы к этому отнеслись?

Вот к этому, например.

Взято из сборника документов "1941 год", т.2.

Документ N 539.

"Захар" — это А.З. Кобулов, резидент разведки НКГБ СССР в Берлине.

"Старшина" — это Харро Шульце-Бойзен, обер-лейтенант из министерства авиации Германии.

Накануне войны Шульце-Бойзен сообщает ценные данные, что "вопрос о нападении на СССР решен".

А немного ниже он рассказывает не менее ценные данные. Ведь, согласитесь, сведения о направлении главных ударов немецкой армии — это сведения первостепенной важности.

Так вот. Советский разведчик сообщает, что главный удар немцы нанесут в Прибалтике и в Молдавии. С тем, чтобы окружить советские войска в Украине и Белоруссии.

Комментировать?

Еще ниже он предлагает в качестве превентивной меры захватить шведский остров Ойланд. То есть спровоцировать присоединение нейтральной доселе Швеции к числу стран — союзниц Германии.

И как это, простите, расценивать?

Собственно, Амаяк Кобулов и оговорился, что представляет это мнение "для соответствующей оценки". Оценки источника, естественно. Потому что совсем уж глупо и откровенно провокационно звучит эта фраза.

Впрочем, неясно из документа, читал ли его Сталин.

Но вот следующее сообщение "Старшины" Сталин читал совершенно точно.

Взято из сборника документов "1941 год", т.2.

Документ N 543.

Итак, эти ценнейшие сведения теперь доводятся лично до Сталина.

Обычно, этой информацией и ограничивают воспроизведение данных наши объективные историки.

Но Сталин-то читал весь документ.

И снова, рядом с этими данными, Сталин читает совершеннейшую фантастику.

Шульце-Бойзен бьет во все колокола (пытаясь пробиться через тупое сталинское недоверие), что немецкое командование планирует нанесение главных ударов на севере (из Восточной Пруссии) и на юге (через Румынию) с тем, чтобы взять в клещи советские войска в Белоруссии и Украине.

И как теперь относиться к первому абзацу? Тоже как к фантастике?

Только, заметьте, на этом донесении Сталин еще никаких матерных слов не писал.

Хотя здесь ему тоже прямым текстом докладывают о готовности Германии к нападению.

Кстати, обратите внимание на заключительный абзац сообщения.

Эти авиазаводы в Москве "Старшине" еще аукнутся.

Прошло шесть дней. Шесть накаленных, нервных дней.

И снова на стол Сталину ложится донесение.

Взято из сборника документов "1941 год", т.2.

Документ N 570.

Я уже упоминал ранее этот документ и резолюцию Сталина на нем.

На его примере можно со всей наглядностью увидеть механизм, так сказать, создания мифологии в вопросе отношения Сталина к развединформации накануне войны.

Помните, как был представлен этот документ ранее?

Вот в таком виде он чаще всего и приводится. Обычно из него цитируется только первый пункт. Ну, иногда, первый-второй пункты (допускается еще, через отточия, четвертый).

И сразу же — с возмущением, предъявляется матерная резолюция Сталина.

Вот же гад. Люди жизнью рискуют, добывают такую важную информацию, а этот кретин, мало того, что этой информации не верит, так еще и ругается матом, сволочь.

И вот теперь посмотрим на этот документ полностью, без купюр.

При этом, никто из желающих выставить Сталина дурачком не задумался, почему он с такой грубостью отозвался именно о сообщении "Старшины".

Ну, вроде, просто Сталин дебил и не верит в немецкое нападение, хотя его все носом тычут. Ему говорят, что приготовления Германии полностью готовы, а он к матери посылает.

Но есть здесь одна странность. В сообщении говорится не об одном, а о двух источниках, работавших в двух разных министерствах. А Сталин почему-то высказался только по одному из них. Не написал ведь Сталин что-то вроде: "Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваши "источники" из Берлина…" и далее — по тексту.

Никто не обратил внимания на то, что сообщение источника из министерства хозяйства Германии (Арвид Харнак, "Корсиканец"), изложенное здесь же, в этом же самом документе, Сталин не охарактеризовал подобным же образом. А оно ведь, это сообщение, с еще большей наглядностью показало, что вопрос германского нападения решен.

Почему, с большей? Да потому что, первый источник сообщил о готовности Германии вообще. Передал свои впечатления, в общем. А второй — дал развернутое и впечатляющее пояснение, откуда конкретно взято мнение о скором нападении.

Так вот. По поводу этого источника Сталин промолчал.

Не вызвал он у него желания послать его "к еб-ной матери".

Почему-то.

Тогда в чем же дело?

А вот, приглядитесь к сообщению из штаба германской авиации повнимательнее.

"Старшина" сообщает, что немецкая авиация готова к нападению на СССР.

При этом, заметьте, он утверждает, что главными целями немецкой авиации в первые дни войны будут вовсе не советские аэродромы в приграничных военных округах. Не склады горючего и боеприпасов. Не железнодорожные узлы. Не Минск и Киев, наконец.

Главными целями в первый день войны будут "…электростанция "Свирь-3" и московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские".

Так чем же это не дезинформация?

В самом чистом виде это дезинформация.

Ставящая, кстати, неизбежно, под сомнение и всю другую информацию этого источника.

Что касается готовности Германии, Сталину было известно и из других сообщений. О позиции Венгрии — так вообще из самого Будапешта. Накануне войны там работал один из самых успешных советских разведчиков — Н.Г. Ляхтерев ("Марс").

Главный же вопрос — когда?

Ответ общий. Скоро. Все у Германии готово.

Но когда рядом с сообщением о том, что у Германии "все готово" вдруг появляется уверение в том, что Геринг спит и видит разбомбить в первую очередь электростанцию "Свирь-3", без этого ему война — не война…

Это все, заметьте, в середине июня. Когда немецкое командование уже полностью спланировало (на самом деле) первые авиаудары по СССР. По Минску и Киеву. По тем же самым аэродромам, которые утром 22 июня немцы разнесут в клочья.

Когда первый налет на Москву (и ее заводы, кстати не только производящие запчасти к самолетам) немцы совершат только через месяц после начала войны.

Когда каждая минута на счету. Когда каждое слово — на вес золота.

И вдруг, руководитель государства открывает документ и читает там такое…

Представили?

Но вот только в одном критики Сталина правы. И в этом с ними нельзя не согласиться.

В одном Сталин здесь действительно неправ.

Неправ он в том, что ругался матом. Матом ругаться нехорошо.

Так ведь сталинист же махровый — что с него возьмешь?

Так что видим мы типичный пример подмены понятий. Сталин отрицательно реагировал на явную дезинформацию, бьющую в глаза даже неискушенному человеку.

А нам все эти 50 лет внушали, что это — его типичная реакция на саму идею о возможности немецкого нападения.

Теперь посмотрим на сообщения Рихарда Зорге.

И, кстати, приглядимся поподробнее, откуда появилась резолюция и на его сообщении (правда, не сталинская). Которую тоже любят часто цитировать некоторые авторы. Борцы, так сказать, с режимом.

Может быть, возмущение этой резолюцией вызвано с помощью того же приема, что мы видели только что?

Давайте, посмотрим.