Денис Серегин открыл дверь своим ключом и, сбросив обувь, промчался в кабинет, где его жена корпела над очередным рекламным текстом.
— Как правильнее: не струшу или не перетрушу? — задумчиво спросила она мужа, появившегося на пороге.
— А почему ты не поинтересуешься у меня, как дела?
— Привет! Как дела? — очнулась Галка. — Ты был в роддоме?
— Ну. Я прямо оттуда.
— Вижу, ты не слишком-то доволен.
— Еще бы. Я столько не врал за один присест, наверное, с пятого класса.
— А выяснил хоть что-нибудь?
— Мизер. Только имя и адрес бывшей заведующей.
— И все? — Галка была откровенно разочарована. — Может быть, все-таки нанять частных сыщиков, как Алиска и просила?
— Ты мне не доверяешь.
— Доверяю. Просто… Ты ведь не профессионал!
— Я когда-нибудь тебя подводил?
— Ладно-ладно, я тебя еще не уволила. А теперь расскажи все в подробностях.
— Да рассказывать-то, в сущности, и нечего. Можешь себе представить, что личные дела персонала никто столь долго не хранит. Сначала их свозят в общий архив, а потом уничтожают. Так что персонал роддома тридцатилетней давности — по-прежнему тайна, покрытая мраком.
— Прошло слишком много времени! — с сожалением констатировала его жена.
— Единственное, что мне сообщили, это имя и адрес женщины, которая заведовала всем этим хозяйством раньше. Вот она-то — настоящий старожил. Возможно, это наша ниточка.
— Как ее зовут?
— Все записано в моем ежедневнике. — Денис достал толстую книжицу в мягком переплете и, быстро пролистав первые страницы, зачитал:
— Ее зовут Софья Аркадьевна Полевая. У меня есть ее адрес и даже телефон.
— Звони, — приказала Галка.
— Может быть, ты сначала покормишь меня ужином? — обиделся Денис. — Я набегался, как барбос.
— Подумай об Алиске, — покачала головой Галка. — Представляешь, в каком она состоянии? Наверное, кусок не идет ей в горло. А ты тут будешь набивать желудок.
Денис кисло поглядел на телефон и сказал:
— Может быть, напроситься на ужин к Софье Аркадьевне?
— Только попробуй!
— Ей, должно быть, лет двести.
— Это еще надо проверить. Кстати, — Галка нахмурилась, — ты собираешься блефовать или будешь вести с ней осторожную игру?
— Посмотрю по обстановке.
Денис набрал телефонный номер и замер, ожидая ответа. На женщину, которая должна была взять трубку, они оба возлагали большие надежды. Продвижение вперед сейчас зависело от ее желания быть искренней. Денис, как нормальный мужчина, все еще верил в женскую искренность. Галка, как нормальная женщина, естественно, нет.
Софья Аркадьевна Полевая оказалась дамой весьма словоохотливой и доброжелательной. Она жила в одной квартире со своей дочерью, зятем и тремя внуками, и Денис решил, что это обстоятельство в большой мере содействовало тому, что старушка не превратилась в злобную каргу. Ей исполнилось 77 лет, и Денис молил бога, чтобы у Софьи Аркадьевны не было досадных провалов в памяти.
— Вы могли бы вспомнить события, которые происходили довольно давно? Больше тридцати лет назад? — спросил он, глядя на нее почти по-юношески пытливо.
— Молодой человек! — рассмеялась старушка. — Если бы вы спросили меня, что произошло две недели назад, я бы, возможно, и не рассказала вам нужных подробностей. А вот прошлое… Это мой конек. Я могу говорить об этом часами. А что, собственно, вас интересует?
Софья Аркадьевна сидела на крошечном диванчике в просторной гостиной. Она была маленькой, живенькой и подкрашивала свои короткие седые волосы чем-то голубоватым. Денис устроился в кресле напротив. Хозяйка предложила ему чаю, но он отказался — так был взволнован предстоящим разговором.
— Руководство журнала заказало мне материал о старейших медицинских работниках. Я решил: а почему бы не сузить тему репортажа до столичных роддомов? В общем, меня интересует ваша работа. Люди, которые были вместе с вами десятилетия назад на боевом, так сказать, посту, какие-нибудь интересные события…
— А конкретнее? У вас ведь на уме что-то совершенно определенное. Думаю, какая-то гадость.
— С чего вы взяли? — опешил Денис.
— Я же смотрю телевизор, молодой человек. Какому журналисту сейчас позволят тратить время на столь некровожадную информацию? Я, конечно, старая, но не тупая.
— Ну ладно, ваша взяла, — после небольшой паузы Денис хлопнул себя ладонями по коленкам. — Дело тут вовсе нее репортаже. Это я немножко присочинил, чтобы придать всему делу солидности. На самом деле я пишу книгу. Художественное произведение, — быстро добавил он. — Там, конечно, полно вымысла, но некоторые детали я просто не могу сочинить. Мне нужна фактура.
— А что там у вас в сюжете? — Софья Аркадьевна склонила голову к плечу, сделавшись похожей на любопытную птичку.
— Там в роддоме крадут ребенка, — как можно небрежнее сказал Денис. — Или, может быть, меняют детей. Мне нужно знать: такое в принципе возможно?
— Конечно, — энергично кивнула старушка. — Жизнь научила меня тому, что в ней возможно абсолютно все. Так, значит, вы подозреваете, что из моего роддома похитили ребенка?
— Да нет, я же сказал, я пишу кни…
— Молодой человек! — Софья Аркадьевна посмотрела на него укоризненно. — Как говорит мой старший внук, не вешайте мне на уши лапшу.
— Но я…
— Как бы то ни было, я ни о чем подобном не слышала и не знаю. Странно, что вы явились через столько лет. Кого же, по-вашему, украли? Вашего братишку?
— Вы напрасно иронизируете, — совершенно серьезно ответил Денис. — На самом деле у меня нет никаких фактов или доказательств должностного преступления.
— Тогда что же?
— Представьте себе, что тридцатидвухлетняя женщина внезапно узнает о том, что у нее есть сестра-близнец. По документам они обе родились в вашем роддоме в один и тот же день. Но по тем же документам у них разные матери.
— И эти женщины.., близнецы.., больше тридцати лет не знали друг о друге?
— Вот именно.
— Но тогда нужно призвать к ответу их матерей!
— К несчастью, ни той, ни другой матери уже нет в живых.
— А папаши?
— С папашами вообще полная неясность.
— С ума сойти можно! И вы пришли ко мне, надеясь, что если я во всем этом участвовала, то просто вот так вот возьму и все вам расскажу?
— Честно говоря, я ни на что не надеялся. Просто хотел поговорить по душам. Возможно, вы могли бы что-то вспомнить. Дело в том, что одной из мамаш была американка.
— Ну и что с того?
— Я думал, иностранная гражданка в советском роддоме в шестьдесят седьмом году — вещь нетривиальная. Может быть, вы бы вспомнили. Вы — или кто-то из персонала, с кем вы поддерживаете отношения.
— Я ни с кем не поддерживаю отношений, это раз. А во-вторых, иностранка именно в нашем роддоме не вызвала бы ни у кого особого удивления.
— Почему?
— А вы хоть знаете, что у нас был за роддом?
— Нет, — сказал Денис. Он злился на себя за то, что упустил инициативу в разговоре и Софья Полевая вела себя с ним совсем уж как с мальчишкой.
— У нас было специальное отделение для высокопоставленных рожениц.
— Управленческий аппарат и все такое?
— Ну да. К нам привозили и обычных женщин, что называется, с улицы, и рожениц особой категории. Ваша иностранка вполне могла попасть в особую категорию, и никто бы не удивился, я вас уверяю.
— К сожалению, медицинские карты уже давно уничтожены.
— Чего же вы хотите? Прошло тридцать два года, уже и власть переменилась!
— А что такого особого делалось для этой особой категории?
— Масса совершенно банальных льгот и удобств. Во-первых, за такими женщинами приезжала наша специальная неотложка. После родов их отвозили на третий этаж, где только одноместные палаты. С холодильниками и телевизорами. В-третьих, у них было усиленное питание. С фруктами, соками и так далее. Ну, и лучшие лекарства. Допустим, обычным женщинам для профилактики мастита раздавали зеленку, а на третьем этаже на каждом столике стояли баллончики с дорогим немецким препаратом.
— А рожали они тоже не так, как простые смертные?
— Да нет, как раз точно так же. Предродовая, родовая — все самое обычное. Заботой их окружали потом.
— Софья Аркадьевна, — Денис в упор посмотрел на задумавшуюся хозяйку. — А вы способны придумать схему, по которой одного из близнецов можно было бы отдать совершенно другой женщине?
Полевая усмехнулась:
— Я могу придумать десяток таких схем. Все зависит от того, кто из персонала был в этом замешан.
— А персонал точно был замешан?
— Безусловно. Иначе как вы представляете себе ход событий? — Старушка помолчала, потом поднялась и сказала:
— Знаете что? Единственное, чем я могу вам помочь, так это написать имена тех, кто работал примерно в то время, которое вас интересует. Конечно, нянечек и акушерок я вряд ли вспомню всех до одной, но тем не менее… И вот еще что, молодой человек. Если будете с кем-то из них встречаться, не заливайте про репортаж о лучших работниках прошлых лет. Это неактуально.
В тот день Энди Торвил отпустил своего помощника пораньше, чтобы тот подчистил наконец хвосты по текущим делам. Дома Том работал продуктивнее, и не имело смысла держать его в приемной вместо секретарши, которая на прошлой неделе благополучно вышла замуж. А стоит ли нанимать новую, если он сам еще не решил окончательно, будет ли продолжать дело или закроет агентство. Раздумывая о своем неясном будущем, Торвил закинул руки за голову и прикрыл глаза. У него наконец-то есть деньги, так что не надо думать о хлебе насущном. И если заниматься сыском и дальше, то только из любви к искусству.
Когда внизу хлопнула дверь, Энди моментально занял вертикальную позицию и пригладил волосы. Ему недавно исполнилось двадцать девять, и он был отличным психологом и актером одновременно. Имидж спокойного и доброжелательного, очень уверенного в себе человека привлекал клиентов больше, чем отчеты о профессиональных успехах. Спрятав за дымчатыми стеклами очков серые, вечно прищуренные глаза, глава агентства схватил ручку и разворошил на столе бумаги. В этот момент постучали.
— Прошу вас! — крикнул Энди и уставился на дверь.
Дверь медленно распахнулась, и на пороге возникла молодая женщина, решительные манеры которой находились в явном противоречии с ее глазами. Глаза сомневались. На ней было желтое платье, украшенное кружевными воланами, которое вкупе с привлекательным лицом делало ее похожей на розочку с праздничного торта.
Энди встал, вышел из-за стола и представился. Женщина кивнула и отрывисто спросила:
— Это вы — частный детектив?
Она не улыбнулась, а пытливо посмотрела Энди прямо в лицо.
— Чем я могу вам помочь? — спросил тот, показывая ей на кресло напротив стола.
Как десятки женщин до нее, она немного помолчала, устраивая сумочку на коленях, потом подняла глаза и уставилась в окно позади Энди.
— Послушайте, я попала в затруднительное положение.
«Как будто я не знаю, — про себя подумал тот. — Я только и делаю, что выслушиваю идиотские истории. Если бы я вдруг стал писать правдивые романы, они бы вышли чудовищными, потому что люди разводят в своей жизни такую грязь, что порой в это просто не верится».
— Надеюсь, что помочь вам в моих силах, — сказал он вслух добрым и одновременно твердым голосом, что всегда неотразимо действовало на клиенток.
— Но уж больно моя проблема.., э-э-э.., нетривиальная.
— Я готов вас выслушать, — осторожно произнес Торвил. Он чувствовал, что женщина колеблется, что она и не хотела бы ничего рассказывать, но не видит другого выхода. — Начните с чего-нибудь, даже несущественного, а потом мы выясним детали.
Энди ждал, что, начав говорить, она выложит все одним махом. Как правило, так происходит со всеми взвинченными людьми.
— Ну, хорошо, — она глубоко вздохнула и передернула плечами. — Недавно меня сбил автомобиль.
— О, мне жаль, — пробормотал Торвил, опустив голову.
— Это было в России. Очнувшись, я поняла, что ничего не помню. Абсолютно. Кто я, почему нахожусь именно там, где нахожусь, кто мои родные и так далее. Я приняла как должное, что муж прислал за мной секретаря. Короче говоря, я не хочу никому говорить, что у меня амнезия.
— А моя задача…
— Ввести меня в курс моей жизни. Я не знаю абсолютно ничего — даже как зовут мою кошку. Все кажется мне чужим и абсолютно незнакомым.
Энди Торвил беспокойно поерзал в своем кресле и прокашлялся.
— За такое дело вряд ли кто-нибудь возьмется без предварительной проверки. Если бы, я подчеркиваю — если бы! — вы вдруг оказались совсем другой женщиной, задумавшей, допустим, провернуть какую-то аферу, то, помогая вам, я стал бы вашим сообщником. А вы ведь знаете, что нельзя выдавать себя за другого человека, это противозаконно.
— Правда? — живо спросила женщина, в ее голосе проскользнуло не то разочарование, не то испуг. — На самом-то деле я та, за кого себя выдаю. Это очень легко проверить, знаете ли. Не могут же десятки людей ошибаться на мой счет, как вы думаете? — Она издала странный смешок.
— Так какие же у вас основания скрывать потерю памяти от ваших родных? Ведь вы можете довериться хотя бы одному из них, и он поможет вам.
— Я не знаю, кому довериться, — пробормотала незнакомка. — Мне кажется, что между мной и моим мужем что-то происходит. Я хочу знать — что. Я хочу знать, как вести себя в своем доме. Я хочу знать, как зовут моих друзей и где они живут. Чем я занята весь день, есть ли у меня счет в банке и если есть важные бумаги, то где я их прячу?
— Неслабая работенка, — усмехнулся Энди.
— Но не невозможная. Учтите, что я буду вам помогать.
— А вы не подумали, что, заказывая такое досье на себя, вы здорово рискуете?
— То есть?
— Мы с моим помощником Томом называем подобный сбор сведений «черными копилками».
— Что вы имеете в виду? — насторожилась леди. — Почему это черными?
— Там неизбежно окажется какой-нибудь компромат. А компромат — это шантаж.
— Вы что же, шантажист?
— Я — нет, но как профессионал могу вам рассказать…
— Ладно, — перебила его женщина. — Вероятно, я действительно дала маху. Придется нам вдвоем с амнезией идти к психоаналитику.
— Вы в самом деле обратитесь к врачу?
— Раз вы настаиваете…
В ее голосе Энди послышалась насмешка.
Она встала, окинула его быстрым взглядом и, махнув на прощание рукой, вышла. Не успела она свернуть за угол, как Энди понял, что она «зацепила» его. «Ну и что, что деньги мне больше не нужны, — подумал он. — А дамочка эта чрезвычайно занимательная. Спроси себя, Энди, будет ли тебе жаль, если ты не узнаешь продолжения истории? Да, мне будет безусловно жаль. Так чего же я стою?»
Фред бросил на кровать дорожную сумку и принялся укладывать в нее вещи. Он надеялся, что поездка будет удачной. Хотя в конце пути его могло ожидать что угодно. Элис Хэммерсмит терзали какие-то злые демоны. Ее отношения с мужем были до того странными, что даже видавший виды Фред пал духом — он никак не мог составить мнения о подводных камнях этого брака. Винсент постоянно афишировал постулат о нетленности брачного союза, однако на деле ничем свое хорошее отношение к жене не подтверждал. Возможно, раньше Элис и пыталась воздействовать на мужа нежностью, но теперь в доме явно установился вооруженный нейтралитет. Винсент не проявлял ни малейшего желания выполнять супружеские обязанности, а Элис, в свою очередь, в пику этому обстоятельству заводила знакомства с разными мужчинами, худшим из которых был Георгий с трехэтажной фамилией, заканчивающейся на «швили».
Все так и шло до того самого дня, когда на горизонте появилась таинственная старуха, Молли Паркер. Она позвонила еще до побега Элис в Россию. Фред отлично помнил тот день. Речь позвонившей была чопорной и тихой. Прежде чем ответить на вопрос, она минуты две молчала, и надо было обладать терпением Элис, чтобы все-таки добиться от нее, с какой стати она желает встретиться «с милой девочкой» с глазу на глаз.
— Фред, я по-настоящему взволнована, — сказала тогда Элис.
— Могу себе представить, — откликнулся он.
Из беседы выяснилось вот что. Недавно в горах трагически погибли дочь и зять Молли Паркер. Разбирая их вещи, старушка обнаружила связку старых писем, которые должны были безусловно заинтересовать наследников Джули Хоккес. В подробности старуха по телефону вдаваться отказалась.
— Знаешь что? Я перезвоню Молли Паркер и договорюсь о цене, а ты съездишь к ней сам и просто привезешь письма моей матери сюда.
— Это неразумно, Элис, — возразил Фред. — Старуха даже не сказала, о каких письмах речь. Может быть, в них совершенно бросовая информация.
— Фред, я тебе доверяю. — Элис подкрасила губы, приблизив лицо к зеркалу. — Поезжай и реши на месте, стоит ли дело тех денег, которых она запросит. Я же не могу вообще никак не отреагировать на ее звонок. А вдруг это какая-нибудь страшная тайна?
Элис легкомысленно хихикнула, а Фред нахмурился. Он опасался тайн. А эта, судя по всему, была тайна из прошлого: старые письма, старые люди.
На следующий день, войдя в кабинет, Фред увидел совершенно другую Элис Хэммерсмит. Она была бледна, растерянна и задумчива.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — забеспокоился он.
— Да, все нормально.
— А выглядишь неважно. Ты звонила Молли Паркер?
— Звонила. Можешь ехать, она тебя ждет.
— Много она запросила?
— Терпимо, — Элис протянула ему чек.
Фред быстро взглянул на сумму, потом поднял глаза на свою работодательницу:
— Смеешься? Ты ведь даже не знаешь, что покупаешь!
— Знаю. Она мне сказала.
— Да? Я могу узнать — что?
— Сейчас я не стану обсуждать это, Фред. Сначала привези письма, потом поговорим. Обещаю, что все тебе расскажу, тем более, мне наверняка понадобится твоя помощь.
— Ты из-за этого так расстроена? Из-за того, что тебе сказала сумасшедшая старуха?
— Думаю, с ее головой все в порядке. И если честно, да, я расстроилась из-за этого.
— Зря ты не хочешь мне сказать.
— Извини, Фред, я в самом деле не готова к подобному разговору. Не обижайся. — Элис помассировала виски, болезненно сморщившись. — Скажи лучше, когда ты сможешь выехать.
— Думаю, чем раньше я вернусь, тем лучше, ведь так?
— Так.
— Тогда пойду собираться.
— Спасибо, Фред. Возвращайся поскорее.
Но Фред вернулся лишь через полторы недели. И писем с ним не было. Пока он ехал, Молли Паркер, горевавшая по погибшим дочери и зятю, довела себя до приступа и слегла. Когда Фред появился в больнице, старушка находилась в полузабытьи, и через какое время с ней можно было бы обсудить дела, никто сказать не мог. Узнав об этом, Элис безумно расстроилась, и Фред настоял на объяснениях.
— Речь идет о старом семейном деле, — призналась Элис. — Дочь Молли Паркер — Лора Шмидт — была близкой подругой моей матери. Я тебе рассказывала, что моя мать погибла в дорожной катастрофе, когда мне было десять лет. Так вот. После замужества Лора переехала в другой штат, но связи с подругой не потеряла. Они писали друг другу длинные письма, в которых подробно делились всеми новостями и личными переживаниями. Моя мать поведала подруге и историю своей большой любви. — Элис изо всех сил старалась держать себя в руках. — Короче. Дейл Хоккес — не мой настоящий отец. — Фред беспокойно шевельнулся в кресле. — Самое паршивое, что он об этом даже не догадывается. Мать поклялась не говорить ему, — голос Элис сорвался.
Фред быстро встал и, подойдя поближе, сочувственно похлопал ее по руке. Он не знал, что сказать.
— В письмах, которые хочет продать старушка, есть имя моего настоящего отца. Вот за что я собиралась заплатить деньги, понимаешь? Молли Паркер не назвала этого имени, сказала только, что мой настоящий отец был художником. Фред, я не знаю, что делать? — в отчаянье воскликнула она. — Можешь себе представить, как тяжело мне сейчас общаться с папой, узнав такое. Пока тебя не было, мы несколько раз встречались, и я вела себя с ним, как дура. Последний раз думала, что у меня случится нервный приступ. Папа наверняка что-то заподозрил. Знаешь, мне нужно убраться с его глаз хотя бы на какое-то время.
— Может быть, тебе поехать на курорт?
— Я уже думала об этом. Наверное, я так и сделаю. А ты, Фред, будешь держать руку на пульсе. И как только Молли Паркер придет в себя, сразу же отправишься за письмами. Я уеду, но это не значит, что ты останешься без работы. Надо начинать собственное расследование. Что, если старушка умрет? Что, если я никогда не узнаю — кто мой настоящий отец? А, Фред?
— Я готов тебе помочь, Элис. Думаю, проблема вполне решаема. Сейчас тебе надо отдохнуть, а завтра мы сядем и обдумаем, как действовать дальше. Согласна?
Элис потерянно кивнула.
Возвратившись домой, Фред принял душ и переоделся, затем поднял трубку телефона.
— Алло, Брюс? — взволнованно сказал он. — Мне надо сообщить вам кое-что важное. Да, по нашему делу. Могу я приехать прямо сейчас?