Роковое соглашение

1.

О том, что Вика уехала из города на два дня, шал только Громов, который уговаривал ее никуда не ездить. Но она объяснила председателю совета директоров, что ей необходимо отлучиться. Пришлось отпустить, а что он мог сделать. На два дня фирма осталась без руководства. Куда именно уехала Любовская, знал только один человек – Наташа Рашель и только потому, что теперь работала секретарем директора, то бишь своей подруги. В ее обязанности входило обеспечивать начальницу всем необходимым, в том числе и билетами на самолет.

Вика дала ей задание заказать один билет до Омска и обратно через сутки.

Секретарша выполнила задание.

– Ночным рейсом Любовская вылетела в Омск, а в девять часов утра уже находилась в одной из районных поликлиник города.

Первым делом она обратилась в регистратуры.

– Мне нужна карточка Дмитрия Александрови ча Рогозина.

Полная дама в окошке очень удивилась.

– А сам-то он где?

– Дело в том, что я его жена и мы уже восемь с половиной лет живем в Москве. Уехали туда в командировку, там и остались. А теперь он попал в больницу, и врачи требуют его старую историю болезни. Вот мне и пришлось лететь к вам из Москвы специально за карточкой.

– Вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь, женщина. За это время мы дважды проводили диспансеризацию. Выбывшие из нашего микрорайона и не взявшие вовремя свои карты теперь должны обращаться за ними в центральный архив. Мы все невостребованные истории болезни переслали туда. Я, конечно, могу взглянуть на всякий случай.

Но медкарты не нашлось.

– Что же мне делать?

– Езжайте в архив. Но они потребуют запрос из Москвы.

– А в это время мой муж будет умирать.

– Что же вы мне об этом говорите. Я ничего сделать не могу.

Медицинская бюрократия, как, впрочем, и вся остальная, неистребима, как преступность. Пришлось обивать пороги.

Вика дошла до главного врача городского архива, будто там кого-то лечат, но должность архивариуса называлась именно так.

Надо сказать, ей повезло. Архивариус оказался молодым мужчиной. Тут бюрократия отступила на второй план. Вика выпустила наружу весь свой шарм.

Одинокий столоначальник не отрывал глаз от ее оголенных коленей, когда юбка, будто случайно, приподнялась выше нормы.

Ему очень не хотелось, чтобы очаровательная дама ушла из его кабинета и вместо округлых коленей пришлось бы уткнуться в ворох бумаг, от которых его тошнило.

Пришлось дать распоряжение сотрудникам найти медицинскую карту и принести в его кабинет.

Бедняга лез из кожи вон, чтобы понравиться милой посетительнице, и ему удалось уговорить ее поужинать в ресторане. Она согласилась. Не сразу, конечно, а после долгих уговоров, и предупредила настойчивого повесу, что предстоящий ужин ни к чему ее не обязывает.

Дело нашли и принесли. Вика понимала, что перед ней сидит не тот специалист, который способен дать нужную консультацию, и решила найти врача, лечившего ее мужа девять лет назад.

После всех формальностей и уточнений о месте встречи они расстались, и Вика ушла победительницей с медкартой Дмитрия Рогозина в сумочке. Пришлось вернуться в поликлинику, где началась ее эпопея.

– Карточку мне все же отдали, – докладывала она все той же полной даме из регистратуры. – Тут есть записи о курсе лечения, проведенном моему мужу девять лет назад, но подпись лечащего врача слишком неразборчива, да и почерк у него тот еще. Как бы мне повидаться с ним и проконсультироваться.

– Ваш муж наблюдался у доктора Митрохина Яна Павловича. Он уже на пенсии.

– А как мне его найти?

Вику пожалели – вид у нее был замученный – и дали адрес старика.

Она не медля отправилась к нему. И опять ей повезло: доктор Митрохин был жив и прекрасно себя чувствовал.

Вика предложила ему деньги за консультацию, видя убогие условия, в которых жил врач.

Старик не отказался, но попросил смехотворную сумму. Посетительницу она устроила, чем и очаровала сердце пожилого человека раз и навсегда.

– На ваше счастье, милочка, я имел привычку заполнять карточки подробно и обстоятельно. Разумеется, самого больного я не помню, но здесь все четко изложено. Но вы мне скажите, что конкретно вас интересует. Какой смысл пичкать вас медицинскими терминами. Болезнь сугубо мужская, и вы все равно ничего не поймете.

– Специалисты в Москве утверждают, будто мой муж не способен иметь детей, а у нас сын. Вы можете себе представить, что он сделает, если эти слухи дойдут до него непосредственно.

– Вот оно в чем дело. Если вашему сыну больше девяти лет, то можете не переживать. До обращения к нам он был вполне здоров. Он уже проходил подобные исследования двенадцать лет назад, когда его обвинили в распространении венерического заболевания. Здесь есть выписка на сей счет. За подробностями вам лучше обратиться в кожный диспансер. Но девять лет назад он, как тут сказано с его слов, отправился на охоту с друзьями, и они заблудились в тайге. Он получил сильное обморожение. Мужчина здоровый, понадеялся на авось и запустил развивавшуюся болезнь. К нам он обратился после того, как начались сильные боли. Мы сделали все, что могли. Но такие вещи без осложнений не проходят. Один из вариантов мог привести к бесплодию, такое бывает в семидесяти процентах случаев. К сожалению, он к нам больше не обращался, и о последствиях я ничего сказать не могу. Но если московские светила считают его стерильным и анализы это подтверждают, значит, бесплодие связано с последствиями болезни девятилетней давности. В этом я не сомневаюсь. Впрочем, специалистам достаточно будет изучить эту карту, и они все поймут. Тут все разложено по полочкам.

Вика ушла от доктора Митрохина со смешанными чувствами. Но одно она знала точно: Ромка не его сын.

Омск изменился за эти годы, но он все еще оставался ее родным городом.

Сделав половину дел, Вика поехала на кладбище, где похоронена ее мать. Могила поросла бурьяном, ограда поржавела, у и принесенные ей цветы ничего украсить не могли.

Она стояла и разговаривала с матерью, просила у нее прощения, плакала, но в ответ слышала только шум ветра и выкрики ворон.

Кладбищенскому дворнику Вика дала денег и просила привести могилу в порядок. А что еще она могла сделать? С тяжелым осадком на душе забывчивая дочь ушла с могилы матери.

Посещение кожно-венерологического диспансера не принесло ей радости. На ее мужа имелась там своя карта, я она выглядела как один из томов энциклопедии.

Заполучить ее в руки дело непростое. История болезни обошлась Вике в триста долларов. Те, кто продавал товар, знал ему цену. В Москве такое досье стоило бы в десять раз дороже.

Болезни венерического свойства Вику не интересовали. В деле нашлись оригиналы экспертиз, которым трижды подвергали ее мужа. Две с отрицательным результатом и одна с положительным. Экспертиза делалась на основании постановления прокуратуры. Основание – заявление потерпевшей малолетней девчонки, точнее, ее родителей. Дмитрий Рогозин пятнадцать лет назад изнасиловал пятнаддатилетшою девочку, и та забеременела. Результаты экспертизы подтвердили причастность Рагозина к изнасилованию.

Далее следовало путешествие в архив городской прокуратуры. Пришлось пройти через пять инстанций, и в каждой она оставила по двести долларов, а в последней – триста. Итог – ксерокопия дела Рогозина с печатями нотариуса прокуратуры.

Ксерокопия стоила отдельных денег, нотариус с печатью получил свою мзду. Зато оперативно, без лишних вопросов.

Устроившись в скверике на скамеечке, Вика внимательно пролистала дело, о котором узнала впервые в жизни. К счастью для обвиняемого, до суда оно не дошло. Истец забрал заявление и отказался от иска. Прокуратура тут же свернула дело и, захлопнув толстые папки, бросила его в пыльный архив.

Командировка оказалась плодотворной, даже слишком.

Весь вечер Вика гуляла по местам своей юности, ни разу не вспомнив о свидании с архивариусом. Она думала о своем, вспоминала, сидела на старых лавочках и совершенно не думала о еде.

Переночевав в небольшой гостинице, рано утром Виктория Любовская отправилась на такси в аэропорт.

В свой дом в Москве она вернулась около восьми часов вечера. Звонил телефон, и ее ждала очередная новость.

Интересное положение. Она словно с луны упала, и на нее тут же обрушился град новостей.

Живешь, живешь, а потом – бац…

2.

Машина догнала ее на перекрестке, когда Наташа собралась перебежать дорогу и сесть в автобус. Дверца водителя открылась, и из нее выглянул интересный мужчина лет тридцати восьми.

– Простите, девушка, вы мне не подскажете, как найти улицу Проханова?

Наташа остановилась и задумалась. Она жила рядом, три остановки на автобусе, а он так петлял, что Наташа не знала, как объяснить.

– Вообще-то вам надо ехать в обратную сторону. Это будет второй поворот направо, потом вы проедете два перекрестка и на третьем свернете налево. Там извилистая улочка такая и, по-моему, второй, нет, третий переулок налево…

– Боюсь, что вы меня уже запутали.

Она улыбнулась.

– Как собака: все понимаю, а сказать не могу. Сейчас подойдет двадцать восьмой автобус. Если вы поедете за ним следом… А знаете что… Я как раз еду туда. Проще показать, если хотите.

– Буду вам премного благодарен. Садитесь, пожалуйста.

Он обошел машину и открыл даме переднюю дверцу. Она была тронута.

– Вы, наверное, не москвич?

– Угадали.

Она села, а он вернулся за руль.

– Приехал в командировку в одну фирму, а директора не застал. Придется пару дней болтаться в Москве.

Машина развернулась и медленно поехала вдоль трамвайной линии.

– Теперь вы уж командуйте, а то мы промахнем мимо.

– Нет, я дорогу знаю. А в какую фирму вы приехали, если не секрет?

На дорогу Наташа и не думала смотреть. Парень ей понравился. Она любила таких русских мужиков – курносых, голубоглазых, но с сильным подбородком и мускулистым, словно рубленым лицом, без бабских мягких переходов.

– Фирма тут рядом. Мы мимо нее проезжаем, смотрите слева. «Крокус» называется.

Она увидела свое родное здание, где работала четвертый год.

– Вот как? Так вы металлом занимаетесь?

– Угадали.

– Не угадала, а я сама там работаю. Секретарем-референтом. Директор – моя подруга.

Незнакомец как-то странно посмотрел на нее.

– Подруга Савелия Уткина?

Наташа спохватилась.

– Нет, конечно. Вики Любовской. Теперь она директор. Уткин больше не работает.

– Нам здесь сворачивать?

Она осмотрелась по сторонам.

– Проехали мимо. Назад надо. В предыдущий переулок. Извините, проглядела. Вы, вероятно, торопитесь?

– Куда же мне торопиться в чужом городе Просто хотел заехать в «Дом обуви», посмотреть летние ботинки. Мне сказали, что там хороший выбор.

– "Дом обуви" рядом с моим домом. Не беспокойтесь, мы не заблудимся.

– А с Уткиным вы меня расстроили. Мой шеф договаривался непосредственно с ним. Я привез договор. Они его в принципе уже согласовали.

– Боюсь, вам не повезло. Любовская та еще стерва. Все, что связано с Уткиным, она будет блокировать.

– Спасибо, обрадовали. И что, к ней нет никаких подходов? Я же знаю, что эти дела делаются не бесплатно. Там же есть расценки.

– Любовская просто дура. Она все по-своему решить хочет.

– Мы правильно едем?

Наташа помотала головой.

– Нет, проехали.

Он остановился возле вывески «Ресторан Угра».

– Знаете, что я придумал? Вы ведь с работы, я тоже еще не ел. Пойдемте посидим, поболтаем, не спеша перекусим, а потом займемся продолжением маршрута, уткнувшись в хвост двадцать восьмому автобусу.

Наташу даже в жар бросило. Вот уж подфартило, так подфартило.

– Это взятка за шпионские сведения?

– Нет, просто есть хочется. Но, может, вас ждет муж, и я, что называется, наглею.

– Мужа у меня нет. На данный момент, во всяком случае. В принципе я не вижу причин, чтобы отказываться. Мне тоже торопиться некуда.

– Надеюсь, у них приличная кухня?

– Ни разу там не была.

– Рискнем?

– Рискнем.

Зал на три четверти пустовал. Семь часов вечера еще не вечер. Публика собиралась позже, когда приходил оркестр. А он начинал работать в десять.

Ресторан, судя по табличке, был ночным. Но не исключено, что посетителей отпугивали астрономические цены.

Просмотрев меню, Наташа смутилась.

– Может, пойдем в другой ресторан?

– Ради Бога, не думайте о деньгах. Я очень неплохо зарабатываю, а трачу мало. Рестораны тоже не мое хобби.

– И я к ним равнодушна.

– Зато на кухне торчать не надо.

Кавалер пригласил официанта. Девушка лукавила, рестораны она любила, но не с кем в них ходить. Разве что с чужими мужьями. Она ведь тоже похвастаться личным счастьем не могла. Интересная женщина и фигура хорошая, тридцать лет, умна, образованна, а мужики от нее шарахались. В ней жил какой-то дух противоречия. Если мужчина к ней благосклонен и вроде бы не прочь пофлиртовать, так она обязательно его отошьет, а потом долго об этом жалеет. Других смущал ее самоуверенный вид. Даже в походке чувствовалось высокомерие. Порой такая тоска нападала, что хотелось на панель пойти, так конкурентки ноги переломают. Ничего она не могла с собой сделать. Один Митька был ее утешителем. Он женщин за людей не считал и плевал на ее гонор. Взял однажды за руку и кинул на постель. Она и ахнуть не успела, как платье по швам разлетелось. Мужлан, подонок, хам, муж подруги, но с ним она забывала о своей высокомерности и гордости. Он вил из нее веревки, и она терпела. Сегодня Вике глаз подобьет, а завтра ей. Устала Наташка от этой свистопляски, а куда денешься. Теперь ее окончательно с дерьмом смешали, по вечерам мужу тело отдавала, а по утрам жене кофе в кабинет носила.

Собственность семьи, вроде телевизора, где каждый смотрит свою программу.

А тут странное произошло. Мужик-то к ней не цеплялся. Он даже не смотрел в ее сторону. «Дом обуви» ему подавай. Вот и попала врасплох. Странно, но получалось так, будто она его в свои сети заманивала. Правда, и ревность свою черную работу сделала. Ну как же, он к Вике приехал на поклон. А если она на него клюнет? Нет уж, с нее хватит. Все только ей да ей, а сама Наталья в подавальщицы превратилась. Скоро обувь чистить заставят.

– Впрочем, здесь уютно, – заметил молодой человек.

Она очнулась от своих дурных мыслей. Официанта уже не было.

– Я заказал на его усмотрение самое вкусное. Сейчас взяли моду писать в меню на иностранных языках непонятные названия экзотических блюд, а в итоге тебе приносят обычный овощной салат.

– Кстати, а я знаю английский и итальянский, – не к месту выпалила она, вспомнив о своих достоинствах.

– Честь вам и хвала. Я люблю образованных собеседников, скорее всего, потому, что сам без царя в голове. Не всем же быть умными и образованными.

Наташе стало стыдно за себя. Она расслабилась.

– Меня Наташа зовут. Мы до сих пор так и не познакомились.

– Михаил. Итак, Наташа, пока мы трезвые, вы мне не рекомендуете связываться с новой директрисой-мегерой и возвращаться домой.

Она даже испугалась, что он уедет прямо сейчас. И вообще, что его вдруг рядом не окажется.

– Я согласна сыграть роль посредника. У меня есть свои рычаги давления на Любовскую. Думаю, мое слово в определенном смысле сыграет свою роль.

– Чем же я заслужил такую заботу?

– Еще не заслужили. Вечер только начался.

Официант принес коньяк и шампанское даме. Они выпили, и у девушки разгорелись щеки. Только бы не окосеть, думала она, вот тогда он увидит се истинное лицо и точно сбежит. И тем не менее ей хотелось напиться, чтобы спустить на тормозах все свои комплексы и зажатость.

Еще пару бокалов, и заиграл оркестр. Они танцевали. Он прижимал ее к себе, и она окончательно осмелела.

– Этой суке я тебя не отдам, – шепнула она ему на ухо.

Он сделал вид, что не услышал. Она добавила:

– А если попробует прыгнуть на тебя, то я ее удавлю. Давно пора было это сделать.

Он продолжал ее обнимать и мурлыкать в такт музыке.

Потом они ели устриц, мидий и всякую другую гадость. Если не картошка – значит, дрянь, логика очень простая.

Мифодий Тихий узнал о Вике столько подробностей, сколько не знал о самом себе, и при этом не задав ни одного вопроса. Она предстала перед ним в образе монстра из фильмов ужасов с огромными щупальцами, пожирающего все вокруг себя.

Этот образ не соответствовал той напуганной, измученной женщине, пришедшей за помощью к колдуну и гадалке. А вот Наташа с каждым выпитым глотком все больше и больше походила на жаждущую крови вампиршу. Ему показалось, что она дошла до той кондиции, когда готова броситься на него прямо в ресторане и порвать на нем одежду, Он вовремя лредложил выйти и подышать свежим воздухом. Шел первый час ночи, и они решили, что пройдутся пешком, ибо он уже не в состоянии садиться за руль.

Они шли, покачиваясь, по улице и пели песни. Никогда еще Наташа не чувствовала себя так раскованно и свободно. С собой они прихватили пару бутылок шампанского, хотя и выпито было больше чем достаточно.

Подходя к своему дому, она немного, как могла, собралась и тихо сказала:

– Я не терплю сплетни.

– Странно! – удивился он. – А мне казалось, что мы уже всей фирме перемыли косточки.

– Дуралей. Я говорю о себе. Сделаем так. Сначала иду я, а потом ты. Видишь тот кирпичный дом? Второй подъезд, пятый этаж, квартира тридцать один.

– И кто нас увидит в полпервого ночи?

– Серьезно? – ее качнуло. – Уже полпервого? Ну все равно.

– На ногах устоишь?

Она засмеялась.

– Меня можно завалить, только если я сама этого захочу. Но только не на асфальте. Ладно?

– Иди. Я следом.

Он дождался, пока ее покачивающаяся фигура скрылась в подъезде, и пошел следом. Разумеется, ни одной сплетницы он на пути не встретил. Нашелся один полуночник, выгуливавший собаку возле гаражей, но Тихий выждал удобный момент и сумел проскользнуть незамеченным. Дверь квартиры Наташа оставила незапертой. Он не стал браться руками за ручку, а подцепил ее перочинным ножом и, приоткрыв, пролез в щель.

Наташа уже успела сбросить платье и ходила в кружевном белье, соблазняя гостя своей точеной фигуркой.

– Располагайся и раздевайся. Здесь слишком жарко. Ты потерпишь, пока я приму душ? Меня что-то развезло после шампанского. Я так от водки не пьянею, как от шампанского.

– Ты права. Тебе стоит немного постоять под холодной струей. А я пока подготовлю тебе маленький сюрприз.

– Обожаю сюрпризы.

Хозяйка отправилась в ванную комнату. Тихий решил, что снимать ботинки не имело смысла. Наташа не относилась к категории чистюль. Она даже собственную кровать не застелила, а на кухне в раковине стояла гора грязной посуды. Кухня походила на общежитие, где висело белье на веревках, залитая жиром плита, пустые бутылки из-под водки и коньяка занимали все пространство на балконе.

В гостиной Тихий внимательно осмотрел люстру. Она его устраивала. Он срезал одну из веревок на кухне, сделал очень примитивную петлю, а второй конец привязал к крюку под потолком, потеснив люстру в сторону. Принес с кухни табурет и поставил под петлей, немного сдвинув стол к окну.

Королева появилась в комнате обнаженной.

– Где сюрприз?

Он кивнул ей на веревку.

– Ну да, я так и думала, что все это сон. Мне сразу лезть в петлю или ты все же трахнешь меня?

– Тогда ты проснешься раньше времени. Лучше проснуться, когда веревка переломает тебе шейные позвонки. Откроешь глаза, и ты в моих объятиях.

– Класс! Идея мне нравится. Ты знаешь, если я даже не проснусь больше никогда, то мне не страшно. Я столько раз хотела это сделать сама, что готова к любому варианту. Такого мужика, как ты, я встречала только во сне, а просыпаясь, занималась мастурбацией. Ты не реальность, ты сон. И все остальное сюрреалистическая шизофрения. Если бы ты ушел раньше или не поднялся следом за мной, я все равно сделала бы это, но, может, другим способом, скорее всего, выпрыгнула бы в окно – это надежней.

Равнодушный тон и неадекватное поведение смутили палача. Мифодий не знал, что ей ответить. Скорее всего, она ничего не соображала от выпитого шампанского, он представлял себе все совершенно иначе.

– Ну что сидишь, красавчик? Подай даме руку. Думаешь, я сама взберусь на табурет?

Он встал и подал ей руку. Впервые у него ком встал в горле, и Тихий не мог выдавить из себя ни одного слова.

Наташа взобралась на табурет и сама надела петлю на шею.

– Жаль, что я тебя так и не попробовала. Опять сон только подразнил и довел меня до экстаза. Одна цыганка мне нагадала, что я дождусь своего принца и он меня унесет в другой мир. Ее предсказания сбылись… Так ты уверен, что я проснусь в твоих объятиях?

Он кивнул головой. Она крепко сжимала его руку, он не стал выдергивать ее, понимая, что ей это нужно.

– И все же эта стерва победила!

Это были ее последние слова, и она сама отбросила табурет в сторону.

Тихий опустил голову и смотрел в пол. Он лишь чувствовал, как ее рука еще сильнее сжала его ладонь, а потом стала слабеть, слабеть и, выскользнув, повисла как плеть.

Палач убрал оставленные им следы, забрал Шампанское и ушел.

Впервые выстреленная из его винтовки пуля рикошетом отскочила ему же в лоб. Впервые он сам потерял равновесие. Шок выбил и под ним табурет Добравшись до своей машины, он еще долго сидел за рулем, не трогаясь с места. О чем он думал, одному Богу известно.

3.

Менеджер по продаже автомобилей внимательно прочел протянутое ему в руки удостоверение. – Ксения Михайловна Задорина, следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры, подполковник юстиции.

– Могли бы не читать вслух, я помню, что написано в моем удостоверении.

Он глянул на элегантную женщину лет тридцати пяти и покачал головой.

– Никогда бы не подумал. Женщина-следователь – понятно, но одежда от Кардена и духи, не говоря уже о внешности, полное несоответствие.

– Прикажете мне в телогрейке ходить? Жарковато. Мы можем сменить зал салона на более уютное местечко?

– Разумеется, прошу в мой офис. Ксению проводили в небольшой кабинет с хорошим кондиционером и предложили кофе. Она не отказалась.

– Вообще-то прокуратура нас не беспокоит. На нас в основном налоговики нажимают. Бдительный народ.

– Нас не интересует ваш бизнес. Мы расследуем убийство Уткина Савелия Львовича. Ваша жена работает в его фирме, так что обойдемся без предисловий. Она сказала, что видела в вашем салоне секретаршу Уткина, интересующуюся дорогой машиной.

– Вы правы. Мало того, она ее купила позавчера. Она хотела купить «жука», сейчас это очень престижная машина. Но ей цвет не подходил. А тут пришла и сказала, что передумала. Вместо «жука» купила «Гольф 1.6 Базис» салатового цвета за шестнадцать тысяч девятьсот пятьдесят долларов. Машина очень хорошая.

Оформила страховку, здесь же ей выдали номера, зарегистрировали, все по полной программе.

– Она одна была?

– Все оформления делала одна. У нее, как мне показалось, нет водительских прав. Я выгнал машину за ворота территории, а там ее поджидал молодой человек лет двадцати. Высокий, худощавый, в черных очках и бейсболке с длиннющим козырьком. Так что лица его я не разглядел. Он и сел за руль.

– Мне нужны все данные машины и номерные знаки, выданные автоинспекцией. Можете мне подготовить такой пакет документов?

– Конечно. Вы попейте кофе, а я все организую.

Задорина ушла из салона через полчаса. Получив документы, она позвонила в отдел следственной группы и продиктовала полученные данные на купленный автомобиль. Майор Марецкий попросил ее срочно приехать в управление.

Ксения взяла такси и тут же отправилась на Петровку.

Новость ее ждала неожиданная.

– Позвонила сотрудница из фирмы Уткина, – с ходу начал докладывать Марецкий. – Петрова Вера Семеновна. Она работает бухгалтером, и ей срочно потребовалась печать на документы. Любовская в командировке, она пошла к ее новой секретарше поставить печать, а та на работу не вышла, банковские документы не терпят проволочек. Позвонила ей домой. Там не отвечают. С новой секретаршей мы уже знакомы. Наталья Рашель, та самая, которая обо всех все знает, лучшая подруга Любовской. После того как Любовская уволила Катю Бирюкову, она взяла на ее место Рашель. Последний раз Рашель видели уходящей с работы в половине седьмого вечера или около того. Женщина пропала. Как в воду канула.

Бухгалтерша поехала к ней домой, но тщетно. Дверь ей не открыли. Она решила подождать ее во дворе и позвонила по мобильнику в офис, чтобы ей тут же сообщили, если Рашель объявится на работе. И тут она заметила, что в окнах секретарши горит свет во всех комнатах и на кухне. Она решила, что Наташе плохо и вызвала милицию и «скорую».

Дверь вскрыли и нашли Рашель, совершенно обнаженную, повешенной в гостиной.

На месте происшествия работала бригада окружного отдела. Мы, к сожалению, получили это сообщение слишком поздно. Труп увезли в морг. Я уже ездил к ним в райотдел. Случай, на мой взгляд, очень странный. По предварительным данным, Рашель умерла в районе часа ночи. Никаких следов насилия нет. Замок в квартире в полном порядке. Отпечатков море, будто в квартире отмечали свадьбу. Соседи ничего не видели, не слышали. Однако нашелся один мужчина из ее подъезда. Он гулял с собакой и видел Рашель в половине первого ночи. Она одна возвращалась домой. Стопроцентное самоубийство. Скоро мы получим результаты вскрытия, но не думаю, что они прольют свет на обстоятельства смерти. Уголовное дело возбуждать не стали – нет оснований. Кража также отпадает. В доме найдено более семи тысяч долларов и несколько сберкнижек на предъявителя. Золотых изделий полная шкатулка – ребята пожали плечами. К тому же есть сведения, что Наталья Рашель часто выпивала, и это подтверждено арсеналом пустых бутылок на балконе. Я отправил туда Сухорукова – нашего эксперта, пусть снимут отпечатки с посуды.

Может, что и мелькнет. Вот сижу, жду неожиданностей, но боюсь, мы остались у разбитого корыта.

– Ты объявил машину Кати в розыск?

– Конечно. Но мне не верится, что девчонка причастна к смерти Уткина.

– Любовская восходит на престол и тут же ее увольняет, заменяя на лучшую подругу – Рашель. Катя со своим дружком-наркоманом Славиком Горбатько без определенного рода занятий идут в автосалон и покупают машину за семнадцать тысяч долларов и на ней исчезают. Родителям девушка оставляет записку, будто уехала в отпуск на море с подругой. Откуда у нее такие деньги?

– Но жена Уткина утверждает, что деньги из дома не исчезали.

– А та же Любовская заверяла нас, что Уткин прячет деньги на даче и у него их полно. Соседи по даче нам подтвердили частые появления Уткина на своей фазенде, как он ее называет, с разными женщинами. В том числе и Катю опознали по фотографии. Я делаю вывод, что сговор Кати со своим дружком вполне возможен.

– Мальчишке двадцать лет. Наркоман, скрывается от армии, образование пять классов. Его даже Друзья называют дебилом, а девчонки – кишкой с оглоблей. Извини, но это не мои слова. Теперь вспомни, как погиб Уткин. Жена до сих пор уверена, что он выбросился из окна после двухчасового скандала. Что мы имеем. Следы удавки на шее. Убийца поджидал его очень долго. Откуда он вообще мог знать, что Уткин выйдет на балкон. Нужно быть очень опытным человеком, чтобы скинуть петлю с верхнего балкона, поймать в нее голову человека, который в это время мог прохаживаться, а не стоять на месте, благо трехметровый балкон это позволяет. Накинул петлю, вздернул, поднял восемьдесят девять килограммов вверх, перенес через парапет и сбросил. И все это сделал сопливый тщедушный мальчишка? Тупой дебил?

– Ты хоть сам-то понял, сколько чепухи наговорил. Степа, ты же один из самых опытных сыскарей в Москве, а сидишь и лепишь горбатого.

Марецкий закурил. В его каморке и без того стояла духота, и он старался не курить в присутствии Ксении, но не выдержал. Отойдя к открытому окну, он тупо уставился на улицу.

– И не надо злиться, если что-то не получается. Наберись терпения. Начать надо совсем с другого конца. Представим себе, что Катя добралась до денег Уткина. Она могла нанять для работы любого наемника.

Марецкий хмыкнул.

– Не она, так ее дружок, – поправилась Задорина. – Он же шляется непонятно где и е кем. Но оставим эту часть в покое. Рассмотрим само убийство. Если Уткину надели удавку на шею, то он с ней бы и упал вниз. А у него на горле, кроме следов, ничего не было. И эксперты установили, что умер он не от удушья, а от травм, полученных при падении. Идем дальше. Зачем придумывать какие-то балконы, когда Уткина проще простого зарезать в собственном подъезде? У них в доме даже кода нет, и консьержку они найти уже год не могут. Опорный пункт рядом, никто ничего не боится из жильцов. Ни одной кражи за три года, как заселили дом, а там живут небедные люди. Вошел убийца следом за Уткиным в подъезд и ударил его молотком по голове. Ищи – свищи. Вот тебе логика сопляков, которых могли нанять Катя со Славой.

В соседней квартире, где есть балкон, жильцы на даче живут, этажом выше – вся семья дома находилась. Откуда взяться веревке и куда она исчезла, когда должна остаться на шее? Ну кому нужен такой способ убийства?

– А сама-то ты подумала, что сказала? – не отрывая взгляда с улицы, спросил Марецкий. – Напрочь все запутала. По твоей логике, Уткин сам прыгнул с балкона, а шею повредил в полете, зацепившись за провода. Сопляки мудрить не станут, а профессионалы тем более.

– Да. Ты прав. Все говорит за самоубийство, кроме деталей. Первое. Этот человек скорее придушил бы свою жену, проклевавшую ему плешь, чем покончил бы с собой. Он жизнь любил и получал от нее все, что мог. А во-вторых, провода тут не причем. Глубокая вмятина осталась вокруг всей шеи и имеет характерный плетеный рисунок, не похожий на стандартную веревку.

– Лассо ему ковбой накинул.

– Отличная мысль, между прочим. Я до этого не додумалась.

– И слава Богу. У нас ковбоев нет. Здесь город, а не прерии.

– А если убийца эстет? Любит изгаляться, наслаждаясь собственной фантазией?

– Тогда причем тут Катя со своим придурком?

В кабинет без стука вошел капитан Сухоруков. Молодой подвижный парень, больше похожий на посыльного, чем на милиционера. Да и вид у него каким-то легкомысленным.

– Накопал что-нибудь? – безучастно спросил Марецкий.

– А то как же. Разве я с пустыми руками возвращаюсь?

– Ну ладно, знаю я твои приколы. Спички принес из дома некурящей женщины?

– У дамочки… извините, у жертвы осталась записная книжка с еженедельником. Вот она.

Сухоруков сел за стол и сам же начал ее листать, – Нельзя сказать, что Наталья Марковна Рашель вела регулярный дневник, но изредка заносила определенные события в ежедневник. Последняя запись сделана пять дней назад. Читаю: «Ночью приперся Митька, искал Вику, думал, мы с ней бардачим. А я понятия не имею, где она шляется; Короче, домой он возвращаться не стал. До утра меня волтузил, никакого удовольствия, одни синяки. Утром рассказала Вике, а она на меня полкана спустила. Можно подумать, я сама его к себе завлекаю». Теперь оторвемся от записей. Митька – не кто иной, как муж Виктории Любовскои, который давно уже состоит в интимных отношениях с Натальей Рашель, и Любовская об этом, конечно же, знает, что подтверждают и другие записи, сделанные ранее. – Сухоруков положил на стол несколько фотографий. – Это позаимствовано из фотоальбома покойной. Здесь она изображена вместе с Дмитрием Александровичем Рогозиным, мужем Любовскои. Судя по всему, их роман длится не первый год. Странно, что при этом любовница и жена остаются подругами. В конце концов, у кого-то должно лопнуть терпение.

– И ты, Боря, считаешь, что оно лопнуло у Любовской и она покончила с соперницей? – спросила Задорина.

– Я ничегошеньки не считаю. Любовская, став директором фирмы, сделала подругу своей секретаршей и увеличила ей оклад в два раза. Вчера Любовская вылетела в Омск в командировку на двое суток и в час ночи находилась в полете.

Это подтверждено. Меня заинтересовал Дмитрий Рогозин. Дома его нет, а на работе сообщили, что он в отпуске. Мобильный телефон отключен. У покойной есть все его телефоны. Где искать Рогозина, я не знаю. В записной книжке много мужчин, но Наташа хранила только фотографии Рогозина. К тому же, она вдова. Ее муж умер пять лет назад. После его смерти она никого себе не нашла. А женщина очень эффектная, надо сказать. Выбор пал на мужа подруги, которому, извините, сорок девять лет. Странное пристрастие, а Рашель тридцать один.

– А Любовской двадцать семь, – добавила Ксения. – Смахивает на патологию. Впервые встречаю в жизни такой треугольник.

Пока они рассуждали, в кабинете появился помощник дежурного по городу.

– Факсом переслали акт медэкспертизы для вас, Степан Яковлевич.

Офицер подал длинную портянку Марецкому.

– Спасибо, Леша, а то я уже заждался.

– И что там? – спросил Сухоруков.

– Так-так-так… Смерть наступила в час ночи от удушья, это мы и так знаем. Так-так-так. Вот интересный пустячок. В желудке у трупа обнаружены непереваренные продукты. Лангусты, мидии, устрицы, а в крови завышенная доля алкоголя. Все говорит о том, что Наталья Рашель была пьяна. Но напилась, надо понимать, в дорогом ресторане. Свидетель утверждает, что домой она вернулась одна и через полчаса повесилась. Трудно поверить, что она одна ходила в ресторан. Не так их в Москве много, где подают такие деликатесы.

Сухоруков оживился.

– Фотографии покойной у нас есть. Можно приступать?

Марецкий глянул на капитана.

– Вот за это я тебя и люблю, Боря.

– Не волнуйся, Степа, я с пустыми руками не вернусь.

– А кто спорит.

Сухоруков взял со стола снимки и выскочил из кабинета.

– Толковые у тебя ребята, Степан, – улыбнулась Задорина.

– Других не держим. Ну что ты на все это скажешь. Ксения Михална?

– Связи между смертями Уткина и Рашель не вижу, кроме общего места работы. Ни в том, ни в другом случае мы убийства доказать не можем.

– А Любовская не связь?

– А где мотив? Ревность? Она не первый год знает, что муж ее отъявленный кобель, а тут вдруг заревновала и решила всех перебить, а Уткин так, под руку попался.

– Директорское место, – Я говорила с председателем директоров Громовым. Он мне сказал, что Любовская была крайне удивлена своему назначению и вопрос решился в последнюю минуту. Никто ее в кандидаты не прочил. А то, что она ему рожу расцарапала за хамство, ему хватило. Не убивать же мужика, если он тебя за ляжки ущипнул.

– Фу, какие слова, мадам Задорина.

– А ты не выводи меня из себя. Любовскую даже за уши к этому делу не притянешь. Нормальная баба с отличными характеристиками, всего своим трудом добилась без постелей и лохматых лап. Никто ее не толкал, ни за кого не держится, да еще муж подонок. Так можно кого угодно под топор подвести.

– Ну все, успокойся. Ишь развоевалась. Где твой холодный разум?

В кабинете повисла тишина. Больше всего обоих раздражало топтание на месте, время шло, а сдвигов никаких, вот и отыгрывались друг на друге.

4.

Трудно понять, куда ты попал. Первый этаж разбит на три части – ресторан, бильярд, бар и еще одна дверь, куда не всех пускали. Для этого возле занавесок стояли двое амбалов.

Кто-то предъявлял им визитки, кого-то знали в лицо. В закрытое помещение попадали через бильярдную, и если вас пропускали, то вы оказывались в мини-казино. Несколько карточных столов и рулетка. Но это еще не самый главный уголок для азартных толстосумов. Здесь имелась еще одна дверь, скрытая от посторонних глаз. Две панели в етоле раздвигались, вы оказывались на лестничной клетке и могли подняться на второй этаж, где располагались отдельные кабинеты для серьезных игроков и делались очень крупные ставки. Существовал и третий этаж. Туда приглашались только избранные. Десять комнат с лучшими, отборными девочками. Обслуживали по высшему классу.

Вывеска на улице гласила: «Клуб гурманов». Не каждый мог стать членом клуба, а только по надежным рекомендациям, разумеется, за исключением так называемых халявщиков, к которым относились высокое милицейское начальство, налоговая полиция, некоторые чиновники прокуратуры и местные криминальные авторитеты. Скандалов в клубе не случалось. Из одного ручья в джунглях пьют воду и газели, и ягуары. Голые все равны. В коридоре третьего этажа могли столкнуться вор в законе, находящийся в федеральном розыске, и начальник уголовного розыска.

Разбирайтесь на улице, а тут нейтральная полоса. Одну из комнат занимал Дмитрий Рогозин. Он не развлекался, а жил здесь. Он не превратился в затворника, пользовался всеми возможностями предлагаемого сервиса, но здания не покидал. Больше того, он не спускался вниз и старался не выходить в коридор.

К нему в комнату имели доступ несколько человек. Директор заведения, его старый друг и партнер, метрдотель, несколько девочек, а главное – его телохранитель.

Странный тип, которого никто никогда не видел и которого не интересовало, что делается в притоне и в остальных тайных закутках клуба. Он приходил, когда считал нужным, ни с кем не общался, кроме своего хозяина, и не задерживался более десяти-пятнадцати минут.

Сегодня телохранитель появился днем, когда клуб был еще закрыт. Его впустили и провели до комнаты хозяина под конвоем двух амбалов, оставшихся поджидать гостя за дверью.

Рогозин валялся на кровати и смотрел телевизор. С появлением сыщика он тут же встал и выключил аппарат. По непонятным причинам крупный делец проникся большим уважением к своему секьюрити и даже надевал пиджак в его присутствии.

– Как дела, Миша? – спросил Рогозин, протягивая вошедшему руку.

– Все идет по плану, Дмитрий Александрович.

Тихий подошел к окну и глянул из-за занавески на улицу.

– Думаешь, за тобой следят?

– Не думаю. Но за вами следили. После того, как вы исчезли, муравьи зашевелились. А это мешает мне работать.

– Кто за мной следил?

– Вы на крючке у отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Работаете неаккуратно, Дмитрий Александрович. Но этот аспект вашей деятельности меня не интересует. Моя задача найти и обезвредить Григория Любовского. Наши предосторожности себя оправдывают. Любовский не хмырь с улицы, и его угроза – не вопли шпаны, а серьезное предупреждение. Недооценивать его нельзя. К делу он готовился серьезно и действует изощренно, я бы сказал, с фантазией. Промахов с его стороны мне обнаружить не удалось. Он обещал вашей жене, что разорвет все ее нити, связанные с теперешней жизнью. Обещание свое он держит. Первым на тот свет отправился Уткин. Виртуозное убийство. Но я думаю, что это была его первая и последняя ошибка. Устранив Уткина, он только закрепил позиции бывшей жены на старых корнях, сделав ей одолжение, избавив от конкурента. Думаю, что теперь он начал это понимать. Потом он убил лучшую подругу Вики Наталью Рашель. Уже серьезней. Тут он попал в яблочко.

– Но зачем ему убивать Наташку? Они же ненавидели друг друга. Сплошная видимость хороших отношений. Не думаю, что Вика горько заплачет на ее похоронах.

– Заплачет, если не захочет попасть в лигу подозреваемых лиц. У следствия ограничен выбор. Пара-тройка людей на примете, и ваша жена среди них. А потом, что вы хотите от чужака, я говорю о Любовском, который ничего не знает о жизни Вики? Он человек со стороны. По его мнению, все эти люди дороги Виктории Дмитриевне. Хороший начальник, помогавший ей делать карьеру, лучшая подруга и, наконец, главный враг – ее муж, – Значит, я следующий?

– Этого никто не знает. Но рано или поздно он выйдет на меня. И попадет в капкан.

– Скорей бы. Мне уже невыносимо сидеть в этой клетке. К тому же каждые сутки пребывания здесь обходятся в две тысячи долларов.

– А сколько стоит ваша жизнь?

– Нет, я вас понимаю. Но живу, как в гамаке над пропастью. Ни секунды покоя.

– А мне кажется, вы подобрали себе неплохую крышу. Но нужно сделать так, чтобы милиция не объявила вас в розыск. Ретивые сыскари из экономического отдела могут решить, что вы сбежали. Их надо разубедить в этом. Напишите открытку жене с приветом из Кисловодска. Пусть думают, что упустили сами момент, когда вы уехали в отпуск. И дайте мне ваш паспорт. Я пошлю человека в Кисловодск, который поживет там под вашим именем Петровка проверит данные через своих людей на Северном Кавказе и получит соответствующее подтверждение. Тогда они снимут контроль и наружное наблюдение в Москве и развяжут мне руки.

Мифодий положил на стол несколько открыток с видами Кисловодска.

– Заполните три для пущей убедительности.

Рогозин нервничал и долго думал над каждым словом. Ему потребовалось полчаса на заполнение трех сухих фраз, адресованных жене. Закончив мучительный процесс, он достал свой паспорт.

Тихий убрал бумаги в свой карман.

– А не получится так, что Любовский первый узнает о том, что я на Кавказе и поедет туда? Кто знает, когда он вернется?

– Ему понадобится подтверждение, и он встретится с Викой, а мне этого только и надо. Важно его засечь, и он уже не уйдет от меня.

– А дальше?

– Дальше придется снять все подозрения с вашей жены и навесить их на него.

– Я не хочу, чтобы Любовский попал в руки следователей. Начнут ворошить старые дела, и скандал неизбежен. Любовского надо убрать другим методом.

– Если его арестуют, еще не значит, что он откроет рот. Может не успеть, Слушайте меня, я знаю, что делаю.

– Боже упаси, Миша. Никто с тобой не спорит. Я просто рассуждаю вслух.

Делай так, как считаешь нужным. Ты профессионал, а я обыватель.

– Что вашу жену связывает с Омском?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому, что она летала в Омск на два дня. С фирмой поездка никак не связана.

– Она там родилась. И потом Любовский из Омска. Может быть, она хотела о нем что-нибудь узнать? Ведь он и сидел где-то в тех краях.

– Хорошо. Пора мне поговорить с вашей женой по поводу вашего отъезда в Кисловодск и предостеречь ее от неверных шагов. Кажется, она решила сама во всем разобраться.

– Учтите, у нее отвратный характер. Скажите ей одно, она сделает наоборот. Слишком силен в ней дух противоречия. Да еще она сначала делает, а потом думает. Благодаря этому немало неприятностей нажила себе, но ошибки ее не учат. Она их повторяет с регулярной настойчивостью.

– Я учту ваше замечание. Будут новости, зайду. Помните мои слова. Не исключены любые провокации. Ни под каким видом, ни по какой причине не выходите на люди. Там я вас контролировать не смогу, да и помощи от меня не ждите, если нарушите инструкции.

– Заучил как святцы. Жизнь мне еще дорога. Пусть другие сдыхают, а у меня грандиозные планы на будущее. Можно и потерпеть, есть ради чего.

Мифодий встал со стула и вышел.

Тем же вечером он встретил Вику в подъезде ее дома. Увидев его, она вздрогнула.

– Не помните меня?

– Как же, если вы за мной следите. У меня глаза есть на макушке.

– Не слежу, а оберегаю вас. А сейчас зайдемте в квартиру и не будем мозолить глаза соседям.

– Это приказ?

– Пока просьба.

Вика открыла квартиру ключом и пропустила сыщика вперед.

– Проходите на кухню, у меня не убрано.

Они сели за стол, и Вика закурила.

– Я как-то и без охраны неплохо себя чувствую. Это Дмитрий вас приставил, чтобы я по мужикам не шастала?

– Вам я могу назвать имя вашего любовника, а мужу пока нет. Моя работа связана с другими задачами. Раз уж заговорили о вашем муже, то хочу вас предупредить, что на Петровке на него заведено уголовное дело. Наружка его ведет. Он исчез. Прежде чем объявить его в розыск, они обязаны проверить все варианты, не связанные с побегом. Безусловно, в первую очередь под каким-нибудь предлогом захотят получить информацию от вас. Подтвердите им, что муж отдыхает в Кисловодске, вернется через месяц. – Тихий достал из кармана открытки и показал хозяйке. – Первую вы получите дня через три. Сегодня их отправят самолетом в Кисловодск и тут же опустят в ящик. Покажите ее любопытным. Нам надо, чтобы они сняли наружное наблюдение. Иначе Любовский к вам не подойдет. Он человек опытный и видит, что делается вокруг. Сыскари с Петровки работают из ряда вон плохо.

– Значит, Митька влип в историю. Допрыгался. Теперь его еще посадят.

– С конфискацией имущества. Окажетесь на улице. Но речь идет не о нем.

– А почему Гришка должен подходить ко мне?

– Задать вам вопрос: «Хватит или продолжить дальше?» Может, вы уже созрели и готовы с ним уехать.

– Хватит? Чего хватит?

– Убивать ваших близких и знакомых. Его цель – оставить вас одну. Если он узнает о любовнике, то считаю, с вашего Сережи голова полетит в первую очередь.

– Проследили все же.

– Ваши глаза на макушке дремали.

– Любовник тут не причем. Сегодня один, завтра другой, всех не перебьешь. Моя личная жизнь изменчива. Муж – всегда муж, и о нем я обязана думать.

– Так сложились обстоятельства, что ваш муж стал мишенью двух стрелков. Милиции с одной стороны, Григория Любовского – с другой. И каждый желает заполучить его первым. На дефицит всегда повышенный спрос.

– Ему ничего не угрожает?

– Пока он под моей защитой, то почти ничего. Если вы будете со мной сотрудничать, можно говорить о стопроцентной безопасности.

– Что я должна делать?

– Ничего до появления Любовского. Скоро он объявится. Важно, чтобы он попал в поле моего зрения, остальное – дело техники.

– И что мне ему сказать?

– Дайте ему надежду, но не стопроцентную. Он должен оставаться активным. Его надо взять с поличным. Пусть продолжает вершить правосудие. Но до Дмитрия Александровича мы ему не дадим дотянуться. Он должен понять, что сломал вас только наполовину. Вы еще не готовы броситься в омут с головой, но уже пошатнулись.

– Хорошо. Я сделаю все, о чем вы просите.

– Постарайтесь не переиграть. От вас сейчас зависит пятьдесят процентов успеха всего мероприятия.

– Если бы! Избавимся от маньяка, будем торжествовать победу, и в разгар веселья придут люди с санкцией на обыск и арест. В итоге я останусь одна у разбитого корыта. На улице, как вы сказали.

– У следствия нет фактов. Иначе они его бы уже арестовали. Не хватает главной улики. Я предупредил вашего мужа о том, что он находится под колпаком. Надеюсь, у него хватит ума замести следы. В конечном итоге это в его интересах. Он человек умный, знает, что делать.

– Я могу его увидеть?

– Пока нет. Но надеюсь, скоро наступит развязка. Тогда и увидитесь. Желаю удачи.

Тихий ушел, оставив Вику в глубокой задумчивости.

5.

Они опять встретились на Цветном бульваре. Багет сказал Тихому, будто Дядя доволен результатами его работы и в качестве аванса послал небольшую делегацию в Тольятти, чтобы заключить короткое перемирие. За своего старика Миф может не беспокоиться. Но кардинальные меры Дядя примет только после завершения Мифом всей операции.

Багет рассмеялся.

– Ты себе не представляешь, как Дядя реагирует на каждый твой фортель. Складывается впечатление, будто он сидит на трибунах и наблюдает за любимой хоккейной командой. Можно сказать, ты уже вошел в категорию его любимчиков. Видел бы ты его физиономию, когда я принес ему твои карты с кровавыми отпечатками пальцев. Пришлось очень долго объяснять яйцеголевому «ху из ху». А что касается меня, то снимаю перед тобой шляпу. Ты уникальная личность. Виртуозно работаешь.

– Я занимаюсь творческим процессом. Можно назвать это работой, но я так не думаю.

– Согласен. Сам пишешь сценарий, сам режиссируешь и сам играешь главную роль. Един во всех лицах.

Багет не отрывал от него глаз.

– Что-то в этом роде. Но без клиентов и статистов я один ничего не стою. Мне нужна массовка, люди, подыгрывающие мне. Одно печально, в моем театре нет зрителя. Публика довольствуется краткими сводками криминальной хроники, а там любят все переврать и подать по-своему. В итоге хорошая идея и сам спектакль превращаются в балаган. Репортерам нужна сенсация и скорость, чтобы выплеснуть ее публике раньше других. Они не аналитики, а саранча, гонимая ветром в ту сторону, где пахнет жареным. История о гибели Уткина в разных новостях и газетных заметках выглядела по-разному. Кто-то так увлекся, что на весь мир заявил, будто в падении он сбил еще трех человек и те лежат в реанимации. Фантазии хватает только на цифры – чем больше жертв, тем сочнее. Обожают недожаренное мясо с кровью.

Багет улыбнулся и, сделав серьезное лицо, сказал:

– Я должен тебя предупредить. Важная новость. Из достоверных источников с Петровки нам стало известно, что на днях доктора Макова арестуют. Материалов на него набралось достаточно. Метят купюры для взятки, готовят пациента, подготовка идет полным ходом.

– Его пасут?

– Нет, конечно. Спугнуть можно. Тут важен фактор неожиданности, как снежный ком. Пока он чувствует себя расслабленно. Я к тому, что на Петровке тебе его достать будет трудно. Он же входит в твою карточную галерею.

– У меня хорошая память, Багет. Может ли он ожидать подвоха?

– Конечно, может. Поэтому с ним не торопятся и ведут тщательную разработку. К тому же его охраняют четверо лбов. Во время приема они дежурят возле дверей в коридоре в виде санитаров. Как не шустри, а сигнал он получить успеет и от меченых денег избавится. Во-первых, у него стоит в кабинете бумагорезка. Ему секунду надо, чтобы бросить туда купюры и сделать из них фарш. Он не кладет их ни в сейф, ни в карман, а держит в конверте на столе. Во-вторых, попытка пройти к нему со скрытой видеокамерой тоже бессмысленна. Санитары даже у женщин сумочки отбирают при входе в кабинет. Мужик застраховал себя со всех сторон. И не всегда он берет деньги в кабинете. Предложит пройти с тобой в рентгеновский кабинет, а там скажет: «Положите конверт на ту полку». Только деньги с полки исчезают сами по себе. Проверить его помещение никому не удавалось. Налоговики пробовали, но впустую.

– Обширная информация. Премного благодарен.

– Когда ты закончишь операцию?

– Не знаю. Такую партию надо хорошо разыграть. Не хочется банальных и предсказуемых финалов.

– Впрочем, у тебя вагон времени. Вынужден перед тобой извиниться, но с Любовским-Орловым ничего не получается. Одно могу сказать твердо, в гостиницах он не живет. Это меня наводит на мысль, что в Москве у Любовского есть сообщники, пригревшие его у себя. Один Любовский с такой задачей не справится. Рогозина непросто достать, тот жук ушлый.

– Я в этом уже убедился.

– Как тебе живется на новом месте?

– Просто апартаменты по сравнению с Марьиной Рощей.

– Важно, что все дворы вокруг проходные, черный ход и метро в двух шагах. Как только квартира освободилась, я тут же о тебе подумал. А Дядя меня опередил. «Отдай ключи Мифу, – говорит. – Он того стоит». Так что теперь у тебя самая надежная крыша.

– И на том спасибо.

– Не думай, я о Любовском не забываю. Ребята его ищут.

– Не очень беспокойся. Он сам ко мне придет.

– Тебе нужны деньги?

– Мне не на что их тратить. Привет Дяде.

Миф встал со скамейки и, похлопав Багета по плечу, ушел.

Обычно все выглядело наоборот.

Доктор Маков был очень осторожным человеком. Тихий следил за его офисом весь день. Частная клиника находилась в левом крыле старого трехэтажного дома, приютившегося в тихом дворике. «Частный кабинет профессора Макова». Так гласила бронзовая табличка на фасаде перед крыльцом. Шесть окон первого этажа с решетками и плотно сдвинутыми занавесками. Окна располагались слишком высоко над землей, и внутрь не заглянешь. Да и смысла не было. Правая половина первого этажа принадлежала какой-то строительной конторе с очень длинным и запутанным названием. Второй и третий этажи оставались жилыми, а вход находился с другой стороны здания.

В принципе местечко идеальное. Выход только один. Выстрел – и доктора нет.

Но это смешно. Убивать человека с таким умом надо по-умному, а не исподтишка.

Судя по всему, в крыле, занимаемом Маковым, не менее десяти комнат. Как же хитроумные сыскари рассчитывают накрыть кровопийцу? Двор просматривается со всех сторон, ОМОН незамеченным не останется, а у гинеколога четверо парней на стреме. Захватить они всех смогут, а улик не найдут.

Клинику Макова Тихий разглядывал в бинокль из дома напротив. Он видел, как люди входят и выходят из помещения, занимаемого врачом, все спокойны, довольны.

На крыльце по соседству Кипела более активная жизнь. Здесь сновали деловые клерки и рабочие в робах. Оба крыльца располагались рядышком, но было ясно, что их разделяет мощная стена в три кирпича, а то и больше. В те далекие времена умели строить на совесть. Нелегко будет схватить за руку хапугу. Тихий не завидовал оперативникам.

Но одно дело наблюдать со стороны, другое – все увидеть своими глазами.

Мифодий спустился вниз, вышел из подъезда и прямиком направился в офис знаменитого доктора. Он вошел в помещение и осмотрелся. Справа – стена, слева – коридор. Пять кабинетов по одной стороне, три по другой. В конце на скамейке сидели двое посетителей и четверо санитаров в белых халатах. Все правильно.

Значит, кабинет шефа последний, до него метров десять или больше. Причем напротив входа находился туалет. Одна комната для мужчин и женщин, далее шла регистратура, где за стеклянной перегородкой располагались три окошка. Тихий подошел к ближнему и склонился. Регистратура занимала метров двадцать вплоть до противоположной стены, где находились окна. Очевидно, единственные без занавесок. Чистота идеальная. Полки с папками занимали все стеллажи у правой стены.

Мифодий разговаривал с медсестрой, не снимая темных очков, и осматривался по сторонам, шаря глазами по углам.

Он что-то говорил о подозрении на простатит и просил девушку записать его на прием. Она искала для него место в графике, заполняла карточку на нового пациента и все такое прочее. Тихий изучил все, что мог. И ему показалось, что ближний к окну стеллаж немного выдвигается у стены вперед, а линолеум в том месте имеет характерные царапины.

Наконец он оформился, и ему выдали талон. Перед уходом Мифодий заглянул в туалет. Ширина два с половиной метра, а глубина не больше трех. До конца помещения еще не менее трех метров. Что же за стеной? Пустота.

Он вернулся к окошку и задал еще какой-то вопрос. Теперь он все понял.

Первый стеллаж у стены соответствовал длине туалета, а второй, что немного отходил вперед, имел те недостающие три метра. Значит, за стеллажом есть еще одно помещение шириной два с половиной метра, а следы на линолеуме говорили о том, что стеллаж отодвигается на колесиках. Значит, помещение тщательно маскируют. Правда, это еще ни о чем не говорило. Тихий не делал выводов, он собирал информацию и не более того. Чем больше сведений имеешь, тем скорее они выльются в четкое резюме.

Он ушел, сел в свою машину, стоявшую у подъезда соседнего дома, и продолжил наблюдение.

Возле крыльца конторы Макова скучали четыре иномарки: БМВ, «ниссан», «опель» и «мерседес». Причем они стояли давно и не принадлежали пациентам.

Тихий решил выждать до последнего. В семь вечера двери офиса закрылись.

Через десять минут вышел сам Маков, сел в БМВ и уехал. Вот тут его можно брать.

Но вряд ли он так глуп и наивен, чтобы возить с собой взятки. Ни один из телохранителей его не сопровождал. Это тоже факт из категории любопытных.

Вскоре уехали двое санитаров и две медсестры на «ниссане». Прошло еще некоторое время, и из здания вышел третий санитар. Он как-то воровато огляделся по сторонам, и только потом вышел последний с портфелем в руках. Над крыльцом зажегся фонарь сигнализации. Дверь закрыли на несколько замков, и санитары расселись по разным машинам.

Мифодия заинтересовал тот, что вышел с портфелем последним, и он поехал за ним следом. На перекрестке иномарки разъехались в разные стороны. Тот, что с портфелем, свернул на «опеле» влево, а тот, что прокладывал ему дорогу, шпионски оглядываясь по сторонам, свернул направо. Мифодий интуитивно поехал за ним. Все говорило о том, что надо преследовать типа с портфелем, но в последнюю секунду Тихий передумал. Сработал инстинкт. Слишком театрально он оглядывался по сторонам. Слишком быстро тип с портфелем нырнул в свою машину и уехал. По всем законам жанра надо было гнаться за портфелем, но сам по себе портфель уже приманка. За вторую половину дня Макова посетило пятнадцать пациентов. Если даже половина из них принесли ему по две тысячи, то для таких денег не нужен солидный портфель. Их по носкам разложить можно. Об этом Тихий думал уже потом, когда идущий впереди «мерседес» выезжал за территорию города. Чутье подсказывало ему, что он не ошибся. Маков прокладывал путь. Его не взяли.

Двоих, следующих с медсестрами, тоже не тронули. Остались последние. Из них наверняка выберут санитара с портфелем. Так требовала логика вещей. Но Маков не мог ей следовать, иначе давно уже сидел бы за решеткой. Он всегда действовал вопреки тому, что ему навязывали, и выигрывал.

Тихий умел преследовать противника незамеченным. Когда-то он начинал с того, что расстреливал свих клиентов на светофорах во время секундной остановки, а ради выгодного мгновения приходилось порой проехать полсотни километров, да так, чтобы жертва ничего не заподозрила.

Конечным пунктом стал коттеджный поселок в ближнем Подмосковье. Слава Богу, люди здесь не городили кирпичные стены по несколько метров высотой.

За чугунной оградой возле двухэтажного дома стоял БМВ профессора Макова.

Вот все и сошлось, как в пасьянсе. Никаких особых фокусов. «Мерседес» въехал на участок, и ворота закрылись. Лови их теперь за руку. Да хоть за ногу, что толку взять курьера в пути со взятками в кармане. Он их не получал, пациенты ему их не давали и вообще он никто, даже не работает на доктора, а так, пописать в туалет зашел. А деньги, меченные или нет, значения не имеет.

Нашел. Под скамейкой валялись, обронили.

Тихий развернулся и поехал назад. Когда он въехал в тот же двор, уже стемнело. На строительной конторе висел замок, сигнализация здесь не требовалась. Кому нужны чертежи да конторские кнопки?

С помощью отмычек взломщик проник в помещения в считанные секунды. Тут даже свет не гасили, уходя с работы.

Зеркальное отображение противоположной половины, скрытое стеной, немного отличалось. Туалета здесь не было, а стояла перегороженная решеткой лестница, ведущая в подвал. Решетку и подвальную дверь Тихий открыл с той же легкостью, что и входную. В подвале хранился хлам, в основном старая офисная мебель стиля шестидесятых. Мифодия интересовала только стена. И он нашел в ней брешь.

Железная дверь перегораживала две конторы между собой. Не очень они заботились о перегородке. Вряд ли строители заинтересовались бы подвалом гинеколога и наоборот.

Перегородка потребовала времени чуть больше, чем предыдущие, и все же он с ней справился. Кошмарный лязг заставил Тихого сморщиться. Эту створку не открывали со времен царя Гороха.

И все же он очутился там, куда рвался. Вторая половина подвала резко отличалась от предыдущей. Тут царила чистота. Кафельные полы, хорошее люминесцентное освещение, ничего лишнего. Подвал разделяли символические перегородки вроде медицинских ширм. Такие мини-комнаты заполняли ящики, обитые жестью.

Мифодий не стал любопытствовать, а сразу прошел в дальний конец, минуя лестницу, наверх, туда, где, по его расчетам, находился кабинет доктора Макова.

То, что он увидел, немного смутило его. Огороженная ширмами комната пустовала. С центра потолка спускалась обычная оцинкованная водосточная труба и заканчивалась в метре над полом. Под трубой стояла хозяйственная сумка на колесиках. С такими старушки в магазин ходят – и не тяжело, и удобно.

Сумка оказалась пустой.

Разгадка таилась над подвалом. Тихий направился к лестнице. Она вывела его на крохотную площадку этажом выше. Он не ошибся в своих догадках. Стоило ему надавить плечом на левую стену, как она распахнулась с помощью маленьких колесиков, и он очутился в регистратуре. Раздвижной стеллаж маскировал вход в подвал. Для чего?

Кабинет профессора искать не пришлось. Он там, где свисает водосточная труба. Замки везде стояли скорее символические, чем приносящие закономерную пользу.

Кабинет, конечно, выглядел шикарно. Тут пациент ощущал могущество таланта хозяина. Шкафы из красного дерева забиты научными книгами в золоченых переплетах, громадный сейф, компьютер и рабочий стол, не считая просмотрового кресла и кушетки за ширмой. Судя по расстояниям, труба находилась под столом хозяина.

Боковые створки стола не запирались. Остроумно. Ищите ради Бога. Вот тебе сейф, вот книги, их перелистывать недели две. В столе ничего серьезного. Но вот книжный ящик почему-то не имел дна. Положи туда коробку спичек, и она упадет на пол. Точнее на декоративную плитку размером тридцать на тридцать сантиметров. А дальше? Этой плиткой весь пол застелен. Тихий лег на пол и глянул под стол в том месте, где находился ящик без дна. Но плита держалась крепко, стол дубовый, с места не сдвинешь. В чем же хитрость?

Он сел на место профессора, открыл створку, выдвинул нижний ящик и бросил в него открытку, написанную почерком Рогозина с видом Кисловодска. Дальше она должна как-то исчезнуть. Причем незаметно и быстро, без особых манипуляций, способных привлечь внимание. Значит, механизм должен быть прост и в то же время не заметен при поисках. Мифодий закрыл ящик, створку, вытянулся, положил ноги на перекладину для ног и тут почувствовал, что она немного спружинила, как педаль в машине. Он склонился и глянул под стол. Открытки на месте не оказалось. Она исчезла. Теперь ее стоило поискать в подвале. И он нашел послание Рогозина в хозяйственной сумке на колесиках.

Отличный почтовый ящик. Сюда и приходит курьер за почтой каждый вечер.

Мифодий остался доволен своим следственным экспериментом и, закрыв все помещения, со спокойной душей ушел.

Перед тем как приступить к подготовке задуманной операции, он съездил на вокзал и нашел двух военных, отправляющихся на отдых в Кисловодск. Правда, пришлось обойти не один вагон в поиске подходящей кандидатуры. Мужики оказались понятливые. Он им рассказал романтическую историю о страстной любви со сногсшибательной фотомоделью, которая ждет его в Ялте. Мужская солидарность победила, и подполковники взяли у него открытки, дав слово офицера опускать их в почтовый ящик Кисловодска с интервалом в пять дней.

Если бы Мифодий Тихий был пьющим, он наверняка бы выпил, но не суждено.

Следующие сутки обещали быть самыми скучными за все пребывание в Москве.

6.

Капитан Сухоруков все еще не мог отдышаться.

– Ладно-ладно, Боря. Все мы знаем, что с пустыми руками ты не приходишь. Только не торопись так. Надеюсь, никого арестовывать не надо? Команду в ружье не поднимать? – улыбнулся Марецкий.

– Рановато, пожалуй. Но ресторанчик я нашел. Причем случайно. Сижу, обзваниваю бесконечный список кабаков, и во всех фирменных, а их как собак недорезанных, есть эти чертовы устрицы. Модно нынче дрянь всякую жрать. Только галочки успеваю ставить. Ну, думаю, тут роты оперов не хватит все точки обойти.

И вдруг в памяти совершенно случайно всплывает один кабак, мимо которого я проезжал, когда ездил на квартиру Рашель. Дорогу искал, вот и запомнил все более-менее яркие точки. А улицы и названия не запомнил. Короче, решил поехать и проверить. А чем черт не шутит. Выяснилось, что черт не шутит. Кабак называется «Угра». Попал в смену, работавшую в ночь трагедии.

Тары-бары-растабары, ага! Официант нашелся, глянул на снимок и говорит: «Да, женщину эту я запомнил. Отплясывала здесь на все сто, даже туфли с себя скинула. Мы уже боялись, стриптиз устроит на столе». Спрашиваю: «А с кем приходила? Одна или с компашкой?» Отвечает: «Мужик с ней был. Трезвый. Лет сорока, блондин, высокий, лицо обычное, ничего особенного». Короче говоря, если бы их официантка обслуживала, а не парень, то мы узнали бы о нем побольше.

– Официантка могла Наташу не признать по фотографии, судя по твоей теории: женщины помнят мужчин, мужчины – женщин.

– Кто их разберет. И вот что он еще запомнил. Они ушли до полуночи. Потому что ровно в двенадцать на их место сели другие, и женщина спросила у него, который час. Уходя, блондин взял с собой еще две бутылки шампанского. А Рашель едва на ногах стояла. Вот и все. По логике вещей, как я думаю, они на улице поругались, если вспомнить, что Рашель пришла домой одна и спьяну повесилась. Иначе я этого не могу понять. В ресторане она вела себя очень весело.

– Согласен с тобой На все сто, Боря. Но меня беспокоит только одна деталь, в остальном все совпадает. – Марецкий выложил на стол стопку фотографий. – Мне принесли их из окружного отдела. Снимки с места происшествия. Нам повезло, у них грамотный фотограф. Веревка, на которой повесилась Наталья Рашель, обычная бельевая. Сняли ее с кухни. Петлю она себе сделала примитивную. Могла бы и живой остаться. Но второй конец веревки привязан к крюку люстры парашютным узлом. Насколько я знаю, Рашель не служила в десантных войсках. Узелок непростой. И вот еще что. Даже если она умела делать такие узлы, ей понадобилось бы встать на стол, а потом еще на табуретку, иначе не достала бы до крюка. И это в ее-то состоянии, когда земля под ногами гуляла.

– Пьяные по краю крыши ходят и не падают, а если падают с десятого этажа, то отделываются царапинами. Тут я с тобой, Степа, не согласен.

– А я не настаиваю. Так, информация для размышления.

– Ты ее Ксении Михалне подбрось. Она у нас мыслитель, а я сыщик. А где она?

– Не докладывается. Задорина – вольная птица, самостоятельная.

– Вот бы тебе такую жену, Степа. Отличная пара. Она подполковник, ты майор, общая работа…

– Вот именно. Хватит метелкой размахивать.

Телефонный звонок оборвал пререкания.

– Да, слушаю, товарищ генерал. Понял, спасибо.

Он положил трубку.

– Черногоров? – спросил Сухоруков.

– Да. Я просил его свести меня с начальником управления по экономическим преступлениям. Как выяснилось, против мужа Любовской дело завели. Короче говоря, генералы договорились, и меня ждет у себя подполковник Тюнич Станислав Уланович. Динозавр какой-то. Два высших образования и тридцать шесть раскрытых дел. Глянь на доску почета в министерском коридоре. Мужик мелочевкой не занимается. Не завидую я господину Рогозину. А ты, Боря, бери записную книжку Натальи Рашель и ищи блондина из ресторана.

– Так у нее там сотня блондинов найдется.

– Но нам-то нужен один. Возьми сито и просей. Что тебя учить. Ты у нас работник результативный. Сухоруков скривил рот и взял со стола записную книжку.

– И не делай кислую рожу. Сам накопал. Фотографии, дневники, вот и расхлебывай.

Подполковник Тюнич не очень походил на милиционера. Правда, в мундире его редко кто видел, разве что в День милиции на концерте или на вручении наград у министра. Ходили слухи, что наград у Тюнича было больше, чем у всего отдела, вместе взятого. Тюнич был человеком очень скромным и общительным. Кстати сказать, на два года моложе Марецкого, а уже подполковник. Марецкому недавно исполни лось тридцать семь, а дальше – арифметика…

– Заходи, Степан. Мы хоть и знакомы чисто визуально, но я люблю чувствовать себя свободно, без всяких субординации.

– Я тоже. Только в отличие от тебя начальника своего управления называю не Колей, а «товарищ генерал», – ответил Марецкий.

– На меня никто не обращает внимания. Привыкли. Каждый на Петровке имеет свой бзик. Тут ведь здоровые, полноценные люди не работают.

– Спасибо на добром слове.

– Я имею в виду, что в нашем здании собрались только гении. Элита милиции. Правда, слово «милиция» мне не очень нравится, и мнение у меня о ней невысокое. Быть элитарным дураком не велика честь, – откровенничал Тюнич.

– Может, дашь мне очухаться. Разбомбил с порога.

– Присаживайся. Папку с делом Рогозина мне уже принесли. Сам я это дело не веду, но курирую его. Оно, что называется, под моим контролем. Чем тебя заинтересовал Рогозин?

– У его жены странным образом погибают друзья, так скажем. Сам по себе Рогозин ничего для нас не значит. Но мы вообще ничего не знаем и цепляемся за соломинку. Одним словом, собираем базу данных, – поскромничал Марецкий. – И если муж нашей героини ходит под колпаком вашего отдела, он не может нас не интересовать. Такой вот расклад.

– Расклад понятен. На жену Рогозина у нас ничего нет. Сам Рогозин попал в поле зрения случайно. Три года назад мы искали налетчиков, которые дерзко ограбили фургон, перевозивший ювелирные изделия. Сумма сумасшедшая. Один брильянт «Святой Франциск» оценен в несколько миллионов долларов. Эти сокровища привезли из Испании на выставку. Время от времени алмазный фонд устраивает такие смотры для сливок нашего общества. О доставке ювелирных изделий в Москву знали единицы, и все люди проверенные и перепроверенные. Налет совершили, когда фургон шел из Шереметьева в Москву. Одного налетчика убили охранники, но и сами погибли. Четверо наших и один сопровождающий испанец. Налет грубый, дерзкий, бандитский. Среди бела дня в машину бросили четыре гранаты, а потом расстреляли из автоматов. Налетчики знали, что ценности перевозят в специальном кофре из особо прочной стали и он не сгорит и даже не деформируется от взрыва. В считанные секунды кофр вытащили из пылающего фургона и уволокли в лес на глазах у обалдевших автолюбителей. А там их поджидали мотоциклы. Погоня не имела смысла. Машины через лес не проедут. Свидетели утверждают, будто налетчиков было шестеро. Один погиб. Потом в болоте нашли пару мотоциклов, и на этом все.

Милиция, прибывшая на место преступления, два часа не могла понять, кто кого и за что убил. Все так засекретили и закамуфлировали, что поначалу решили, будто на шоссе произошла бандитская разборка. Почерк соответствовал. Одним словом, упустили время, и камешки с золотишком уплыли в неизвестном направлении. К делу подключились Интерпол и ФСБ. Ни с места. В конечном итоге выяснили, что информация бандитам пришла из-за кордона. В России не найдется ни одного ювелира, готового купить хоть один предмет из коллекции испанской королевской династии шестнадцатого-семнадцатого веков, а за кордоном таких уйма.

Установили контроль за гостями из великих держав. А тут международная выставка в Экспоцентре. Так мы зафиксировали четырнадцать гостей из разных стран, интересующихся и скупающих ювелирные изделия высокой художественной ценности.

Не без помощи Интерпола, разумеется. Испанцы прислали нам не просто красивые побрякушки, а коллекцию монаршего двора. Об этом надо помнить. В Испании такой налет невозможен. Все ценности королевской фамилии есть в каждом ювелирном каталоге самых знаменитых украшений. Вот так в совершенно дикой стране, абсолютно диким способом испанский двор потерял свое достояние, коим гордился несколько столетий. Делаем выводы. Заказчик с Запада. На выставке побывали все.

Наблюдения ничего не дали. Зарубежные скупщики вели себя тихо и мирно, контактов с нашими дельцами не имели и провели в Москве не более двух дней каждый. Но все побывали на выставке. Дело шло на тормозах. И тут появился просвет. С поличным взяли одного начальника колонии, за которым давно наблюдали. Он устраивал побеги зекам за хорошее вознаграждение. Взяли его и того, кто бежал. Оба раскололись. Но выяснилось интересное обстоятельство. В качестве взятки начальник колонии получил две золотые монеты короля Эммануила, правившего в Испании двести лет назад. Монеты из той самой коллекции. Зека прижали к стенке гебисты. Они особо не церемонятся. Ствол в рот, и язык развязывается у кого угодно. Выяснилось, что зек принимал участие в налете. По его словам, налетчики друг друга не знали. Их взяли из разных регионов, три дня муштровали, репетировали и пустили в дело. Мотоциклисты ждали в лесу. Они сделали свое дело, сдали кофр, и их, как это ни странно, отпустили, всучив гонорары деньгами. Валютой, как ты понимаешь. Но этот зек узнал бригадира, который их натаскивал. Им был бывший полковник спецназа из Омска, а он когда-то служил в омском ОМОНе. Но полковник его не вспомнил. Спустя время предприимчивый зек нашел полковника. Тот давно жил в Москве и работал в турфирме некоего Рогозина директором-распорядителем. Зек пришел к нему и попросту попросил работу. Отличный боец, бывший ОМОНовец. Участник налета решил завязать с прошлым и готов на любые условия, но чтобы остаться в Москве.

Полковник его взял. Он служил в фирме шофером. Потом мы выяснили, что Рогозин был участником той самой выставки в Экспоцентре, которую посещали все приезжавшие в то время знаменитые коллекционеры антикварных ценностей. У Рогозина был свой павильон на выставке. Работа шофером зека устраивала, но иногда ему давали странные задания. Несколько раз он встречал иностранцев в Шереметьеве, но каждого сопровождал какой-нибудь русский переводчик. Должен поправиться. Я не сказал о том, что Рогозин владеет тремя турфирмами. У него развитая сеть, и сам он частенько мотается за кордон. Так вот. Если переводчик фирмача держал в левой руке свернутый журнальчик, то зек к ним не подъезжал, а они брали такси и ехали в гостиницу сами. Если журнала не было, то он их сажал в машину фирмы и отвозил на дачу к Рогозину. Однажды зек сорвался. Подвернулся случай, и он взялся за одно дело, решил тряхнуть стариной, но в тайне от полковника. И попался. Глупо попался. Так он очутился в колонии. Полковник узнал об этом позже. Зек не хотел и боялся о себе напоминать. Тот сам его нашел и предложил бежать. Для начальника колонии он передал взятку, эти самые монеты и вырванный лист из каталога, где указана приблизительная цена раритетов. Я так думаю, что полковник вытаскивал зека из зоны, чтобы исправить свою ошибку и заткнуть рот отщепенцу навсегда. Но их накрыли, и мы теперь знаем то, что знаешь ты. У меня складывается впечатление, будто этот полковник – полный лох.

Во-первых, непонятно зачем он брал на работу уголовника, участвовавшего в налете. Во-вторых, почему надо расплачиваться уникальным товаром с каким-то захолустным начальником колонии, который все равно понесет его на рынок нумизматов и влипнет? Зека можно пришить в самой колонии, заплатив за работу вдвое дешевле. Либо полковник специально это делает, чтобы засветить Рогозина.

Но пока для нас эта история покрыта тайной за семью печатями. Тут горячиться нельзя. А дело на Рогозина мы открыли. Не связанное с ограблением фургона, разумеется, а по делу о незаконных сделках с зарубежными турфирмами, неуплату налогов и черный оборот капитала с вывозом его в офшорные зоны. Нам нужно прикрытие, чтобы приблизиться к Рогозину вплотную и в то же время не спугнуть его. На данный момент нам известны все его банковские счета как в России, так и за рубежом, мы уже делали не одну проверку и в принципе имеем основание задержать Рогозина. Короче говоря, повод у нас есть. Но нет необходимости. Нам нужен выход на испанский сундук.

– Любопытная история, Стас. А я думал, вы тут только бумажками занимаетесь.

– Таких дел немного. Ты прав, в основном мы занимаемся бумажками. И под конец мое резюме. Что касается жены Рогозина, то, думаю, она не в курсе дел мужа. Живут они плохо, как показали наблюдения. Он ни разу не брал ее в отпуск за границу, а мотается с разными шлюхами. А она свой отпуск проводит с ребенком на даче.

– Спасибо за интересный рассказ.

– Думаю, Степан, он тебе не помог в твоем деле.

– Зато я получил удовольствие.

– Заходи, если что.

Они расстались, но Марецкий не продвинулся вперед ни на шаг. Сказки про бриллиантовые реки его не интересовали.

7.

Как и предполагалось, у Тихого сегодня был самый скучный день. С четырех утра до семи вечера он сидел в подвале частного офиса профессора Макова и ждал.

Обычный человек свихнулся бы, но для опытного снайпера ожидание – норма жизни.

Гробовую тишину изредка нарушал негромкий шелест. Тихий сидел на корточках и наблюдал, как из трубы в хозяйственную сумку падают конверты. Надо сказать, профессора не очень-то баловали. За весь рабочий день санузел кабинета слил в сумку девять конвертов, и Мифодий насчитал семнадцать тысяч долларов. Для кого как, конечно, другой и за тысячу способен обойму патронов в человека выпустить.

Для Макова же это, вероятно, повседневный заработок, не более того. Конверты Тихий изымал из сумки и складывал в свой карман.

Пришло время сборщика податей. Он появился оттуда, откуда его ждали.

Высокий, хорошо одетый парень лет тридцати. Тот же, что и вчера. Тихий не сомневался, что сборщик один, и соответственно подобрал себе парик под стать волосам санитара.

Жизнь сборщика оборвалась неожиданно, когда он мог думать о чем угодно, только не о смерти. Зайдя в закуток, где стояла сумка, он увидел направленный ему в лоб ствол глушителя. Раздался тихий хлопок, и жизнь покинула его, как муха, согнанная с банки меда.

Мифодий положил пистолет на землю и раздел труп, сменив свою одежду на его. Накрыв труп белым халатом, убийца взял пистолет и направился к выходу.

Напарник ждал его в регистратуре. Не убийцу, разумеется, а напарника, и не успел понять, что произошло.

Тихий перешагнул через мертвеца и вышел из помещения. Заперев за собой дверь как полагается, он сел в «мерседес» курьера и поехал на дачу к профессору.

Все шло по плану, как он и задумал. Ворота особняка автоматически открьшись, и он въехал на территорию. Миновав аллею, Тихий остановился там, где вчера оставил тот же «мерседес» курьер. Осмотрев беглым взглядом фасад дома, он засек видеокамеры внешнего обзора и, выходя из машины, постарался склонить голову, чтобы наблюдатели не могли разглядеть его лица. До стальной двери у крыльца было не более пяти метров, и вряд ли в нем успеют опознать чужака. Та же машина, тот же костюм, волосы, рост и точное время прибытия.

Дверь отворил сам хозяин и тут же отпрянул назад, увидев направленный в лицо ствол пистолета.

– А в доме решили санитаров не держать, Геннадий Акимыч? Зря. Всякое может случиться. Вот видите, случилось. Но скажу вам честно, они вам не помогли бы.

Тихий достал из кармана конверты и помахал ими перед лицом побледневшего хозяина.

– Кто вы? – еле выдавил из себя Маков.

– Ваш палач. Ведите меня к остальным деньгам. Живо, мне некогда.

Маков рухнул на колени.

– Умоляю, не губите. Трое детей, мать парализована. Пощадите. Я вам заплачу больше, чем они. Клянусь!

– Вы меня не поняли. Мне нужно все. Все! Сами поведете – продлите себе жизнь, не хотите – сдохнете у порога, а деньги я сам найду. Вашу систему я уже понял. Посылаете гонорары через трубу? Значит, и в доме та же кухня. Ошибка всех киллеров заключается в том, что им нравится их собственный способ убийства, если он хоть раз себя оправдал и оставил дурака безнаказанным. Вы тоже идете по той же цепочке.

– Клянусь вам, у меня нет денег в доме…

– Вы не из тех, кто способен с ними расстаться. Они здесь. И вы, как скупой рыцарь, любите спускаться в подвал, чтобы любоваться сокровищами.

Мифодий взвел курок.

– Помилуйте, умоляю, не надо. Не надо!

– Идем в подвал или?…

– Да-да, идем, только не убивайте. Мать, дети, жена. Ну что вам моя смерть!

– Вставайте с пола и вперед.

Тихий поднял его за шкирку махрового халата, подвязанного кушаком.

Прямо на них из комнаты в переднюю вышел огромный лохматый пес. Мифодий, не задумываясь, выстрелил, и собаку снесло с дороги, словно порывом урагана. У Макова подкосились ноги, и он упал на пол, дрожа от страха, как в лихорадке.

– Здесь не пляж, любезный профессор. Мы теряем время. Вы начинаете мне действовать на нервы.

Он вновь поднял Макова на ноги.

Тот понял, что жалостью убийцу не проймешь. Надежда умирает последней.

Может, деньги спасут положение.

Они поднялись на второй этаж, прошли в библиотеку. Все те же фокусы: один шкаф выдвинулся вперед, а за ним находилась кладовая. Деньги лежали пачками на стеллажах. Тут можно потерять голову, если нервы не в порядке.

– Сумма?

– Шесть миллионов триста двадцать одна тысяча.

– Правильно. Деньги любят счет. Садитесь за письменный стол, будем писать письмо султану.

Маков ничего не понял. Из глаз текли слезы, нижняя губа тряслась. Пришлось усадить его, как ребенка, не желающего есть овсянку.

– Где ваша жена?

– В Геленджике с детьми. Две девочки и мальчик. Четырнадцати, двенадцати и семи лет.

– Где ваша мать?

– На первом этаже в спальне. Она парализована, но все понимает. Отвечает глазами. Может шевелить губами, мы ее понимаем.

– Берите лист бумаги и пишите. Вас должны арестовать в ближайшие дни.

Согласно статье предусмотрена конфискация имущества. Единственный выход – явиться с повинной, что вы сейчас и сделаете. Пишите, я сказал.

Маков взял трясущимися руками лист бумаги и ручку.

– Итак. Заголовок: «Предсмертная записка».

Маков выронил ручку.

– Хотите сдохнуть, ничего не оставив детям?

Мифодий приставил ствол к виску, съежившегося ничтожного человека.

– Дважды диктовать не буду, а выстрелю. И вновь Маков взял ручку и сделал первую надпись.

– С новой строки: "Осознав свое подлое существование, пришел в ужас от содеянного. Меня озарило. Я услышал голос Господа нашего и понял. Теперь я не могу продолжать жить с таким тяжким грузом на сердце.

Простите меня и прощайте!

Прошу власти и закон все средства, что я выкрал у честных людей, вернуть им обратно. Возвращаю все до последнего гроша. А именно пять миллионов триста двадцать…" Нет, минутку.

Мифодий бросил на стол конверты.

– Маленькая поправочка. «Пять миллионов триста тридцать девять тысяч долларов. Да простит меня Господь!»

Маков послушно выполнил приказ.

– Отлично, профессор. Вы еще помните, как пишут диктанты. Поставьте свою подпись и берите следующий лист.

Врач следовал инструкциям.

– Как зовут вашу жену?

– Соня.

– Так и пишите: "Дорогая Сонечка, вынужден уйти из жизни по очень веским обстоятельствам.

Оставляю тебе миллион долларов, остальное вынужден вернуть. Береги детей и маму. Деньги лежат…", где лежат деньги, профессор?

– В собачьей будке на участке. Там я прятал ключи, когда была жива собака.

– Вот так и пишите. Можете добавить от себя пару слов.

Оба письма были закончены и подписаны.

– Я смотрю, что вы уже успокоились. Правильно, смерть – закономерность, а не болезнь. Ее пугаться не стоит. Я пошел вам на уступки, хотя таких сволочей никто не щадит, господин врач-вредитель. Надеюсь, ваши дети будут другими.

Мифодий выдернул его из кресла и сорвал кушак с пояса. Петля получилась короткой. Он подвел Макова к окну, накинул на него петлю, а второй конец привязал к оконной ручке.

– Страшно?

Маков ничего не понимал, он стал пластилиновым, и с ним можно было делать что угодно.

Тихий приподнял его и поставил на подоконник.

– Прыгай, – резко приказал палач.

И Маков прыгнул. Ватные ноги его не удержали, и он, поджав колени, повис.

Махровый пояс выдержал вес бывшего уролога и гинеколога в одном лице. Впрочем, лица на нем уже не было.

Не прошло и минуты, как он задохнулся. Перед смертью этот, уже бывший человек потерял волю, силу и жажду жизни. Он лишился главного – инстинкта самосохранения.

Тихий нашел в кабинете сумку и набил ее деньгами. Ровно миллион. Тайник оставил открытым. Затем взял со стола письмо, адресованное жене, свернул его и положил в карман.

Пистолет протер, оставил на нем отпечатки пальцев покойного Макова и положил на предсмертное письмо.

Отойдя к двери, он оглянулся, осмотрел обстановку, и она ему понравилась.

– Как говаривал китайский мудрец: «Нет человека и нет его пороков».

Спустившись на второй этаж, он нашел спальню матери. В постели лежала старушка, высохшая веточка с проваленными щеками и очень выразительными, немного помутневшими глазами. Она смотрела на него с какой-то неясной надеждой.

– Я умею читать по губам. Меня этому учили, когда требовалось знать, о чем говорят люди, за которыми я наблюдал в бинокль.

Она пошевелила губами.

– Вы хотите умереть? Потерпите. Скоро вернется невестка с внуками. Вы отдадите им письмо от вашего сына. Возможно, вы с ним скоро встретитесь, но не в этой жизни.

Он достал свернутый листок и сунул его за ворот кофточки, в которой лежала женщина.

– Прощайте.

Мифодий подошел к входной двери и нажал на кнопку, открывающую ворота усадьбы. Входную дверь он заблокировал камнем, чтобы она не захлопнулась.

Собачья будка находилась рядом с домом, и туда он бросил сумку с деньгами.

На этом его миссия закончилась.

Мифодий Тихий сел в «мерседес» и уехал, оставив все открытым и доступным.

Заходи, кто хочет, забирай пять миллионов долларов и катись на все четыре стороны. Вот уже не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

8.

Опять он вынырнул из-за переднего сиденья, на которое села Вика. Она вздрогнула от неожиданности, а не от испуга. Вика ждала его появления, и он появился.

– Ты еще не забыла меня, дорогая супруга?

Как же он был страшен. Неужели жизнь так может сломать и изуродовать человека?

Вика осмотрелась по сторонам. В подземном гараже стояла мертвая тишина.

Где же этот чертов сыщик? Вертится перед носом, когда не следует, а когда нужно, его нет.

– Нет, я не забыла о тебе, Гриша.

Он опять закашлялся. Она сидела, не двигаясь, и ждала.

– Ты все обдумала? Кажется, я дал тебе достаточно времени.

– Я не только обдумала, но и сделала кое-какие выводы. Буду с тобой откровенна. Прошло много лет, и ты можешь узнать правду. Я действительно была любовницей Рогозина, когда мы еще жили с тобой вместе. Сейчас это не имеет никакого значения. Просто в то время мне хотелось романтических приключений, а он умел ублажать женские прихоти. Когда я забеременела, то ни на секунду не сомневалась, что ребенок его, а не твой. Поверь, женщина может понять, от кого из двух мужчин она беременна. Оставить его я не могла и решила сделать аборт.

Ты, конечно, ничего не знал об этом, а Дмитрию я все рассказала. Вот почему он решил избавиться от тебя, и ты попал в тюрьму. Он женился на мне и записал родившегося сына на свое имя. Первая жена Дмитрия не хотела детей, а может, не могла родить. Теперь я все выяснила. Я ездила в Омск и подняла медицинские документы Рогозина. Его жена тут не причем. Виноват сам Рогозин. Он перенес тяжелую болезнь, связанную с мужской урологией, и был стерилен, как и теперь. А значит, я ошиблась, и он не мог быть отцом Ромки. Его отец ты. Теперь я это точно знаю.

– А я в этом не сомневался. Мы должны уехать домой. Там все готово. Ты не пожалеешь.

– Пока я не могу этого сделать. Он очень влиятельная фигура и сильная личность. Он найдет нас и погубит. Можешь в этом не сомневаться.

– Рогозин будет сидеть в тюрьме. Там и сдохнет. Смерть для него слишком простое наказание. Если он меня засадил из-за моей глупости, то сам сядет из-за своей жадности. Долго прятаться он не сможет – у него бизнес, требующий его присутствия. Я даже трогать его не буду, он сам себя погубит. Уже погубил. Я подстроил ему капкан, сидя на нарах, я руководил его действиями из тюрьмы. Он был марионеткой в моих руках. Я знал, что Рогозин клюнет на мою приманку, и он клюнул. Теперь он погряз в болоте по уши и уже не выберется из него. Приговором будет вышка! Временно я заморозил процесс его существования на нулевой точке.

Но срок вышел, и я на свободе. Теперь я начал действовать. Он должен сесть на скамью подсудимых у меня на глазах, ради этого я жил все последние годы и хочу присутствовать в зале суда, когда ему будут зачитывать приговор. Ради этой минуты стоило жить. Такие, как Рогозин, в зоне долго не выдержат. Но он запомнит на весь остаток своей жизни, как невинных сажать за решетку.

– В чем его обвиняют? В финансовых комбинациях? Пять лет от силы с конфискацией имущества.

– Конфискация будет, можешь не сомневаться. Но тебе его имущество не нужно. У меня хватит денег до конца нашей жизни и еще внукам останется. Если ты со мной не поедешь, то останешься одна на помойной яме. Я тебе это обещал.

– В чем его обвиняют, Гриша?

– В разбойном ограблении с тяжкими последствиями при сговоре лиц достояния иностранного государства в особо крупных размерах. Все доказательства у меня есть. Пожизненное заключение.

– Митя? Он не способен на такое.

– Сам бы до этого не дошел. Но ему помогли составить план мои люди, дать ему идею, увлечь и сделать его главным действующим лицом. Я знал, что он клюнет, и знал, что не выпустит добычу из рук до последней минуты. Так в Северной Африке ловят обезьян на кувшин. Привязывают сосуд к дереву и кладут туда гроздь бананов. Обезьяна сует руку в кувшин и хватает бананы, но горлышко слишком узкое, и она не может вытащить зажатые в лапке лакомства. Охотники подходят и хватают обезьяну. Все очень просто. А она легко может убежать: стоит ей бросить бананы и разжать кулак, как лапа выскочит из горлышка сосуда. Но обезьяна не может бросить свою добычу и попадается в руки охотников. Вот принцип, по которому Рогозин живет, и поэтому его судьба предрешена. Он не бросит свою добычу и попадет в клетку.

– Значит, ты уже давно взялся за моего мужа?

– Твой муж – я! – крикнул Любовский и закашлялся.

– Прости, я не хотела.

Некоторое время они молчали. Потом Вика сказала:

– Я не верю тебе, Гриша. Пока не верю и твердого ответа тебе дать не могу.

Мне нужно созреть до окончательного решения. Не все так просто.

– Зреть тебе осталось не так долго. Деревце отцвело, жди ягодок.

Он вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Она видела, как он шел по проходу между машинами, и стук его каблуков гулко раздавался по пустынному полутемному подземелью.

Внезапно она услышала голос. Она резко оглянулась, но никого не увидела.

Работали динамики в ее машине, но приемник оставался выключенным.

– Не дергайтесь, Виктория Дмитриевна, передатчик надежно спрятан в вашей машине. Я слышал весь разговор, и Любовский идет прямо на меня. Теперь он уже не сорвется с крючка. Скоро увидимся.

Динамики замолчали. Небольшой треск и щелчок. Вика с облегчением вздохнула. Ей опять захотелось напиться и обо всем забыть. Сережа не звонил уже третий день, а ей так хотелось его тепла и сочувствия, зарыться в его объятия и мечтать о тихой спокойной жизни.

Где она, эта сказочная жизнь?

9.

На место происшествия Марецкого вызвал подполковник Тюнич. В общем-то, ничего особенного и срочного, но поскольку Марецкий не был загружен работой, то он поехал.

Во дворе стояло несколько милицейских машин. У входа в трехэтажное здание с вывеской «Частный кабинет профессора Макова» дежурили омоновцы. Марецкого пропустили.

Подполковника он нашел в регистратуре, тот листал папки, которыми был усеян весь стол. Санитары выносили на носилках трупы в черных чехлах, две девчушки сидели в сторонке и плакали.

Марецкий непонимающим взглядом осмотрел обстановку и подошел к Тюничу.

– Что-то серьезное, как я вижу, Стас.

– Привет, Степа. Хорошо, что подъехал. Долго болтать с тобой не могу – дел невпроворот, но коротко поясню. Здесь работал некий профессор Маков. Маг и волшебник в плане вымогательства. Он давно уже у нас на крючке, ждали удобного момента. А тут кто-то решил опередить нас и посчитаться с шантажистом своим методом. Скорее всего, наняли головорезов. Медсестры пришли утром на работу, а контора закрыта. Ждали, ждали, никого нет. Обошли здание, глянули в окно регистратуры, а на полу валяется труп с окровавленной головой. Второго нашли в подвале. Профессора и еще двоих не обнаружили. Сейчас я направил бригаду к нему домой, других санитаров ищут. Но если тебя заинтересуют подробности, заскочи ко мне завтра. К тому времени, думаю, картина прояснится. А вызвал я тебя вот по какому поводу. Среди карточек нашлись две очень любопытные. Выясняется, что твоя подопечная Виктория Любовская была клиенткой доктора Макова. И ее муж тоже. Мои медэксперты просмотрели их истории болезни и сделали определенные выводы. С уверенностью можно сказать, что Любовская была объектом шантажа Макова. Таких тут пруд пруди. Дело в том, что он ей сделали два аборта, а из карточки ее мужа понятно, что он стерилен. То есть его сперма не способна оплодотворить женщину. По заключению Макова, бесплодие может быть врожденным.

Теперь стоит вспомнить, что у Любовской и Рогозина есть сын семи лет от роду.

Мы ничего не знаем, но возможно они усыновили мальчика или он уже женился на ней, взяв с ребенком, тут есть много вариантов, но аборты – отличный повод для шантажа. Маков такие случаи не упускает из своих рук.

– Ты хочешь сказать, что у Любовской был повод избавиться от шантажиста?

– Правильный вывод, но ничего не значащий. Таких пациентов, как Любовская, у Макова больше половины. Есть люди и покруче Любовской.

Зазвонил сотовый телефон. Подполковник взял трубку.

– …Говорите. Так. Хорошо, сейчас выезжаю. Он глянул на Марецкого.

– Ты опытный сыщик, Степан. Не поможешь? Мои ребята тебе не чета.

– В чем?

– Маков повесился на своей даче.

– Хорошо, поехали.

Место преступления имело свои особенности. Оперативники доложили, что ворота и дверь дома были открытыми. Ночью шел дождь, и возле дома обнаружены свежие следы иномарки.

Капитан Листов, наблюдавший за деятельностью Макова последние три месяца, доложил:

– Где-то в районе девяти утра сюда приезжал «ниссан». В этой машине ездит санитар Кравцов. Дело в том, что Маков обычно сам ездит на работу на своем БМВ.

Утром звонит Кравцову и предупреждает, что выехал. Если Маков ему не звонит, то Кравцов за ним заезжает сам и везет в офис. Это отметает подозрения в том, что Кравцов участвовал в событиях, повлекших смерть Макова. Скорее всего, он увидел труп, испугался и удрал, предупредив и напарника – санитара Хлопушина. Они оба исчезли. И, как я думаю, не с пустыми руками.

– Ладно, Гарик, пойдем в дом, глянем на обстановку.

Капитан тем временем продолжал доклад.

– На первом этаже в спальне лежит парализованная мать Макова. Она не разговаривает. Мы приставили к ней медсестру, пока жена Макова с детьми не вернется с юга. Ей уже дали телеграмму.

Они поднялись на второй этаж, где работали эксперты. Врач доложил подполковнику, что смерть наступила приблизительно в восемь вечера вчерашнего дня. Труп пока не трогали.

Маков висел, поджав колени, немного не доставая ими до пола. Махровый халат на покойнике распахнут, а из пояса сделана удавка.

– Странный способ для самоубийства он выбрал, – заключил Тюнич.

– Почему? – спросил Марецкий.

– Причин несколько. Главная из них, что Маков врач. Такие люди имеют доступ к ядам и могут умереть тихо и безболезненно. Вторая причина – он душил себя принужденно. Ему ничего не стоило вскочить на ноги и остановить процесс.

Маков – кошмарный трус, а для такого изуверства нужна большая сила воли.

– Тут лежит его предсмертное письмо и пистолет с глушителем. Внизу мы нашли убитую хозяйскую собаку. Ньюфаундленда.

– Маков служил в армии? – спросил Марецкий, разглядывая оружие.

– Нет, – торопливо ответил капитан. – Я думаю, что, кроме скальпеля, он оружие отродясь в руках не держал.

– А что скажете о трупах в офисе?

– Убиты вчера в районе семи часов вечера. У обоих простреляны лбы. По сценарию получается, что Маков убил двух санитаров, приехал домой, пристрелил собаку, написал письмо, а потом повесился. На рукоятке пистолета его отпечатки пальцев.

Марецкий повернулся к медэксперту.

– Скажите, доктор, вы видели трупы в офисе?

– Мы сначала приехали туда, а потом уже на дачу.

– Вы обнаружили частицы пороха и ожоги кожи у мертвецов?

– Нет. Стреляли с расстояния не менее двух метров и в собаку тоже.

– И вы мне, капитан, хотите сказать, что человек, не имевший опыта стрельбы, с такой точностью расстрелял своих охранников из «люгера» с огромной убойной силой и отдачей? Я уверен, что и вы без предварительной пристрелки не попадете в мишень из крупнокалиберного пистолета этой системы. И зачем ему убивать свою собаку? Надо найти всех пациентов, посетивших вчера кабинет Макова. Если среди них нет убийцы, то, по крайней мере, можно узнать, не поехала ли крыша у профессора.

– Крыша не поехала, – твердо заявил подполковник. – Предсмертное письмо написано человеком в здравом уме. Можно считать его как явку с повинной.

Марецкий прочитал письмо. Глянув на капитана, он спросил:

– Деньги пересчитали?

– Конечно. Не хватает полутора миллионов. Вот я и подумал, что санитар уехал не с пустыми руками, а письмо на столе он просто не заметил. Мы уже оцепили выезды из Москвы и дали данные и описания Кравцова и Хлопушина. Кравцов увидел труп, а потом открытый тайник, набитый деньгами. Ему было уже не до писем на столе. Хватанул, сколько мог унести, и удрал. Страх его подгонял Сейчас, небось, жалеет, что не все унес.

– И уж тем более не станет делиться добычей с Хлопушиным, – добавил Марецкий.

– Но Хлопушин не вышел на работу – это факт.

– А вы же весь двор своими машинами забили. Какой же псих полезет в петлю! Они же не думают, что происшествие их как-то касается.

– Конечно. Официально они не работали в клинике. И никто не знал из них, что за Маковым идет наблюдение, – согласился капитан.

– Это облегчает поиски санитаров. Они не станут осторожничать в первые часы. Но они знают, что медсестры могут проболтаться, и, разумеется, захотят покинуть город. С такими деньгами везде жить можно, – сделал заключение Тюнич.

– Ты будешь оформлять это дело как самоубийство, Стас?

– Маков – отработанный вариант. Он получил по заслугам. Искать убийцу – дело неблагодарное. Я на его стороне. Возможно, несколько клиентов Макова скооперировались и наняли профессионала, а это глушак. Я его не поймаю даже в паре с тобой, Степа. Такие случаи по горячим следам не проходят, а уже прошли почти сутки.

– Дело твое. Может, ты и прав. Важно найти недостающие деньги, а убийцы пусть гуляют.

– Только не разыгрывай из себя литературного героя, Степа.

– Я ни в чем тебя не упрекаю, Стас. Ты меня не так понял. Но на прощание хочу обратить твое внимание на детали. – Он подошел к окну, где все еще висел труп. – Глянь на узел. Пояс от халата привязан к оконной ручке парашютным узлом.

Врач-самоубийца такой узел завязать не смог бы, так же, как точно стрелять из экзотического оружия. Это тебе так, на всякий случай, если под руки попадется бывший десантник, очевидно, офицер. И еще. На письменном столе, как видишь, стоит на мраморной подставке серебряная звезда Давида. Значит, Маков был евреем. Но в предсмертной записке мы читаем: «Я услышал голос Господа нашего» и в конце: «Да просит меня Господь». Неувязочка получается. Боюсь, что писалось все под диктовку наемника, который плохо знал профессора. Это пока все.

– Учту, Степа. Ты заглядывай, если возникнут вопросы.

– Обязательно. Сделай мне, пожалуйста, копии медицинских карт Любовской и Рогозина. Авось пригодится.

– Не сомневайся. Завтра же получишь. Спасибо за помощь.

Марецкий направился к выходу.

10.

И опять Вика проснулась с похмелья. Шел одиннадцатый час, а рабочий день у нее начинается в девять. Ни малейшего желания идти на работу. Вика привыкла к ответственности и дисциплине, похмелье, болезни никогда не могли стать причиной прогулов или даже опозданий. Но сейчас ее словно подкосило, выбило из привычного ритма, и она уже не могла подчиняться правилам. Слишком большой груз неприятностей свалился на ее плечи, и она устала сопротивляться. Ни дня передышки, один стресс следовал за другим, ей хотелось кричать и бежать с закрытыми глазами куда угодно, но только не оставаться больше в этом аду.

Вика позвонила на работу и предупредила главного инженера, что у нее важная деловая встреча и сегодня в офис она не приедет.

Она кое-как привела себя в порядок и ушла. В почтовом ящике лежала открытка от любимого муженька, присланная из Кисловодска. Читать ее она не стала, а выйдя на улицу, не успела и десяти шагов сделать, как к ней прицепился какой-то тип.

– Извините, Виктория Дмитриевна, я к вам.

– Ко мне, это куда?

– Неважно. Мы можем и тут поговорить.

– У меня сегодня день молчания.

– Я из милиции. Капитан Шмелев. Отдел экономических преступлений.

– Интересуетесь бюджетом моей семьи?

– Вы знаете профессора Макова?

– Конечно. Та еще сволочь, но специалист прекрасный. Он велел передать мне привет?

– Он приказал всем нам долго жить. Маков умер при странных обстоятельствах.

Вика вздрогнула. По коже пробежали мурашки. Она не сразу поняла, почему слова капитана так на нее подействовали.

– Вы были у него совсем недавно, судя по талонам, которые мы нашли.

– И что из этого?

– Не надо принимать меня в штыки, Виктория Дмитриевна, я всего лишь занимаюсь своей работой и мог бы вызвать вас повесткой, однако приехал сам.

– Ну ладно, а от меня-то что хотите?

– За Маковым мы наблюдаем давно. На днях его должны были арестовать. Он занимался шантажом и поборами, и у нас есть основания считать, что вы входили в число его клиентов, с которых он стриг зеленые купоны.

– Значит, вы прочли мою карточку. Да. Я платила ему по две тысячи долларов в месяц, но при моих возможностях это не бешеные деньги.

– У него не одна вы были, и мы подозреваем о существовании сговора лиц против Макова. Что вы об этом думаете?

– Думаю, туда ему и дорога. Но в сговор я ни с кем не вступала. И вообще я женщина самостоятельная, захотела бы, так без помощи других проломила бы ему башку кирпичом. Но у меня без него дел хватает.

– На вашего мужа также есть карточка в архиве Макова. Как мне его повидать?

– Приедет из отпуска, и повидаете.

– А где он, если не секрет?

Вика достала из сумочки открытку и протянула Шмелеву.

– Если не лень, то можете и туда смотать, только не помню, какой трамвай ходит до тех мест. А вернется он через месяц. У него большой отпуск. Вам что делать нечего? У Макова пять шкафов с такими, как я. Он сгниет в могиле, пока вы всех обойдете, и чего вы этим добьетесь? Взрослые люди, а занимаются всякой…

Не договорив, Вика ретировалась. Шла она быстро, не думая о дороге. Утро только началось, а ее уже хватают за глотку. Вот умри она, и весь мир развалится, людям не останется дел на земле, потому что каждый норовит залезть ей в душу и нагадить там. Устроили сортир, сволочи!

Ноги сами привели ее в какой-то бар. Тихо, прохладно, полумрак.

Она заказала себе бутылку шампанского и выпила два фужера подряд, закурила.

Немного отлегло, руки уже не тряслись.

За спиной засмеялись какие-то девчонки. Вика опять вздрогнула. Боже, что стало с ее нервами. Она дергается по каждому пустяку.

Вика медленно повернула голову назад и увидела двух размалеванных девиц лет по восемнадцати. Ее прошиб холодный пот. Все вдруг всплыло в памяти. Тот же бар, то же французское шампанское и те же шлюхи.

Как она сюда попала? На этот вопрос у нее не нашлось ответа. Она даже не знала, где находится. Что за улица и как называется эта шарашка. В памяти всплыли физиономия цыганки и страшное лицо колдуна. Карты. Странные карты, звездочки, квадратики, кружочки и пять имен. Пятеро заклятых врагов.

Вика бросила деньги на стол и вышла на улицу. Ей удалось остановить частника, согласившегося отвезти ее в Марьину Рощу.

Вика чувствовала себя кошмарно, и делала она все, не думая, словно в угаре. Машина привезла ее к тому дому, где она уже однажды побывала. Странно, но она точно помнила адрес. Ей казалось, будто все происходило вчера и она совсем недавно виделась с колдуном, старухой, но они были какими-то не живыми, а прозрачными призраками из тяжелого и тревожного сна. Но откуда тогда она знала адрес и дом, который стоял на своем месте?

Вика зашла во двор. Все так узнаваемо, нет, это не сон, все настоящее.

Вот и подъезд, провонявший котами, ободранные стены, стоптанные ступени.

Вика медленно начала подниматься на второй этаж. Старуха жила за семью печатями, но на этот раз ее дверь была распахнута настежь.

Испуганная женщина зашла в квартиру, как в клетку льва. Здесь ждало ее что-то, способное погубить или воскресить, она не понимала.

Но чуда не произошло. Квартира с ободранными обоями пустовала, тут и следов не осталось от пребывания живого человека. Мертвое, заброшенное пустое пространство, от которого становится жутковато. Вика выскочила из квартиры и побежала на третий этаж. Все то же самое. Квартира колдуна превратилась в пустой гнилой орех. Тут были открыты окна и разгуливал ветер, по комнатам бегали мыши.

Ей стало нехорошо. Ноги подкашивались и отказывались слушаться. Она с трудом выбралась на улицу. Немного посидела на скамейке и выкурила несколько сигарет одну за другой.

Мимо проходил какой-то старик. Вика его окликнула:

– Скажите, а вы не знаете тетку Аксинью? Она жила здесь на втором этаже. Совсем недавно.

– Да Бог с тобой, дочка. Этот дом выселили три года назад. Тут никто не живет. Его ломать будут, но пока только разговоры разговаривают. На этом месте какой-то банк хотят строить. А банки у нас один за одним лопаются. Вот и тянут кота за хвост. А жить нельзя. Кровля едва держится. Вот-вот рухнет, туда даже бомжи заходить боятся.

– Спасибо, дедушка. Вразумили.

Вика поднялась и, едва перебирая ногами, пошла прочь.

Но не только для нее опустошение дома стало непонятным и фантастичным.

Следивший за ней Мифодий Тихий был не меньше удивлен исчезновением тетки Аксиньи. Ведь если колдуном он был сам и тут все ясно, то Аксинья и ее клиентки – не плод больной фантазии, а факт.

Слючи от квартиры ему дал Багет. Он, правда, ничего не говорил, кроме того, что место спокойное и надежное. Однако Тихого такой ответ не устраивал.

Он привык к ясности и порядку.

Ему было над чем подумать.

К вечеру Вика опять напилась. И вдруг звонок Сережи. Она как-то даже встрепенулась и ожила. Он не показывался несколько дней, и вот она вновь слышит его голос.

– Это я, пташка!

– Тихо. Ни звука по телефону. Ты хочешь меня видеть?

– Разумеется, а как ты думаешь?

– Тогда жди меня там, где мы познакомились. Я появлюсь очень скоро.

Теперь оставалось придумать, как уйти из дома незамеченной.