Глава девятнадцатая О том, как стрелки выручили Вилля Статли, и о смерти благородного лорда шерифа

Там не один сгибался лук

И не одна стрела летела,

Немало порвано кольчуг,

И не одно пробито тело.


Рабы с ошейниками на шее тащили на длинной верёвке двух пленников. Один пленник спотыкался и падал под непосильной ношей, пот градом катился по его лицу, а конец дубового глаголя, который лежал у него на плече, тащился за ним по дороге, взрывая в пыли глубокую борозду. Руки пленника были свободны, он поддерживал окровавленными пальцами тяжёлое бревно.

Второй пленник, в изорванном зелёном плаще, с руками, скрученными за спиной, шёл, гордо вскинув голову, смело поглядывая на толпу, запрудившую рыночную площадь Понтефракта. Рыжие пятна крови проступили у него на спине, я щека рассечена была багровым рубцом.

Рабы несли за ним второй глаголь.

— Стыдно робеть перед смертью, — усмехнувшись, сказал Вилль Статли, когда виллан сбросил с плеч свой тяжёлый груз. — Не с Христа ли берёшь ты пример, молодец? Зря ты тащил перекладину, на которой тебе же болтаться. Что значит перед смертью десяток лишних ударов?

Шериф, сидя на белом коне, не спускал с пленников глаз. Шерифов слуга протянул им два заступа.

— Ройте ямы для глаголей! — приказал он.

Вилль Статли звонко рассмеялся.

— Шутник ты, как я посмотрю! Как же это могу я рыть яму со связанными руками?

Виллан, взглянув на стрелка, выронил заступ. Слуга достал нож и приготовился разрубить верёвки на руках Билля Статли, но шериф угрюмо покачал головой. Тогда рабы поплевали на ладони и всадили заступы в землю.

Горожане молча следили за тем, как железо режет жёлтую глину.

— Отдохнём пока, что ли? — сказал Вилль, опускаясь на землю. — Ты, парень, жалеешь небось, что ввязался в наше дело?

— Нет, — ответил виллан. — А помирать неохота.

— Не горюй, приятель! Знаешь, на том свете всё будет наоборот. Спроси любого монаха. На том свете ты будешь ехать на белом коне, в плаще, расшитом золотом и серебром, а твои товарищи, вроде меня, будут гнать по дороге шерифа с таким же глаголем на плечах. Вот только не знаю, есть ли на том свете Понтефракт.

Первый глаголь поднялся кверху, качнулся, как подрубленное дерево, и замер. На нём закачалась верёвка с петлёй.

Стрелок окинул взглядом толпу. Десятки глаз ощупывали его со всех сторон — иные горели злорадством, ненавистью и насмешкой, другие почернели от страха и жалости.

Рядом с первым глаголем встал второй. У стрелка пересохло в горле и пропала охота шутить. Он напряг мускулы, силясь порвать верёвки.

— Эх, стукнуть бы тебя перед смертью! — сказал он, глядя шерифу прямо в глаза. — Рук не хотелось марать о тебя, старая падаль, а зря мы отпустили тебя живым в тот проклятый день!

— Начинайте вот с этого, — кивнул шериф рабам.

Обозлённые тем, что стрелок заставил их тащить тяжёлую виселицу, рабы с поспешной готовностью подскочили к Биллю Статли. Но он тряхнул плечами, и они отлетели от него, как щенки.

— Шериф! — крикнул Вилль Статли. — Не годится стрелку Робин Гуда умирать от удавки! Ты однажды поклялся не вредить нам ни на море, ни на суше. Если есть ещё капля совести в твоей подлой душе, позволь мне умереть, как подобает стрелку. Прикажи дать мне в руки меч, я буду биться со всеми твоими людьми, один против многих!

— Нет, разбойник! Собаке — собачья смерть! Ты расстанешься с жизнью в петле!

Рука раба коснулась шеи стрелка. Вилль Статли отпрянул от него и наткнулся на копьё стражника. Острые копья нацелились в него со всех сторон.

— Хорошо же! — крикнул Вилль Статли. — Развяжите мне руки, а там посмотрим, помогут ли вам ваши копья!

— Слишком большая честь для тебя — умереть от копья и меча, — усмехнулся шериф. — Ты издохнешь, высунув набок язык, и такой же смертью умрёт Робин Гуд, когда попадётся мне в руки.

Вилль Статли приподнялся, выпятив грудь, заскрежетал зубами. Но узлы затянуты были туго, только кровь с натуги брызнула у него из рубца на щеке.

— Ты жалкий трус, шериф! — прохрипел он. — Погоди же! Робин Гуд разочтётся с тобой за меня. Он проткнёт твоё подлое сердце, он раздавит тебя, как вонючего клопа… Прощай, виллан, не робей! Умирать — один раз!

Парень съёжился, когда петля упала на шею стрелка, будто сам ощутил прикосновение верёвки.

— Дай же мне попрощаться с тобой, Вилль Статли! — раздался тут голос, и лучник в зелёном плаще, вынырнув из толпы, шагнул к стрелку.

— Стой! И ты не уйдёшь, Рейнольд Гринлиф! — вскричал шериф, узнав Маленького Джона. — Ты будешь болтаться с ним на одной верёвке!

Но широкий нож блеснул уже в воздухе раз и другой, в Вилль Статли выдернул меч из ножен у стражника, который стоял рядом с ним.

— Спина к спине! — крикнул Маленький Джон, и два меча сверкнули над головами стрелков.

Горожане в испуге отступили назад и прижались к стенам домов, шериф осадил коня, а стражники бросились вперёд.

А в небе скользили белые облака, проволакивая лёгкие тени, как сети, по дубам, по каштанам и букам, по колосистым полям и горячим дорогам, собирая прозрачный улов — ветерок, напоённый дыханием цветов, и дрожащий над пашнями воздух. А с высокого холма, что сбегает лугами к Понтефракту, навстречу скользящим теням спешил всадник в малиновой куртке, с конской шкурой на плечах и в рогатом шлеме.

Перед ним, как на ладони, открылась рыночная площадь, и зоркие глаза разглядели сквозь дымку пыли, как упал, раскинув руки, незнакомый виллан под ударом датского топора и как люди шерифа, навалившись на Маленького Джона и Билля Статли, связали стрелков по рукам и ногам.

— Вовремя я подоспел! — сказал Робин и трижды протрубил в рог сэра Гая Гисборна.

Торжествующий звук прокатился над Понтефрактом. И шериф узнал этот рог и воскликнул, привстав в стременах:

— Это рог Гая Гисборна. Он даёт нам знать, что разбойник убит!

Толпа расступилась, чтобы пропустить воина в конской шкуре.

— Привет благородному лорду! — услышали горожане. — Робин Гуд убит и не воскреснет.

Шлем скрывал лицо воина, и шериф не знал, кто стоит перед ним. Он видел только конскую шкуру и бычьи рога на шлеме.

— Наконец-то! — крикнул шериф. — Сэр Гай Гисборн, проси у меня любой награды! Ты совершил великий подвиг, Гай, и тебе ни в чём не будет отказа.

И стражники все шагнули вперёд, чтобы узнать, какой награды потребует рыцарь, убивший Робин Гуда.

— Мне не нужно награды, — ответил воин. — А впрочем… — Тут он посмотрел в ту сторону, где лежали связанные Билль Статли и Маленький Джон. — А впрочем, нет, благородный лорд шериф. Там, я вижу, лежат слуги Робин Гуда. Я убил их главаря, так позволь мне прикончить и слуг!

— Безумец! Такой ли ты заслужил награды? Спрашивай золота, спрашивай земли, леса, я добуду для тебя у короля всё, что захочешь!

— Отойдите в сторону, чтобы никто не услышал исповеди этих людей. Я разделаюсь с ними, как разделался с Робин Гудом.

Шериф кивнул и тронул поводья. Он отъехал к тому месту, где стояли рыночные весы, а стражники отошли вслед за ним.

Тогда воин в конской шкуре, с бычьими рогами на шлеме склонился над пленниками, и верёвки упали с них под ударами ножа.

— Вот тебе лук Гая Гисборна, Маленький Джон, — сказал Робин, — а ты, Билль Статли, бери его меч.

Робин сбросил на землю тяжёлый шлем, и два лука пропели тетивой. Двое стражников, которые бросились вперёд, заметив обман, упали на горячую пыль. Ещё две стрелы просвистели, и люди шерифа пустились бежать без оглядки, чувствуя, как щекочет их между лопатками смерть. Ральф Мурдах всадил шпоры в брюхо коню, но стрела догнала шерифа.

— Так, — сказал Робин, — был в Ноттингеме благородный шериф — лорд Ральф Мурдах.

Стрелки ополоснули лицо и руки у студёного колодца и с весёлой песней двинулись к Вирисдэлю. Навстречу стрелкам из зелёной лощины примчались вестники победы — лохматые псы фриара Тука. А потом, как всегда, показался за ними и сам святой отец, и хотя широки были плечи у причетчика из Фаунтендэля, но они не могли скрыть от глаз его спутников.

Три десятка молодцов в зелёных плащах шли за ним, и три сына вдовы, и старый рыцарь Ричард, и сын его Энгельрик Ли, и хромой старикашка, весёлый стрельник из Трента.

— Победа, Робин! — прогудел фриар Тук, сложив ладони трубкой.

— Победа, победа, друзья! — ответили сразу и Робин, и Билль, и Маленький Джон.



Загрузка...