Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана

Глава 4 Тиффалейка

«…Так повелели солнце, небеса и воды морские, и так будет во веки веков, покуда омывает океан песчаные берега Тиффалей, скрывает от нечистых взоров Глубокие Рифы и катит свои волны по всему свету. Благословленные острова выстоят под напором невзгод и взойдут ярким светочем для всего сущего мира…»

Финал «Великого договора». Дата и место хранения не установлены

«…Великие Владычицы рифов и островов правят островами Тиффалей с незапамятных времен. В наземных городах ведется активная торговля, развиваются искусства и ремесла, обучаются профессиональные моряки и воины, изготавливаются славящиеся по всему миру предметы роскоши. О жизни в 'подводных городах» Глубоких Рифов известно мало. Тиффалейцам под страхом смерти запрещено приближаться к ним. И не сильно они рвутся. Исследователи и ученые других стран, когда-либо достигавшие Рифов, вскоре пропадали без вести, все их исследовательские материалы были уничтожены или повреждены без возможности восстановления.

Некоторые слои граждан и отдельные группировки людей не преминут при первой же возможности попомнить дурным словом «проклятое племя» своих правителей. Данное обидное прозвище берет начало из легенды, истоки которой я долго пытался найти. Известно, что Владычицы-Русалки проводят на дневной поверхности не более полусуток каждый день и с наступлением ночи уходят обратно в океанские воды. Из этого строгого порядка родилась злая сплетня о том, что все правительницы прокляты, раз не могут, как обычные люди, жить всю жизнь на земле. Простой люд, среди которого легенда особенно популярна, уверен, что им не будет обещанной райской жизни, пока ими правят русалки, из-за чего на островах часто случаются восстания. Подавляемые весьма быстро и кроваво. Пока у липа́йцев (угнетаемый народ) не будет сильного лидера, они продолжат проигрывать. Мы же можем этого лидера организовать…'

Из доклада статумсата Эрне́сто Че́лли «История государства Тиффалей и наше в ней участие». Императору лично в руки!

21 ку́бат 3360 год Друидского календаря. Асмариан. Дом Круга. Утро

♪ Мелодия: David Chappell — Tempest ♪

В движении всегда есть гармония. Оно неизменно имеет начальную точку и конечную цель. Сложно представить себе мир без всякого движения. Это было бы серое невзрачное нечто, обезличенное, бесконечно печальное, одолеваемое муками и тяжелыми воспоминаниями. Какие-то древние философы говорили, что движение — это жизнь, и они тысячу раз правы! Пройдя сотни дорог, прочитав тысячи книг, познав миллионы выборов, ты сам это увидишь и почувствуешь эту мудрость.

А еще есть кружение. Это немного однообразнее движений и на самом деле просто совершение одного и того же действия, но именно в окружившем меня вихре я увидела будто впервые увидела всю красоту кружений. Кругом был снег. Он парил, вился, обнимал и постоянно был рядом. Я чувствовала теплоту снежинок, ловила их руками и страстно желала стать с ними одним целым. Тогда цель моей жизни стала бы для меня абсолютно ясной — кружиться и дарить радость, а, опадая на землю, тихо поскрипывать при самом легком шаге.

На самом деле у себя дома я никогда не видела настоящего снега. Возможность прикоснуться к нему существовала только в «натуральных павильонах», но это мало кого интересовало, и посещать их приходилось в одиночестве. Странная ледяная магичка, предпочитавшая прогулки по искусственному заснеженному парку, творениям своих рук или вечному лету столицы. Настоящие бураны я впервые увидела в других странах. Но теперь не понятно, зачем все это вспоминать, ведь, в конце концов, это уже неважно. Наконец, я могу освободиться от своего тела и стать легкой, как снежинка, взвиться и улететь. Больше никаких тревог, планов, миссий — абсолютная свобода!

Но вместо того, чтобы освободиться, я скорее наоборот — материализовалась. На мне было не то бальное платье, какое-то другое, но еще более красивое. Оно переливалось всеми оттенками голубого, струилось замерзшими потоками водопадов, искрилось бриллиантами снежинок и делало меня повелительницей всего кругом — Снежной Королевой! Радостно рассмеявшись, я распустила собранную в пучок прическу и волосы каскадом опустились на плечи. Что за чудесное место! А что это за место?

За густой сизой дымкой совсем ничего не видно. Я парила в лучащихся нежно-бирюзовым светом облаках, странным образом ощущая, что стою на твердой земле. И не просто стою — я будто приросла к ней. Внезапно радость начала по капле уходить из меня, уступая место тревоге. Что это такое? Почему я не могу двигаться? Где я? Кто-нибудь меня слышит?

— Эй, люди! — хрипло кричу, не успев откашляться. Это что, мой голос?

Мои облака начинают темнеть, наполняясь, чем-то плотным и тяжелым. Нет больше радости, ее всю поглотил ноющий и подвывающий страх. Я дергаюсь, хочу сделать хотя бы один шаг, простой, крошечный! Тщетно. Снежинки, уловив мое настроение, тоже мечутся и облепляют со всех сторон, будто пытаясь помочь. Снег и холод всегда были моими друзьями, но сейчас даже они бессильны. А потом из тумана выходит кто-то. На нем белый костюм и такая же белая маска. Жгучий черноволосый красавец с темными кофейного цвета глазами. Ты пришел на мой зов?

Приблизившись, обхватив за талию, он легко сдвигает меня с места. Ощущение полета! Я снова снежинка! В его руках я не чувствую больше испуга, я теперь надежно защищена, я снова пою и смеюсь. Как давно я не была так счастлива! Прочь всем тревогам и волнениям, меня не волнует таинственная миссия и не страшит Аксельрод, я буду танцевать и отсчитывать шаги! Раз, два, три, раз, два, три, поворот. Снег кружится в вихре зимнего вальса, и мы кружимся с ним вместе. Облака мягко прикасаются, обволакивают. Я смотрю в теплые темные глаза, такие родные. Приближаю губы:

— Ты пришел, чтобы спасти меня?

Он только безразлично качает головой, разжимает объятия, и я падаю. Он так недосягаем, увлекаемый серыми облаками. Мы все дальше друг от друга. Пытаюсь протянуть руки, зацепиться за что-то и ловлю лишь пустоту. Свист в ушах оглушает. Где-то тихо играет музыка. Грустные далекие стенания скрипки. Скрипка всегда нравилась девушкам. Во все времена. О, почему же ты так поступил? За что⁈ Рыдания сдавливают грудь, становится трудно дышать. Ведь я же так верила…

Неожиданно мягко приземляюсь. Чьи-то руки. Знакомый парфюм — что-то небесно-легкое, воздушное, неуловимое, сочетание свежести и утреннего морского ветерка… Поднимаю глаза — не он. Но кто-то знакомый. Кто-то, кто всегда был рядом, оберегал, поддерживал, пил теплый банановый чай. Красивый, хороший, добрый, близкий. Поправляю непослушную светлую прядку, постоянно падающую на лоб. Улыбается. В изнеможении падаю к нему в объятия. Снежинки хрупкой маской ложатся на лицо, на глаза, на губы. Слышу дыхание, совсем рядом, нежный голос шепчет: «Не бойся. Я буду с тобой до конца».

Пшеничное поле. Почти бесконечное. Тянется золотым ковром до самого горизонта, подпирает такое же огромное чистое небо. Их двое. Они оба тут. Протягивают руки, предлагают станцевать. Один настойчиво и грубо, доказывая, что он — лучший танцор, что с ним — танцевать легче и проще всего. Будет интересно, обещаю! Другой молчит, и лишь глаза говорят — ты и так все знаешь, и всегда знала, так к чему тут теперь слова? Выбирай. Не ошибись с выбором. Тебе потом жить с этим до скончания времен, до праха мира.

Крик. Оборачиваюсь. О, нет! Поле рассекает огромная трещина, расширяющаяся, страшная, обещающая поглотить все сущее. А по ту сторону — родители. Они приветливо машут, рассказывают, что соскучились по своей единственной ненаглядной дочери, обещают, что сейчас придут и крепко обнимут! Отец шагает вперед. Стой, нет! Папа, ты не видишь, там обрыв! Он идет первым, мама следом. Не слышно криков, все погибает в мертвой тишине. Невыносимо! Тщетно рву душащее платье, оно будто приросло к коже. Так не может быть, это неправильно, неправда! Сильный толчок в спину. Предательство… Падаю, погружаюсь в бесконечную густую тьму, расступающуюся передо мной впереди, схлопывающуюся сзади. Как много тут черного, беспросветного. Ни один луч солнца не пробьет эту массу. Она повсюду и вот, уже забирается внутрь через каждую мою клеточку, обжигая, уничтожая, причиняя огненную боль. Когда это кончится? Когда это кончится?.. Я не могу больше дышать, мне нечем дышать, совсем нечем. Оно съело весь воздух, не оставив мне ни капли, оно жаждет моей смерти, оно говорит, что я чужая… Чужая… Я здесь никому не нужна, я все только порчу, мне нет места, нигде нет места. Я чужая. Чужая, чужая, чужая… Нет!

♪ Мелодия: PatrykScelina — Leave No Man Behind ♪

Судорожно глотаю ртом воздух. Сладкий, нужный, совершенно необходимый. Боюсь открыть глаза. Боюсь, что, открыв — ничего не увижу. Боюсь, что уже открыла глаза и темнота, это то — что будет теперь окружать меня всю оставшуюся вечность. Поэтому лучше дышать. Просто дышать, что может быть легче? Дыхание — тоже движение, тоже жизнь. Как хорошо…

Внезапно прилетевший по лицу удар когтистой лапой моментально приводит в чувство. Резко открываю глаза. Я вижу! Комната залита теплым солнечным светом. Повсюду цветы и потухшие свечи. Приподнимаюсь на локте и тут же с диким стоном опускаю тяжелую хмельную голову назад на подушку. Нет, это невозможно! Как же теперь жить дальше?

— Проснулась, котенок? — мурчащий голос врывается в тяжелый рассудок и заставляет проснувшиеся мысли в панике разбежаться. Ответить я не могу, — Как тебе твое новое состояние?

Пялюсь в потолок широко раскрытыми глазами и хватаю воздух ртом, как рыба. В голове что-то мутно бродит и тихонько свистит. Кажется, тот, последний бокал был лишним. Нависший над моим исполненным страдания лицом Себастьян продолжил капать на мозг.

— Мина, тебе уже давно пора встать, переодеться и помыться. И хоть что-то съесть. И прогулять свою подгулявшую голову.

— Ах, Себастьян, пожалуйста, хватит. Я так не могу, перестань… — если бы я могла сейчас подняться и скинуть тяжелого, как Императорский дворец, кота с себя, то стало бы намного легче. Но силы покинули еще ночью и теперь возвращались с трудом и неохотой.

— Да ты бы видела себя! Пришла вчера вдрызг пьяная, упала, порвала платье — я тебя никогда такой не видел, Минати. И будь у меня такая возможность, обязательно пожаловался бы родителям. Может тогда тебе стало бы стыдно, и ты перестала бы вести себя так глупо, — прошипел черный кот, после чего с легкостью и грацией спрыгнул вниз, на пол.

— Я порвала платье?.. — пробормотала почти хныча.

Совершив невероятный по силе подвиг, я все же смогла немного приподняться, чтобы перенести вес тела и наконец сесть. Даже не потребовалось фокусировать затуманенный взгляд, чтобы увидеть огромную дыру в районе коленей. Платье безнадежно испорчено. Как его возвращать Аксельроду — тоже неясно. Затребует ли он починки или потребует денежной компенсации? И пока я продевала сквозь прореху руку, слово вновь взял Себастьян:

— Учти, я — кот, и ничего прохладительного принести тебе не смогу. Встань и разберись уже с собой, — и, подняв хвост трубой, Себа направился к выходу из комнаты.

В голове медленно запускались мыслительные процессы и, ведя взглядом по спальне, я понимала, что для начала ее нужно хорошенько осмотреть. Нельзя исключать, что в стенах могут оказаться подслушивающие магические устройства. Или — того хуже, наложены заклинания, передающие все разговоры, а может и изображение, «куда следует». На кончиках пальцев заискрилось простое энергетическое заклинание, которое, сорвавшись, обратилось в маленький светящийся шар и полетело исследовать спальню.

Пока шарик довольно шустро залетывал территорию, я смогла подняться на ноги и начать расстегивать изуродованное платье. За растерзанную вещь было очень обидно, а за свое поведение — ужасно неловко. Слишком рано и быстро расслабилась, поддалась давлению и резко изменившимся обстоятельствам. Сглупила. Повела себя непрофессионально. В который уже раз — счет потеряла своим глупостям!..

Ругаться на себя можно еще очень долго, да, но все уже свершилось, тихо мурлыкнуло холодное сознание. Лучше сделай что-нибудь полезное.

Запустила руки в когда-то собранную высоко, но уже поехавшую и растрепанную прическу и начала аккуратно вытаскивать красивые бусины шпилек. И по мере того, как волосы освобождались от созданного ранее каркаса, на прикроватной тумбочке рядом с золотистой ажурной бальной маской росла горка заколок. Вскоре шарик закончил сканирование и с тихим бульком лопнул. Это означало, что в комнате чисто. Я выдохнула и, наконец, стянула с плеч платье — подглядывания теперь можно не опасаться, оставшись в одном нижнем белье.

Небесно-голубая спальня будто отражала меня. При минимальном наборе мебели, повсюду оказались расставлены подсвечники, напоминавшие ледяные сталагмиты, а в вазах с цветами стояли белоснежные розовые бутоны. Стены украшала лепнина, имитирующая крошечные снежинки, складывающиеся в настоящую метель. Привезенную с собой одежду я обнаружила уже разложенной по полкам в огромном платяном шкафу, занимавшему полстены напротив большой кровати. Там же размещались чистые полотенца и постельные принадлежности. А за изящной ширмой в дальнем углу спряталось огромное зеркало в золоченой раме.

Оставив на постели платье, распустив по плечам спутанные черные волосы, я подошла к зеркалу. Испуганные подслеповатые голубые глаза и новенькие синяки на коленях — вот что оно показало. Потерев аккуратно разбитые колени, немного задумалась.

— Как же тут у них все устроено… Аксельрод про дом Круга не очень много рассказывал.

Еще немного покрутившись перед зеркалом, расчесав волосы пальцами, я направилась к шкафу. Оттуда смогла выудить большое банное льняное полотенце и пару длинных сорочек. Рядом, на гладком деревянном паркете уже сидел размахивающий хвостом Себастьян.

— Освоилась? Молодец. Тебе выделили целые апартаменты со своей ванной комнатой… — но кот не успел договорить, так как мы оба услышали что-то похожее на стук в дверь. Пришлось срочно влезать в бледно-желтого цвета сорочку и отправляться на поиски источника звука.

Покинув комнату, я оказалась в небольшом коридорчике, обитом панелями темного дерева, в который выходило четыре двери. Безошибочно определила нужную, из-за которой вчера падала, а открыв, увидела за ней улыбающуюся девушку. Одетая в черное длинное строгое платье с белым воротничком, она тут же вытянула руки по швам, перестав теребить одну из темных косичек, и уверенно произнесла:

— Лиджи Летико, гила́м вата́м [1: Гила́м вата́м! — Доброе утро! (мет.)]! — бойко прощебетала девушка, не двигаясь с места. — Позвольте представиться — Инге́льда из семьи фермера Мади́на. Лиджи Тильгенмайер, ла́о ка-кшаку́р луса́ Митара́м [2: Ла́о ка-кшаку́р луса́ Митара́м — Да хранит его Митара (мет.)], своим великим повелением назначил меня вашей горничной. Мой отец — уважаемый человек, он поставляет овощи и фрукты к столу Круга, вам не о чем беспокоиться! Я могу войти?

Немного ошарашенная, я отодвинулась от двери и пробормотала:

— Доброе утро. Да, конечно, входите.

— Спасибо, лиджи! — девушка улыбнулась еще шире и лучезарнее, сделала шаг в коридор и закрыла за собой дверь. Посматривая немного смущенно, захихикала. На мой удивленный взгляд она тут же замолчала, опустила глаза в пол и довольно тихо пролепетала. — Правду о вас говорят, что вы точно неместная…

Сердце тут же подпрыгнуло куда-то к горлу и забилось быстрее. «Говорят?» Меня уже ославили. Быстро тут слухи распространяются! Я продолжила внимательно изучать притихшую, но все еще продолжавшую смотреть в пол девицу. Лет ей явно немного, шестнадцать, может, восемнадцать. Круглое личико, едва начавшее терять подростковую пухловатость, и большие темно-карие глаза. И вот, в таком юном возрасте она уже помогает отцу и выполняет приказания самого Тильгенмайера, в то время как в столице Империи обеспеченные юноши и девушки, не обремененные магией, редко задумываются даже о том, кем они хотят быть.

— И что же меня выдало? — аккуратно поинтересовалась я, неловко переступая с ноги на ногу. Ингельда будто только этого и ждала.

— Лиджи не будет наказывать меня за подобную бестактность?

— Не буду, обещаю, — улыбнулась чуть более мягко, стараясь подавить возрастающее беспокойство.

— Ну вот вы вышли ко мне в одной… Кхм… — девушка вдруг зарделась и, прикрыв рот ладошкой, прошептала. — В одном белье. И босиком. И даже не обругали меня за то, что опоздала! Так только на юге живут, там все беспечные! — и поняв, что ляпнула лишнего, Ингельда нервно оборвала себя. — Простите…

В общем, парировать было нечем. Насколько я помнила карту болот — Пелепленес находился не на таком уж юге, но, видимо, даже этого достаточно, чтобы выделяться на фоне местных. Что ж, надо воспользоваться этим в своих целях и почаще прикидываться «беспечной южанкой». Может так будет меньше поводов меня в чем-то подозревать. Я подтянула шнуры у горла сорочки, стараясь придать себе вид менее расхлябанный и немного смущено улыбнулась. В голове уже появилось несколько планов по использованию болтливости служанки в целях разведки обстановки.

— Вы не обидели меня, Ингельда. Напротив, я бы хотела попросить вашей помощи в усвоении обычаев и манер жителей Асмариана. Если вам будет не в тягость.

Темные глаза девушки широко распахнулись от удивления. Она даже всплеснула руками, как бы вопрошая — меня? Но быстро нашлась, закивала, а на лице расцвела улыбка еще более широкая, чем раньше.

— Я помогу лиджи и расскажу все, что знаю! А если не знаю, то у меня есть подруги среди служанок у Правительниц и Старших Друидок, они точно помогут!

Вот и славненько.

— Благодарю, Ингельда. Это очень важно для меня. Не хотелось бы, чтобы окружающие видели во мне чужую, к тому же невоспитанную и безграмотную особу.

— Конечно, это ужасно! Мы не должны этого допустить! И я лично буду пресекать любые попытки навредить вам словесно, лиджи!

Едва Ингельда закончила с горячностью произносить свою речь, как в дверь снова постучали. Мне пришлось быстро спрятаться в спальне, оставив небольшой проем для подслушивания и подглядывания. Снаружи в коридоре, одетый в салатовую ливрею с золотыми пуговицами стоял лакей. Глядя немного высокомерно, он протянул моей служанке небольшую резную шкатулку и, чуть приоткрывая губы, скупо произнес:

— Лиджев Аксельрод желает гостье Круга приятного дня и просит передать эликсиры. Всего хорошего.

И развернувшись, мужчина удалился, тихо ступая по начищенному деревянному паркету. Ингельда прикрыла дверь, робко вошла внутрь спальни, водрузила ящичек на небольшой столик возле ширмы и, слегка поклонившись, отправилась «подготавливать утренний туалет». Как я и ожидала, внутри лежал десяток склянок, наполненных той самой отвратительной жижей, что должна была починить и вернуть искалеченные магические силы.

— Ну и чего ты ждешь? — вполголоса поинтересовался Себастьян, выбравшийся наконец из-под кровати, где до этого прятался от незнакомки. Я же продолжала вертеть в руках флакон с розовой субстанцией, не решаясь откупорить. Кот, как всегда, аргументы «за» нашел быстрее. — Сейчас придет твоя новая подружка, увидит, как ты корчишься, как объяснять будем?

— Ты прав, — только и смогла выдавить.

В нос снова ударил знакомый ужасный запах, от его шлейфа даже кот решил держаться подальше. Выдохнув, я влила в себя снадобье так, чтобы максимально не почувствовать вкуса. Чуть не захлебнулась. Не в силах сделать ни единого вдоха из-за удушающего, резкого кашля, я сползла на пол. Из глаз, заливая сорочку, градом брызнули слезы. Тело свело судорогой, суставы прожгло огнем, хотелось пошевелиться, вправить их на место, но ни в одной клеточке пальца не было достаточно сил, чтобы просто пошевелиться. Рядом находился Себастьян, что-то урчал и тихонько бодал меня в бок, отчего под ребрами расходились опаляющие волны жара.

Через какое-то время медленно и неспешно, но боль, сковавшая все части тела, начала отступать. Дышать стало легче, горло больше не разрывало, в онемевшие пальцы медленно возвращалось тепло. Если бы звериные мордочки могли выражать эмоции, ручаюсь, всегда спокойный Себастьян сейчас выглядел бы напуганным.

— Кажется, в этот раз тебе было хуже, чем вчера, — подвел итог процедуры кот. Я смогла лишь кивнуть, вытирая с щек слезы.

Когда в спальню вошла Ингельда, я вполне ожила и даже нашла силы выбрать из запасенной одежды приличный дневной костюм. Более закрытый и скромный. Девушка метнула в его сторону быстрый одобрительный взгляд и вызвалась сопровождать в ванную комнату.

Одна из дверей передней, оказывается, вела прямиком в просторную уборную. Комната, симпатичная и опрятная, была отделана панелями светлого дерева, по площади стен тут и там тянулись вьющиеся растения с мелкими белыми цветками, а пол — выложен каменными плитами. Ступать босыми ногами по ним, наверное, достаточно холодно. В самом центре на постаменте стояла белоснежная мраморная ванна от которой шел густой клубящийся пар. В воздухе витал аромат хвои и еще чего-то легкого, цитрусового… Пока я стояла, замерев от удовольствия, и вдыхала на всю глубину легких лесное благоухание, растворяясь в его чистоте и свежести — Ингельда уже успела кончиками пальцев попробовать температуру воды, одобрительно покивать и, подойдя поближе, стесняясь спросить:

— Лиджи, позвольте мне вас раздеть и тогда вы сможете принять ванну.

Подкупающее новизной предложение застигло врасплох. Какое-то седьмое чувство подсказало утром снять и спрятать неподходящее для данной работы нижнее белье, привезенное с собой из Империи, и теперь под ночной сорочкой совершенно ничего не было надето.

— Наверное, я и сама могу, спасибо…

— Как скажете, лиджи, — Ингельда чуть отступила, но сдаваться не собиралась. — Но вам все равно потребуется моя помощь. Чтобы привести в порядок ваши чудесные волосы, обтереться, зацепить все крючки на платье. Каждой благородной Правительнице помогает целый штат горничных!

— Ты хотела бы служить при какой-нибудь благородной Правительнице? — спросила невзначай, снимая через голову сорочку. Беглый взгляд в сторону стоявшего на ножках большого зеркала сообщил, что следов от ночного падения и синяков удалось избежать. Хотя видок, конечно, весьма потрепанный.

— О, конечно! Многие об этом мечтают! — пропела Ингельда, набирая из ванны воду в медный кувшин. — Прислуживать в Доме Круга — это несомненно огромная честь, но здесь всегда так скучно…

Опустив истерзанное и уставшее тело в горячую воду, я, наконец, почувствовала настоящее расслабление. Растворенные эфирные масла и соли делали свое дело — помогали забыть о тревогах, усталости, далеком пути и неопределенном будущем. Обо всем можно подумать немного позже. В конце концов, беседа с местными аборигенами — тоже, своего рода, часть работы.

— Но ведь вчера тут было так весело… — почти прошептала, опускаясь в воду по самый подбородок. — Ты была на маскараде?

— О, нет, что вы, лиджи! Только самые благородные лиджев со своими прекрасными супругами имеют право посетить праздник. Даже прислужников для Бахад Мунташей отбирают специально и задолго до самих гуляний. Я пока не подхожу, ни по чину, ни по возрасту. Да и не очень-то хотелось.

Рассказывая, Ингельда даже поморщилась при упоминании о специальном отборе. Для нее это было личное. Присев со своим кувшином на краешек ванной, девушка с интересом меня рассматривала. В какой-то момент в голове даже промелькнула мысль, нет ни на моем теле каких-нибудь подозрительных магических узоров — дани моде, быстро промелькнувшей и схлынувшей в стенах Школы.

— А у кого из Правительниц тебе хотелось бы работать?

Глаза Ингельды загорелись. Кажется, она много думала об этом, сравнивала местных благородных дам, прикидывала, собирала сплетни и собиралась ринуться по первому зову. Взмахнув кувшинчиком, девушка промолвила:

— Если лиджи никуда не торопится и искренне интересуется желаниями такой мелкой и ничтожной сэ́ньи, как я…

— Конечно, ты ведь обещала рассказать об обычаях местной публики.

Дважды просить не пришлось.

— Лиджи Оливия-Сантима Гиланджи-Максвелл — одна из моих любимиц! Она такая красивая, воздушная, грациозная! Она владелица собственного театра «Леку́р», вот так! Правда, ей театр муж подарил, лиджев Пьетер, но она вознесла его сама, своими руками. Там сейчас ставят такие представления — едут даже с самого-самого юга Болот. Жаль только, к ней почти не пробиться, ее горничные — самые замкнутые и самые богатые служанки всего Асмариана…

Оливия и Пьетер?.. Какие знакомые имена. Не тот ли самый Пьетер, с которым мы вчера вечером так прекрасно побеседовали?

— Лиджев Пьетер? Хмм… Такой черноволосый, чуть седоватый мужчина, владелец Банка?

— Вы с ним знакомы? — Ингельда заулыбалась еще шире.

— Совсем немного… Он показался мне весьма приятным мужчиной.

— О да! По отзывам слуг — он самый добрый, самый прекрасный хозяин, которого только можно желать. Не скупится на жалование, не бьет — и даже дает только родившим девушкам несколько дней отдыха!

Надо же — минимальные социальные гарантии… Видимо именно то, что не бьют и иногда позволяют короткую передышку — казалось юной служанке высшей из добродетелей.

— А у кого еще из Правительниц ты бы хотела работать?

— Возможно — у Викандры Ривер. Она немного взбалмошна и требовательна, но точно не будет бить. У лиджи Нибэ́ллы Тезо́нии, говорят, работать невозможно тяжело — она ужасно требовательна к своему костюму, все ее горничные должны не только уметь чинить платье, но и самостоятельно обшивать свою лиджи по последнему модному почину. А в сторону семьи У́лиев никто в здравом уме даже и не смотрит! Нет, находятся, конечно, крепкие нервами…

— Ты выбираешь очень громкие фамилии… — заметила, чуть хитро прищурившись, ведь все перечисленные дамы не страдали от безденежья и малой родовитости. Еще на Болоте Аксельрод называл некоторые из фамилий, требуя уделить представителям пристальное внимание. И попала в точку — Ингельда зарделась, смутилась, свободной рукой принялась теребить косичку.

— Ну что вы… Я ведь буду рада назначению и в более простой дом! К лиджи Ко́ре Сарбо́тти или лиджи Эндо́рре Трапе́ди. У них обеих чудесные дети, нам было бы очень весело! — вдруг девушка спохватилась, спрыгнула с бортика мраморной ванны. — Лиджи, наверное, уже замерзла, пока я болтаю! Я сейчас!

Слушая Ингельду и внимательно впитывая обрывки фраз и чужих мыслей, состыковывая слова еще не ставшего привычным языка, не заметила, что вода успела изрядно остыть. Служанка отошла куда-то в сторону, исчезнув из поля зрения, и вскоре вернулась с новой порцией кипятка. А меня тут же настиг новый обескураживающий вопрос — откуда берется все это великолепие? Горячую воду подают из дыры в полу, прямиком из подвала, где потные мужики сутки напролет ее кипятят для удовольствия обитателей Дома? Пришлось снова изобразить удивление и тихонько похихикать:

— Как у вас тут все ловко устроено, Ингельда. Вам даже не приходится греть воду для купания? Неужели она появляется сама — из воздуха?

— Нет, лиджи, — простодушной девушке вновь выпал шанс козырнуть познаниями, чем она не преминула воспользоваться. Опорожнив кувшин, Ингельда защебетала. — Это все лиджев Аксельрод, ла́о ка-кшаку́р луса́ Митара́м! Он великий кудесник и изобретатель! Он воплотил в жизнь множество невероятных идей и Асмариан расцвел! Он придумал освещать ночью улицы магическими некоптящими светильниками, поставить вдоль каналов маленькие заборчики и гуляки теперь не тонут в водах реки, а для своего жилища он придумал систему подачи горячей воды, которая не требует набора из колодца и нагрева, представляете!

Я очень хорошо представляла… Все эти «изобретения» уже много десятилетий известны в разных провинциях Империи и значительно облегчают жизнь граждан. Теперь высокая имперская культура добралась и до таких далеких частей света, как города на болотах. Как же они жили тут без ночного освещения? Каждое утро вылавливали распухшие трупы из воды?..

— И жители Асмариана, наверное, очень довольны и благодарны лиджев Аксельроду? — спросила, ожидая услышать совершенно что угодно, ведь, со слов самого Друида, к представителям власти местные относились не совсем равнодушно и не очень доброжелательно. Одни только веселые частушки Гостевого района чего стоили!

— Ну, как сказать, — Ингельда замялась и перешла на шепот. — Мы действительно очень благодарны новшествам лиджев Аксельрда, какими бы неожиданными они ни были, но он так холоден и отстранен… Иногда кажется, что он делает это все не для блага города, а, скорее, для собственного комфорта.

Я широко распахнула глаза. Юная девушка неожиданно выдала моему непосредственному начальнику характеристику, которая у меня самой крутилась на языке, но никак не могла сложиться в конкретные слова. Да, Аксельрод из тех людей, что будут трудиться, улыбаться, дружить и враждовать лишь ради собственного удобства.

Дальше разговор продолжить не удалось, Ингельда констатировала, что вода уже достаточно остыла, а эфирные масла выдохлись, чтобы начать сам процесс купания. Никогда еще мне не помогали мыться — разве что мама в далеком, полузабытом детстве. Девушка отлично справлялась с намыливанием головы, растиранием уставших конечностей и экономным расходованием порций воды. Вскоре она принесла большое льняное полотнище, помогла выбраться из скользкой ванны и обтереться. Тело после такого мероприятия чувствовало себя счастливым и отдохнувшим, заодно и в голову начали приходить более светлые мысли.

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. Спасибо тебе, Ингельда, ты настоящая мастерица.

— О, не стоит! Пойдемте скорее, вам нужно одеться и спускаться вниз. Боюсь, вы уже пропустили завтрак Членов Круга, но, возможно, вам приготовили что-то отдельно.

На слова о завтраке вдруг отозвался протяжным стоном желудок. Я ведь совершенно забыла, когда в последний раз полноценно поела. Наверное, еще дома, в Андерме, когда мама кормила прощальным ужином. Неприличные звуки не укрылись от чуткого уха Ингельды, она тут же засуетилась, помогая с застежками на платье и пряжками на туфлях. Я попыталась было подсобить, но девушка тут же запротестовала и отказалась от любой подмоги. Это входит в ее обязанности и точка.

— Лиджи, неужели у вас на юге никогда не было своих служанок? — удивлялась девушка, расчесывая мои спутавшиеся после купания волосы и пытаясь поймать взгляд в зеркале туалетного столика.

— Ты, наверное, принимаешь меня за кого-то другого, дорогая Ингельда. Я ведь не совсем «лиджи» и уж точно не «аристократка». Я простая воспитанница Академии «Чертог», которую прислали в Асмариан набираться опыта у лучших учителей, только и всего… И своих служанок у меня никогда не было… — пожала плечами, делясь деталями фальшивой биографии. Стало даже интересно, как отреагирует на это размечтавшаяся Ингельда. — Неужели тебе сказали, что я из благородных?

— О, нет-нет! — засмеялась девушка, ловко расправляясь с волосами и накручивая на затылке что-то необычное. — Старшая горничная сказала, что вы — новая ученица лиджев Тильгенмайера, ла́о ка-кшаку́р луса́ Митара́м, и к вам нужно относиться со всем почтением!

— Ингельда, а можно одну просьбу?

— Конечно, лиджи, просите, о чем угодно!

— Ты можешь не называть меня «лиджи» и на «вы»? Мне это не очень приятно и совершенно непривычно… Я ведь не так уж и сильно отличаюсь от тебя и не заслужила такого высокого титула и обращения… — Ингельда на секунду замерла и, наконец, поймала мой взгляд в отражении.

— Как же мне тогда к вам обращаться, лиджи? — тихонько просипела удивленная служанка.

— Можно просто Минати, — и я улыбнулась. Девушка тут же потупила взор и ненадолго замолчала. Закончив собирать и закалывать шпильками высокий пучок, оглядев свое творение, Ингельда пробормотала.

— Если вам… Тебе так угодно, то можно и просто Минати. Но я не буду вас… Тебя… Так называть при всех. Иначе меня прогонят с этой работы. Так не принято. Все должны знать свое место.

— Спасибо, Ингельда. Слушай, а как на счет завтрака? Честно, я просто умираю с голода! — нужно срочно перевести разговор в иную плоскость и как-то замять возникшую неловкость.

— Конечно, идемте, я провожу вас на кухню! Наверняка сэнья Бесквалдия что-то оставила для… Тебя… — Ингельда сбилась, чуть нахмурилась, но вскоре снова просветлела, улыбаясь и теребя одну из длинных черных косичек.

Встав с банкетки, я наклонилась к зеркалу туалетного столика. Что ж, привычно-бледное лицо больше не кажется усталым и изможденным, голубые глаза горят, а шоколадно-коричневого цвета длинное и закрытое платье даже немного старит. Слишком у них тут строгий гардероб для учениц… Да и без легкой косметики как-то все равно не то. Надо бы присмотреться к местным модницам и научиться им подражать — не все, к сожалению, решает природная длина ресниц.

Себастьяна нигде не было. То ли он прятался под мебелью и не пошел провожать отбывающую из комнаты хозяйку, то ли сам отправился на разведку и поиски пропитания. Главное, чтобы никто не попытался причинить вреда любопытному коту. И ведь нужно еще разобраться с вопросом прокорма несчастного животного. Они, конечно, тут все маги и Друиды, должны прекрасно относиться к братьям нашим меньшим, но что, если черные коты для них — предвестники бед и скверных недоразумений… Прищемят еще нос. Или хвост…

Ингельда уже вышла из предоставленных мне апартаментов и ждала снаружи. Одернув платье и проведя рукой по крепко собранным волосам, я, по обыкновению, сделав глубокий вдох, выглянула в длинный коридор. Он, как и многие другие помещения Дома Круга, был отделан в мрачноватых неярких тонах. Темно-красные тканевые обои в обрамлении панелей черного дерева, большие окна, драпированные тяжелыми портьерами, а в промежутках — статуи злобных горгулий да ряды растений. Неудивительно, что Аксельрода местные жители считают угрюмым и неприветливым — пожили б сами в такой «радостной» обстановке! Слегка замешкавшись, я все же вышла из комнаты, сделав шаг прямо к морде оскалившейся каменной твари. Ингельда широко улыбнулась моей нерешительности и теперь мы уже вдвоем двигались дальше. Казалось, что во всем доме нет ни единой живой души — вокруг царствовала тишина, наши легкие шаги заглушались расстеленными на полах коврами, и даже светящаяся в лучах света пыль, застыла.

— Здесь тихо, как в склепе… — прошептала я, придвигаясь поближе к Ингельде и беря ее под руку.

— А я говорила, что тут скучно, а иногда бывает даже страшно! — также тихо ответила девушка, чуть вздрогнувшая от моего неожиданного прикосновения. — Пойдем скорее вниз, подальше от этих статуй…

Вскоре мы добрались до парадной лестницы, по которой вчера вечером мы с Аксельродом шли на бал-маскарад. Казалось, что с того момента прошло уже полжизни, и в голове никак не укладывалось, что минуло всего-то полдня. Поразительное свойство человеческой памяти — до мельчайших деталей запоминать будоражащие события и раздвигать ощущение времени до бесконечных пределов… И еще этот сон… Я уже и забыла думать о нем, он немного изгладился, стерся, но теперь вдруг выпрыгнул из глубин, забормотал неразборчиво десятком разных чужих и близких голосов. Я точно знала — кто эти люди из сна. Знала и не хотела себе в этом признаваться. И ощущения падения, отрешенности, обреченности, захватившие ночью весь мой разум, вдруг вновь встали в полный рост и потребовали срочного анализа. Не идти, не бежать, не следовать бездумно за кем-то куда-то — а побыть в одиночестве и поразмышлять. Куда мы движемся? Что будет впереди?

— Минати? Лиджи?

— А? — взор, сфокусированный на самой себе и своих внутренних переживаниях, пришлось вернуть во внешний мир и обратить к Ингельде. Девушка уже в полный голос что-то рассказывала, но я совершенно не помнила, что именно.

Коридор первого этажа, где мы сейчас находились, оказался уже не таким жутко украшенным. На стенах темно-синего цвета висели старинные пейзажи, изображавшие, в основном, буйную и гиблую природу Великого болота. Растения в кадках и горшках цвели мелкими розовыми цветочками, а шторы раздувал ветер, долетавший из открытых окон. А еще стоял явственный запах чего-то съестного — то ли выпечки, то ли нежного жареного мяса. Но, несмотря на голод, не это сейчас целиком захватило мое внимание. В садике, на который выходили окна, возле залитого полуденным солнцем фонтана сидели на скамеечке две немолодые женщины и о чем-то тихо переговаривались. Их умиротворенный вид, погружение в какой-то им одним известный и понятный мир и диалог, отозвались внутри меня мягкой вибрацией. Из тьмы помещений на свет, в дикий садик.

— Мне надо туда… — тихо сказала я, кивнув на открывшийся вид.

— Но зачем? — недоуменно спросила Ингельда, остановившись и перестав куда-то меня вести. — Мы уже почти пришли на кухню, вы же хотели позавтракать!

— Да, хотела… — надо было как-то отделаться от служанки и пойти к этим женщинам, пока они никуда не ушли. Очень надо. — Давай, ты узнаешь на кухне, есть ли там какая-то еда для меня, а я, тем временем, схожу в садик. Ну, чтобы время не терять.

— Хорошо, — Ингельда явно пребывала в замешательстве от такой резкой перемены. — Вы сможете сами найти выход во внутренний двор?

— Да, конечно! — я тепло улыбнулась девушке и направилась в сторону, откуда мы только что пришли, спиной продолжая чувствовать удивленный и растерянный взгляд.

Какие-то странные противоречивые чувства то и дело находили на меня, стоило только ступить в древний город Асмариан. Снились диковинные сны, среди бодрствования слышались чужие далекие зовущие голоса, что-то неодолимое тянуло в разные стороны и к разным людям. Я точно знала, что этот порыв неслучаен, что я должна поговорить с этими дамами, мирно наблюдающими за искрящимися струями фигурного фонтана. Фигуру еще предстояло разглядеть.

Спускаясь по каменным ступеням, ведущим во внутренний двор Дома Круга, я почувствовала на коже первый за сегодня лучик теплого, по-настоящему весеннего солнца. Сад начинал медленно оживать. По веткам кустов и деревьев побежали питательные соки, окрасив их в яркие зеленые и красноватые цвета. Кое-где появились крошечные почки. Щебетали, пели, летали наперегонки друг с другом маленькие серые птички. Проследив за одной из них, я отметила, что та строит гнездо прямо под козырьком Дома. Вдалеке кто-то медленно и методично работал по грунтовой дорожке метлой — очищая тропинку от опавших листьев и мелкого мусора. В целом, сад оставлял впечатление довольно дикого места, но настолько тщательно, заботливо ухоженного, что не оставалось никакого сомнения в присутствии невидимой человеческой руки.

Услышав приближающиеся шаги, обе дамы синхронно обернулись в мою сторону. Голову одной из женщин украшала седина, того благородного белоснежного цвета, что редко достается большинству. Даже в сидячем положении она казалась благородной, точеной и стройной, а элегантное платье синего цвета с тугим корсетом лишь подчеркивало прекрасную фигуру, не растерявшую с возрастом изящности. Вторая дама несколько терялась на фоне первой и явно сама не хотела выделяться. Темно-каштановые волосы, лишь слегка подернутые сединой, были уложены в строгую прическу, черное платье напоминало вдовье, затянутыми в перчатки руках она держала книгу.

Они поднялись, едва я приблизилась, и на мой неловкий поклон ответили легкими кивками. Не успела я проронить и слова, как седая дама первой начала разговор.

— Гила́м вата́м. Позвольте представиться. Мое имя То́ния Эсте́лла. Я — Член Круга Великого города Асмариан и Воплощающая Воду. А, вы, должно быть, Минати Летико — новая ученица лиджев Тильгенмайера?

Который раз за сегодня мне это говорят? Слухи разлетаются просто с поразительной скоростью.

— Гила́м вата́м, лиджи Тония Эстелла. Да, мое имя — Минати Летико, я только вчера пребыла с юга, из Пелепленеса, — я старалась не поднимать глаз и не смотреть выше линии подбородка статной женщины. Пусть лучше мое поведение воспримут как робость. — Прошу простить меня, я, кажется, отвлекла вас от беседы и от чтения.

— Напротив, мы с моей компаньонкой так давно знаем друг друга, что кажется, нам уже совершенно нечего друг другу сказать, — Тония Эстелла улыбнулась, но я по-прежнему старалась не смотреть ей в глаза. — Позвольте представить, моя близкая подруга и соратница — Хи́рис Меди́кори.

Женщина, продолжавшая стоять и крепко сжимать в руке уже захлопнутый томик, еще раз строго и коротко кивнула. За все это время она даже не попыталась разлепить плотно сомкнутых губ. Оттого немного напоминала молчаливую аквариумную рыбу. Тония подернутой сеточкой морщинок рукой указала на деревянную скамью.

— Прошу, Минати, присаживайтесь. Расскажите о себе.

Мы сели. Хирис Медикори опустилась по левую руку от Друидки и тут же раскрыв книгу, начала тихо нашептывать рифмованные строки. Кажется, это были молитвы. Воплощающая Воду, проявляя вежливый интерес, даже села ко мне в пол-оборота и, чинно уложив руки на коленях, взглядом показала, что ждет истребованного рассказа. Я расправила складки на платье, подражая Тонии Эстелле аккуратно разместила руки. А потом подняла голову, взглянула в ее глаза. И рухнула. Это было единственное и самое главное в ее внешности. В миг забылись абсолютно все мысли. Потому что в этих глубоких прекрасных сапфировых глазах, окруженных тонкой сеточкой морщинок, плескался океан. Дыхание перехватывало, а мысли путались от бездонного, бесконечного взгляда. И пока я была не в силах смотреть на что-либо еще, глаза напротив начали улыбаться и наполняться теплом…

— Я… Ледяной маг… — выдохнула, пытаясь тщательно подбирать слова.

Невозможно укрыться от взора этих мудрых глаз, пробирающих до глубин естества, изучающих, спокойных, нереально пытаться скрыть правду, глядя прямо. Они настаивали, они подталкивали, они убеждали. Кто ты, девочка? Зачем пришла? Что забыла так далеко от дома?

— Меня прислали сюда… — взмахнула неопределенно и нервно рукой, и с кончиков пальцев вдруг посыпались мелкие колючие снежинки, запущенные нечаянным заклинанием. В уголках глаз Друидки появились веселые огоньки и даже Хирис оторвалась от книги, чтобы сердито смахнуть кристаллики со страниц. Ладонь я испуганно прижала к груди.

— Да, теперь я вижу. Ты плохо контролируешь свою магию. Особенно, когда нервничаешь, — медленно и понимающе кивнула Тония Эстелла. — Я понимаю, почему преподаватели Чертога решили прислать тебя к нам. Не бойся, Тильгенмайер непревзойденный учитель. К тому же он крайне редко берет учеников, тебе повезло.

— Да? Спасибо… — только и смогла я пробормотать. В этот раз магия помогла выпутаться из непростой ситуации, а не привести к ней. Иногда от нее действительно случается какой-то прок.

Вновь опустилась тишина. Только шелестела станицами совершенно притихшая Хирис и мелодично журчали весенние струи фонтана. И я наконец смогла разглядеть его получше. Верхнюю часть величавого фонтана венчала могучая скульптурная композиция. Вырезанный из серого камня атлетически сложенный мужчина с длинной спутанной бородой и такими же длинными волосами, крепко держал внушительных размеров трезубец. Серьезное, даже грозное выражение лица не сулило ни спасения, ни пощады, тем, против кого было обращено оружие. Привлекала внимание и еще одна немаловажная деталь –мужчина оказался обладателем русалочьего хвоста на месте ног.

— Эта скульптура, — произнесла Тония Эстелла почти торжественно, — посвящена богу вод, морей, штормов и океанов Ксалта́ру.

— Богу морей? — переспросила на всякий случай. Когда-то, еще во время учебы в школе, я слышала это имя на одной из лекций, но более оно ничем не запомнилось. — А как же Адада? Ведь это она богиня вод…

Тония вдруг заерзала и слегка поджала губы. Всего на долю секунды, но я заметила эту резкую перемену в спокойной и сдержанной женщине. Но она быстро собралась, слабо улыбнулась и вновь взглянула мне прямо в глаза.

— Конечно. Адада — «Благословенная вода», покровительница рек, озер и спокойной воды. Но я всегда чувствовала сильную тягу именно к нему, грозному и непоколебимому Ксалтару. Тебе, наверное, странно слышать подобное от Члена Круга, ведь догматы нашей веры запрещают даже упоминать существование иных богов… — взгляд Воплощающей Воду стал испытующим. Откровенность за откровенность. Могу я тебе доверять?

— Я считаю… — я слегка прикусила губу, раздумывая. Две серенькие пташки сели на каменный бортик фонтана и, наклонив головки, защебетали, внимательно прислушиваясь. — Каждый волен верить в то, к чему более всего расположен. Несмотря ни на какие догматы и указания. Но если ты идешь против всех, утверждая свое право и свое мнение — то будь готов за него умереть. Иначе, какой в этом смысл?..

Широко распахнув глаза, я сама удивилась словам, сорвавшимся с языка. Губы Тонии тронула легкая улыбка и она задумчиво обернулась к фонтану. Птички, что-то еще раз пропев, вспорхнули ввысь и потерялись в далеком весеннем небе. Мелодичный и светлый голос сказительницы, идущий будто из глубины веков и тысяч сознаний, рассек вновь установившуюся тишину садика.

♪ Мелодия: DannyWright — Awakening ♪

— Давным-давно, во времена, о которых уже никто не помнит, великий Бог-Покровитель Ксалтар воздвиг в бесконечно пустом океане группу больших островов. Надводная земля их была плодородна и обильна, но никто кроме диких зверей и гадов не обитал там и не радовал взора создателя. Подводную землю населяли лишь молчаливые рыбы и моллюски. Никто не пел, не играл, не ткал и не сеял. И тогда Ксалтар, собрав всю мощь и все свои силы, исторг из глубин и пучин морских перворожденных своих детей. Русалок. Во всем похожих на него — и красотой, и яростью, и мощью, и страстью. Последней из всех поднялась со дна морского возлюбленная жена Ксалтара — Ва́лика, пламенеющая и горящая всеми вулканами горных цепей Тиффалейских островов…

Я слушала молча, стараясь не двигаться, удержать дыхание и не издать ни звука. Никогда еще я не слышала этой легенды. Ни отголоска, ни эха. История Тиффалей всегда была покрыта тайной, окутана безумными фантазиями и домыслами, соединяющимися с чудовищными событиями гражданских конфликтов и волн этнического насилия. Эта страна подарила нашему миру театр, вазопись и кофе. Своему народу она оставила нищету и кровь. Она вызывала восторг и пугала до трясущихся поджилок одновременно.

— Желая чаще быть со своими детьми, Ксалтар повелел, чтобы они проводили на суше только полдня и потом неизменно возвращались к нему домой — в океан, — продолжила Тония. — Валика же, желавшая все время и внимание мужа только себе, начала убежать русалок, что такая жизнь — проклятие, что нет ничего лучше, чем ступать босыми ногами по теплой земле, и что дар Ксалтара обернется для всех великими бедами и скорбью. Так сеяла она промеж детьми моря смуту и сомнение. И однажды семена эти должны были взойти кровавыми плодами… Обольщенные и убежденные коварной Валикой, русалки во главе со своей королевой, Великой владычицей рифов и островов Изаги́ль, подняли мятеж против своего отца и бога…

Тония замолчала. Ее сцепленные в замок руки лежали покойно на коленях, дыхание оставалось ровным и тихим, но в глазах, как в обращенном внутрь сознания зеркале, плескалась древняя, соленая скорбь. Горечь. Сожаление.

— Что же было дальше? Ксалтар прогнал своих непокорных детей? Или простил? — понимая, что пауза затянулась, я попыталась вернуть Тонию Эстеллу на путь рассказа, но она лишь невесело ухмыльнулась.

— Нет. Он сам ушел. Оставил своих детей на милость ревнивой жене, — вернувшись из отрешенного состояния, Тония вернула губам доброжелательную улыбку, и завершила историю совершенно неожиданным резюме. — Поэтому на островах Тиффалей так часто происходят извержения вулканов.

— Но как он мог⁈ — не унимались я, сбитая с толку. Отбросив всякую осторожность, я повернулась к Тонии и заглянула прямо в сапфировые глаза. — Ведь это его дети! Нельзя так просто бросать их на произвол судьбы…

— Иногда дети совершают ошибки, за которые вынуждены потом расплачиваться, — по-философски просто ответила Тония Эстелла, окончательно меня смутив.

— Откуда вы знаете эту историю? Я никогда раньше ее не слышала… — и пока не оборвалась связь, внезапно установившаяся в этот поистине странный момент, я пыталась узнать хоть что-то еще. Больше, больше об этой удивительной женщине, о той далекой стране и ее забытых легендах. Но получила лишь абсолютно уклончивый ответ.

— Я многое знаю. В том числе и истории минувших эпох.

Хирис, сидевшая до этого тихо и незаметно, как тень, вдруг поежилась. Оказалось, что солнце скрылось за налетевшими с болот облаками и теперь по садику гулял прохладный весенний ветер. Тония, подняв глаза к небу, произнесла:

— Нет резона тут больше задерживаться, — эхом ее словам послужил хлопок, с которым Хирис захлопнула свой томик. — Скажи, ты сегодня обедала?

— О, нет… — я вдруг вспомнила, что послала Ингельду разузнать о возможности принять пищу, но она так и не вернулась обратно, не попыталась меня разыскать. — Я отправила мою служанку Ингельду позаботиться этом вопросе, но она, кажется, где-то заблудилась.

— Ингельда иногда бывает несобранной. Идем, — Тония Эстелла слегка нахмурилась, поднялась и Хирис повторила за ней точь-в-точь. — Мы отведем тебя. Негоже, чтобы гости нашего Дома были ненакормлены. Это против законов гостеприимства.

Видимо причину, по которой статуя заморского бога находится в самом сердце владений богини природы, мне еще предстоит разузнать…

Стремительно прочь из садика Тония Эстелла направилась первой, сохраняя невыразимую грацию и плавность движений. Я, как могла, пыталась поспевать за ней и при этом не растерять хотя бы видимости изящества — рядом с такой женщиной как Тония, действительно хотелось быть красивой. И все равно отставала на шаг. Замыкала шествие безмолвная, как статуя, Хирис. Если бы нашелся сторонний наблюдатель, он немало подивился бы нашему виду. И скоро мы вновь оказались заключенными меж темных и давящих стен Дома Круга. Быстро преодолев один коридор, второй, мы зашли в большое помещение с высоким потолком и громадными окнами, откуда ранее до нас уже доносились манящие запахи чего-то съестного…

Шумная кухня была наполнена людьми — они толкались, что-то рубили и резали, пробовали, хлопали крышками и гоготали. От огромного очага в полстены шел нестерпимый жар. Дым выходил по огромной трубе и разносился по всей площади. Младшие поварята в смешных чепчиках непрерывно мыли в огромных чанах котлы и ковши. Старшие их постоянно подгоняли. Каменные стены, покрытые гарью и копотью, явно никогда не штукатурились, да им это и не нужно, все равно кухонный смог вскоре все покроет новым, ровным слоем сажи. А под потолком клубился белой дымкой пар, наполненный ароматами выпечки, печеных овощей и травяных настоев.

— Сэнья Бесквалдия! — ого, этот строгий голос действительно принадлежит милой Тонии? Удивленная, я посмотрела на Друидку, и увидела уже совершенно другого человека. Бесстрастную и требовательную Воплощающую Воду, хозяйку этого Дома. Казалось, она стала еще выше, а седые волосы, еще белее, напоминая теперь свежий снег.

— Да, лиджи, я здесь! Чего изволите? — пока я топталась в дверях, Тония Эстелла уже прошла внутрь кухни, а к ней подбегала огромного размера женщина в идеально чистых колпаке и переднике. Все перемещения на кухне остановились — повара, кухарки и слуги замерли, почтительно склонив головы. Легкое движение рукой, и вот все снова пришло в движение.

— Ты ведь в курсе, что у нас новая гостья и ученица лиджев Тильгенмайера?

Третий раз.

— Девушка сегодня опоздала на обед, так что, пожалуйста, накорми ее как следует.

— Будет исполнено, лиджи, сию же секунду, — повар учтиво поклонилась и взглянула на меня. Наверное, оценивала степень моего голода. А Тония продолжила дозываться:

— Ингельда. Ингельда Мадина!

Вскрик из дальнего угла и покрасневшая от жары, стыда и смущения служанка, поправляя платье и волосы, предстала пред взором Тонии Эстеллы. Я вдруг поняла, что неаккуратной фразой, даже не задумавшись, подставила свою служанку перед нанимателем. Теперь жар и стыд накрывали и меня. Предстояло срочно придумать что-то, чтобы загладить вину. Девушка опустила глаза и была похожа на нашкодившего пса, который понимает, что где-то накосячил и теперь будет взбучка. Тихо и отчетливо, так, чтобы каждое произнесенное слово отпечаталось в голове, Друидка отчеканила:

— Наша гостья была этим утром передана тебе в руки для заботы и ухода. Пожалуйста, будь впредь расторопнее и предупредительнее.

От таких малозначащих, но хлестких слов даже мне слегка подурнело. Свежи оставались воспоминания о бывшем начальнике, Калибране Сутое, который, мягко говорил, да скор был на расправу. Более не удостаивая провинившуюся служанку ни словом, Тония теперь повернулась ко мне и заговорила куда ласковее:

— Пообедай, Минати, а потом иди отдыхать. Вчера был тяжелый день. Вероятнее всего уже завтра Тильгенмайер пришлет за тобой, чтобы заняться обучением. Будь сильной. Ты справишься. Если вдруг захочешь меня найти — на первом этаже у нас есть оранжерея, я провожу там довольно много времени. И у меня припасено еще много историй. А́ки ксара́м гила́м [3: «А́ки ксара́м гила́м» — букв. «Доброй ночи», прощальная фраза (мет.)]… — и, помолчав долю секунды, добавила. — А мы с тобой в чем-то похожи…

— Спасибо вам большое, лиджи Тония Эстелла! За рассказ и за заботу, — я слегка потупилась и не рискнула вновь поднять на женщину глаза. Уходящая Тония обернулась через плечо и улыбнулась напоследок. Следом за ней тихой тенью направилась Хирис Медикори, все время стоявшая позади, в коридоре.

Когда за женщинами закрыли мощную дверь и напряженная атмосфера начала рассеиваться, я заметила, как по щеке Ингельды покатилась слеза. В глазах застыл испуг. Девушка замерла на одном месте и даже грубый тычок в бок от Бесквалдии не вернул ее из тяжелых переживаний. Подойдя поближе, я коснулась совершенно холодной руки служанки.

— Я — позор моей семьи… — зашептала, едва открывая слипшиеся губы Ингельда. — В свой первый рабочий день на таком важном и ответственном посту я так осрамилась… Что обо мне подумают⁈ Что говорить будут…

— Эй, Ингельда, успокойся, — простовато улыбнулась повар. Стянув с головы колпак, она обмахивалась им и тяжело дышала. На крупном круглом лице выступила испарина. — Возьми сейчас же себя в руки. Не бывает больших успехов без маленьких поражений… Ронк, куда ты потащил котел⁈ А ну, верни его на место!

И, выдав сию простую, житейскую мудрость, Бесквалдия побежала исполнять свои обязанности на кухне. Ингельда обиженно всхлипнула, глядя ей вслед, выдохнула. Перевела на меня расстроенный взгляд.

— Простите, лиджи. Плохая из меня горничная и служанка. Я совсем не заслуживаю оказанной мне чести.

И ты меня прости… Это я сдала тебя Тонии и даже не задумалась о возможных последствиях. Я так больше не буду, честно!

— Знаешь, а мне другой и не надо, — произнесла решительно, подкрепив слова кивком. — Я тебя в обиду не дам. И ругать больше не позволю.

На губах Ингельды, наконец, появилась робкая улыбка.

♪Мелодия : Dzivia — Dom♪

Славной традицией кухни асмарианского Дома Круга было хоровое пение. Все начиналось, когда кто-то из запевал, специально назначенных голосованием на общем собрании, вдруг затягивал какую-то ноту. Лица работников тут же освещали довольные, радостные улыбки, в глазах сияли хитринка и предвкушение — а ну-ка, кто следующий? И кто-нибудь обязательно подхватывал, отвечал свистом на мелодию. Постепенно разрозненные звуки складывались в выводимые чистыми, красивыми голосами слова, переливающиеся то громче, то тише. Аккомпанементом служили хлопки, стук деревянными ложками по металлическим крышкам и наполненным варевом котлам. Повара и кухарки прибавляли свои голоса, соединяясь с общим звучанием, становясь единым целым, большим, дышащим, шумным организмом. Слова наполнялись дыханием, превращались в предложения, тексты, обрастали смыслом, моралью, даже — нравоучением.

И каждый раз, и мотив, и текст различались. Редко тут исполняли всем известные песни, тем более — лирические молитвы, обращенные к Митаре. Для славословий Богине есть более подходящие время и место. На кухне пели про любовь пастушка О́рма к пастушке И́рме, про хорошие урожаи и сытные ужины, про наполненные страшными чудовищами Болота, про сгинувших древних гномов и про сладкий рулет. И всегда лучшие певцы из поваров заводили красивейшие партии, соревнуясь друг с другом в мастерстве исполнения. Да-да, на кухню Дома Круга отбирали только тех, кто хоть мало-мальски, но умел и петь, и готовить. Говорили, что лиджи Тония Эстелла, обладавшая несравненным голосом, музыкальным талантом и тонким слухом, сама отбирала служащих из многих и многих десятков претендентов. И даже ходили такие байки, что иногда, ближе к ночи, можно было услышать ее тонкое высокое сопрано, доносящееся из-за плотно закрытых дверей кухни.

Всю эту игру я тогда увидела впервые. Ингельда предложила дождаться, пока для меня разогреют завтрак, прямо на кухне — очень уж ей не хотелось высовываться из безопасного убежища после утренней взбучки. Я согласилась, потому что тоже не горела желанием куда-то еще перемещаться. Рассчитывать на тишину в таком оживленном месте не следовало, но хотелось надеяться на то, что шум избавит меня от бесед и позволит поразмыслить над собственным положением и поступками. И, когда урезоненная Тонией Эстеллой и оттого притихшая Ингельда присела рядом за невысокий деревянный столик — раздались первые ноты народной забавы.

Мы сидели в самом уголке кухни, рядом с большим незашторенным открытым окном. Вдруг один из поваров, красивый и расторопный, начал явно неслучайно настукивать ложкой какую-то простенькую мелодию. Обитатели кухни тут же оживились, воздух, задрожав и лопнув, наполнился гомоном и гамом. Я выглянула из-за плеча Ингельды, едва удерживающей себя оттого, чтобы не ринуться хотя бы в пляс. Вокруг все наполнилось движением — крутилось, вращалось и куда-то неудержимо неслось. В воздух подлетали кольца свежего лука, капельки маринада и почищенные апельсиновые дольки. Каждый пытался внести свою лепту во всеобщее веселье. По кухне, как многоцветная пава, поплыла сэнья Бесквалдия — огромная, тучная, счастливая, она пела громче всех низким звучным голосом. Она пела о душистом и остром бульоне, который сегодня подадут на стол «огненной даме» и заставят ее улыбнуться, от жара ли, или от наслаждения.

— Они поют про лиджи Акшар! — догадалась Ингельда, громко зашептав мне на ухо. — Ее тут очень побаиваются. А еще она любит пряное.

Я только кивала, немало дивясь происходящему. Никогда мне еще не приходилось видеть, чтобы обычный процесс приготовления пищи воспринимался с таким воодушевляющим настроем. Как если бы вся кухонная команда каждый день писала картины и сонеты качества, достойного самого Императора. Даже моя мама на своей большой, по меркам почти столичной Андермы, кухне редко готовила с таким размахом и любовью. Наверное, для такого творчества действительно нужно быть и художником, и поэтом одновременно. Обладая еще и недюжинным вкусом к еде. И этим искренним ребятам хотелось подпевать. То, как они вкладывали всех себя в работу и в песню, заражало задорным боевым настроем.

— Бесквалдия! — вдруг раздался нетерпеливый крик, перекрывший весь рев песни, смявший ее мотив и сломавший мелодию. — Почему я вынуждена, в который раз, сама приходить за своими сладостями⁈ Может, мне пора пожаловаться лиджев Аксельроду⁈

Дотягивая или обрывая последние неоконченные ноты, служащие кухни недоуменно, а некоторые даже раздраженно, посматривали на худенькую фигуру, горделиво вышагивающую по их святая святых. И еще посмевшую угрожать. Имя Аксельрода тут старались не поминать всуе. Чтобы молоко не прокисло. Мы с Ингельдой удивленно обернулись, и я неожиданно узнала обладательницу столь громкого и высокого голоса. Голоса и странного, гортанного, неместного и даже неимперского акцента. Ею оказалась вчерашняя прекрасная танцовщица — Лелей. Девушка облаченная в свободные, летящие одежды нежно-розового цвета, прошествовала от дверей, сложив руки на груди, в самый центр кухни. Бесквалдия, остановившаяся в своем танце неподалеку от нас, нахмурилась, поправила передник и колпак, и придав лицу совершенно ненатуральное выражение из смеси ярости и подобострастия, пошла ко входу в кухню.

— Лиджи Лелей, мы смиреннейше просим у вас прощения за все причиненные вам неудобства… Не будете ли вы так любезны дать нам еще пару минут и все будет готово!

— Я уже посылала к вам свою служанку и не единожды! — упиралась Лелей, слегка коверкая слова шипяще-свистящего друидского языка. — Эта дура Джи́ли возвращалась с оправданиями и фразами, похожими на эту.

— Простите нас, лиджи Лелей, сейчас такое время!.. — картинно заламывала руки Бесквалдия. — Только что закончился Бахад Мунташей и подготовка к нему, все устали и немного растеряли форму и прыть, часть важных ингредиентов застряла на караванном пути в Болоте из-за таяния снега…

— Я ничего не хочу об этом больше слышать. — Лелей теперь уперла руки в боки, смерила грозно и высокомерно Бесквалдию, ее пышная грудь ходила ходуном от возмущения. — Я… Я…

И тут танцовщица, смеряя всех присутствующих надменным взглядом, внезапно заметила меня, тихо сидящую далеко-далеко от двери. И взор ее просиял. Не прошло и секунды, как она, словно переносимая ветром, подлетела к нашему с Ингельдой укрытию и, воздевая руки к небу, залопотала:

— Ооо, боги! Так ты остаешься с нами! В этой маленькой ядовитой компании! Как я рада, о как я рада!

Брови поползли вверх — нас еще даже не представили, а она уже рада? Ингельда благоразумно поднялась из-за стола и теперь тихо стояла за моей спиной. Этим не преминула воспользоваться ушлая танцовщица и опустилась прямо на незанятый стул. Бесквадия, как только гостья отвлеклась, заставила всех вернуться к работе, и на нас быстро перестали обращать внимание.

— Ты, конечно, меня знаешь, я — Леле́й Аджахе́ми, самая прекрасная тиффале́йка в этом гнилом, забытом богами городе! — продолжила щебетать девушка. — А ты, кажется, Минати! Ну да, конечно! Та самая брюнетка, новая ученица Тильгенмайера!

Кажется, это был четвертый раз за сегодня… Может, мне надо на грудь закрепить бумажку с надписью — «Минати Летико, ученица лиджев Тильгенмайера»? Ах да, я же не умею читать и писать…

А Лелей, ухватив меня за руку, с невероятной силой начала трясти ее, при этом не переставая приговаривать:

— Как мне приятно, что, наконец, в этом доме появилась женщина, с которой можно поговорить! Которая не будет презрительно смотреть на меня сверху вниз, фыркать или вообще не удостаивать ответом! Мы ведь подружимся? Ну, конечно, обязательно подружимся, какой тут может быть разговор! Как ты находишь это место? Тебе здесь нравится? Ну же, не молчи!

Неожиданным было то, что, предложив высказаться мне, сама она вдруг замолчала. Я даже услышала, как Бесквалдия раздраженно гремит посудой, потрескивают поленья в печи, а вся поварская команда что-то активно нарезает и наминает. Тем временем, два зеленых глаза, уставившихся на меня, горели нетерпением и жаждой общения. Лелей уже неважна была причина прихода на кухню. Позабылись сладости, плохое настроение, все.

— Ну да, я та самая брюнетка Минати… — повторила в очередной раз, выдавливая дежурную улыбку. — Кхм, буду учиться под руководством лиджев Тильгенмайера и жить здесь. Мне очень приятно, что вы так радушно меня приняли…

— О, какая ты милая! Жить здесь! — Лелей прямо расплывалась от удовольствия, — И не смей обращаться ко мне на «вы»! К подругам вообще так не обращаются! Конечно, тебе очень интересно, что я забыла в этом медвежьем углу?

— Очень! — пришлось изобразить заинтересованность. Следовало не забывать, что Лелей каким-то непостижимым образом связана с Аксельродом, чьим именем она не забывает козырять, а про него никакая информация не лишняя.

— Я обязательно, обязательно тебе все расскажу! Прямо сейчас! — Лелей даже захлопала в ладоши. — Неподалеку отсюда, в гостевом крыле, располагаются мои комнаты. Они чудесные, просто восхитительные. Ты обязана меня навестить. Мы пообедаем там! Эй, Бесквалдия! — Лелей защелкала пальцами, привлекая к себе внимание кухни. — Сладости нужно принести в мои комнаты. Сегодня мы кушаем у меня. И побыстрее. Или мне пожаловаться на вашу нерасторопность лиджев Эписье́ну Паскальде́?

Лицо Бесквалдии от этой угрозы тут же вытянулось и посерело. Хозяйка кухни низко поклонилась и принялась подгонять поваров. Вставая, Лелей схватила меня за руку и потянула за собой. Пришлось встать, оправляя примявшееся платье. Не глядя ни на кого из окружающих, фееричная тиффалейка потащила меня к выходу из кухни. Поразительно, что который уже день только ленивый не таскает меня как игрушку на веревочке… Удивленная Ингельда последовала за нами, но Лелей, едва заметив плетущуюся позади служанку, резко ее осадила.

— А ты кто? Я тебя не звала. Знай свое место.

— Лелей, но позвольте, зачем так грубо? — затормозила я, заставляя остановиться и танцовщицу. Та сразу закатила глаза, но промолчала. — Ингельда — моя служанка. Я сама могу с ней разобраться. Ингельда, пожалуйста, принеси мой обед в комнаты лиджи Лелей и, можешь отдыхать. Спасибо!

И пока Лелей не успела сообразить — массивные двери кухни закрылись за нами, отрезая от юной обескураженной служанки. Мы вновь оказались в темном коридоре, заполненном пейзажами и растениями, цветущими белыми звездочками. В третий раз за сегодня. Кажется, я весь день буду проходить какой-то замкнутый, вихрящийся и вращающийся круг, наполненный одними и теми же людьми и местами…

Лелей, не выпуская моей руки из крепкого захвата, не разбирая дороги, бежала теперь куда-то вперед и что-то чирикала. На бегу девушка часто пересыпала фразы, выстроенные по друидской грамматике, незнакомыми, шумными словами, скорее всего, относящимися к тифф-а-лик — самому распространенному языку Тиффалейских островов. В такие моменты понять ее было очень затруднительно. И вот, мы вновь миновали главную лестницу и направились в правое крыло второго этажа, откуда сегодня утром я уже уходила.

— Здесь бывает так скучно и одиноко, сура́т [4: Сура́т — подруга, родственница (тифф.)]! — смогла я, наконец, разобрать, когда Лелей перестала мчаться вприпрыжку и немного выдохлась. — Вот смотри, в этом крыле помимо меня сейчас живет только лишь еще один человек — высокий и красивый мужчина, но он, кажется, совсем запойный… — Лелей сокрушенно покачала головой. — Каждый раз, едва завидя меня, он начинает прищелкивать пальцами и улыбаться, а пахнет от него! Как от винного погреба…

Красивый и запойный мужчина? Это, случайно, не мой вчерашний вечерний знакомец и собутыльник? А он тоже тут живет, что ли? Да быть такого не может… Нет-нет, лучше не вспоминать, иначе голова снова разболится, а ванны уже никто не приготовит. Как же хорошо, когда можно просто попросить приготовить ванну, а не «Минати, разберись сама, не маленькая уже!»

Подойдя к двери, располагающейся где-то на середине длины коридора, мы остановились и Лелей толкнула ее. Дверь не поддалась. Удивленная и раздосадованная девушка попробовала еще раз. Вновь не помогло. Тогда она начала что-то грустно причитать и через плечо смотреть на меня умоляющим взглядом. Пришлось наваливаться вдвоем. И только тогда у нас получилось. Просиявшая тиффалейка сделала жест рукой, приглашая войти. Навстречу из комнат тут же выбежала служанка, в переднике, совсем как у Ингельды.

— Почему ты, дрянь такая, не помогла нам открыть дверь изнутри⁈ — напустилась на нее Лелей, меняя настроение и тон разговора с ловкостью и скоростью талантливой актрисы.

— Вы приказали мне сидеть здесь и дожидаться вас… — пробормотала девушка, опустив глаза в пол и стараясь дышать через раз. То, как тут обращались со слугами меня сперва неприятно удивляло, а теперь начинало медленно бесить. В Империи не принято плохо обращаться с теми, кто на тебя работает. И уж тем более — поднимать голос до крика или бить.

— А у тебя совсем мозгов нет, помочь хозяйке, а Джили? Та суба́н сахкх ишма́рк сыка́х… — и когда Лелей замахнулась, а несчастная бледная Джили уже вся сжалась и зажмурилась, я подскочила сбоку, стараясь аккуратно загородить собой служанку. Широко улыбнулась.

— Лелей, может попьем чаю? — и невинно захлопала ресницами. Немного обалдевшая тиффалейка, тем не менее, успела быстро среагировать, и уже занесенную для удара руку убрала за спину. И вновь моментально переменилась.

— Никакого чая, — фыркнула, плотоядно улыбаясь тиффалейка. — Только крепкий тиффалейский кофе! Джили, подготовь все для церемонии!

— Будет сделано, лиджи, — и с легким поклоном девушка убежала в одну из комнат.

— Проходи, Минати, чувствуй себя как дома! — и взяв меня под руку, Лелей пошла вглубь комнат.

Следует признать, что апартаменты тиффалейской танцовщицы были декорированы на редкость изумительно и диковинно. Каждая деталь, каждая вычурная мелочь располагалась на своем месте, горделиво, под стать хозяйке, сообщая, что они точно прибыли из мест далеких и прекрасных. Можно даже сказать, из лучшего места на земле — с Тиффалейских островов. Стены коридора и гостиной, украшенные холодной яркой глазурованной плиткой, напоминали восхитительные гравюры, что выставляли в галереях Киллана По особенно изобретательные и расчетливые имперские художники. Это были именно художники-коммерсанты, художники-от-денег, потому что все в Империи знали, что после посещения блаженных островов домой возвращаются только трюкачи и фокусники, гоняющиеся за материальным. Остальные, воистину талантливые и одаренные, остаются навсегда жить в Тиффалей, обретая там истинную мудрость и просветление, под руководством достойнейших из учителей.

Расписные своды потолков в гостиной Лелей поддерживали декоративные колонны, выполненные будто из тонкого кружева, настолько ажурной казалась резьба по светлому дереву. В глубоких нишах в стенах умостились невысокие мягкие диванчики и кушетки, обитые бархатистой тканью нежных расцветок. В самом центре на тканом ковре располагался столик, украшенный свежими фруктами, ягодами и лилиями. Там же источала густой и пряный аромат большая медная кадильница. У самого окна, рядом с небольшой мраморной фигурой атлетически сложенного русала, стоял высокий книжный шкаф, без единого промежутка заполненный толстыми томами книг. И цветы, повсюду, из каждого угла, с каждой поверхности благоухали и услаждали взор цветы — белые, желтые, розовые! Даже при всем своем небольшом багаже знаний о растительности Великих Болот, я точно могла сказать, что цветы эти не произрастали в округе Асмариана. Как они сохраняли первозданную свежесть и откуда брались — оказалось загадкой.

Лелей, тем временем, скинула с себя верхний слой нежно-розовой одежды, оказавшейся всего лишь накидкой, и осталась в широких белоснежных шароварах и укороченной блузе, расшитой золотыми шнурами. Белизна облачения гармонировала с бронзовой кожей девушки, подчеркивая красоту ярким контрастом. Наблюдателям также демонстрировался подтянутый животик, а в пупке сиял и переливался камень кроваво-красного цвета. Я невольно вспомнила, что в самом центре тиффалейского головного убора Аксельрода красовался похожий камень. А на тонких запястьях сверкали наборы позванивающих браслетов из чистого золота. И пока я с великим удовольствием созерцала пышное, южное великолепие, хозяйка, довольная произведенным эффектом, расположилась на софе.

— Здесь очень красиво… — в конце концов произнесла я, опускаясь на край небесно-голубого диванчика, расположенного через столик напротив Лелей. — Каких же трудов стоило доставить сюда всю эту роскошь?

— Глупости! — кокетливо засмеялась Лелей. Она, вероятно, ждала этого вопроса. — Этот Дом лишь подстраивается под нужды своих обитателей, только и всего. Я только захотела, чтобы меня окружали привычные с детства предметы, и они тут же появились на отведенных для этого местах.

Мда, это хорошо, конечно, но надеюсь, Дом не подстроится под нужды имперской шпионки и не выдаст меня… Хотя он, кажется, всего лишь уловил мою магию и мою ледяную сущность. Лелей, поправляя густые темно-каштанового цвета волосы, нетерпеливо поглядывала на дверь.

— Ты очень хорошо говоришь на метариконе, — попробовала я вновь завязать разговор, который почему-то не клеился, и вновь контрастировал с прежним поведением тиффалейки. Казалось, что она вся была соткана из противоречий.

— Спасибо, ты тоже! — чуть подбоченясь, горделиво улыбнулась хозяйка. — Хотя у тебя есть легкий акцент. Ты ведь южанка?

Я едва успела мысленно поймать рвущую упасть челюсть. У меня, оказывается, слышно легкий акцент! Хотя в речи самой Лелей оказалось такое количество типично тиффалейских глубоких звучаний, что их невозможно не заметить. Соринка и бревно!

— Да, я из Пелепленеса. Местные считают, что это уже достаточно на юге, несмотря на то что нас связывает Златой тракт и множество культурных связей.

— Их можно понять, — повела плечом и закивала Лелей, — Для них все, что не видно непосредственно с самой высокой башни Джуха́л митка́ар [5: Джуха́л митка́ар («Обучающий Природе» (букв.)) — Академия Друидов (мет.)], уже территории чужеземцев, южан, северян и проклятых луда́сси [6: Луда́сси — варвары (мет.)]. Ведь они считают дикаркой и меня! Меня, чистокровную тиффалейку!.. О, а вот и она! Ну, почему так долго⁈

В комнату, быстро переступая мелкими шажками и стараясь ничего не уронить, с большим подносом вошла Джили. Легко поклонившись, девушка составила скарб на стол, расстелила сверху на ковер дивно пахнущую циновку из высушенных трав и ретировалась в самый дальний и темный угол. Сладко потянувшись и еще раз переложив копну волос с одного плеча на другое, Лелей опустилась коленями на подстилку и поманила присоединиться.

— Я люблю устраивать кофейные церемонии сама. Мало кто умеет совершать их также чисто и правильно, как настоящие тиффалейцы с островов. Даже перебравшиеся на континент тиффалейцы со временем ее забывают и начинают путать. Я сейчас расскажу и покажу тебе. А ты — поговори со мной!

Вытащив из кармана широких шароваров красную ленту, Лелей перехватила волосы снизу, у плеча и потянулась к холщовому мешку, издававшему дивный кофейный аромат. Аккуратно встряхнув его в руках, Лелей насыпала порцию зерен в большую керамическую ступку и пестиком начала размалывать зерна. В этих нежных руках явно заключалась недюжинная сила — не каждый мог и умел правильно разломать кофейные бобы и извлечь из них аромат и будущий напиток.

— Расскажи что-нибудь о себе, Лелей. Ты ведь, первая тиффалейка, которую я встретила в своей жизни! Почему для жизни ты выбрала именно этот болотный город?

И ведь не слукавила — жители далеких островов были крайне редкими гостями даже в таком сердце мира, как столица империи Ордвейг.

— Не скажу, будто я не ждала этого вопроса, — несколько самодовольно усмехнулась девушка, тем не менее, не отвлекаясь от процесса. — Все здесь хотят узнать, как красавицу и аристократку с Тиффалей занесло на далекие болота. Дело в том, что я — писательница, моя дорогая. Можно сказать, биограф небольших, скрытых от чужих любопытных глаз местечек. В этот раз мы с моим издателем на островах договорились, что я привезу им такую книгу, от которой ахнут и зарыдают все тиффалейки и даже неграмотные липайки! Я расскажу им о болотах, о великой любви и гневе, который способен переполнить, расколоть и низвергнуть небеса на землю!

Распаляя себя такими речами, Лелей начинала все энергичнее перемалывать скорлупу в ступке. Глаза ее разгорались ярким пламенем, нос раздувался от объемов вдыхаемого воздуха, а грудь, перетянутая блузой и золотыми шнурами, стремительно вздымалась и опадала.

— Я вообще весьма неспокойный человек. Не могу долго сидеть на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, делать одни и те же вещи. Поэтому я часто путешествую. Уже объездила все острова, даже побывала в Бога́з-Гале́, о, этот город невозможно забыть! А каких людей я видела, Минати! — вдруг заметив, что переминать больше нечего и кофейные зерна превратились в пыль, Лелей отложила пестик в сторону и со значением глянула на меня. — Пожалуйста, можешь добавить немного хвороста в жаровню?

Тут же подбежала Джили, пытавшаяся не попадаться хозяйке на глаза, и откинула скатерть-полог, прикрывавший нижнюю часть стола. Под ним оказалась небольшая жаровня. Девушка кинула внутрь пару тонких веточек, помогла мне зажечь тонкую лучину и теперь под столом тихо и радостно горел огонь. Вопросы огненной безопасности я решила оставить при себе. Хотя ко всему прочему добавилась новая фобия — сгореть в постели от того, что любительница кофейных церемоний забыла погасить открытое пламя в своей комнате. Лелей сняла с части стола искусно спрятанную крышку и водрузила прямо над огнем большой поднос, наполненный песком. В специальной формы тиффалейский чайничек с носиком и длинной деревянной ручкой — «тиффалейку», девушка насыпала пару ложек перемолотого кофе. Потом залила чистой холодной водой из глиняного кувшина и поставила на песок.

— Я уехала из Тиффалей как раз в самый разгар народного восстания… — вдруг неожиданно погрустневшим и присмиревшим тоном произнесла Лелей, немигающие глядя в огонь. — Наверное, я должна была остаться с ними, но там было так опасно! По улицам Хеджу́та [7: Хеджу́т — столица государства Тиффалей] текли реки крови, все мостовые залиты алым, засыпаны кусками отрубленных и искалеченных тел… Из-за каждого поворота доносятся крики и деревянный стук копий…

— На Тиффалей было восстание?

Я, кажется, что-то слышала об этом… То ли про это писали в газетах, то ли папа рассказывал… Какие-то обрывки сухой информации, не более.

— О да, конечно! — грустно вздохнула Лелей, помешивая тростинкой песок. — У нас это часто случается. Из воды выходят голубые русалки со своими воинами, вооруженными копьями… Они ужасно любят копья! И начинают убивать непокорных…

— Но зачем они это делают?

— Кто знает… — Лелей, казалось, все глубже погружается в себя. — Наверное, им просто нравится. Говорят, что у «проклятого племени» это в крови… Они просто жестоки сами по себе, — Лелей даже передернуло, а голос ее дрогнул. — Устанавливают страшные законы, обирают мирных граждан, заставляют отрекаться от своего языка и своих богов… Навязывают чистокровным тиффалейцам своего безумного Ксалтара!

В моей голове речи Лелей немного диссонировали с легендой, рассказанной Тонией Эстеллой. Будто из большой и интересной истории выдернули огромный промежуточный кусок и теперь крутят двумя оторванными хвостами. Одно общее оставалось в этих историях — фразы про «проклятое племя». Это мы слышали и в Империи, коротко изучая вопросы политики на южном направлении. Я даже заерзала на сухой колючей циновке. Вокруг роилось столько загадок, деталей и паззлов, а я была здесь слепым котенком. Совершенно чужим человеком, попавшим в водоворот недомолвок и древних легенд.

Ну, тут уж либо окунаться с головой, либо уйти в сторону и не мешать, прошептал в голове тихий холодный голос.

— Просто великая правительница рифов и островов Ха́така упивается своей жестокостью и бесконечной властью! — Лелей скривила губы, по-прежнему немигающие глядя в огонь под подносом с песком. — Я никогда не пойму, почему мы, тиффалейцы, должны терпеть над собой правление каких-то тварей, каждое утро поднимающихся из морских соленых вод, убивающих нас и не считающих нас за людей!.. Ох!

Закипевший кофе бурной пеной потек с краев «тиффалейки», просачиваясь в горячий песок и разнося вокруг неповторимый крепкий запах. Лелей схватила посудину за деревянную ручку и отставила ее в сторону на плоское, расписанное морскими узорами блюдо. Потом ополоснула теплой водой из второго глиняного кувшина две небольшие, красивые чашечки. Улыбнулась игриво, глядя на меня через плечо.

— Здешние Правительницы куда приятнее наших, островных. Только за вчерашний вечер ко мне украдкой обратилось пятеро женщин с просьбой научить их искусству эротического тиффалейского танца и соблазнения!

— Правда? — удивленно подняла брови. Подоткнула подол платья под колени, чтобы сидеть в неудобном положении было хотя бы не так жестоко. — А ты можешь научить? На Тиффалей есть какие-то особые практики для этого? Секретки?

— Ох, и ты туда же! — захихикала Лелей, махнув на меня рукой. В глазах болотно-зеленого цвета скакали озорные бесята. А может — обычные отблески пламени. — Почему все континентальные жители так уверены в том, что на Тиффалей есть какое-то особое искусство обольщения! Просто мы от природы прекрасны и элегантны, только и всего!

Немного остывшую на блюде «тиффалейку» с горячим кофе Лелей теперь разлила по красивым маленьким чашкам. Из стаканчика с длинными коричными палочками она взяла одну, потерла и размяла в ладонях. Часть порошка ссыпала в кружки, а остальные отходы просто бросила на ставшее ненужным белое блюдо.

— Последний штрих!

Им стали жгучий черный перец и перемолотый коричневый сахар. Подув напоследок на обе чашке и положив на блюдца кофейной пары по большому куску сахара, Лелей закончила приготовление кофе. Пододвинув ко мне чашку, девушка жестом показала, что дает мне право первой попробовать творение ее рук. Чуть пригубив кипящего напитка, я почувствовала невероятную остроту, вызвавшую приступ кашля и чихания. Едва сдерживаясь, стараясь не расплескать драгоценный напиток, я поставила чашку обратно на столик. Глаза слезились, а сам эффект немного напоминал тот, что я испытала утром, после эликсира Аксельрода. Лелей торжествовала.

— Прекрасный кофе! Настоящее тиффалейское золото! Пей, пей, где еще тебе смогут приготовить его правильно⁈

Пришлось, глубоко вдохнув и набравшись силы воли, продолжить пить кофе, подавляя непрерывное желание чихать. А Лелей, тем временем, зажав передними зубами кусочек сахара, втянула в себя солидную порцию кофе и дохрустела сладким. Джили принесла маленькие пресные круглые печенья, которыми тиффалейка тут же закусила. Быстро разобравшись с кофе, девушка отодвинула кружку и принялась подгонять меня.

— Давай, Минати, скорее допивай, и я тебе погадаю.

— А ты умеешь? — поинтересовалась и, наконец, чихнула. Стало легче, а воздух начал вдруг восприниматься слаще и чище.

— Обижаешь! И не как какая-нибудь шарлатанка из Шатров Прибрежного района, а как настоящая тиффалейка по крови! — подмигнув, Лелей понизила заговорщически голос. — И, может быть, даже разложу карты! Ведь все мы хотим знать будущее!

Курильница, покрывавшая до этого густой пряной дымкой стол, почти закончила чадить. Лелей приподняла крышку курильницы, заглянула внутрь, что-то пробормотала на тиффалейском. Сделала знак Джили и, пока я допивала кофе, девушки разожгли новые благовония, еще более пряные и плотные. Запахло сандалом, миртом и дикой вишней. От крепких запахов слегка закружилась голова и снова засвербело в носу. Кружку с допитым кофе я поставила на столик, взялась за его край, чтобы из-за пошедшей кругом головы ненароком не потерять сознание. Так оставалась хотя бы небольшая связь с внешним материальным миром. Лелей уселась на циновке поудобнее, сложила руки на груди и, закрыв глаза, что-то зашептала.

Все-таки, она была красива. Красива особой южной красотой, в которой нежность черт сочетается с дикостью, необузданностью, осознаваемым эротизмом. Непослушные густые темно-каштановые волосы ниспадали пышным потолком на плечи и спину. Глубокие глаза необычного болотно-зеленого цвета напоминали посвященным о джунглях и топях далеких южных, почти сказочных островов. А своим изяществом и гибкостью Лелей напоминала лиану, юркую тропическую рыбку, яркую далекую крошечную птичку. И было в ней что-то хитрое, что-то гиблое и губительное. То ли в манерах, то ли во взгляде, то ли в речи, пронизанной острым тиффалейским акцентом и неискоренимыми тиффалейскими словечками. Такие женщины притягивают взгляд, мысль и чувство. И от таких женщин нужно держаться подальше, как от зыбучих песков.

— Ну как, ты готова узнать свое будущее? — Лелей, закончившая, по-видимому, молиться, уже крутила в руках мою чашку с приставшими к стенкам крупинками кофе. — Заглянем?

— А это безопасно? — голова кружилась все сильнее, отзываясь болезненными воспоминаниями о прошедшей ночи.

— Когда как, — повела плечом тиффалейка. — Если в твоем будущем только радости, то, конечно. Но если нет — придется поберечься.

— Давай. Заглянем.

Все равно мне нечего терять кроме своего жуткого места работы… О родителях и Элли позаботится наш Император.

Лелей протянула руку, в которую я вложила дрогнувшую ладонь. В другой крутила кружку, рассматривая и так, и эдак. Сколько я ни пыталась чуть приподняться со своего места на полу и заглянуть в чашку, попытаться увидеть то, что видела тиффалейка — но так ничего кроме грязных разводов и не распознала. В конце концов, Лелей заговорила низким, глубоким голосом.

— Тебя постоянно кто-то зовет. Ты кому-то очень нужна. Множество людей… Тут неясно… Не-людей? Что-то от тебя хотят. Впутывают, втягивают, по и против твоей воли… Вижу среди них призрака. Он так расплывается, исчезает среди крупинок кофе. Ему тоже что-то от тебя потребуется… — повернув чашку еще раз, девушка выдохнула и бросила быстрый хитрый взгляд. — Я вижу прекрасного принца! Да-да, именно так! Он тебя очень ждет!

— Ну уж, принца, скажешь тоже! — от последних слов я немного смутилась, хотя и в первой части было о чем задуматься. Вспомнила вчерашние легкомысленные мечты о танце с принцем… Нет, как и в любом предсказании, все звучало слишком расплывчато и зыбко. Ненадежно. Глупо. Оттого я всегда избегала школьных магов-предсказателей, к которым украдкой бегали все студентки. Не за чем верить магии, которая всех нас губит. Что уж говорить о пророчествах, сделанных непрофессионалами. Ерунда.

— Спасибо, Лелей. Ты правда увидела там принца? А какой он будет?

— Не знаю, — Лелей в последний раз заглянула в кружку и отставила ее в сторону. — Звезды пока молчат. Я оставлю ее себе и не буду мыть — как только что-то изменится или откроется, я сразу тебе об этом сообщу!

— Ну что ж, наверное, теперь мне пора? — я попыталась подняться с места, но Лелей схватила меня за руку и умоляюще заглянула в глаза.

— Останься еще! Хотя бы до ужина! Мне ужасно тоскливо! Я каждый день хожу из комнаты в комнату и смотрю в окна!

— Но ведь я наверняка мешаю твоей работе… Написанию книги…

— Нет и нет! Издатель готов ждать, а мне для вдохновения нужны новые впечатления и беседы! Останься, умоляю!

И мы перебрались на диванчики, расположенные вокруг стола с курильницей. Джили убрала все лишнее, принесла крепкий, настоявшийся черный чай с новой порцией свежих фруктов и сладостей. Лелей хотела говорить и рассказывать. И она говорила, вела повествование о своей далекой родине, отдыхавшей на рифах и облаках, закрытой тремя морями от всех остальных народов. Слушать ее речь, льющуюся как мед, как сладкий сироп, было приятно. И я осталась, не в силах сопротивляться голосу настоящей сказочницы, поражаясь, что уже второй раз за день слушаю рассказы о далеком дивном государстве Тиффалей.

На столе лежал карточный расклад. Три карты, еще четыре карты ниже, и под ними еще три карты. Лелей долго рассказывала и объясняла, что все это значит, что все совпадает и теперь то уж она точно уверена в своих предсказаниях. Да-да, теперь она уверена, все так и будет, а мне еще представится шанс все увидеть своими глазами!

Теперь она полулежала расслабленная и довольная на большой красной софе и курила. Вышколенная Джили научилась заправлять длинную резную трубку горьким и высушенным черным листом. Лелей не курила дымного зеленого зелья Друидов и мне не советовала.

— Чими́м, — говорила она, выдыхая кольца дыма, — Почти что яд. Он вызывает ужасное привыкание, от него плохо пахнет изо рта, гниют зубы и учащается сердцебиение. А заканчивается все кровавым кашлем, обмороками и мучительной смертью. Поверь, я знаю, о чем говорю! Во время своих вылазок в Прибрежный район — я повидала местные курильные притоны, которые устраивают бордельные мамаши рядом с подстилками своих шлюх. Люди разлагаются заживо и хотят еще.

От одних только живописаний Лелей становилось не по себе. Если не перебивать ее и вовремя кивать — можно было стать свидетелем удивительных историй, поражающих своей необычностью и невозможностью. После таких кратких повествований не хотелось даже смотреть в сторону чимима. Но, признаться откровенно, то, чем затягивалась сама Лелей тоже не вызывало одобрения. Тяжелым горьким смрадом пропиталась вся гостиная, мне казалось, что мои волосы тоже гадко пахнут, а тиффалейка требовала и требовала от служанки новых порций черного листа. И мне даже не нужно было курить его самой — все дымы и так витали в воздухе, расслабляли и слегка давили на мозг.

Так мы и провели весь день до вечера. Джили принесла с кухни ужин, приготовленный Бесквалдией, и набор тиффалейских сладостей. После расклада на тиффалейских гадальных картах легли отдыхать. Все это время молчаливая Джили тихо сидела где-то в уголке комнаты и не издавала ни звука. Она не отпрашивалась в туалет, не обедала и даже, казалось, не меняла позы. Лишь руки ее едва заметно методично двигались — Джили ловко управлялась со спицами, на которых что-то быстро вязала.

Лелей вдруг заерзала, бросила недокуренную трубку на стол так, что из нее посыпались тлеющие черные листья. Села, поправила волосы, расчесывая их красивыми пальцами. Уперлась ладонями в край софы, будто собиралась то ли прыгнуть, то ли броситься.

— Знаешь, сегодня са́нда [8: Са́нда — воскресенье (мет.)] и у Круга назначен большой еженедельный Совет. Они будут что-то обсуждать и планировать. Думаю, мы с тобой вдвоем достаточно смелы, чтобы подслушать под дверью, о чем они будут говорить.

От такого неожиданного предложения мое сердце подпрыгнуло, сделало пару судорожных ударов под горлом и ушло в пятки. Щеки загорели. Нужно соглашаться. Пока еще есть возможность подслушать и подглядеть, а потом прикинуться невинной, ничего не понимающей овечкой. Аксельрод будет там, это точно, он — один из Членов Круга. Но он точно не станет делиться со мной никакими деталями. Да даже общими чертами нашей миссии не будет! Значит, нужно разведывать самой. И не попасться.

— А если нас поймают?

— Я это возьму на себя! — воскликнула Лелей, в ее глазах уже зажегся огонь азарта.

— Но зачем это нам? — я еще старалась придумать благоразумные вопросы, но давно уже со всем согласилась.

— Неужели тебе совсем не интересно? Не любопытно? — Лелей уже напоминала птичку, готовую вот-вот взлететь от нетерпения. — Ну же! Мы сидим тут, в постоянной скуке, в четырех стенах! Я хочу нового, я хочу опасности, чтобы кровь бурлила, а они даже не позволяют мне чаще выходить в город! Минати, пойдем, ты просто должна, обязана сходить со мной туда, под двери! Давай!

— А охрана? Тут же везде стоят парни с оружием и в мундирах… — оставалось только понять, насколько план Лелей неспонтанен и хорошо продуман. Теперь я тоже сидела и внимательным взглядом сверлила тиффалейку. Тихо цокали спицы. На город, затерянный в болотах, постепенно опускался вечер. В окнах отражались всполохи малинового заката.

— Во время совещаний каждый санда — вся охрана удаляется и не мешает. У нас будет пространство для маневра! И даже неуловимый хранитель Дома Круга — дворецкий Эписьен Паскальде будто растворяется среди стен! Нас точно ничто не задержит.

— Хорошо, — выдохнула я, прикрыв на мгновение глаза, и запоминая открывшееся новое имя, — Я согласна. Как мы будем действовать?

— Уии, да! Пойдем скорее! Мы сейчас спустимся вниз и спрячемся за большими вазонами с цветами — нас там не заметят. Подождем, когда все соберутся и прокрадемся к двери. Уходить будем также, коридорами. Ох, это будет отличная глава для моей книги!

Лелей шустро подскочила, взметнув фонтан роскошных волос, и уже накинула на плечи брошенную нежно-розовую накидку. Потом подбежала ко мне и, задорно улыбаясь, призывно протянула обе руки, приглашая подняться и пойти с ней. Следуя заранее намеченному плану, я подала Лелей ладонь, и та потянула меня, заставляя встать.

— Джили, сиди тихо! — приказала тиффалейка, уже выбегая прочь из комнаты. — Никому не открывай дверь, поняла⁈

— Да, лиджи… — едва различимым эхом произнесла уставшая служанка.

И вот — снова коридоры. Долгий день, наполненный коридорами, малознакомыми женщинами, одними и теми же словами — я уже просто устала считать повторения. Казалось бы, обычные разговоры и перемещения, но круговерть событий, неоднозначность смыслов, старинные рассказы… И совершенно нет времени анализировать. Видимо, я буду свободна и в состоянии хоть что-то обдумать только этой ночью. Если усталость не сломит и не переборет раньше. Накидка Лелей, летевшая следом за ней, накрывала воздушным шлейфом деревянные ступени главной лестницы Дома Круга. Пробежав тенями еще несколько коридоров и поворотов, мы увидели закрытые резные деревянные двери.

— Вот, сюда! — прошептала Лелей, потянув меня.

Прямо напротив стояла пара огромных расписных вазонов с раскидистыми кустистыми растениями. Идеальное место для пряток и засады. Подобрав полы своей накидки, закинув край на плечо, тиффалейка спряталась за одним из них, указав мне жестом на второй. Я в своем темном платьице в едва освещенном коридоре была и вовсе незаметна. Приложив палец к губам, девушка затаилась.

Ждать нам пришлось недолго. Первой, кого мы увидели, была Тония Эстелла. В закрытом серебристо-сером платье, она плыла по темному коридору, как ручеек. Белоснежные волосы, царственная осанка — она вся будто немного светилась. Кивнув страже в салатово-зеленых мундирах, она отпустила их и те, поклонившись, удалились. Приложив засветившуюся бледно-голубым ладонь к двери, Тония легко открыла ее и исчезла внутри.

Из угла, где пряталась Лелей, донесся нетерпеливый шум, но вскоре девушка затихла. Следом за Тонией Эстеллой внутрь залы прошла Акшар. По ее черному глухому платью все также взбирались и опадали языки пламени, а выражение лица оставалось совершенно каменным и нечитаемым. По пятам огненной дамы шли еще двое — Аксельрод в неизменных длинных белоснежных одеяниях и незнакомый темноволосый мужчина, одетый во все черное. Они что-то живо и приглушенно обсуждали, по тону могло показаться, что Аксельрод чем-то недоволен и пытается растолковать это второму. Спутник лишь беспечно улыбался и кивал, будто совершенно не вникая, так, как говорят с маленькими детьми. Жаль только, их никак не удавалось расслышать.

Стоило только мощным резным дверям закрыться за этими двумя, как Лелей на цыпочках вышла из-за своего укрытия. Я не успела ничего спросить или ухватить ее за накидку — тиффалейка была весьма проворна. Хихикнув и вновь приложив палец к губам, она подошла к дверям и приставила ухо к щели меж створок. Чувствуя небольшой страх и негодование на новую приятельницу — я последовала за ней и встала совсем рядом, пригнувшись. Лицо Лелей пылало, она довольно улыбалась и едва сдерживалась, чтобы громко не засмеяться. В какой-то момент мне стало уже по-настоящему страшно, не выдаст ли она нас своим поведением.

— О, они что-то говорят! — быстро зашептала тиффалейка. — У меня идеальный слух, посмотрим… Да, лиджев Аксельрод что-то очень горячо рассказывает… «Вы не понимаете, какую угрозу это несет всем нам!» О, как интересно! — Лелей кинула на меня горящий многозначительный взгляд и тут же вернулась к подслушиванию. — Так-так… «Лиджев Тильгенмайер уже знает об этом и знает о моей точке зрения»… Ммм, сейчас что-то шепчет старая карга, не могу разобрать…

— Какая опасность? — теперь я уже готова была грызть ногти. Единственная опасность, которая в моем сознании сейчас могла грозить городу-государству Асмариану — это наша шпионская миссия… И, если они нас раскрыли!.. О, ужас, надо быстрее спасаться и бежать прочь!

— Помолчи, я ничего не слышу! — шикнула Лелей и снова припала ухом к щели. — «Эти кланы…» О, серные бесы из самых глубин Бездны, да говорите вы громче!

— Может я смогу вам чем-то помочь?

Мы обе, как по команде, подскочили, отпрянули от дверей и друг от друга, круто развернувшись. Голос, раздавшийся за нашими спинами, скрипучий и смешливый, показался до боли знакомым. В долю секунды меня осенило — Тильгенмайер! Сам Луноликий, Глава Круга подкрался к нам, подслушивающим важный совет и теперь издевался! Но ведь мы думали, что он уже внутри!

Тильгенмайер внимательно смотрел на меня, в его глазах светились тепло и улыбка. А еще — он парил на некотором расстоянии над полом, и именно поэтому мы, увлеченные подслушиванием, не услышали и не почувствовали его приближения. Друид будто ждал ответа, а я кинула быстрый взгляд на Лелей, обещавшую, в случае чего, принять удар на себя. Вот только тиффалейка медленно и незаметно уже сделала пару шагов по направлению прочь от резных дверей и, подмигнув мне, припустила со всех ног и скоро скрылась из вида в коридорах Дома. Теперь мы остались вдвоем. Глава Круга и я, застигнутая на месте преступления. Я чувствовала, что под этим взором бледнею еще сильнее обычного, мозг судорожно искал варианты правильных ответов. Ну же, Минати, ты же умная девочка, шпионка, разведчица! Соображай!

— Простите, лиджев… — я опустила глаза и теперь смотрела в пол, только чтобы скрыть свое смущение и растерянность. — Мы с Лелей решили немного развлечься и погулять по Дому Круга. И нас немного закружило… Мы потерялись и…

— И решили на всякий случай прослушать стены, вдруг они вам укажут путь? — Тильгенмайер расхохотался, ухватившись за своей живот, скрытый под длинной темно-зеленой сутаной. Его окладистая седая борода покачивалась в такт заливистому смеху.

— Ну, можно и так сказать… — пробормотала я наконец. — Простите, пожалуйста, этого больше не повторится.

— Ох, насмешили вы меня! — пробасил Тильгенмайер, утирая слезы с лица бородой. Прекратив действие заклинания и опустившись на пол, Друид посерьезнел и положил мне руку на плечо. — Что ж, раз вы так сильно хотели послушать, что происходит на Совете, но твоя подружка Лелей сбежала, бросив тебя одну — тогда тебе самой придется отдуваться за вас двоих. Идем. Сегодня нам потребуется свежий взгляд на застарелые проблемы.

И приобняв меня сбоку за плечи, Тильгенмайер решительно двинулся в сторону резных дверей. Те сами открылись прямо перед нами. Чувствуя, что от внезапного поворота и нахлынувшего страха я прямо сейчас потеряю сознание, я тихо пропищала:

— Но чем я могу вам помочь⁈

— Вот и увидим, — в тон мне ответил Тильгенмайер, продолжая непреклонно продвигаться вперед, в большую гостиную нежно-голубого цвета. — Ведь ты не откажешь своему учителю?

При нашем появлении все разговоры затихли на полуслове. На нас устремились четыре пары удивленных глаз. Я хотела бы зажмуриться, но только сделала пару глубоких вдохов, чтобы обрести самообладание.

— Теперь эта сиротка будет присутствовать и на наших Советах⁈

Нетрудно догадаться, что первой пришла в себя Акшар. И теперь она была в бешенстве.

[1] Гила́м вата́м! — Доброе утро! (мет.)

[2] Ла́о ка-кшаку́р луса́ Митара́м — Да хранит его Митара (мет.)

[3] «А́ки ксара́м гила́м» — букв. «Доброй ночи», прощальная фраза (мет.)

[4] Сура́т — подруга, родственница (тифф.)

[5] Джуха́л митка́ар («Обучающий Природе» (букв.)) — Академия Друидов (мет.)

[6] Луда́сси — варвары (мет.)

[7] Хеджу́т — столица государства Тиффалей

[8] Са́нда — воскресенье (мет.)