Родник пробивает камни

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В официальных документах Министерства культуры это ежегодное сборище актеров и режиссеров России называют «Консультационный пункт по формированию театральных трупп». Актеры этот консультационный пункт попросту окрестили биржей. Как правило, работа биржи начинается в первых числах августа и заканчивается в конце месяца или в начале сентября. Для нее отводят окраинные клубы Москвы или летние сады. Съезжаются на биржу со всех концов России: директора театров, главные режиссеры, очередные режиссеры, актеры, художники, завмузы… Одни — директора и главные режиссеры — приезжают, чтобы взять недостающих актеров или очередных режиссеров; другие — актеры, художники, режиссеры — чтобы попытать счастье в новом театре.

На этот раз биржа была в Саду имени Баумана. Все считали, что место выбрано удачно. В прошлом году приходилось тесниться в фойе заводского клуба на Красной Пресне. Было дымно, душно, далеко от основного столичного транспорта. А здесь все под рукой: центр, театры, министерство, стоянки такси и троллейбусов и, наконец, великолепный буфет с горячими обедами, отличным турецким кофе и коньяком. А главное… Главное — тут можно показаться и выбрать нужного работника театра. Да и дни, как на счастье, стояли солнечные, жаркие. Наплыв «биржевиков» был бурный, дружный. В списках у дежурного инспектора Министерства культуры зарегистрировано уже около двухсот театральных работников России. На огромном стенде в тупичке боковой аллеи было наклеено более сотни объявлений, извещающих, что одному театру требуется молодой социальный герой или молодая героиня не старше тридцати лет, другому — заведующий музыкальной частью, третьему — актриса на роли старух и художник, четвертому — заведующий постановочной частью и актер на роль Сатина…

С утра до вечера у стенда объявлений табунится пестрая толпа. Казалось, все здесь в порядке вещей. Рыба ищет, где глубже, а актер — где лучше. Все вроде бы шло в рамках той благопристойной рабочей необходимости и целесообразности, которые продиктованы самой необычайной природой труда артиста, вызвавшей к жизни создание этого особого Консультационного пункта по формированию театральных трупп.

Но было в этой бирже и что-то унижающее человеческое достоинство. Было… Своего рода человеческое торжище, замаскированное безобидной казенной мотивировкой — «специфика кадрового формирования театральных трупп».

Вот, например, эта худенькая девушка с тоненькой талией…

Кто она? Откуда? Почему у нее такое печальное лицо? Что погнало ее из какого-нибудь Мелекесса или Урюпинска в столицу? Судя по ее виду, ей не больше двадцати. В лучшем случае она только что окончила двухгодичную театральную студию в одном из областных театров вроде Воронежа, Архангельска, Омска… Но, вдохнув однажды запах кулис, она уже считает, что на всю жизнь связала свою судьбу с театром. И платят-то ей каких-нибудь шестьдесят — семьдесят рублей в месяц. Но она — актриса! Она мечтает играть настоящие роли. Своими тайными помыслами и дерзкими мечтами она чем-то напоминает того мифического солдата, который в ранце своем носит маршальский жезл. Может быть, ей уже посчастливилось быть награжденной зрительскими аплодисментами за эпизодическую роль? Ох, эти аплодисменты!.. Кто хоть однажды припал к чаше с этим дурманящим ядовитым зельем, тот не в силах от нее оторваться даже тогда, когда она пуста. Где остановилась эта девушка? В какой гостинице? Да и смогла ли она получить место в гостинице, когда солидные командированные люди с трудом добиваются в этот летний месяц койки в окраинной гостинице за выставкой? Она одиноко сидит на скамейке, а мимо, не замечая ее, важно проходят пожилые актеры и актрисы. Одни о чем-то спорят, другие над кем-то подсмеиваются, третьи возмущаются нахальством бездарной актрисы в Н-ском театре, которая подмяла под свою власть всю труппу и получает первые роли только потому, что муж ее — главный режиссер. И все они идут мимо и мимо… Одни, особенно пожилые, заслуженные, проходят чинно, торжественно, даже чопорно. Привыкшие подниматься на театральных подмостках до величия королей и падать — в других пьесах — до раболепия холопов, они порой и в жизни, когда необходимо произвести нужное впечатление, умеют собеседника восхитить благородством манер и поступков и рассмешить ужимками балаганного шута. Одним словом, артисты. Вот эти двое пожилых и солидных — кто они? Над чем они так заразительно смеются? Это, очевидно, судя по осанке и возрасту, или директора, или главные режиссеры. Они тоже, увлеченные беседой, прошли мимо скамьи, не удостоив даже взглядом молодую актрису с тонкой талией хрустального бокала. Оба они на бирже чувствуют себя как хозяева, держатся важно, независимо. Не дойдя до конца центральной, самой широкой, аллеи сада, они успели несколько раз учтиво раскланяться и небрежно бросить приветствие попадающимся им навстречу актерам — молодым и старым — и прочим собратьям по искусству.

Туалеты актрис предельно продуманы. Это же не репетиция в театре. Это московская биржа… Здесь нужно произвести впечатление, уметь показаться… Нужно непринужденно и тонко обратить на себя внимание Директора или Главного, чтобы те, подослав своего «гонца» (а ими бывают, как правило, приезжающие в качестве директорской «свиты» один-два молодых бойких актера), попытались через него выведать: откуда актриса, из какого театра, каковы ее планы и… о, как это важно… какова ее тарифная ставка. И если эти три момента отвечают интересам Директора или Главного, тогда «гонец» приступает к тому самому основному, за что окрестили консультационный пункт биржей. Начинается своего рода сговор-торговля. Какие сыграны роли, каков возраст, состав семьи, кто муж, сколько детей… И не дай бог, если муж тоже актер и тоже хочет сменить театр… А ему, Директору или Главному, нужна только актриса и только по ставке второй категории. Тогда всякие разговоры холодно и вежливо обрываются и уже в течение всей работы биржи не подошедшие друг другу служители Мельпомены стараются не замечать друг друга при встречах.

А этот вот… С брюшком, в сером элегантном костюме, лысеющий и с подкрашенными бровями… Как он всем своим обликом походит на преуспевающего бизнесмена. Это наверняка директор крупного областного театра. И мы не ошиблись, это Никита Ремезов — директор Н-ского государственного драматического театра. Он только что перебрался из Калуги, где руководил театром более десяти лет. Никита Ремезов движется по центральной аллее сада в пестром окружении актеров и актрис, которые отвечают дружным хохотом на каждую брошенную им остроту. Биржа знает Ремезова. Друзья в шутку называют его «боссом». И Ремезов знает биржу. И любит ее. Есть в его натуре что-то купеческое, размашистое, лопахинское… Недаром он каждый год, весной, через газету «Советская культура» объявляет конкурс на замещение сразу нескольких — трех-четырех — актерских вакансий и местом встреч назначает московскую биржу в августе. У Ремезова солидные связи в министерстве. Сам министр принимает его запросто и в своих докладах на важных совещаниях всегда упоминает его фамилию в числе директоров, у которых все в порядке и с планом, и с репертуаром.

В прошлом году спектакль «Денис Давыдов» Ремезов привозил в Кремлевский театр. Ввиду большого количества действующих лиц в массовках — толпа, солдаты, партизаны — на сцену выходили даже административные работники театра.

В партизанской массовке пришлось выйти и самому Ремезову. Он играл роль мужика с топором и в лаптях. Сказал всего лишь два слова — больше автор не отвел для него ни одного возгласа, ни восклицания. Но как были сказаны эти два слова?! Партер и амфитеатр грохотали прибоем аплодисментов. В прошлом ученик Вивьена, сын известного артиста Петербургского императорского Александрийского театра, Никита Ремезов без театра жить не мог. Отлучи его от театра — он или запьет, или сляжет.

На летние гастроли Ремезов всегда выбирал лучшие южные города — у Черного моря или на Украине. Он уже не раз вывозил свой театр в столицу и за рубеж. Одни говорили, что Ремезову везет, другие завистливо вздыхали — просто умеет разговаривать с высоким начальством.

А эта молоденькая, с талией хрустального бокала, по-прежнему картинно сидит на лавочке и, положив ногу на ногу, невидящими глазами «читает» вчерашнюю газету. На бирже она уже пятый день. Но никто из «боссов» ею пока не поинтересовался — слишком молода, и наверняка нет настоящей актерской школы. Есть одна молодость, а на одной молодости и обаянии в профессиональном театре далеко не пойдешь. Она знает, что Ремезову нужны две молодые актрисы, но ей страшно подходить к нему, шествующему по центральной аллее в окружении актеров и актрис, которые когда-то работали под его началом в других городах. Но она будет терпеливо ждать… Будет ходить на биржу до тех пор, пока и на нее не обратит внимание один из «боссов» театральной биржи. В своем Зелепупинске или Крыжополе, где за два года ей не удалось сыграть ни одной порядочной роли, она не хочет больше оставаться. Но ей всего лишь двадцать лет… У нее все впереди. Она еще полна надежд…

Биржу нетрудно ругать. К устроителям ее легко придраться. И все-таки есть в ней своя необходимость. Есть в ней неповторимая прелесть долгожданных встреч старых друзей, с кем начиналась актерская юность, с кем в зрелые годы была разделена сладость признания публики и испита горечь житейских неудач.

Хотя бы вот этот, маленький и кругленький, похожий на только что удачно испеченный румяный пирожок. Он наверняка комик и мог бы великолепно без грима сыграть и Добчинского, и Бобчинского. Как просияло его лицо, как порывисто бросился он на шею своему старому другу по сцене, с которым не виделся целую вечность. Когда-то они вместе начинали свою артистическую судьбу в Новочеркасском театре. Обнялись, расцеловались и… двинулись. Куда? Все понятно. Они свернули в буфет, чтобы отметить радость встречи безобидной рюмкой коньяку.

Встречи, встречи, встречи… Ни одну профессию не заражает так бродяжий цыганский дух, как профессию актера провинциального театра. Главная роль, которая принесет ему лавры, — она еще впереди, в театре, ради которого он приехал на московскую биржу. Одни приезжают сюда с крылатым грузом заслуженных званий и почестей, другие — с притушенной улыбкой пока еще несбывшихся надежд. И все-таки те и другие рады встречам, те и другие по-своему счастливы. Забредают сюда и драматурги. Редко, но забредают. Потихонечку предложить свою новую пьесу, которая залежалась в отделе распространения; договориться с другом Директором или Главным на постановку новой драмы (и непременно с минимальным количеством действующих лиц: труппа театра работает в параллели), которая пока еще в чернильнице, а есть только замысел; пользуясь случаем свободного сборища вершителей театрального репертуара, заиметь новых знакомых среди Главных и Директоров; просто повидать старых друзей-актеров, с кем целовался и обнимался после премьеры. Одним словом, на бирже люди встречают хороших и нужных людей. Решают вопросы творческие, кадровые, сердечные… А иногда забредают сюда люди случайные — просто ради мещанского любопытства.

Особенно расцветает и гудит биржа в середине августа, когда одни возвращаются из гастролей и едут в отпуск, другие, отдохнув, заезжают в Москву пообщаться с нужными и интересными людьми.

Режиссеры и актеры московских театров, как правило, на биржу никогда не заглядывают. Несокрушимый барьер столичной прописки исключает даже малейшую возможность московскому режиссеру или директору пригласить в свой театр талантливого актера или актрису из областного театра. Что касается актера московского, то повесь ему на грудь хоть лавровый венок шаляпинской славы где-нибудь в Саранске или Барнауле — он ни за что в жизни не расстанется с далеко не перворазрядным театром столицы, где он уже много-много лет незамеченным прокисает на второстепенных ролях.

Так что биржа — это дитя провинциальной театральной России. Дитя бойкое, живучее… Дитя, которое одновременно и плачет, и смеется.

Ремезов резко остановился и, трогая за локоть своего Главного (два года назад переманил из Норильска), стал пристально вглядываться в толпу у стенда объявлений.

— Семен Абрамович, обрати внимание вон на того парня в сером костюме… Отличная морда, и рост хорош. Может, потолкуешь? Он здесь уже второй день.

— Вижу, — ответил Главный, — фактура заманчивая.

— Никто из наших с ним не говорил?

— Говорили. Парень, видать, не без способностей, но, как выяснилось, за пьянку только что прогнали с «Мосфильма». Снимался в главной роли у Кораблинова. В самый разгар съемок получил атанде.

— Нет, подожди, подожди… Тут что-то не то. У него лицо не пропойцы. Для пьющего человека он слишком бледен. Может, все-таки поговоришь с ним? Что он окончил?

— Институт кинематографии.

— Пошли кого-нибудь из наших, пусть хорошенько познакомятся с ним. Мне почему-то кажется, что из него может получиться толк.

Пока ходили за незнакомым молодым актером, он куда-то исчез. Ремезов забыл бы его, если бы он снова не попался ему на глаза. Но то, что он увидел, его заставило остановиться и затаить дыхание. Ремезов уже давно собирался уходить, друзья заказали такси, но… право, за многие годы приездов на биржу такой дерзости он не видел. ?

Юноша, которым он интересовался час назад, шел один по самой широкой, центральной аллее сада. Шел медленно, гордо подняв голову и сложив за спину руки. Сидевшие на скамьях люди, когда он проходил мимо, замолкали и смотрели ему вслед.

Это был Владимир Путинцев. На спине у него, под самыми лопатками, на бечевке висел небольшой картонный плакат, на котором крупными буквами было выведено химическими чернилами:

Следом за ним шла толпа молодых актеров. Некоторые из них подтрунивали, кое-кто восторгался этой выходкой. Инспектор Министерства культуры пришел в ужас, увидев плакат на спине актера. Семеня за Путинцевым сбоку, он умолял его снять эту пошлую вывеску, иначе он будет вынужден позвать милицию и, чего доброго, его поступок расценят как хулиганство.

Когда Путинцев поравнялся с Ремезовым, тот жестом попросил его остановиться. Прищурившись, Ремезов смотрел на смельчака и улыбался своей сияющей ремезовской улыбкой.

— Молодой человек!

Путинцев остановился.

— Я слушаю вас.

— Если вы решили пошутить, то выбрали средство не весьма остроумное, а место не совсем подходящее.

— А если… — Владимир подыскивал подходящие слова, чтобы правильно сформулировать свой вопрос, но его опередил Ремезов:

— А если у вас есть серьезные намерения и вы хотите иметь хорошие роли в театре с хорошей труппой, то я готов с вами разговаривать о деле.

От Владимира попахивало водкой, и это чувствовал Ремезов, но не подал вида, что ощущает запах спиртного.

— Когда и где? — проговорил Владимир, окруженный толпой молодых актеров и актрис, которые знали, что с кем попало сам Ремезов в деловые разговоры не вступал.

— Сегодня в девять вечера в гостинице «Метрополь». — Ремезов достал блокнот, записал номер и этаж в гостинице,, а также телефон и подал листок Путинцеву. — Только прошу вас — не опаздывайте. Для разговора нам потребуется не больше часа.

Владимир разорвал на шее бечевку, смял лист картона и бросил его в урну, стоявшую на перекрестке аллей.

— Ваше имя и отчество? И кто вы?

— Я директор государственного драматического театра, Никита Леонтьевич Ремезов. Итак, молодой человек, жду вас сегодня в «Метрополе» в девять вечера.

На следующий день Владимир подписал договор с Ремезовым и вечером выехал в Н-ск, получив заверение директора, что он берет его на главные роли социального героя.