Роковое место

Глава XXI

Хватов был одет по-траурному во все черное, чисто выбрит и благоухал дорогим одеколоном. Загоревшее лицо его казалось спокойным. Только припухшие невеселые глаза выдавали сильную усталость, будто Виталий Осипович несколько суток кряду провел без сна. Следователя Лимакина он встретил словно старого знакомого. Поздоровавшись за руку, предложил устроиться для беседы за столиком под декоративной пальмой в уютном холле офиса. Когда уселись в кресла друг против друга, с тяжелым вздохом сказал:

– Зверски вымотался вчера. Похоронить внезапно двух близких людей – этого не пожелаю самому злому врагу. Ночью замучили кошмары.

– Всякие похороны – дело нелегкое, – поддерживая разговор, согласился Лимакин. – Внезапные – тем более.

– Да-а-а… Кто бы мог подумать…

– В коллективе фонда что говорят?

– Что можно сказать, когда никто ничего не знает. Кстати, мне тоже нечего добавить к тому, что рассказал прошлый раз в прокуратуре.

– Тогда давайте сделаем несколько уточнений.

– Давайте. Чем смогу, тем помогу.

– Каким образом в охрану спорткомплекса попали уголовники Темнов и Молотобойцев, – встретившись с Хватовым взглядом, спросил Лимакин.

Хватов досадливо поморщился:

– Из-за моей доверчивости. Темнова я знал по футбольной команде. Парень подавал надежды, что со временем станет толковым футболистом. Никаких связей с уголовниками не имел. И вот он неожиданно приехал ко мне в спорткомплекс. Стал жаловаться, дескать, в футболе его затерли, специальности нет, жилья – тоже. Приютился в Новосибирске у такого же безработного друга. В разговоре выяснилось, что шофер Чешуякова Вася Цикалов, оказавшийся знакомым Темнова, посоветовал ему обратиться по старому знакомству ко мне, чтобы вместе с другом устроиться охранниками. У нас тогда было два вакантных места. В Темнове я не сомневался. В отношении друга сказал, что смогу принять, если за него поручится, скажем, Цикалов. На следующий день друзья приехали с Васей Цикаловым. Тот заявил: «Возьми, Виталий Осипович, парней. Ребята надежные». Не доверять личному шоферу президента фонда у меня оснований не было.

– При приеме на работу обычно требуют документы.

– У друзей были паспорта. Правда, без прописки, которая теперь называется регистрацией и по существующему ныне Закону является не обязательной.

– После увольнения не встречались с Темновым или с Молотобойцевым?

– Ни того, ни другого не видел.

– И о дальнейшей судьбе их не знаете?

– Знаю.

– Ну, что ж, перейдем к другому вопросу… – Лимакин помолчал. – А вопрос, Виталий Осипович, будет такой: какую сумму вы получили наличными деньгами от клуба «Юнга» за водный мотоцикл «Бомбардье»?

– Семьдесят восемь тысяч рублей, – спокойно ответил Хватов. – При прошлой встрече я вам об этом уже говорил.

– Почему же в расходном кассовом ордере расписались за двести пятьдесят тысяч?

Хватов, поморщившись, прижал кулак к левой скуле, будто у него внезапно заныл больной зуб:

– Сто семьдесят две тысячи сверх официального договора забрал у меня Герман Суханов за посредническую услугу.

– Вот здорово!.. – не сдержал удивления Лимакин. – Впервые слышу о коммерческой сделке, где посредничество оплачено в два с лишним раза дороже стоимости проданной вещи.

– Из чужого кармана можно уплатить сколько угодно.

– Клуб «Юнга» финансируется не из государственной казны. Следовательно, клубный «карман» для Суханова был не чужим.

– Не стану вас убеждать, – виновато сказал Хватов. – Доказательств у меня нет. Нелепая гибель Германа обрубила все концы. Каюсь, что пошел у него на поводу, но тогда о последствиях не думал. Хотел выручить оказавшегося на финансовой мели друга.

– Судя по перстням на пальцах, Суханов бедняком не был.

– У Германа была цыганская страсть к украшениям, чтобы перед девочками выглядеть богачом. А денег у него постоянно не хватало.

– У вас хватает?

– Для моего бюджета сто семьдесят две тысячи погоды не делают. Могу хоть сегодня взять эти деньги из собственных сбережений и вернуть их Миончинскому или в кассу фонда.

– После драки махать кулаками поздно.

– Понимаю, что виноват.

– С Чешуяковым на эту тему был разговор?

– Был.

– Как он на такую махинацию отреагировал?

– По головке не погладил. На первый раз простил. При повторении грозился сделать оргвыводы. Перед поездкой в Москву у нас с Федором Павловичем состоялся нормальный разговор. Признаться, мне в столице предлагают интересную работу. Он посоветовал, прежде, чем принимать окончательное решение, серьезно взвесить все «за» и «против».

– Об этом вы в прокуратуре не говорили…

Хватов невесело усмехнулся:

– С какой стати рассказывать о том, чего не спрашивают. Внезапное убийство шефа меня так огорошило, что после бессонной ночи в аэробусе я плохо соображал. В прокуратуре с трудом держался, а в спорткомплексе совсем рассудок потерял. Набросился на безответного служаку Ахмета Полеева. Пригрозил мужику увольнением. Сотрудников охраны, которые ни в чем не виноваты, расчехвостил, как преступников. Теперь срочно надо ехать туда, чтобы успокоить коллектив. На душе кошки скребут. Стыдно людям в глаза смотреть.

– Увольняться передумали?

– О каком увольнении можно вести речь при таком переполохе. Это же будет походить на бегство. Со временем, когда завершится следствие да все утрясется, возможно и переберусь в столицу. Но сейчас ради светлой памяти Федора Павловича надо любой ценой удержать спорткомплекс на уровне. Мало ли какой сумасброд может оказаться в моем кресле.

– Претендентов много?

– Открыто не говорят, но, сами знаете, свято место пусто не бывает.

– С новым президентом фонда проблем не возникнет?

– В смысле взаимоотношений?

– Да.

– Заранее трудно сказать. Если согласится возглавить фонд вице-президент Лобастов, сработаемся не хуже, чем с Чешуяковым.

– Какой резон ему не соглашаться?

– Олег Иванович привык к заграничным командировкам. Возглавляемые им спортивные команды с каждых международных соревнований возвращаются с медалями. Это обеспечивает торжественные встречи в аэропорту перед объективами телекамер и вспышками блицев, пресс-конференции, банкеты и фуршеты при участии мэра и губернатора.

– Разве президент фонда не греется в лучах этой славы?

– Греется, но слава эта как бы сопутствующая, чужая. Лобастов не любит аплодисментов за чужой успех.

– А как у него с любовью к деньгам?…

– Утверждать, что Олег Иванович бессребреник, не стану. Без денег, как без женщин, в жизни счастья нет. Они наша радость, как сказал поэт, – шутливо скаламбурил Хватов, но уже серьезно добавил: – Для Лобастова деньги – дело не первостепенное. Он на двойном олимпийском чемпионстве много полноценной валюты огреб.

– Виталий Осипович, спустя время, вы видите какую-то связь между гибелью Суханова и убийством Чешуякова? – внезапно сменил тему Лимакин.

Хватов растерянно пожал плечами:

– Кроме того, что в обоих случаях было по два трупа, ничего общего между этими смертями не вижу. То ли место там роковое, то ли случайное совпадение.

– Случайности часто носят закономерный характер.

– Не берусь судить о том, чего не знаю.

– Суханов не дружил с Темновым?

– Они совершенно разные люди. В футбольной команде Герман был лидером, а Темнов подвизался в запасных игроках. Что касается последнего времени, если они когда и встречались в спорткомплексе, то всего на уровне: «Привет – Привет».

– Такие встречи у них были?

– Могли быть. Герман часто приезжал к нам расслабиться.

– Деньги у Темнова он не занимал?

– Темнов сам постоянно рыскал, у кого бы стольник перехватить.

– Мало получал?

– Оклад у наших охранников около трех тысяч рублей в месяц.

– Для холостяка вроде бы достаточно. Видимо, на водку тратился?

– Охранникам спорткомплекса спиртное категорически запрещено. По-моему, он «косячки» покуривал. А это, сами понимаете, дорогое удовольствие. Как мне говорили, спичечная коробочка самого легкого наркотика – конопли стоит на барахолке не меньше шестидесяти рублей.

– Конопля совершенно незаслуженно считается «легким» наркотиком, – сказал Лимакин. – Наркологи утверждают, что уже через месяц активного курения «косячков» энергичный человек превращается в апатичную, вяло соображающую личность с постоянными приступами страха и манией преследования.

– Ничего такого за Темновым не замечал. Иногда он вел себя, так сказать, неадекватно, однако признаков страха и, тем более, мании преследования не выказывал.

– Молотобойцев тоже наркоманил?

– Нет, тот сигареты «Мальборо» изо рта не выпускал.

– У него Суханов не мог занять денег?

– Герман не был с ним знаком. Почему такой вопрос вас беспокоит?

– Вчера Темнов хотел получить от Миончинского какой-то должок, который якобы Суханов задолжал его «корефану», но получил от ворот крутой поворот.

– С какой стати Миончинскому расплачиваться за Суханова?

– Вот это и любопытно.

– Явно наркотический абсурд. Наверняка вместо привычной конопли «корефан» ширанулся героином, который сейчас распространился в Новосибирске, и, очумев, надумал взять боцмана на арапа… – Хватов сделал небольшую паузу. – Чую, вы не случайно так подробно интересуетесь уголовными друзьями. Наверное, появилась информация об их причастности к убийству Чешуякова?

– Информации всякой много, – Лимакин встретился с уставшим взглядом Хватова. – Есть даже такая, будто Чешуяков в тот день, когда его застрелили, приезжал в спорткомплекс, чтобы там встретиться с вами.

Ответ превзошел ожидания.

– Перед отлетом в Москву у нас с Федором Павловичем была об этом договоренность, – сказал Хватов. – Однако к намеченному дню я не успел завершить свои дела. Накануне пытался к нему дозвониться, чтобы предупредить, что вернусь в Новосибирск двумя днями позднее, но увы… ни служебный, ни сотовый телефоны Чешуякова не отозвались на мои звонки. Вероятно, из-за нелепой гибели Суханова Федору Павловичу, как говорится, было не до того.

– Какие вопросы он собирался решить с вами в спорткомплексе? – спросил Лимакин.

– Хотел посоветоваться с коллективом насчет моего увольнения… – Хватов, задумавшись, помолчал. – Не понимаю, почему Федор Павлович поехал без меня. Подождал бы пару дней, когда я вернусь, и, возможно, не случилось бы этой страшной трагедии.