Род Иллэниэл

Глава 30

Наше прибытие приветствовали радостные выкрики ожидавших, но их радость была кратковременной. Джеймс был тяжело ранен, а мой отец… все мысли исчезли из моей головы, когда я думал о нём. Я мягко опустил его на землю, крича людям, чтобы они отошли прочь. Мне пришлось положить его на бок из-за торчавших у него из спины стрел.

Пенни испустила шокированный вскрик, когда осознала, кого я держал:

— О боги! Это Ройс!

Мой разум не мог удерживаться на месте, пока я пытался думать. Я тщился сосредоточиться, забросить свои чувства внутрь слабеющего тела моего отца, чтобы выяснить размеры повреждений. Кто-то начал кричать мне на ухо, пытаясь привлечь моё внимание. Я вышел из себя, когда нарушилась моя концентрация — не глядя, я крикнул:

— Пенни! Заставь всех отойти, чтобы я смог сосредоточиться! — быстро огляделся я, зыркая на зевак: — Если кто-то ещё меня прервёт, то умрёт прежде, чем пожалеет о своей ошибке, — выдавил я сквозь стиснутые зубы.

Когда я начал заново, у меня ушло ещё больше времени на то, чтобы вернуть себе внутреннюю уравновешенность. Я силился успокоить своё сердце и подавить нарастающую внутри ярость. После долгой минуты я вернул себе сосредоточенность, и начал осматривать раны моего отца. Обнаруженное меня встревожило. Одна стрела, первая, засела в лопатке. Её я сразу выбросил из головы — наихудшие повреждения нанесла вторая стрела.

Её древко прошло между лопаткой и позвоночником, наконечник засел рядом с его сердцем. Он проколол его левое лёгкое, а также уколол сердце. Одна из питавших сердце артерий сильно кровоточила. Ранение было ужасающим для моего внутреннего взора. Я не мог починить лёгкое или артерию, не удалив стрелу, и у меня в лучшем случае было лишь несколько минут. Он истекал и захлёбывался собственной кровью. Ещё неизвестно, что из этого убьёт его первым.

— Кто-нибудь, найдите Маркуса! Я хочу, чтобы он был здесь немедленно! — закричал я. Паника добавила истеричные нотки в мой голос. Тут мой отец попытался заговорить. Его слова были тихими и мокрыми от крови, из-за чего его трудно было услышать.

Я наклонился ближе, приблизив ухо к его рту.

— Есть надежда? — тихо прохрипел он. При этих словах по моему лицу покатились слёзы.

— Может быть… держись, Пап, ещё не конец, — сумел выдавить я, и подавился, прежде чем смог сказать что-то ещё. Его рана была смертельной, но её природа была для меня поправима… если бы я мог делать сразу три дела одновременно. Я постарался подумать ясно. Если бы это было моё собственное тело, то было бы проще. «Мне нужна абсолютная концентрация», — подумал я про себя. Мне нужно было забросить внутрь него мой дух, как я сделал с лошадью столь долгий год назад. Будет гораздо проще работать изнутри.

Я прошептал несколько слов, и метнул свой разум наружу, уставясь в голубые глаза моего отца. На миг я ощутил, как наши разумы соприкоснулись, пока я пытался войти, но затем мои мысли метнулись обратно, неумолимо затянутые обратно в мою голову. Я был привязан к своему собственному телу… моими узами. Моё сердце закричало от боли, когда я осознал, что не могу сделать то, что было необходимо. Я боролся внутри, пытаясь освободиться от созданных узами ограничений. Меня пронзила боль, когда я попробовал порвать их силой, и Пенни споткнулась и упала рядом со мной. Я убивал нас обоих.

На меня накатило отчаяние, и я сдался — и тут я услышал, как мой отец снова попытался заговорить. Я поднял его голову и прислушался, но даже поднеся к нему ухо, я не мог его понять. Его взгляд пронзал меня, пока он пытался говорить. Он прочертил пальцем какой-то силуэт на земле, но я не смог понять, что это. Он снова заговорил, но единственным словом, которое я смог разобрать, было «люстра». Бессмыслица какая-то.

— Я не понимаю… что ты пытаешься сказать? — ответил, почти не видя его из-за заполнивших глаза слёз.

Он указал на Джеймса, полулежавшего в нескольких футах от нас, и снова одними губами произнёс слово «люстра». Он казался таким настойчивым, и я отчаялся понять его.

— Джеймс! Что он имеет ввиду… люстра?

Джеймс посмотрел на меня немного, прежде чем ответить:

— Я думаю, о имеет ввиду люстру в главном зале, в Ланкастере. Он сделал её для меня после твоей битвы, — сказал он. В то время царил такой хаос, что я и не заметил. Я даже не знал.

Ройс кивнул в ответ на его слова, и показал на мои глаза, потом на Джеймса. У него из глаза выкатилась слеза, пока он смотрел на меня.

— Я думаю, он хочет, чтобы ты посмотрел на люстру, Морт, — мягко сказала рядом со мной Пенни.

Я согласно кивнул:

— Где Маркус? — спросил я её. Теперь моей единственной надеждой было то, что его богиня сможет сделать недоступное мне, но время утекало.

Дориан явился и ответил на мой вопрос:

— Он в Ланкастере, Мордэкай. Он отправился туда вчера, там ребёнок заболел.

На меня накатила чёрная волна, но я оттолкнул её. Отчаяние никому не поможет. Я снова осмотрел раны — мне придётся справиться как смогу, снаружи. Я начал вытаскивать древко стрелы, пытаясь заштопать повреждённое лёгкое по мере извлечения наконечника. Мой отец дёрнулся от боли, и наконечник глубже врезался в его сердце. Я убивал его. Я ощутил, как его сердце забилось чаще, слишком часто, пока оно силилось толкать кровь через его тело.

Наблюдение за тем, как он боролся, разрывало мне сердце, и я сделал то единственное, что мне оставалось… я стал глушить боль, подавляя сигналы, которые посылали его нервы. Их было так много, что я не мог быть уверен, что делал, но его тело стало расслабляться. Его сердце замедлилось, и его грудь расслабилась.

— Ройс? — услышал я над плечом голос моей матери. Оглянувшись, я увидел её стоящей там, со спокойствием на лице, но во взгляде её я видел страх, страх потерять единственного самого важного для неё человека. Это был взгляд, разорвавший мою душу, потому что я знал, что не мог сделать ничего, чтобы это предотвратить.

Она села напротив меня, и убрала волосы с его лица. Я увидел, как их взгляды встретились, как это уже случалось тысячи раз, передавая друг другу чувства, которые я никогда до конца не понимал.

— Ничего, дорогой, я буду в порядке, — сказала она ему. Он попытался что-то произнести, но голос ему отказал. — Мордэкай о нас позаботится, не волнуйся. Я знаю, что ты меня любишь. Расслабься, тебе нужно отдохнуть.

От этих слов я расклеился, и зарыдал как ребёнок — безнадёжно и неуправляемо. Печаль человека, который знает, что больше никогда не сможет вернуться домой. Моя жизнь менялась, и надёжность и безопасность, которые мне давал отец, скоро исчезнут навеки. Окружённый толпой друзей и близких, я чувствовал себя одиноким как никогда.

Мой отец умирал долго. Он был гораздо сильнее, чем я мог представить, и его тело боролось за каждый вздох ещё долго после потери им сознания. Мне было слишком больно смотреть на это, и в конце я мягко остановил его сердце, ускорив его кончину. Когда с этим было покончено, я сел, без всякого выражения уставившись в пространство, онемевший и усталый.

Через некоторое время Пенни отвела меня обратно в наши покои. По пути люди заговаривали со мной, выражали соболезнования моей потере, но я едва слышал их. Наконец я упал в кровать, погрузившись в глубокий сон. Сон был полон печали и несказанных слов.