Покидая офис спортивного фонда, Щепин пообещал Бирюкову, что постарается срочно выяснить, с какого компьютера запущен в Интернет анонимный некролог. Тут же договорились постоянно обмениваться информацией о ходе расследования и в случае необходимости объединять усилия.
Из Новосибирска Бирюков с Голубевым и Лимакиным выехали в конце дня. Как обычно вечером, движение машин на трассе было редким. Голубев по собственной инициативе рулил «Жигулями», Бирюков сидел рядом с ним, а Лимакин позади. Затянувшееся молчание нарушил нетерпеливый Слава. Щурясь от бокового света закатного солнца, он внезапно спросил:
– Как вам понравился Олег Иванович Лобастов?
– Красивый и скромный интеллигент, – сказал Лимакин.
– Но мало компетентный в интересующем нас деле.
– Оказавшись на его месте после трехнедельного загара на Канарских островах, ты тоже не блеснул бы компетенцией о том, какие дела творились в Фонде за время твоего отсутствия.
– Зато как мило он охарактеризовал Багину…
– У тебя о ней другое мнение?
– Такое же, только без любовного восхищения.
– По-моему, Лобастов не восхищался Владой. Просто высказал о ней свое мнение, вроде служебной характеристики. Если уж на то пошло, то таким секретарем-референтом не грешно и восхититься.
– Да, ничего не скажешь, умная женщина. Такая может придумать криминальный сюжет похлеще Агаты Кристи.
– Ты к чему гнешь?
– К тому, Петя, что вдруг мадам Багиной захотелось, чтобы вместо пятидесятилетнего толстяка Чешуякова президентом фонда стал стройный красавчик-холостяк Лобастов, а она, умничка, останется при нем секретарем-референтом.
Лимакин засмеялся:
– У тебя самого полет фантазии не хуже, чем у знаменитой детективщицы.
– Не скаль зубки. От красивой умницы можно ожидать любого коварства. Кстати, и Лобастов почему-то в холостяках засиделся. Двукратный олимпийский чемпион, пули посылает тютелька-в-тютельку, ездит в шестисотом «Мерседесе», а до тридцати пяти лет не может жениться. Как думаешь, он не голубой?
– Сексуальной ориентацией Олега Ивановича я не интересовался. Хватов вон тоже холостячит.
– Не сравнивай отпетого бабника с интеллигентным мужчиной. У Хватова в блудливых глазах светится: «Девки, я люблю вас! Будьте бдительны!», а Лобастов даже говорить о женщинах стесняется. Если он не голубой, держу пари, что Влада охмурит Олега Ивановича.
– Давно вынашиваешь такую версию?
– Когда вы всей толпой читали интернетовский некролог, я исподтишка наблюдал за Лобастовым и Багиной. Они так эффектно выглядели, что мне невольно запала мысль об этой парочке.
– Если всех эффектно выглядящих подозревать в неблагонадежности…
– Всех я не подозреваю, – перебил Лимакина Голубев. – Речь веду о конкретных людях, и тому есть причина. Перед тем, как пригласить вас на просмотр некролога, у меня с Владой состоялся конфиденциальный разговор. Влада будто случайно проговорилась, что полмесяца назад Маласаев предлагал ей королевскую зарплату, если согласится перейти от Чешуякова к нему. А Чешуяков вроде бы шуткой ответил Маласаеву: «Она уйдет только через мой труп».
– Мало ли что можно сказать в шутку.
– Петя, не гони лошадей. Слушай дальше. Влада только намекнула на неравнодушие к ней Маласаева, а Лобастов, рассказывая, как Маласаев интересовался слабостями Багиной, развил этот намек. Скажи, не тонко сработано?…
– Обычно, где тонко, там и рвется.
– Вот и я о том же. Пусть считают, что запудрили нам мозги, но мы не лыком шиты, – Слава скосил взгляд на молчавшего Бирюкова. – Игнатьич, ты не задремал?
– Нет, анализирую полет твоей мысли, – ответил Антон.
– И как она летает?
– Серединка на половинку.
– Однако, согласись, логика в моей версии присутствует.
– Логически можно обосновать что угодно, кроме мистики.
– Мои рассуждения построены на свойственных людям пороках.
– В этом отношении из всех подозреваемых самым «порочным» является Виталий Осипович Хватов. Господин Маласаев, по словам Щепина, тоже бизнесмен не в белых перчатках. Но о пороках Багиной и Лобастова у нас никаких сведений нет.
– Ну как же, Игнатьич… А интимная связь Влады с Чешуяковым, которую она не отрицает?
– Для незамужних привлекательных секретарш это настолько банально, что судить по такому факту об их порочности в целом не совсем серьезно. Тем более нельзя считать, что, если женщина умна, значит, опасна. Умные обычно просчитывают не только выгоду от рискованного поступка, но и возможные негативные последствия.
Голубев усмехнулся:
– Вот навалились двое умных на одного недотепу.
– Если не согласен с нашими возражениями, выкладывай дальнейшие аргументы, – сказал Бирюков.
– Нечем, Игнатьич, мне дальше аргументировать, кроме того, что все трое из подозреваемых «заказчиков» так или иначе повязаны с мадам Багиной. И ни одного из них в день убийства Чешуякова не было в Новосибирске.
– Заказчик – не киллер. Он может находиться за тридевять земель от места преступления, но это не обеспечивает ему бесспорное алиби.
– Однако повод помутить воду есть.
– В мутной воде рыбу легче поймать. Сейчас дело раскрутилось так, что заказчик вот-вот проявит себя. Надо только не упустить его. Кстати, с Сухановым разобрался?
– Полностью. Причиной внезапного разворота мотоцикла, как мы и предполагали, явилась оброненная Фишкиной сумка. С убийством Чешуякова тот случай совершенно не связан, – ответил Голубев и сразу спросил Лимакина: – Петя, Хватов при допросе не катил бочку на Германа?
– Пытался свалить на него сто семьдесят две тысячи, замыленные от продажи «Бомбардье», да быстро понял, что доказать такой финт не может.
– На заготовленный приказ об увольнении и на обнаруженную в сейфе Чешуякова копию кассового ордера как Виталий Осипович отреагировал?
– О приказе, мол, ни сном ни духом не ведал. А в том, что получил от Миончинского двести пятьдесят тысяч наличными, он откровенно признался еще до того, как ему предъявили этот ордер.
– Чтобы Хватов стал более откровенным, надо было припугнуть его задержанием под стражу.
– За что?
– За организацию заказного убийства.
– А факты где?
– Взял бы да придумал что-нибудь.
– Я запрещенными приемами не пользуюсь.
– Коли такой щепетильный, предъявил бы Осиповичу обвинение в хищении фондовских денег. Проступок-то явно уголовный.
– Фонд к нему никаких претензий за эти деньги не имеет. Если всех таких «уголовников» задерживать, некуда сажать их будет.
– Ну, тогда подписку о невыезде у него взял бы…
– Вот это мы с Антоном Игнатьевичем догадались сделать без твоей подсказки.
– Молодцы, что хотя бы на пустяк хватило ума, – добродушно подтрунил Слава. – Как Хватов воспринял такую меру пресечения?
– Без восторга, но расписался.
– Чует, что погорел с «Бомбардье». Что-то у меня на хапугу зуб разгорается. Напрасно отпустили дельца до моего приезда. Интересно, как он прокомментировал бы интернетовский некролог…
– В спорткомплекс Виталий Осипович спешил.
Впереди показался щит, указывающий ответвление дороги на райцентр. Скосив прищуренный взгляд в сторону Бирюкова, Голубев спросил:
– Игнатьич, у тебя нет желания промахнуть напрямую до спорткомплекса, чтобы дополнительно пообщаться с господином Хватовым?
– Есть. Сам хотел тебе об этом сказать.
– Рулить прямо?
– Рули.
Перед поворотом к комплексу, где в течение двух суток оборвались четыре человеческие жизни, о недавней трагедии напоминали лишь полдесятка продолговатых щербинок, прочерченных срикошетившими от бетона автоматными пулями, да темное пятно тосола, вытекшего из поврежденного радиатора чешуяковской «Ауди». Притормаживая «Жигули», Слава невесело сказал:
– Вот оно, роковое место…
Бирюков и Лимакин промолчали. Как только повернули с автотрассы на щебеночную дорогу, прорубленную словно по линейке в сосновом бору, показались крыши строений спорткомплекса. Вдали была видна зеркальная гладь Потеряева озера, окрашенная заревом заката будто погружающегося в воду багрового солнца. Кровавые тона вызывали необъяснимую тревогу.
Металлические плотные ворота в бетонном ограждении комплекса были закрыты. Пока камуфляжно одетый охранник пристально изучал прокурорское удостоверение Бирюкова, появился озабоченный Ахмет Полеев. Узнав, что следственная группа приехала, чтобы встретиться с Хватовым, он расстроенно заговорил:
– Виталий Осипович звонил мне сегодня в полдень. Сказал, немедленно выезжает из Новосибирска и, если не случится дорожной катастрофы, через час приедет сюда. Прошло много часов, а его, слушай, так и нету…
– Хватов предчувствовал какую-то катастрофу? – нахмуренно спросил Бирюков.
– Так он сказал. Чего имел в виду, не знаю.
– Вы можете показать его кабинет?
– Конечно, покажу…
Следом за Полеевым Бирюков, Лимакин и Голубев прошли по асфальтированной дорожке, окаймленной с обеих сторон широкими полосами ярких цветов, к белокаменному дворцу. По устланной ковровым покрытием лестнице с полированными перилами поднялись на второй этаж. Приемная перед кабинетом Хватова походила на уменьшенную копию приемной Чешуякова в офисе фонда «Парус». На секретарском столе с перекидным календарем стояли телефон, факс, ксерокс и компьютер. Похожим на чешуяковский оказался и кабинет с видом из окон на озерную ширь. В нем – такая же обстановка. На том же месте, как в кабинете Чешуякова, красовался уменьшенный аквариум с золотыми рыбками, а на стене, за спинкой директорского кресла, бронзовел двуглавый орел. Таким же был и Т-образный полированный стол, на котором, кроме персонального компьютера, ничего не было.
– Хватов умеет обращаться с этой техникой? – указывая на компьютер, спросил Бирюков.
– От безделья, как он говорит, по Интернету путешествует, – ответил Полеев.
– Что там ищет?
Ахмет замялся:
– В основном, по моим наблюдениям, голых девушек в журнале «Плейбой» рассматривает да кинофильмы глядит, которые детям смотреть запрещается.
– А на том компьютере, что в приемной, кто работает?
– Некому на нем работать. Уволенная секретарша умела только в детские игры на компьютере играть.
– За это и уволили?
– В общем-то говоря, секретарша по прямому своему назначению Виталию Осиповичу не нужна. За рыбками в аквариуме ухаживает техничка, а бумажной волокиты у нас нету.
– Зачем же ее принимали?
– Для нецелевого использования.
– Как это понимать?
Полеев попытался увильнуть от прямого ответа, но по настоянию Бирюкова вынужден был заговорить конкретно. Двух молодых девушек – одну смугленькую, другую с белыми локонами – привез на своей «Тойоте» в спорткомплекс Герман Суханов. Закрывшись в служебном коттедже, Хватов всю ночь прогулял с ними. Утром Герман со смуглянкой уехали, а беленькая Люся осталась здесь. Виталий Осипович своим приказом устроил ее секретаршей с окладом около двух тысяч рублей в месяц. Просекретарила она недолго. В тот раз, когда Чешуяков приказал уволить Темнова с Молотобойцевым, под «сокращение» попала и секретарша. На просьбу Хватова оставить Люсю, Федор Павлович недовольно сказал: «Любовниц содержи за свой счет».
– Как фамилия той Люси? – быстро вставил вопрос Голубев.
Полеев задумался:
– Кажется, Жигунова.
– Не Жиганова? – уточнил Слава.
– Правильно, слушай, Люся Жиганова.
Голубев глянул на Бирюкова:
– Игнатьич, с этой путанкой мне пришлось познакомиться, когда мы расследовали дело «Фартовых бабочек». Жила Люся возле метро «Гагаринская» и активно общалась с криминальной братвой.
– Не она ли после увольнения отсюда пристроилась в сожительницы к Бубликову… – в раздумье сказал Бирюков.
– Вполне, Игнатьич, возможно!
По просьбе Бирюкова Полеев стал звонить Хватову. Ни квартирный телефон Виталия Осиповича в Новосибирске, ни сотовый его номер на вызов Ахмета не отозвались.
– Это напоминает бегство, – сказал следователь Лимакин.
– Похоже, что так, – согласился Бирюков. – Придется срочно ловить беглеца.
Этим же вечером Виталий Осипович Хватов был объявлен во всероссийский розыск.