Рикошет

Стянув волосы назад в хвост, я стояла перед огромным зеркалом, глядя на свои затвердевшие соски. Тонкое красное шелковое платье, которое я носила, свободно висело спереди, позволяя половине каждой груди выглядывать из-под широкого выреза. Я стала существом простоты, и если бы не сторож, который жил всего в нескольких сотнях футов от дома, я бы, наверное, ходила обнаженной большую часть дня, потому что могла.

Затылка коснулся слабый ветерок.

В отражении зеркала мои глаза зацепились за маленькую щель между толстыми двойными дверьми позади меня. Взяв пистолет в верхнем ящике комода, я развернулась, наклоняя голову, чтобы убедиться, и пересекла комнату, где толкнула дверь, чтобы выглянуть на улицу. На палубе гамак очень быстро раскачивался на ветру, но все, казалось, оставалось безмятежным.

«Ахиллес залаял бы», — напомнила я себе.

Единственным другим человеком на восточной стороне острова был Матэус, землевладелец, которому принадлежали целые кварталы. На самом деле преступность не была проблемой, но расследование дел Майкла привело к тому, что были замешаны и арестованы известные члены банд и политические деятели. Иногда я тревожилась о том, что они пришли за мной в поисках возмездия.

Закрыв дверь, я быстро, но с опаской прошлась по дому и как только осталась довольна поиском, отложила пистолет на тумбочку и нырнула в кровать.

Из ящика тумбочки я взяла книгу — «Заклеймить Спящую Красавицу» А. Н. Роклора.

Скользнув под край своего платья, я читала, молча покатывая пальцами между бедер, пока Принц продолжал клеймить Красавицу. Я находила какое-то извращенное наслаждение в одиночестве, ночь за ночью, фантазируя о Нике. Мое сердце отказывалось двигаться дальше.

Минуты шли, веки тяжелели, мозг погружался и выплывал из состояния бодрствования и сновидений. Тепло пульсировало по моему телу, согревая кожу, и мышцы стали мягкими, продолжая дрейфовать и дрейфовать.

Призрачное прикосновение дотронулось моей тазовой кости, пока я лежала на боку в постели. Я вздохнула и подняла руки над головой, сдавшись фантазии, проникающей в мое сознание. Пальцы скользнули между бедер, отодвигая трусики, и я не могла сказать, были ли это мои пальцы или принадлежали моей иллюзии Ника.

Удовольствие исходило из моего лона, направлялось к пальцам ног и рук восхитительными волнами, на которых мои бедра покачивались медленными, мучительными кругами. Боже, это было так чертовски хорошо. Я не хотела просыпаться. Я хотела остаться во сне, навсегда в состоянии экстаза, с призрачными пальцами Ника, входящими и выходящими из меня в идеальном синхронном движении на пике моего оргазма. Как будто он знал мое тело лучше, чем я.

— Ник, — прошептала я. — С тобой так... хорошо. — Я ласкала свою грудь, мой язык скользил по губам, в то время как жар охватывал мое тело.

— Я смотрел, как ты трогаешь себя. Ты такая чертовски влажная, такая узкая.

О, боже, его голос был таким отчетливым, таким ярким в моей голове, что один только его звук чуть не толкнул меня к краю, но его пальцы снова замедлились, и меня окутало туманом сонливости. Отчаявшись, я сосредоточилась, не желая терять момент.

Нет, пожалуйста. Позволь мне это! Мне нужно это освобождение!

Мои глаза открылись. Я подняла руку, но ощущения продолжались, и мои мышцы сжались от мгновенной паники. Ни одной из своих рук я не касалась себя между ног. Одной рукой я ласкала свою грудь, другая оставалась над головой, и что-то сжалось вокруг моего запястья.

Тем не менее стенки моего влагалища все еще захватывали то, что казалось длинными пальцами внутри меня.

Я резко выдохнула.

— Кончи для меня, Обри.

Этот голос! Такой насыщенный и хриплый, он щекотал мою грудь. Неповторимый голос Ника.

Это он. В моей постели. Он настоящий. Не сон.

Извиваясь под ним, я боролась с нарастающим давлением, жар внутри меня пульсировал, закручиваясь, обещая самое изысканное освобождение.

Нет! Нет! Мой разум протестовал, желая убедиться, что человек действительно был им.

В отчаянном метании между разумом и телом я попытался оттолкнуть неизбежное напряжение внутри живота, но трение по моей неукротимой и голодной плоти и напряженность в моих мышцах заявили, что сопротивление бесполезно. Мои мышцы стали жесткими, задрожали от воздержания, борясь с возбуждением. Я хотела повернуться и посмотреть на его лицо, чтобы убедиться, что это не какой-то долбаный псих с предсмертным желанием, но оргазм обрушился на меня, и все, что я могла сделать, — это лежать там, позволяя ощущениям парализовать меня, утащить меня под поверхность.

Волны экстаза гудели в моем теле, распространяясь, точно пламя, по моим мышцам, преследуемые покалыванием и провоцирующие головокружение. Сжав простынь свободной рукой, я вцепилась зубами в руку, выругавшись в свою же кожу. Спина изогнулась, мышцы туго натянулись, тело действовало по своей воле, переживая самый интенсивный оргазм, который был у меня за последние пару месяцев.

Пока мой разум задавался вопросом «Какого хера?», я закричала, сознаваясь в том, что он уже знал, так как его пальцы неумолимо вели меня ко второму оргазму, быстро и влажно скользя, отчего при каждом движении их втягивало в себя мое тело. Его большой палец ласкал мой клитор, погружаясь во влажность, затем размазывая ее по чувствительному, и к тому же предательскому, маленькому бутону. Мой собственный стон гудел в моей голове, и я извивалась, судорожно напрягаясь от пламени внутри моих мышц.

Пошел ты! Пошел ты! Мое сознание закричало внутри своей клетки, пока очередной оргазм взорвался в моем теле, посылая вспышки света под моими веками.

— О, боже, Ник. Я ненавижу тебя. Я, бл*дь, ненавижу тебя, — я хотела рыдать в подушку и выть от предательства, которое я вдруг почувствовала, но эти выстрелы удовольствия пронзали мои вены, взрыв холодным покалыванием тушил пламя в импульсах, которые заставили меня улыбаться вместо того, чтобы нахмуриться — истинное противоречие абсолютного блаженства и ярости, танго внутри меня.

— Даже выразить не могу, как меня волнует, когда ты снова произносишь мое имя, — его пальцы выскользнули из меня. — Я скучал по твоему вкусу, — в его груди раздался рык, и когда меня схватили за горло, я взяла пистолет с тумбочки, перекрыла рукой свое тело, вжав дуло в то, что я считала подбородком.

— Ахиллес Х?

— Привет, револьверные губки, — его хватка ослабела, и перекатившись на мужчину, я оседлала его тело, отчего его эрекция прижалась к моей заднице. Я наставила на него пистолет.

Когда он стянул лыжную маску, его губы, которые так чертовски сильно хотелось поцеловать, растянулись в ухмылке.

— Разве родители не учили тебя запирать двери?

Великолепные голубые глаза, которые я никогда не думала, что увижу, снова заставили сердитую тираду разгореться внутри меня, только она умерла на моих губах. Ник. Ахиллес. Алек Вон. Один и тот же человек, смотрел на меня с таким выражением, от которого трусики на мне становились влажными, и задница упиралась в его член. Тот вид волнения, который приходит только с мечтами, потому что как еще можно объяснить, почему я не превращаюсь в месиво из горя и слез при виде его?

— Что... что ты такое? — Слова скатились с языка, когда я мысленно искала связь. — Понятно. Я рехнулась, — я провела рукой по волосам, приступ паники пополз по моему позвоночнику. — Вот, дерьмо, я сошла с ума. Я вижу призраков.

Игнорируя пистолет и мое расстройство, он протянул руку, кончики пальцев протанцевали вдоль хребта по моему платью.

— Черт… никогда не видел тебя в красном, но теперь не могу представить тебя в каком-нибудь другом цвете. Ты всегда спишь в платье или знала, что сегодня я приду за тобой?

Этот голос. Его голос. Словно дрессированная собака, мои бедра сжались от волнения, поразившего мое сердце. Мой желудок стянуло в узел, когда холодок поднялся по моему позвоночнику, умоляя о повторении того, что он совершил всего несколько минут назад.

Конечно, я, должно быть, сплю. Мне снился этот сценарий, по крайней мере, раз десять, как днем, так и ночью — фантазия, в которой он приходил ко мне, держал меня в плену и ласкал мое тело часами. Я превратилась в странную девушку с извращенным фетишем быть похищенной, которая засыпала от эротических историй о том, чтобы быть сметенной, заключенной в темные фантазии, о которых я никогда не думала до появления Ника.

Его прикосновение задержалось на моей щеке, и если бы не его взгляд, я бы накрыла его руку своей, чтобы сохранить ощущение. Если бы он был там, на самом деле там, то:

— Почему Ахиллес не залаял?

Его брови взлетели.

— Ты назвала свою собаку в мою честь? Я польщен. По-видимому, он не обучен убивать злоумышленников, особенно тех, кто вооружен угощениями для него.

— Хитро.

По телу пробежал новый порыв гнева, в противовес которому стало возбуждение от того, что он был в моей спальне, где я планировала взять его в плен, если он не убьет меня первым. Я ненавидела его за то, что он заставлял меня чувствовать то, что я ощущала в течение стольких месяцев, но, черт возьми, если бы мое тело могло сердиться на него. Часть меня хотела прыгнуть в его объятия.

— Я думала, ты умер.

Его взгляд задержался на моих губах, когда челюсти напряглись.

— Я выбежал. Дверь в подвале привела меня в туннель, который выходил через заброшенное здание в двух кварталах ниже, — он взглянул на пистолет, который я направляла на него, как доказательство недоверия того, что он был жив. — Собираешься меня пристрелить?

Он выжил. Был жив все это время?

Путаница внутри моего тела вращалась, как торнадо, изгоняя случайные эмоции, которые не имели смысла. Такие неуместные, влияющие на мои слова и реакции. Счастье. Печаль. Злость. Неверие. Абсолютный хаос, скручивающийся под моей кожей.

Я хотела кричать на него, но смогла только улыбнуться. Хотела поцеловать его, но палец дернулся к курку. Мое сердце похолодело от жалости и недоверия перед тем, что я проснусь от разочарования. Руки жгло от пощечины, которая так и хотела сорваться по его щеке.

Я опустила пистолет, ощутив боль стольких ночей, когда я думала, что потеряла его. Почти потеряла себя.

— Твое тело радо меня видеть, — он сунул два пальца в рот и облизал их, заведомо провоцируя во мне дрожь от позвоночника к киске. Ему хватило наглости снова улыбнуться. — Все еще сладкая, как и всегда.

Ярость и волнение горели в моей крови.

Стремление ударить и поцеловать было слишком велико! Резкое жжение царапнуло по черепу, когда я заскрежетала зубами. Часы боли, слез, неверия, горя, гнева, восприятия. Ради ничего. Ничего.

— Все это время ты... и ты не...

Онемение перелилось от моего сердца в конечности, покалывая в кончиках пальцев, и я почувствовала свет — такой, какой вы чувствуете во сне. Спала ли я? Я все еще не знала точно. Слезы грозились политься из глаз, чтобы прорвать чертову дамбу, которую я строила так долго. Когда я плакала после взрыва, мне приходилось притворяться, что это были слезы по моему ублюдочному мужу.

— Козлина! Ты знаешь, что это со мной сделало? — Я ударила его кулаком в грудь и наклонилась, чтобы оттолкнуться от него.

Ник подскочил в сидячее положение и схватил обе мои руки.

— Отпусти меня! — Я выкрутила запястья, чтобы освободиться, разочаровавшись, когда его хватка усилилась.

— Я не могу сказать, сколько раз я хотел украсть тебя, чтобы ты поехала со мной.

Тяжело дыша, я замерла, молча глядя на него.

Он отпустил мои руки, игривый блеск в его глазах превратился в отрезвляющий взгляд.

— Я должен был держаться подальше. Я хотел, чтобы ты была в безопасности. Но, что еще более важно, я должен был знать, что... то, что ты чувствовала ко мне в те недели, не было какой-то извращенной Стокгольмской хренью. Каждый день я придумывал новые оправдания, почему должен держаться подальше, — его взгляд пронесся по моему телу, пока его ладонь скользила вверх и вниз по моему бедру. — У меня кончились оправдания, — от моего молчания уголок его губы дернулся вверх. — Я сказал тебе, что ты уничтожишь меня, Обри. Ты моя боль и мое удовольствие. И укол иглы, и зуд, притупляющий боль. Моя зависимость. Я не могу держаться вдали от того, что мне нужно, — он сжал мое бедро, пристально глядя на меня. — Я больше не могу держаться от тебя подальше.

Сердитый шторм внутри меня успокоился.

— Я читала медицинскую карту. Итак, ты… ты...

— Да, — его теплые ладони продолжали массировать мои бедра. — Имею два разума, так сказать.

— Ты представляешь для меня опасность?

Его рот скривился в улыбке, взгляд опустился вниз.

— Только когда ты так одета.

Я проигнорировала мурашки, появившиеся на моей коже, и опустила взгляд от его глаз к моему животу, где под кончиками моих пальцев ощущалась всего лишь маленькая выпуклость. Слезы наполнили мои глаза, когда его рука накрыла мою, и я подняла взгляд на него.

Его брови сошлись вместе. Оглушительная тишина затянулась, казалось, на вечность, прежде чем его челюсть дернулась от улыбки, а глаза наполнились блеском.

— Черт возьми, Обри, — он притянул меня к своему телу, сжимая так сильно, что я едва могла дышать в его объятиях. Его губы сокрушили мои в поцелуе, таком сладком, таком страстном, что он украл мое дыхание. — Ребенок. Мой ребенок, — благоговение в его голосе ослабило напряжение в моем животе.

Через улыбку и слезы я кивнула.

— Никого, кроме тебя, Ник.

— Для меня есть только ты, револьверные губки, — потирая затылок, он улыбнулся. — Я не знаю, какого хрена я так долго выживал без тебя. Я терял рассудок, пытаясь держаться подальше.

Прижавшись к его груди, я уселась на нем, уставившись на линии на его лице, темные круги под глазами, которые говорили о бессонных ночах. Я провела пальцем по его губам, и он поцеловал его.

— Я рассказала им все, что ты просил. Об Ахиллесе.

— А об Алеке?

— Они ничего не знают ни о каком Алеке. Это ни разу не всплыло. Ни в расследовании, ни в судебных процессах.

— Хорошо. ДеМаркус, должно быть, оставил эту информацию при себе, — его взгляд упал на мои бедра, когда он гладил их, отвлекая мои мысли. — И насколько они знают, я погиб в том пожаре.

— Почему ты не рассказал мне об Алеке?

— Потому что ты уже показала мне, что хотела любить темную сторону меня. Всего меня, — его челюсти сжались, и он покачал головой. — Если я бы все тебе рассказал, в итоге это не позволило бы мне пройти до конца.

— Вот почему ты не говорил мне, почему похитил меня. Почему ты удерживал меня?

— Я боялся тебя, Обри. Ты свидетельство моей боли. Боли, которую мне нужно было изгнать из себя. Алек хотел тебя спасти. Я хотел тебя уничтожить. Мы видели тебя в разном свете. Он видел правду, в то время как я был слишком ослеплен болью, чтобы увидеть что-то большее, чем ложь.

— Но... ты один и тот же человек. Как можно чувствовать две разные эмоции?

— Это было безумие, которое я проживал ночь за ночью, а моя кровать оставалась пустой без тебя рядом со мной. Как я мог ненавидеть тебя и любить одновременно? Это было раздвоение, которое сводило меня с ума, — мягкий свет его глаз говорил о внутренних мучениях. — Я решил оставаться в отрицании, даже когда ты была у меня там, зная, что есть что-то более глубокое, чем моя ненависть к тебе. Это было безумие, — он покачал головой. — Прости, если я причинил тебе боль, Обри. Я не могу изменить то, кто я есть, и то, что мне пришлось сделать, чтобы справиться с этой болью. Я не мог представить себе жизнь без Лены и Джея. И не хотел. Ты заставила меня увидеть будущее, выйти за пределы моей мести. И я сражался с этим каждый проклятый день, когда смотрел на тебя с Каллином, создавая причины ненавидеть тебя, пока больше не мог отрицать того, что я должен был спасти тебя, — его пальцы сжались на моих бедрах. — Хотя влюбиться в тебя в планы не входило.

— Я должна тебе кое-что показать.

Его хватка исчезла с моих бедер, и я выскользнула из постели, быстро махнув ему рукой, чтобы следовал за мной в соседнюю комнату.

Оказавшись в коридоре, я остановилась и повернулась к нему лицом. Взглянув ему в глаза, я поднесла ладонь к его щеке, провела пальцами по щетине и поцеловала его.

— Я хочу помочь исцелить твое прошлое, Ник.

Глава 55

Ник

С исполинским терпением я последовал за Обри, когда она потащила меня к двери в соседнюю комнату.

Стоя там в этом красном платье, она издевалась над каждым слоем сдержанности, который только можно было обнаружить у меня внутри. Я знал, что поначалу мне не стоит спешить, что она, скорее всего, ненавидит меня, поскольку думала, что я мертв.

При виде ее, темное желание, которое, пока я жив, никогда не будет насыщено другой женщиной, воззвало из глубины души. Я был благословлен любовью на всю жизнь два раза, и ни в жизни Тот, что На Верху, не даст мне еще один шанс, если я облажаюсь.

Пока она стояла, глядя на меня с легкой кривоватой усмешкой, мои нервы были на грани. С щелчком она открыла дверь и отошла в сторону, позволив мне пройти.

— Это первый шаг к исцелению твоего сердца, Ник.

Мое дыхание застряло в горле.

Стены были из стекла, как и остальная часть дома, но в отличие от бамбука, покрывающего потолки в других комнатах, черная вздымающаяся ткань висела сверху, с крошечными шариками света, которые, казалось, были вшиты в нее, как яркие звезды, сверкающие в ночном небе. По стеклу всей комнаты черным были выведены слова:

Звезды под покровом неба

Не скрываются в ночи,

Души тех, кого мы любим,

Нас ведут, а мы молчим.

Но приходит луч рассвета,

Неся свет, родной и прыткий.

Он согреет наше сердце,

Затмевая все ошибки.

Под ним серебряным курсивом на черном пятне читалось:

«Увидимся в ночи».

— Я не поэт... Я просто... взяла мысли из того, что ты говорил мне, и...

— Ты сделала это? Для... — Мое горло сжалось намертво, и мне пришлось приложить усилия, чтобы проглотить комок. Черт, я едва мог сдержать слезы.

— Думаю, часть меня надеялась, что ты вернешься. Я молилась о чуде, чтобы ты остался жив. Даже если бы ты не выжил, я подумала, что это хороший способ почтить их. Дать понять, что им всегда рады в этом доме, — взяв мое лицо в руки, она украла мое внимание своей улыбкой. — Я не боюсь разделить с тобой твое сердце, Ник. Если это означает, что я могу разделить твою жизнь, я приму каждую ее часть. Все части тебя. Даже твою боль. Ты исцелил меня, убив Майкла.

— Ты зажгла пламя внутри меня, револьверные губки.

— Пламя? Что это значит?

— Ты воскресила мою душу. Вырвала меня у смерти и снова наполнила жизнью. Заставила меня заботиться о большем, чем только о себе. Это означает, что ты никогда не познаешь этой боли снова. Ты никогда не узнаешь страха. И если что-нибудь попытается затащить тебя во тьму, я буду рядом. Ты никогда не будешь одна, — я провел пальцем по щеке Обри и поцеловал ее, вкладывая в поцелуй все, что у меня было. Сжав затылок, я притянул ее лоб к своему. — Ради тебя я прошел бы через пламя ада, Обри. Сгорел бы ради тебя, — опустив руку на живот, я скользнул кончиками пальцев по ее маленькой выпуклости, где внутри нее расцветало мое будущее, — ради вас обоих.

Она пробила сталь, которая клеткой сжимала мое сердце, запечатала зияющую рану и взяла то, что ей принадлежало. Я защищу ее. Убью ради нее. И никогда не буду жить без нее.

Я так долго искал возмездия, а в Обри нашел искупление.

Я поднял ее на руки, закинув ее ноги себе на талию и прижался поцелуем к губам, пока слепо нес ее обратно в хозяйскую спальню. Опустив на край кровати, я слился с ее ртом воедино, пока мои руки развязывали узел платья.

Ее пальцы нащупали пуговицу на моих джинсах, пока она не выскочила, и Обри разорвала поцелуй, чтобы спустить их вниз по моим бедрам до колен, после чего я вышел из них. Захватив подол моей футболки, она дернула одежду вверх через голову и прикусила губу между зубами, когда ее руки блуждали от моей груди до ребер.

— Даже выразить не могу, как сильно я скучала по твоему телу, — прошептала она. — Я просто хочу прикасаться к каждой части тебя, чтобы точно знать, что ты действительно здесь.

Когда мои кулаки вжались в постель по обе стороны от нее, я уложил ее под себя, хищный и готовый поглотить ее. Как голодное животное, я пировал на ее губах, и через несколько секунд поцелуй стал жестоким, жадным. Я не мог ею насытиться. Больше, больше, звучал голос в моей голове. Тепло выстрелило в моих мышцах, когда я схватил ее за волосы, удерживая неподвижно, пока пробовал ее, мятное дыхание и сладкий сахар ее губ.

Обри ударили ладонями меня в грудь, и я отдернул ее руку. Я нуждался в ней. Жаждал ее слишком, бл*дь, долго, чтобы остановиться. Больше никогда.

Стон вибрировал у меня во рту. Да. Рука ударила мне в грудь.

Я разорвал поцелуй, отстранился, и холод заполнил пространство между нами.

Она сделала резкий вдох.

— Не могу дышать.

— Прости, я хотел, чтобы это было нежно, но после мучительной задачи вернуть дыхание в твое безжизненное тело в ту ночь... моя голова была не в лучшем состоянии последние несколько месяцев.

— Чувство взаимное. Когда ты оставил мне эту записку... ты не собирался возвращаться. Ты планировал умереть той ночью. Я ненавижу тебя за то, через что ты меня провел.

— Ненависть — сильное слово, — подняв ее руки над головой, я прижал их к кровати и провел губами до основания ее шеи, вдыхая сладкий запах — единственный, который мог поставить меня на колени. — Ты уверена, что ненавидишь меня?

— Да, — хриплость в ее голосе вызвала улыбку у меня на лице.

Надавливая на ее руки, я скользнул членом по ее щелке, поддразнивая ее, но, черт возьми, от потери рассудка меня отделяла тончайшая грань.

От желания ощутить прикосновение этой женщины зудело все тело, особенно в те холодные, бессонные ночи, когда я вырезал из себя демонов, пытаясь оттолкнуть вспоминания о ней до тех пор, пока не понимал, что не мог этого сделать. Не мог отпустить ее. Как эгоистичный ублюдок, я поехал за ней, даже зная, что подвергну ее риску. Однако мне было плевать, точно так же, как наркоману было бы плевать, что следующая доза может принести ему собственное уничтожение. Я нуждался в ней. Каждая клеточка меня болезненно жаждала еще одну дозу, еще один кайф, который утихомирил бы мой разум, чтобы меня не поглотила тьма.

Поцелуи, оставленные вдоль ее подбородка, сорвали с ее губ тихий стон.

— Как сильно ты меня ненавидишь? — Я направил головку своего члена в ее такой чертовски влажный вход и вздрогнул. — Скажи мне, — потребовал я, сжимая ее узкие запястья.

Ее выдох задрожал у меня над ухом.

— Очень сильно.

Крошечными, сводящими с ума движениями, я вжимался в нее, но не входил.

— Может, мне стоит остановиться?

— Нет! — От протеста ее грудь вжалась в мою. — Пожалуйста.

— Пожалуйста, что?

Ее глаза распахнулись, но остались затянуты похотью.

— Трахни меня.

— Скажи еще раз, — потребовал я.

— Трахни меня, Ник.

Глава 56

Обри

Мое тело снова оживало, словно в труп вдохнули воздух, отчего тот внезапно расцвел жизнью. Я не просто хотела Ника — он был мне нужен.

Пища, вода, воздух и он.

Мое все.

Он толкнулся в меня до основания, заставив издать приятный крик.

— Я тот, кто вернул тебя, Обри. Я прыгнул в ту воду и вытащил твое чертово мертвое тело из того хранилища. Не Алек. Я.

Отрезвляющая мысль скрутила мой желудок узлами грусти, возрождая совершенно потрясенное состояние, в котором я проснулась, а он парил надо мной, как какой-то темный ангел — тогда я впервые увидела страх на его лице.

— Твой вид сыграл плохую шутку с моим разумом. Мне нужно трахнуть тебя. На самом деле, мне может понадобиться несколько дней секса с тобой, чтобы истребить ту картину из моей системы, но прямо сейчас я хочу, чтобы ты дала мне все, что у тебя есть.

От мягкого прикосновения его губ к моему горлу мои бедра сжались, и хныканье вырвалось из меня, когда он скользнул языком по моей шее. Зубами прикасаясь к моему подбородку, Ник обвил пальцами мой затылок, захватывая меня, словно я могла захотеть уйти от него.

— Обри, я был так озабочен мыслями о тебе каждую ночь в течение нескольких месяцев, — прохрипел он. — О твоем вкусе. О твоем запахе. Это сводило меня с ума. Я хочу тот маленький огонек, что есть внутри тебя, и пока буду трахать тебя, я хочу, чтобы ты трахала меня в ответ, потому что ты вытрахала мне мозг.

— Пожалуйста! — Облизнув губы, я скользнула рукой между бедер, бесстыдно массируя свой клитор.

Подняв мое запястье, он сжал мою руку в своей.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

— Бл*дь, я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Ник, — подняв голову над подушкой, я подалась к нему губами.

— Возврата не будет, Обри. Ты принадлежишь мне. Может, у меня и не все в порядке с головой, но мое тело и сердце знают, чего хотят, — он сжал мое запястье. — Я хочу раздевать тебя, брать тебя каждую ночь и каждое утро просыпаться, видя твое прекрасное лицо, зная, что ты навсегда моя.

— Я тоже тебя хочу. Вас обоих. Всех вас. Насколько бы я не принадлежала тебе, ты тоже мой, Алек, Ник, кем бы ты ни был, мне все равно.

Его член скользнул внутрь, наполняя меня.

Я выгнулась к нему, чувствуя каждый дюйм его кожи против моей. С медленными, издевательскими толчками он вколачивался в меня и выскальзывал, и, как всегда, наблюдал за мной. Я смотрела на него. Мы смотрели друг на друга, как два воина, собирающихся ринуться в бой.

Он вышел из меня, перевернул на живот и вошел в меня сзади.

Я закричала, когда его член скользнул по моим стенкам, наполнив меня таким образом, которого я жаждала месяцами. Я подняла свою задницу выше, раскачивая бедрами, стремясь почувствовать, как он двигается внутри меня.

Сначала он замер, дыхание дрожало, пальцы оставляли синяки на моих бедрах.

— Черт возьми, — прорычал он.

Легкие скольжения в меня и из меня заставили меня закрыть глаза, улыбаясь облегчению, так как его толстый член подпитывал мое голодное либидо.

— Да, — вздохнула я, тянясь между своих бедер, чтобы поиграть с его яйцами. — Трахни меня, Ник.

— Твоя киска скучала по мне, не так ли? Ты скучала по тому, как я трахаю тебя? — Он вошел глубоко в меня, толкая всем телом вперед, и я стиснула зубы от мощного удара сзади. — Отвечай мне.

— Каждую ночь. Я фантазировала о тебе каждую ночь!

— И я тоже. Потерял мой разум среди фантазий погрузиться в тебя, — его ритм ускорялся со словами. — Мне нужно было прикоснуться к тебе, чтобы ожить после того, как я чувствовал себя мертвым слишком долго, — он лизнул мой позвоночник, не прерывая своих движений. — Я собираюсь трахать тебя всю ночь, Обри. Заставлю кончать снова и снова. А затем снова трахну тебя.

Пока его бедра врезались в меня, я царапала простыни, сухой хлопок впитывал мою слюну, когда я вцепилась в ткань зубами. Я жестоко, безумно и отчаянно жаждала первый оргазм, словно наркоман, получающий дозу после месяцев воздержания. Мне нужна была эта доза. Я так долго ее ждала.

Рычащие и хрипящие звуки, которые издавал Ник, возбуждали меня, и я отпустила себя, выкрикивая с каждым беспощадным движением в мое тело. Каждый удар сзади говорил мне, как сильно он хочет наказать меня. Безмолвно признаться в том, как я заставила его мучиться из-за меня, сойти с ума от страсти и вожделения за эти месяцы разлуки. Я знала, потому что я тоже это почувствовала. Я устала прикасаться к себе, ища высвобождение, которое только его тело могло дать мне.

Ник довел меня до слез, но не моей болью, а своей. Я ощущала это в себе по тому, как отчаянно он двигался сначала и насколько мучительно после. Беспокойное ощущение того, что все могло закончиться прямо там, сражалось с осознанием, что перед нами была вечность. Даже после того, как он осуществил свою месть и выжил, его боль все еще ощущалась. Я поняла это страдание, потому что чувствовала его сама. Несмотря на смерть Майкла, несмотря на то, что я была наконец свободна, в моем сердце все еще горело томящееся желание. Это была сокрушительная боль, которую могла успокоить только любовь. Мне нужно было успокоить сердце Ника, исцелить его, отдав ему свою душу, боль, часы, минуты, секунды, в которые я чувствовала себя мертвой без него. Он был мне нужен, чтобы познать безумие внутри меня, которое расцвело из-за его исчезновения.

— Ты нужна мне. Дай мне больше, Обри. Все, что у тебя есть.

Давление сжимало мой живот с каждым ударом его члена, который облегчал боль внутри меня.

Он вышел, снова повернул меня на спину и поцеловал, прежде чем скользнутьназад в меня.

Я перекатилась на него сверху, ногти впились в его грудь, разрывая плоть. Набросившись на него ртом и не размыкая поцелуй, я потянула за его губу зубами и прикусила. Он вернул дикость жестким, властным поцелуем, потянув меня за волосы. Мы превратились в спутанные конечности, царапались, кусались, ударялись. Уничтожали друг друга. Я не могла насытиться им и молилась, чтобы не кончить, потому что не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Я хотела трахать его, пока не ослабну, не останусь избитой, разбитой кучей ничего иного, кроме как мягких костей.

Его пальцы вонзились в мои бедра, пока я объезжала его. Моя грудь подпрыгивала с каждым жестким насаживанием на его член, и, подняв голову с подушки, Ник сомкнул свой рот на моем соске.

Мой желудок сжался, когда боль пронзила чувствительную плоть. Грань пошатнулась, мышцы воспламенялись все сильнее и сильнее.

Он потянул меня назад на себя, вцепившись пальцами в плечи, вжимаясь в кости, когда направлял меня вверх и вниз, вверх и вниз. Врезаясь, врезаясь, врезаясь.

Я выкрикнула его имя. Мольба? Казалось, она стучала в небеса, некоторое время умоляя впустить ее, прежде чем упала назад на землю.

Иголки помчались по моей крови, и его горячее семя выстрелило во мне, пока я снова и снова кричала его имя, а его проклятия отскакивали от стен.

Он сжал ладонями мои щеки, страсть загорелась в его глазах, дыхание дрожало от его освобождения.

— Я люблю тебя, Обри, — сказал Ник осипшим хрипом, прежде чем его губы обрушились на меня. — Мой красивый маленький огонек.

Я улыбнулась.

— Я тоже тебя люблю.

Скользкий слой пота, крови и спермы покрывал наши тела на влажных простынях, где мы уничтожали друг друга. Счастливо уничтожали друг друга в течение нескольких минут.

— Мне стоит наказать тебя за то, что ты делаешь с моим телом, — его хриплый голос защекотал мне ухо, и он рухнул рядом со мной на кровать, привлекая меня к себе. — Но я не смог бы причинить тебе боль, даже если бы попытался.

Наши безумные вдохи, наконец, замедлились, он соскользнул с постели и протянул мне руку. Он мог бы направить меня прямо к краю скалы, и я бы последовала за ним. Мне было все равно — мне нужно было снова почувствовать его тело напротив меня, поэтому я взяла его за руку.

Подводя меня к ванной, он бросил несколько лепестков мыла в белую антикварную чашу на деревянной подставке прямо снаружи душа. Внутри он повернул кран с водой и притянул меня к своему телу. Пар смешался с теплым ароматом тикового дерева, и вода в сочетании с его руками погрузила меня в транс, пока он мыл мое тело. Стекло кабинки, в отличие от остального стекла в доме, было матовым, но складывалось ощущение экзотического уличного душа с потоком лунного света, а свежий воздух смешивался с паром.

Живой. Он, черт возьми, живой. Я могла бы прокричать слова, которые танцевали у меня в голове. Больше не одна. Месяцами я мучила себя мыслью о том, что мне придется воспитать ребенка в одиночку. И я бы это сделала. Мой мир наконец ощущался цельным. Завершенным.

— Часть меня все еще чувствует, что я сплю, а ты на самом деле не здесь, — я закрыла глаза, когда он массировал мои волосы.

— Я на самом деле здесь, — щипок, что пришелся мне на сосок, заставил меня завизжать, и я потянулась назад, чтобы ударить его по бедру. Когда он обнял меня, я почувствовала себя маленькой рядом с ним. — Мне жаль, что я упустил столько возможностей посмотреть, как ты принимаешь здесь душ.

— Вечеринка каждую ночь. Все эти грязные мысли я держала при себе. Вполне уверена, что Матэусу понравилось шоу.

Его руки напрягались вокруг моего тела.

— Кто такой Матэус?

— Семидесятилетний сторож на острове.

Напряженность ослабела.

— Я убью его, — ответил он с улыбкой в ​​голосе.

— Мистер Райдер, вы ревнуете?

— Только когда дело касается тебя, — он куснул меня за ухо и провел руками по моему телу. — Скажи мне, чего ты хочешь, Обри. Чего бы ты ни потребовала, я дам тебе это.

— Тебя. Чего же еще?

— Я твой, — его голос стал мрачным. — Но иногда я... сложный. Прошло много времени с тех пор, как я делился чем-то с женщиной. Я не хочу возвращаться к старым привычкам, но ты стала моей зависимостью. А мои пристрастия, как известно, уничтожают меня.

Я повернулась в его объятиях, чтобы посмотреть на него, мои глаза оказались на уровне татуировки на его груди.

— Я не хочу легкости и отсутствия проблем. Я хочу любви, которая делает меня чертовски сумасшедшей и иррациональной. Я хочу утонуть в ней и никогда не возвращаться за воздухом.

И я говорила это серьезно. В нашей любви не было ничего нормального или типичного. Нам нужно было быть одним горячим безумным хаосом за все, что мы выстрадали, но так же, как цветок вырастает от слез, упавших с неба, наша любовь росла от боли. Она расцвела во тьме и выросла со временем.

Я поцеловала его руку, крепко обняла, этим утверждая, что я принадлежу ему. Опустив взгляд, я проследила за очертанием его татуировки.

— Потерять тебя было пулей прямо в мое сердце.

— Я обещал, что вернусь, — он приподнял мой подбородок пальцем, и наши взгляды вперились друг в друга. — Я всегда выполняю свои обещания.

— Тогда обещай мне вечность.

Схватив меня за волосы, Ник отклонил мою голову назад, оставив дорожку поцелуев по моему горлу, пока не достиг моего уха.

— Обещаю, — прошептал он.

— Я люблю тебя.

— Я полюбил тебя первый, — поспорил он.

— А я люблю тебя в два раза больше.

— Туше, — улыбка коснулась его глаз — этой сверкающей лазури, по которой я так сильно скучала. — Ты не должна была становиться моей, Обри. Но я возьму тебя. Всю тебя. — Его рука ласкала мой живот, и, опустившись на одно колено, он поцеловал мой пупок. — И любой ублюдок, который попытается отнять у меня хоть кого-нибудь из вас, познает невыносимую боль.

Я провела пальцами по его волосам.

— Я останусь с тобой. Нравится тебе это или нет.

Он встал, возвышаясь надо мной. Когда наклонился вперед и поцеловал, обняли мое тело, как теплое защитное одеяло.

— Мне нравится, — сказал он, улыбаясь мне в рот.

Возможно, надежда не была такой жестокой сукой, в конце концов.

Кроме того, мы были не более чем двумя сломанными половинками, но вместе наши зубчатые края идеально соединились во что-то новое. В конце концов, он спас меня, а взамен я спасла его.

Око за око, сердце за сердце.

КОНЕЦ

ПЕРЕВЕДЕНО ДЛЯ ГРУППЫ https://vk.com/bellaurora_pepperwinters