Рим рукоплещет!

ВЫСШАЯ ШКОЛА ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ

Я перешел в группу Николая Алексеевича Ситько. С этого дня он стал моим тренером. Началась упорная, кропотливая работа…

При манежной езде лошади прививаются новые навыки, а врожденные совершенствуются.

Легкость, мягкость, энергичность, грациозность во время исполнения упражнений, а также полное послушание и подчинение воле всадника - вот главные качества, характеризующие выезженную лошадь.

Со стороны должно создаваться впечатление, что лошадь сама, без усилия всадника, проделывает все сложные фигуры.

К всаднику, выступающему по выездке, тоже предъявляются большие требования. Троеборье и конкур являются предварительной ступенью, которая облегчает овладение мастерством выездки. В этом я убедился 'на собственном опыте. Преодоление препятствий в поле, участие в стипль-чезе вырабатывают у спортсмена ловкость, смелость, особое чувство, как бы чутье, лошади. Троеборье дает навыки к выездке лошади.

Лошади, работающей по высшей школе верховой езды, очень полезно прыгать, так как прыжки усиливают мускулатуру ее бедер и ног.

Мастер спорта пятикратный чемпион Советского Союза Николай Ситько, мастер спорта неоднократный чемпион Советского Союза Антон Жагоров также прошли через троеборье, конкуры, вольтижировку, джигитовку.

Убедился, я и в том, как необходимо спортсмену-коннику ходить на лыжах, бегать на коньках, плавать, бегать, играть в волейбол, баскетбол.

Во время проведения сборов, как правило, между спортсменами устраиваются состязания по бегу на 100 и 1000 метров и другим видам легкой атлетики. Спортсмен-конник должен быть выносливым, а следовательно, хорошо физически закаленным.

Работать с лошадью может только тот человек, у которого трезвая голова и горячее сердце. Это значит, что он умеет держать себя в руках, не разрешает "предстартовой лихорадке" взять над собой верх и во время выступления становится спокойным.

Если же всадник начинает нервничать - провал ему обеспечен.

Еще одно правило, которое я заучил с первых выступлений по выездке: вырабатывать в себе глубокую, непринужденную, красивую посадку надо сразу. Точка зрения некоторых спортсменов, что на тренировках можно сидеть на лошади как угодно, а на соревнованиях показать себя во всей красе, не только ошибочна, но и вредна.

Лошадь привыкает к посадке всадника, приспосабливается к центру тяжести его корпуса. Если на выступлении всадник переменит посадку-центр тяжести корпуса уйдет с привычного для лошади места, да и шенкеля не будут там, где лошадь привыкла их ощущать. Эти перемещения будут лошадь сбивать, она начнет нервничать и, конечно, плохо выступит.

…Итак, я начал постигать все премудрости и тонкости выездки. Простые элементы - шаг, во всех его разновидностях, пируэты на шагу и рыси, боковые движения и другие, входящие в программу троеборья, - Ингас уже знал. Я еще раз, уже под руководством Николая Алексеевича, отшлифовал их и перешел на отработку классических элементов: пиаффе - то есть рыси на месте, одного из самых сложных номеров программы выступлений по выездке, пассажу - высокой ритмичной рыси, очень красивой и грациозной при исполнении. Из пассажа лошадь переходит в пиаффе и, наоборот, из пиаффе в пассаж без изменения темпа, сохраняя поступательное движение, или, как говорят конники, "импульс". Отрабатывал смену ног на галопе в два, три, четыре темпа, а также самый сложный элемент - смену ног в один темп. Трудные фигуры и пируэт на галопе, и целый ряд других очень сложных, но чрезвычайно красивых фигур.

Когда я раньше видел выступление по высшей школе верховой езды, мне никогда не приходило в голову, как много творческого труда вложено всадником в лошадь.

Теперь мне самому предстояло "отработать" Ингаса, чтобы он выполнял все эти сложные движения. Знаний у меня не было. Приходилось самому учиться. Я наблюдал за манерой езды старших товарищей, в особенности за Николаем Алексеевичем, Старался уловить малейшие тонкости в их работе. И всегда искал новые методы, новые средства выездки, помня заветы Николая Совы: "Шаблонов нет, ищи, твори!".

Николай Алексеевич внимательно следил за моей работой и поддерживал меня, если видел, что я. применяю что-то, новое, свое. Он давал мне полную инициативу. Но, если я начинал "перемудривать", Николай Алексеевич тут же указывал мне на допущенную ошибку и помогал ее исправить.

Прошло около семи месяцев, как я стал с ним работать, - теперь он был послушен, как благонравный ребенок. От своенравности, злости и упрямства Ингаса не осталось и следа.

Специалисты-конники утверждают: "чем строптивее лошадь в начале работы, тем она послушнее, если всадник сумел ее себе подчинить". Ингас полностью подтвердил это. Он четко выполнял все, что я от него требовал. Никогда не делал лишнего движения, никогда не прекращал раньше времени выполнение упражнения, за что на соревнованиях обычно ставят большие штрафные баллы.

При выездке решающую роль играет подбор железа - трензельного удила, а самое главное, мундштука. Обычно мундштук лошади подбирают смерив ей палочкой рот, но Ингасу такой подбор не годился. Мне пришлось самому идти в кузницу и с помощью кузнеца своими руками сделать мундштук, который соответствовал рту Ингаса.

У разных лошадей разные беззубые края нижней челюсти. У одних они мясистые, у других - очень нежные. Также и язык. У одних он толстый, у других - тонкий. У Ингаса беззубые края - очень нежные, а язык - толстый. Наши стандартные армейские мундштуки ему не подходили. Ему нужен был мундштук с мягким, толстым грызлом, с высокой дужкой, чтобы во время работы, особенно при сильном сборе, он мог свободно, вернее подвижно, действовать языком, - иначе рот Ингаса был бы сухим. Если дужка мундштука мала и намертво прижимает язык - значит, мундштук не соответствует языку лошади. Большое значение имеет и длина щечек мундштука. Чем нежнее беззубые края нижней челюсти лошади, тем короче должны быть щечки мундштука и толще, то есть мягче, грызла. Всадник всегда должен помнить о том, что чем строже мундштук, тем мягче должны быть движения руками.

Трензельные удила я тоже подбирал с учетом чувствительности углов рта Ингаса. Трензельные удила могут быть из двух ветвей и трензельных колец или из трех ветвей (восьмерка) и трензельных колец. Трензельные удила восьмеркой более строгие.

…Начинаю работать с Ингасом по сложным элементам высшей школы верховой езды. Как будто подготовил все. Железо в порядке, мягкость рта у лошади была мною отработана еще раньше. В галоп Ингас свободно поднимался по требованию шенкелей с правой и левой ноги и шел в мягком поводу - значит, можно отрабатывать смену, ног на галопе.

Я заранее разработал схему тренировки Ингаса. Выведя его, на манеж, сразу поехал в угол, поднял его в галоп с правой ноги, так как ехал направо, переменил направление и, подойдя к противоположному углу, выдержал левый шенкель, плотно прижав его к левому боку, а правым шенкелем, немного усилив его действие шпорой, заставил Ингаса сменить ноги справа налево.

Работать в углах манежа я начал потому, что для Ингаса это было наиболее удобно. Ингас хорошо усваивал упражнение при смене ног, когда я делал заезд направо пли налево на галопе, и при подходе к стенке манежа. Когда Ингас усвоил эти предварительные упражнения, я стал производить смену ног на галопе по прямому направлению.

Действовал я очень осторожно, не допуская никакой резкости, и разрешал Ингасу сменить ноги там, где ему будет удобнее. Резкость могла бы напугать Ингаса - поэтому я был очень внимателен, не спешил. Излишняя торопливость могла бы все испортить.

Николай Алексеевич хвалил меня за большое терпение.

- Знаешь, Сергей, - как-то сказал он мне, - ты очень правильно делаешь, что не торопишь Ингаса. Есть такие всадники, которые требуют от лошади, вопреки всякой осторожности, в самом начале работы-немедленной смены ног. Им, видишь ли, не терпится. В результате лошади делали неправильное движение и задом уходили в сторону. После того как Ингас стал производить смену ног раздельно, то есть вперед слева направо, а затем справа налево, я решил, что можно приступить к отработке смены ног через определенное количество темпов галопа.

Двигаясь на Ингасе галопом с левой, ноги, при езде налево, я произвел смену ног слева направо, потом проехал несколько темпов без смены, ног и заставил сменить ноги справа налево. Как только он это проделал, я его приласкал и дал сахару. Это упражнение я повторил несколько раз. Ингас стал делать смену ног безошибочно - тогда я начал отсчитывать определенное количество темпов. Сменил Ингасу ноги слева, направо и отсчитал семь-восемь темпов. Потом снова сменил ему ноги уже справа налево и снова отсчитал определенное количество темпов.

Когда Ингас стал свободно менять ноги на галопе через 5-6 темпов, то я уже не сомневался, что он будет так же легко производить смену ног и через четыре, три и два темпа. И не ошибся. Он отлично стал менять ноги в этих темпах.

Самое сложное было впереди: приучить Ингаса к смене ног на галопе в один темп. Вот тут-то мне понадобилось все мое уменье и терпенье, потому что выполнение этого наисложнейшего упражнения требует от всадника исключительной четкости, почти автоматизма в согласованности действий шенкелей и поводьев.

Случалось, что Ингас, меняя ноги, начинал замедлять галоп и не продвигался вперед. Тогда я с одновременной сменой ног шенкелями посылал его вперед, на повод. Часто он горячился и старался убежать от воздействия шенкелей - тогда я его успокаивал поглаживанием, голосом и вновь повторял упражнение.

Но однажды я не сдержался и допустил грубость. И очень потом об этом жалел. Мы с Ингасом работали на маленькой, неудобной площадке. Там были еще и другие всадники, и, признаться, нам они мешали. Ингас сделал несколько сбоев. Я повторил упражнение, Ингас опять ошибся. Я настаиваю, ведь он уже хорошо менял ноги, а он повторяет свою ошибку, капризничает. Я не выдержал и резко дернул левыми поводьями-другими словами, цукнул - и снова стал требовать от него смены ног справа налево. Ингас совершенно отказался выполнить мое требование. Он не выходил на левый повод, потому что я причинил ему жестокую боль в области нижней челюсти беззубого левого края.

Я спохватился. Понял, какую допустил непростительную ошибку. Надо исправлять свою оплошность. Сразу прекратил работу и дал Ингасу несколько минут отдохнуть, поласкал его. Когда я снова сел в седло, то Ингас по первому же моему требованию правильно сменил ноги. Я тут же дал ему сахару, снова приласкал, но работать больше не стал.

На следующий день Ингас меня хорошо слушался, про наказанье, как видно, забыл. Но я простить себе такую несдержанность долго не мог.

Правильной сменой ног на галопе считается, когда лошадь находится в мягком поводу, в хорошем сборе, при смене ног сохраняет темп галопа, не сокращая и резко не учащая его. Шея и голова должны быть спокойны. Задние ноги идут по следу передних. Лошадь движется прямолинейно, не раскачиваясь корпусом в стороны.

Ингас полностью отвечал всем этим условиям и через месяц работы менял ноги в один темп столько раз, сколько я хотел.

Отработку галопа в два следа я начал по стенке манежа, она являлась как бы моим помощником. При движении в два следа по стенке Ингас меньше сваливал затылок и выставлял плечо в наружную сторону.

Двигаясь собранным галопом далеко, я установил голову Ингасу налево, правым шенкелем заставил отбросить зад влево и пройти в таком положении несколько метров вперед;

- Молодец, Ингас!- похвалил я его. И повторил упражнение, в одну и другую сторону.

Ингас легко усвоил новое движение и свободно галопировал в два следа по стенке манежа.

Тогда я с угла длинной стенки манежа направил Ингаса галопом в два следа к центру манежа, в центре произвел смену ног на галопе и продолжал движение обратно к стенке манежа.

- Хорошо, хорошо, Ингас! - поощрил я умную лошадь и вновь заставил его повторить это упражнение.

Ингас быстро усвоил галоп в два следа, и я смог приступить к отработке серпантинов на галопе.

Серпантины на галопе-это движение лошади в два следа в одну сторону с одновременным переходом в другую сторону. Выполняется оно так же, как и на рыси, с той лишь разницей, что здесь при каждом переходе нужно производить смену ног.

Серпантины считаются выполненными правильно, когда лошадь сохраняет темп галопа и очень плавно переходит с одной стороны на другую.

Добиться всего этого было очень нелегко.

Двигаясь на Ингасе собранным галопом налево по короткой стенке, я менял направление через середину манежа, после этого проходил 4-5 темпов вперед и делал на галопе принимание налево, сменял Ингасу ноги слева направо и делал принимание направо. Далее сменял ему ноги справа налево и сделал несколько темпов принимания влево.

Когда - увы, не скоро - Ингас стал свободно двигаться таким движением в одну и другую сторону, я начал отсчитывать определенное количество темпов: 3 темпа влево - сменил ноги, 6 темпов вправо - сменил, 6 темпов влево - сменил и так далее.

На серпантинах Ингас должен был двигаться параллельно стенке манежа, держа голову в сторону движения. Для того, чтобы сделать переход с одной стороны на другую, я заставлял Ингаса держать голову в сторону нового движения, выдерживал внутренний шенкель (то есть тот шенкель, в какую сторону хотел двигаться), а наружным шенкелем заставлял Ингаса сменить ноги и одновременно пойти с приниманием в другую сторону.

Иногда во время движения в два следа лошадь не идет параллельно стенке манежа - она или отстает задними ногами от следа передних, или, наоборот, обгоняет. И то и другое неправильно. Зная это, я заставлял Ингаса соблюдать строгую параллельность, причем он был незначительно изогнут в том боку, в какую сторону производил принимание. Как на рыси, так и на галопе я требовал от него двигаться в одну сторону до тех пор, пока сам не переводил на другую.

С самого начала исполнения серпантинов на галопе я не разрешал Ингасу резко поворачивать голову и не помогал ему своим корпусом, так как это было бы и неправильно и очень некрасиво. Я приучал Ингаса к тому, чтобы все переходы для постороннего глаза выполнялись незаметно.

Николай Алексеевич, просмотрев работу Ингаса, одобрительно сказал:

- Ведь я говорил тебе, Сергей, ты прекрасно будешь выезжать лошадей. А ты упрямился. Теперь доволен?

- Это не то слово, Николай Алексеевич. Скажу честно, я просто увлекся выездкой. Может быть, потому, что Ингас с большой охотой и вниманием отрабатывает каждое движение. И у меня чувство большого удовлетворения, когда он исполняет именно то, что я от него требую.

- Боюсь, что Ингас и моего Ледка объездит.

- До мастерства Ледка ему еще далеко, так же как и его всаднику далеко до мастерства своего тренера, - рассмеялся я в ответ.

- Не прибедняйся, Сережа! Я и оглянуться не успею, как мой ученик не то что догонит, но, и перегонит меня… И я буду только счастлив.

Я с благодарностью пожал ему руку. Его слова, а я знал, что сказаны они от чистого сердца, вселяли в меня уверенность и вызывали еще большее желание работать с безукоризненной точностью. А работы предстояло очень много: я готовил Ингаса для большого спорта - значит, должен его подготовить по программе Большого олимпийского приза. А этой программой предусмотрены самые сложные фигуры. Одной из них являлся пируэт на галопе налево и направо.

Это такая фигура, когда лошадь задними ногами отбивает галоп на месте, а всем своим корпусом описывает круг вокруг задних ног. Сложно, что и говорить!

Кроме пируэта, есть еще и полупируэт. Он входит в программу езды по Малому призу (Сан-Георг). При исполнении пируэта лошадь описывает полный круг, а в полупируэте - полкруга.

Пируэт считается правильно выполненным тогда, когда задние ноги отбивают галоп на месте не отклоняясь в стороны. Для полного описания круга лошадь должна отбить 6-7 темпов. После выполнения пируэта и полупируэта, лошадь должна двигаться прямо, не отклоняясь в стороны от направления движения.

Николай Алексеевич мне говорил, что это упражнение очень мало лошадей исполняют правильно. Малейшая неточность всадника - и лошадь собьется. С самого начала занятий надо быть внимательным как никогда. Ледок под Николаем Алексеевичем выполнял пируэты безукоризненно. Я решил: Ледок может - сможет и Ингас. Добьюсь, сколько бы труда это мне ни стоило!

Начал я тренировать Ингаса на подготовительных упражнениях. Подготовительными упражнениями я занимался до тех пор, пока Ингас стал совершенно свободно их выполнять. Только тогда я приступил к отработке полупируэта. Сокращенным галопом двигался по стенке манежа ездой налево. Сократил галоп, выдержал поводья, усилил действие шенкелей. Левыми поводьями повернул Ингаса налево, правыми поводьями ограничил его, чтобы не резко сделал полупируэт. Левый мой шенкель находился плотно около бока Ингаса, он являлся осью сгибания, а правым шенкелем заставил Ингаса отойти корпусом от стенки и описать полукруг вокруг задних ног. Отбить на полупируэте Ингас должен был 2-3 темпа.

Когда Ингас вполне усвоил полупируэты как направо, так и налево, я был уверен, что и полный пируэт он будет делать. И не ошибся!

Двигаясь на Ингасе сокращенным галопом с левой ноги, я постепенно начал выдерживать поводья и одновременно усилил действия шенкелей. Повернул его налево, выдержал правые поводья и левый шенкель, а правым шенкелем заставил Ингаса пойти в сторону и описать своим корпусом круг, имея осью поворота левую заднюю ногу. Отсчитывал определенное количество темпов галопа вокруг задних его ног. Задние его ноги отлично отбивали темп галопа. Все шло хорошо! И полупируэт и пируэт Ингас делал без ошибок. И направо и налево. Я почему-то привык все упражнения начинать с левой езды, а уж потом переходил на правую. И при обучении пируэтам я поступил точно так же. Когда Ингас отрабатывал движения направо, то все делалось в такой же последовательности, как и налево, только она была обратной. То есть там, где действовал левый шенкель, стал действовать правый, а там, где правый, - левый. Николай Алексеевич однажды сказал мне:

- Сергей, пора переходить к следующим элементам. Долго ты затянул пируэты.

А я все еще считал, что Ингас недостаточно четко исполняет упражнение. Правда, где бы, в какой бы точке манежа я ни требовал от него исполнения, он выполнял без отказа. Решил: пожалуй, можно переходить к пассажу, не прекращая ежедневно тренировать Ингаса по известным уже ему фигурам.

Пассаж - высокая укороченная ритмичная рысь, очень красивое и грациозное движение, если оно правильно исполнено.

На пассаже лошадь находится в высшей степени сбора. Идя пассажем, лошадь как бы зависает на долю секунды в воздухе.

И хотя размеренная укороченная рысь естественна для лошади (часто можно видеть, как лошадь, гуляя на свободе, играя, идет высокой размеренной укороченной рысью, напоминающей пассаж), она под всадником пассажем не пойдет. И только всадник, умеющий выездить, и выездить правильно, сможет добиться от лошади исполнения этого грациозного движения.

Приемов для отработки пассажа очень много. Я перебрал несколько. Прежде всего лошадь для обучения пассажа должна быть безукоризненно выезжена, то есть, как говорят наездники, должна быть в хорошем, мягком поводу и чувствительных шенкелях.

Лошадь можно ставить на пассаж и с шага и с рыси. Я решил ставить с рыси.

Повел Ингаса укороченной сокращенной рысью и, как бы заставляя Ингаса остановиться, сделал некоторую полуодержку поводьями, но в это же время шенкелями послал его вперед. В этом положении он, находясь у меня в руках и не имея свободного продвижения вперед, вынужден как бы оторваться от земли, делая зависание в воздухе. Этот момент я уловил и сейчас же поощрил Ингаса.

Так мы проделывали несколько раз, пока Ингас не понял, чего я требую от него. Когда же он стал исполнять упражнение по первому моему требованию, я стал его усовершенствовать-увеличивал темпы. Но слишком не увлекался, чтобы не отбить у Ингаса желания работать.

Ингас довольно правильно исполнял пассаж передними ногами, а задними ногами работал очень вяло, отчего пассаж был неправилен и неритмичен.

В таких случаях всадник прибегает к помощнику. Помощник берет длинную палочку или бамбуковую дочку такой длины, чтобы лошадь не могла его ударить задом. И когда выезжающий ведет лошадь пассажем, помощник должен палкой или удочкой трогать задние ноги лошади. От такого прикосновения лошадь начинает энергично работать задними ногами и хорошо фиксировать их в воздухе. Это повторяется до тех пор, пока лошадь не научится хорошо пассажировать.

Однако Ингас был настолько строптив, что никакого помощника с палкой и близко к себе не подпускал. Что мне было делать? Надо же заставить Ингаса правильно фиксировать задние ноги в воздухе, поднимать их энергично, а не волочить по земле.

Прибегнул к помощи хлыста. Иду на Ингасе пассажем, перекладываю поводья в одну левую руку, а правой рукой с хлыстом касаюсь легкими ударами по крупу Ингаса. Он раздражился, обозлился на хлыст и стал выше поднимать задние ноги. Мне это только и надо было. Я его поощрил и продолжал вести его пассажем, периодически трогая хлыстом по крупу, пока пассаж Ингаса не стал совершенным. Кроме того, при прикосновении хлыстом по крупу я в это же время трогал его шпорами, давая понять, что хлыст и шпора следуют один за другим. Со временем надобность в хлысте совершенно отпала: достаточно было Ингаса тронуть шпорами, как он энергичнее исполнял пассаж.

Экзамен перед самим собой я выдержал!

…На манеже Николай Алексеевич тренировал своего Ледка. Ледок безупречно делает фигуры пассажа и переходит в пиаффе - высокую ритмичную рысь на месте. Это тот же пассаж, только лошадь не движется вперед, а отбивает рысь на месте. При переходе из пассажа в пиаффе Ледок сохранил полностью темп-не ускорил его, не замедлил, а словно продолжал одно и то же движение. Николай Алексеевич смягчил повод, шенкелями послал Ледка вперед, и он вновь пошел пассажем. Переход у него был очень плавный. Такое исполнение пиаффе, конечно, совершенно правильное.

Пиаффе-самый сложный элемент высшей верховой езды, и мне предстояло сейчас его отрабатывать. Каким же пользоваться мне методом, чтобы добиться от Ингаса выполнения?

Приемов много. Первый основатель русской школы верховой езды, прекрасный наездник своего времени, Джемс Филлис писал, что, для того чтобы поставить лошадь на пиаффе, он ее вел пассажем, а затем очень круто собирал, зажимал в шенкелях (по его выражению) до предела-останавливал лошадь на месте и в это же время давал лошади правую шпору, отчего лошадь поднимала левую переднюю ногу и правую заднюю в воздух. А затем давал левую шпору, отчего лошадь поднимала в воздух правую диагональ (правую переднюю ногу и левую заднюю).

Этот метод опасен тем, что при сильном действии шенкелей и шпор лошадь может сильно подвести задние ноги под передние - и пиаффе будет неправильным. Кроме того, темпераментная лошадь от такого воздействия начнет нервничать, и вряд ли удастся поставить ее на пиаффе…

Тщетно пытался я поставить Ингаса на пиаффе с пассажа. Сколько ни сокращал пассаж, Ингас переставал работать задними ногами. Не помогали шенкеля и шпоры.

Один из товарищей предложил себя в качестве помощника и попробовал палкой тронуть задние ноги Ингаса.

Ингас очень резко реагировал на все посторонние вмешательства, и, если бы товарищ не был хорошим спортсменом, не успел бы быстро отскочить назад, Ингас ударил бы его задней ногой. Нет, он не желал никого подпускать к себе, а тем более с палкой.

Ингас слишком был возбужден. Пришлось прекратить занятия и поехать в конюшню. Около конюшни остановились: она была закрыта. Ингас, нервничая, стал топтаться на месте. Ого! Так-так, Ингас! Прекрасно! Я погладил его, отъехал от конюшни… Повернул обратно. Конюшня заперта, и, когда подъехали вновь, Ингас снова стал как бы топтаться на месте. Я опять отъехал в сторону и вновь вернулся на это же место Ингас, словно понял, что я хочу от него. Он уже не нервничал, но, подходя к конюшне, начинал "пиаффировать". Так я стал повторять изо дня в день. Ингас пиаффировал произвольно, не находясь в поводу, и его передние ноги переплетались.

Через несколько дней я подъехал к конюшне, заставляя Ингаса идти пассажем в хорошем поводу и шенкелях, остановил его на пиаффе и после трех-четырех темпов пиаффе продвинул вперед. Так повторял изо дня в день, и Ингас стал правильно пиаффировать не только у конюшни, но и там, где я его заставлял.

Упрямой лошадью был Ингас. Выезжать его было очень трудно. Надо было учитывать буквально все: и его настроение, и обстановку. И все же я подготовил его для выступления в больших соревнованиях. Ингас, наконец, стал работать чисто, четко, безотказно…

Я поверил Ингасу так же, как раньше верил Пилоту. Я был убежден, что он меня на выступлениях не подведет. И ждал только дня соревнований, чтобы выступить и… победить!

Откровенно говоря, Николай Алексеевич и кое-кто из других спортсменов не очень доверяли Ингасу.

- Хорошо работает Ингас,- говорил Николай Алексеевич, - но учти, Сергей, одно дело-работать на манеже, а совсем другое-выступать на соревнованиях… Характер Ингаса ты лучше всех нас знаешь. Возьмет, да и откажется исполнять твои требования.

- На соревнованиях конюшен не будет, где ты тогда будешь заставлять его пиаффе делать? - подхватил Антон Жагоров.

- Ты ведь и сам, Сергей, еще ни разу не выступал в больших соревнованиях. А это штука, знаешь, какая волнительная… Придется тебе не только исполнять фигуры, но и укладываться в регламент. Я на твоем месте, так уверен в Ингасе не был бы, - сказал еще кто-то…

Из всех этих разговоров я понял одно: они в меня еще не вполне верили!