Рождение любви=Янтарное пламя

Глава 20

Тэвиш оторвался от точки меча и взглянул на Шолто. Глаза его сузились, когда он заметил на красивом лице брата следы вины и смущения. Вспомнив, как Шолто и Шторм целовались на крепостной стене, он враз похолодел. Тэвиш догадывался, в чем хочет признаться брат, и знал, какую боль принесет ему это признание.

Мне нелегко говорить тебе это, Тэвиш, но я знаю: мужчина на войне может в любой момент погибнуть. Я должен снять с души этот груз.

— Выкладывай, — бросил Тэвиш и так сжал эфес своего меча, что побелели костяшки пальцев.

— Господи, прости. — Шолто быстро огляделся и опять посмотрел на брата. — Я хотел завладеть твоей женщиной, Тэвиш.

— Хотел? — переспросил Тэвиш. Ледяные пальцы, сжимавшие его сердце, понемногу разжались.

— Да, хотел. Она девушка пылкая, а я знаю, как воспламенить женщину, — говорю это без пустого бахвальства. Но она упорно твердила «нет». Она сказала, что я буду ненавидеть самого себя, и была права. Сейчас я действительно ненавижу себя, хоть и не получил того, чего добивался. Конечно, я поступил низко — полез к ней, пока тебя не было, — но я просто потерял голову от желания. Мне было в эту минуту все равно, чья она женщина.

Тэвиш встал, вложил в ножны меч и в упор посмотрел на Шолто:

— Глаза ее блестели?

— Как расплавленное золото. Тэвиш схватил брата за плечо.

— Ты смотрел в такие глаза и все-таки удержался? Не верю!

— Это было нелегко, — искренне признался Шолто.

Тэвиш усмехнулся:

— Ты мог ее взять и не взял? Не может быть!

— А если бы и взял, разве это имеет значение? — спросил Шолто, спросил из любопытства. Он знал, что брат его уже простил.

— Да, имеет. Если бы ты овладел Кэтрин прямо на моих глазах, мне было бы все равно, но… — Тэвиш замялся, не зная, как объяснить свои чувства. — Шторм моя, она принадлежит только мне. Понятно?

— Она твоя до тех пор, пока не надоест тебе или пока не вернется в Хагалео? — спросил впрямую Шолто.

Тэвиш отрывисто кивнул. Шолто почувствовал, что брат не хочет размышлять на эту тему, и больше не стал задавать вопросов.

Они были готовы подняться на крепостную стену, когда появилась Шторм. Тэвиш заметил огонек желания, мелькнувший в глазах брата, и нарочито вызывающе положил ей руку на грудь.

— Ты ушел на цыпочках, не сказав мне ни слова, — проговорила она, с трудом сдерживая слезы.

— А ты хотела, чтобы я топал как слон? — спросил Тэвиш, весело взглянув на девушку.

— Мне не до шуток, — сухо бросила Шторм, но тут же смягчилась и крепко обняла его. — Отдай меня сэру Хью, Тэвиш, пусть не состоится эта битва.

Тэвиш уперся подбородком ей в макушку.

— Нет, малышка. Он поднял меч на Карайдленд, и не важно, по какой причине. Мы должны драться. К тому же любому здешнему жителю известно, что ты спасла жизнь милорду. Как известно и то, что собирается сделать с тобой этот подонок. Когда нам делают добро, мы привыкли отвечать на это благодарностью. Не в наших правилах бросать на верную гибель и поругание человека, которому мы обязаны жизнью. У тебя нет родных, и леди Мэри отдала тебя мне. Что ж, я не люблю расставаться со своей собственностью и, если надо, готов отстаивать ее с мечом в руках.

Она вцепилась руками в его рубашку, пытаясь сдержать рвущиеся из сердца слова. Когда отправляешь мужчину на войну, нельзя плакать и показывать, что боишься за его жизнь. Женщине надо держаться стойко и вести себя так, словно она уверена: ее мужчина вернется живым. Руки Тэвиша гладили ее волосы, и Шторм заставила себя на время забыть все свои страхи. Потом, когда он уйдет, можно будет рыдать и заламывать руки сколько душе угодно, но только не сейчас. Девушка подняла голову и взглянула на Тэвиша:

— Ну что ж, я пыталась вас остановить. Ты чертовски упрям, Мак-Лаган!

— Да, милая, так же как и ты. И, зная твое упрямство, хочу взять с тебя слово, что ты не сбежишь к этому человеку. Поклянись, малышка. — Она поджала губы, и Тэвиш нахмурился. — Если не дашь мне слова, я свяжу тебя и твоего кузена-проныру по рукам и ногам. Скажи, что будешь сидеть в крепости и не сотворишь никаких глупостей.

— Клянусь, — нехотя произнесла Шторм, — но так нечестно! Ты догадался. Я как раз хотела…

— Знаю. Смотри-ка лучше за ранеными, малышка, там ты действительно нужна. И не лезь на рожон. Гвоя жертва будет бессмысленна. А теперь беги! Скоро начнется бой.

Он коснулся губами ее губ, и она зарылась пальцами в его шевелюру, продлив поцелуй, вложив в него всю свою любовь. Наконец девушка отпустила Тэвиша и прижалась щекой к его щеке. Ей вдруг показалось важным, чтобы он узнал о ее чувствах. В такой момент можно было забыть о своей гордости.

— Ты солнце на моем небосклоне, Тэвиш Мак-Лаган. Без тебя все было бы мрачным и холодным. Знай: я люблю тебя.

Тэвиш разжал руки от удивления, и она выскользнула из его объятий. Шолто, который недоуменно смотрел на брата, в свою очередь удивился, когда она чмокнула его в губы. Девушка поспешно исчезла в крепости, не желая присутствовать при обсуждении своего неожиданного признания. Ей повезло: братья заговорили уже без нее.

— Что она тебе сказала? У тебя такой вид, словно тебя стукнули обухом по макушке.

— Да так, ничего особенного, Шолто, — ответил Тэвиш, оправившись от потрясения, — просто милые слова, которые женщины обычно говорят своим мужчинам, чтобы подбодрить их перед боем. — Тэвиш не хотел верить в то, что говорил.

— Ты уверен? — спросил Шолто, догадываясь, что именно сказала брату Шторм.

— Да. Она сказала это, потому что знала: я иду на встречу со смертью. — Он зашагал к крепостной стене. — Так пойдем же, пока бой не начался.

На стенах Карайдленда царила напряженная тишина. Бойцы наблюдали за собиравшейся внизу армией сэра Хью, пытаясь разгадать его тактику. Ряды шотландцев заметно поредели. Противник значительно превосходил их числом, и каждый знал, что поражение почти неизбежно, но, несмотря на это, люди храбро готовились биться до последнего бойца. Сэру Хью придется дорого заплатить за Карайдленд.

Тэвиш тоже смотрел на людей сэра Хью, но думал о Шторм. Ему хотелось, чтобы ее слова были искренними, чтобы она действительно испытывала к нему глубокие чувства. Его собственное отношение к Шторм, что он уже понял, не ограничивалось вожделением. Да, при одном взгляде на нее у него вскипала кровь, и он охлаждал ее весьма приятным способом. Но дело было не только в этом. Еще ни одна женщина не вызывала в нем такой симпатии. Ему нравилось в ней все — от янтарных глаз до независимого характера. После Мэри у него ни разу не возникало мысли остановить свой выбор на какой-то одной женщине, жениться, завести семью. Если Шторм сказала правду, а не просто хотела придать ему сил перед боем, то он мог бы связать с ней жизнь. Если она его действительно любит, значит, ему нечего опасаться измены.

Тэвиш заставил себя сосредоточиться на предстоящем сражении. Рассеянность в такой момент могла стать роковой. А ему сейчас хотелось жить, хотелось как никогда. У них еще осталось столько недосказанного! Он должен поговорить со Шторм. Пусть узнает, что не только его тело постоянно томится по ней.

Сэр Хью оседлал своего боевого коня. Леди Мэри стояла рядом. Час битвы близился, и кровь вскипала в ее жилах. Порой она жалела, что не родилась мужчиной и не может вместе с остальными воинами сражаться на поле брани. Однако ей вполне хватало удовольствия наблюдать. Находясь на безопасном расстоянии, леди Мэри смотрела на жестокую схватку мужчин и упивалась видом насилия, смерти и крови. Это зрелище возбуждало ее, и сейчас, в отсутствие мужа, она могла свободно утолять свою похоть так, как считала нужным. Необходимость соблюдать осторожность сильно сдерживала ее фантазии.

— Убей их всех до единого, Хью! — холодно напутствовала она своего любовника.

Сэр Хью и сам мечтал об этом, но ее приказ его оскорбил.

— Я собирался предложить им сдаться, в последний раз. Так принято.

— Ну, так предложи. Они все равно не согласятся. Я знаю. Но даже если согласятся, неужели это тебя остановит? Если я хоть что-то смыслю в здешних нравах, англичане почитают своим священным долгом убивать шотландцев. Не бойся, тебя никто не осудит.

— Мне плевать, что обо мне будут говорить! — рявкнул сэр Хью, хмуро глянув на нее с высоты своего коня. — Но у войны есть свои законы, Мэри, и их надо соблюдать. А я все-таки рыцарь, не забывай об этом!

Предложить условия плена, а потом, когда противник согласится их принять, отбросить все и убить всех — нет. Даже Хью не мог пойти на такую подлость.

— Это же шотландцы! Зачем с ними церемониться? Забудь про законы чести! Мак-Лаганы — приграничные разбойники, а ты хочешь вести себя благородно с этим сбродом? Если ты избавишь мир от этих ублюдков, тебя назовут героем. И никто не спросит, как ты этого достиг. Я хочу их смерти, Хью, — продолжала леди Мэри, — хочу сровнять с землей их крепость, это уродливое нагромождение камней. Они мне как нож острый в сердце. Я устала с ними бороться. Они меня обокрали, пусть теперь расплачиваются. На мой взгляд, это справедливо.

Или ты забыл, как они над тобой издевались? Забыл свое позорное возвращение в Хагалео? Они же выставили тебя на всеобщее посмешище! Украли превосходного жеребца, которого ты только что приобрел. А потом еще увели у тебя из-под носа отличную племенную кобылу. И я говорю не о четвероногой твари. Я говорю о Шторм. Тэвиш Мак-Лаган сейчас объезжает твою лошадку, а может быть, в ее чреве уже зреет мак-лаганский жеребенок. Владея ею, он владеет и твоим состоянием, той землей, о которой ты мечтал, но которую так и не получил. Они над тобой потешаются. Сколько еще ты будешь терпеть от них унижения? Пора вспомнить, кто ты такой, и отомстить за себя!

— Довольно! — рявкнул Хью. — Молчи, женщина! Ты своего добилась. Я уничтожу их всех, даже если придется обманом выманивать их из Карайдленда. Этот день станет последним днем наглецов Мак-Лаганов. Эта земля обагрится их кровью.

Хью пришпорил коня и ускакал. Леди Мэри с улыбкой смотрела ему вслед. Уже скоро Мак-Лаганы не будут ее тревожить. В исходе сегодняшней битвы она не сомневалась. Хью опытный военачальник, и его войско намного превосходит войско Мак-Лаганов. Она видела на стенах шотландских женщин, которые несли ночной дозор, и знала, что это значит. Те мужчины, что остались в Карайдленде, вконец измотаны, и в схватке с сэром Хью их ждет верное поражение.

Англичане хорошо отдохнули и были в полной боевой готовности. Леди Мэри направилась к своей крытой двуколке. «Интересно, сколько продлится бой? — размышляла она — Конечно, будет неплохо, если Карайдленд падет сразу, но успею ли я получить удовольствие?» Она надеялась, что боевое искусство и упорство Мак-Лаганов позволит им продержаться какое-то время и она насладится зрелищем, прежде чем будет объявлена желанная победа.

Шторм оглядела собравшихся в зале женщин и малолетних детей. Напряжение, с которым они ожидали начала боя, было почти осязаемым. Родным и близким этих людей предстояло сразиться с войском сэра Хью, и каждый хранил в душе тревогу. Даже дети притихли. Эта сцена показалась Шторм до боли знакомой. Так бывало и в Хагалео: по обе стороны границы женщины перед битвой боялись за своих мужчин — будь то возлюбленные или родственники, они надеялись, что те вернутся живыми.

Но сейчас страх был глубже обычного. Этот бой происходил возле самого порога их дома. Дети, женщины и немощные старики замирали от ужаса. Им предстояло своими глазами увидеть весь кошмар боя, услышать звуки смертельной схватки.

— Я не могу этого вынести! Надо их остановить, — прошептала Шторм, поднимаясь со скамьи.

Сидевшая рядом Мэгги удержала ее за руку, сказала она, — Ты не сможешь остановить бой, мечи уже обнажены, и кровь пролилась.

— Я не могу спокойно сидеть и смотреть на это. Я не стою того, чтобы из-за меня проливалась кровь.

— Наверное, не все со мной согласятся, но я думаю, этот бой начался не только из-за тебя. Конечно, и ты послужила поводом для драки, но наши люди защищают Карайдленд, сражаются с человеком, который заслуживает смерти.

— Но пойми же, Карайдленд может пасть, — прошептала девушка, — они разрушат все это!

— Да, мы все это знаем. У нас только половина всех воинов, да и те измотаны. Мы уже встречались с этим противником, и Бог нас щадил. Может быть, и на этот раз он смилостивится над нами. Нам остается только молиться.

— Я молюсь, но мне все равно страшно.

— Девочка, если мы отдадим тебя этому человеку, он все равно не уйдет. Ты знаешь это лучше нас. Мы все слышали, что говорят наши люди. Вражеская армия сильнее, и мы бы отдали тебя, если бы это спасло нас, спасло наших женщин и детей. Но это не поможет. Сэр Хью все равно попытается убить нас, а потом и тебя, просто это случится не так быстро.

Содрогнувшись от ужаса, Шторм закрыла глаза. Она знала, что Мэгги совершенно права. Получив ее, сэр Хью не остановит бой. Ей хотелось найти легкое решение, положить конец кровопролитию и предотвратить неминуемое поражение шотландцев. Да, она стала яблоком раздора, но битва началась не только из-за нее.

— Он предложит сдаться, — сказала Шторм в отчаянии, хватаясь за последнюю надежду.

— Да, предложит. Так положено.

— Но шотландцы отвергнут его предложение. — Девушка вздохнула.

— Да. Плен считается позором.

— Зато он оставляет жизнь.

— Ты в самом деле так считаешь?

Шторм отвела глаза. Она читала во взгляде Мэгги ту правду, которой так боялась, но которую, при всем своем желании, не могла отрицать.

— Нет, — наконец прошептала она, — нет, я не верю!

— В такой момент не стоит себя обманывать, девочка. Расслабляться опасно.

— Наверное, вы правы, но мне так плохо! У меня внутри все переворачивается от страха.

— Мне это знакомо, девочка. Я тоже всегда боюсь, когда мой Энгус уходит на войну. А сейчас еще хуже, потому что мои дети тоже взялись за меч. — Она покачала головой, видя, как побледнела девушка. — Нет, ты ни в чем не виновата. Знай, что бы ни случилось с моими близкими, я не буду тебя осуждать. Если меч настигнет моего мужа или сына, я прокляну одного человека — сэра Хью Седжвея. Только его одного. Девочка, мы с тобой знаем, что он хочет уничтожить всех Мак-Лаганов. Ему нельзя верить. Если он предложит условия мира, то только затем, чтобы мы сложили оружие. И тогда он перережет нас, как стадо баранов. Но мы не допустим этого. Если Господь хочет нашей смерти, мы будем драться до последнего младенца. Сэр Хью не получит легкой победы! Я молю Бога, чтобы этот зверь умер первым.

— Это было бы счастье. Мое сердце разрывается на части, Мэгги! У меня есть друзья по обе стороны этих стен. Кое-кто из бывших бойцов моего отца скрепя сердце пошел за Хью. Они люди военные и должны идти куда прикажут — нравится им это или нет.

— Я знаю. Наш милорд — военачальник, и будь он таким, как сэр Хью, мой Энгус все равно пошел бы за ним. Защищать Карайдленд — его долг. Другого он не знает, и я тоже. Ох, девочка, как бы мне хотелось, чтобы на нас напал не Хью, а твой отец! Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу такое.

Губы Шторм тронула легкая улыбка.

— Наверное, не один из Мак-Лаганов сказал бы то же самое.

— Да, лорд Элдон был человеком слова, ему можно было верить. Он никогда не стал бы убивать невинных и безоружных. А этот негодяй печется только о своей мерзкой, шкуре, и грош цена всем его обещаниям. Ох, да ладно, чему быть, того не миновать. На все воля Божья. Надо смириться и не роптать.

— Легко сказать!

— А ты попробуй, девочка. Только в смирении обретаешь покой.

Шторм оглядела женщин и детей. Она поняла, что Мэгги говорила для всех них. Никто из присутствующих ни словом, ни взглядом не осудил английскую девушку. Они готовились к войне, молча, но решительно приняв ее в свои ряды, потому что знали: она тоже будет делать все возможное, чтобы помочь их воинам. И наверное, среди этих женшин были такие, кто знал: она тоже боится потерять любимого и будет молиться не за кого-то из англичан, а за высокого смуглого шотландца, который стоял на крепостной стене, смело встречая превосходящие силы врага.

Девушка нахмурилась, стараясь сосредоточиться на приготовлении целебного бальзама для раненых. Она не удивилась бы, узнав, что всем присутствовавшим известно о ее чувствах к Тэвишу. Женщина чутко угадывает такие вещи. Может быть даже, они узнали о ее любви раньше ее самой.

Интересно, как отнесся Тэвиш к ее признанию? Поверил ли в ее слова? Обрадовался, испугался? Задумался ли о собственных чувствах к ней и об их будущем?

Девушка мысленно обругала себя за глупость. Сейчас Тэвиш стоял на стене. Карайдленда перед грозным войском врага, более чем вдвое превосходившим его собственное. У него не было времени думать о ее словах. Жизни его людей висели на волоске. Мак-Лаганам и всему Карайдленду грозил, возможно, близкий конец, и Шторм понимала, что в такой момент Тэвишу не до лирических размышлений.

Ей хотелось хотя бы на время забыть о нем. Думая о Тэвише, она терзалась страхом за его жизнь. Надо сосредоточиться на другом. Очень скоро сюда начнут прибывать раненые, им потребуется помощь. Надо взять себя в руки; чтобы не подвести этих людей и выполнить свою часть работы.

«Мы поговорим после боя, — думала она, — Мак-Лага-ны должны победить. Да, отец, я желаю победы нашим врагам и знаю, что ты бы меня понял. Я переступила через свою гордость и сказала Тэвишу о своих чувствах, отец. Смерть смотрит нам в лицо, и я не могла больше таиться. Надеюсь, ты поймешь и еще одно. Я молю Бога, чтобы Тэвиш остался жив, даже если он ко мне равнодушен. Мне нужно, чтобы он был жив, — это важнее, чем его любовь. Но если случится самое страшное и Хью уничтожит весь род Мак-Лаганов, отец, заклинаю твоей памятью и молю Господа: помоги мне! Хью оставит меня живой, а во мне зреет новый Мак-Лаган, надежда на продолжение рода и частица любимого человека. Папа, молю тебя, помоги мне сохранить этого ребенка!»

Мысленный разговор Шторм с отцом вдруг прервался. До ее слуха долетел шум начавшегося боя. Девушка схватила за руку Мэгги:

— Началось!