Роковой аккорд

11

— С ума сошла?

Я могла бы услышать этот вопрос от Эйлин. Она бы танцевала на рабочем столе, ударами шпилек набирая телефон Генри, чтобы срочно нажаловаться на меня. Этот вопрос вправе был бы задать Кайл, призадумавшись, стоит ли нам возобновлять отношения. Даже Кэссиди и Трисия могли бы удивиться моему поведению, хотя за годы безумств их понятия о здравом смысле, хороших манерах и приличиях сделались достаточно эластичными. Но выслушать лекцию об основах журналистской этики и человеческой порядочности от Питера Малкахи, человека, который ни в том ни в другом отнюдь не был силен!

Не оправдывалась я не потому, что не хотела, а потому, что крыть было нечем. Целоваться с одним из объектов журналистского расследования — может ли быть что глупее? Может: целоваться с ним в присутствии десятка девочек-подростков, которые своими сотовыми телефонами ухитряются нащелкать фотки повыразительнее, чем я профессиональной камерой. Эти снимки облетели Манхэттен прежде, чем я успела высвободиться из объятий Адама (не говорю уж — прежде чем я успела вернуться в офис).

Девчачий смех оглушил нас обоих, и мы с Адамом разомкнули объятия. Оказывается, его несносные поклонницы вернулись и притаились в зрительном зале. В какой рекламе я видела это: все дружно вскинули правые руки с мобильниками, рты идеальными кружочками, злобное ликование на лицах?

— Девочки! — без особого усердия взывал к ним Адам, он-то понимал, что случай безнадежный. — Девочки, не надо. Сотрите.

— Конечно-конечно, мистер Кроули, — прочирикала заводила, нажимая на кнопку. — Ой! — с комическим испугом округлила она глаза. — Кажется, по ошибке я нажала «послать».

Свита в точности воспроизводила каждое движение своей царицы. Вот почему старшая школа считается лучшей порой жизни, припомнила я.

Предложение встретиться в кабинете директора не слишком-то устрашило девах. Они свое дело сделали и с торжеством покинули зал. Адам порывался меня проводить, но я решила: чем меньше мы с ним показываемся на людях вместе, тем лучше.

— Я пишу статью о близком вам человеке, — пустилась я объяснять.

— И о преступлении, в которое я вовлечен, — подхватил он.

— Вас я не подозревала. Может быть, зря?

— А я думал, подозреваете.

— И поэтому вы меня поцеловали?

— Ну уж нет. Это было от души.

— Мне пора. — Да, я оценила искренность его поцелуя и то, как прикосновение его губ отдается у меня в позвоночнике. Нужно срочно восстановить душевное равновесие, нужно сосредоточить свой духовный взор на лице Кайла. Но сколько лоб ни морщи, желанный образ не вызовешь. Я сказала себе, что поцелуй потряс меня только потому… только потому, что я впервые целовалась со знаменитостью. Жалкая отговорка.

— Мне пора, — повторила я, подгоняя не столько его, сколько саму себя.

По пути в офис мне удалось отвлечься от поцелуя и подумать над другими вопросами. Грэй утверждал, будто сумеет снова втянуть Адама в работу над музыкой, но Адам говорит, что Грэй не позволяет ему петь джаз. Рассел готов был поддержать Адама и в джазе, но Рассела больше нет. И пленок нет. Неужели Грэй прикончил Рассела из-за Адама? А потом вернулся и забрал пленки, чтобы и наследство Мики себе присвоить? Или же Грэй сказал правду, и пленки у кого-то другого — у Клэр, например? Например, сам же Грэй и послал ее за пленками?

Были у Клэр пленки или нет, этого я в тот момент не знала. Зато выяснилось, что у нее есть неотложное желание пообщаться со мной. Еще не дойдя до редакции, я получила от нее три эсэмэски, на автоответчике в офисе обнаружилось два ее звонка, на моем столе — записка от помощницы Генри, дескать, Клэр срочно меня разыскивает, а когда обернулась, на пороге уже подкарауливала злобная редакторша примерно с таким же текстом.

Эйлин вырядилась в черный кашемировый свитер, юбка на ней была в мелкую клетку, тоже шерстяная. Морозы еще не грянули, но Эйлин одевается по календарю, а не по термометру. Наверное, с утра она пыталась выглядеть мягкой и пушистой, но, на мой взгляд, смахивала на бостонского терьера. Нетерпеливое постукивание затянутой в «Плинер»[33] задней лапки и глухое рычание довершали картину.

— Вам требуется дуэнья, мисс Молли Форрестер? — вопросила она, едва я опустила трубку на рычаг. Я еще и сесть не успела.

— Спасибо, пригодится, — ответила я, роняя сумочку в ящик стола, а свой зад на стул. Я надеялась, что все мои проблемы сводятся к нетерпеливой Клэр, но Эйлин перегнулась через мое плечо и розовым коготком застучала по клавишам компьютера. Экран ожил, вместо заставки — фотография Адама, хищно прижавшего губы к моим губам. «Адам и очередная Ева», гласила подпись известного новостного (то бишь сплетнического) сайта. Много еще таких сайтов? И какие заголовки предпочитают они?

— Попробуйте-ка это объяснить, — дымясь, пропыхтела Эйлин.

— Дурацкая шутка. Могли бы придумать получше, прежде чем выходить в Сеть, — легкомысленно ответила я.

— Вас вроде бы посылали собирать материал для статьи об Оливии Эллиот.

— Это никак не связано. — Эйлин испустила очередной терьеристый рык, и я поспешила встать, а то еще вопьется клыками в мою беззащитную шею. — Честное слово, Эйлин, это не имеет никакого отношения к статье.

Эйлин прилипла к экрану и принялась читать заметку вслух — не только мне, но и всей редакции: с той минуты, как Эйлин принялась учинять мне разнос, ни один человек даже не делал вид, будто работает.

— «Что отвлекает Адама Кроули от музыки? Эта соблазнительная… — Эйлин бросила на меня короткий взгляд и фыркнула. — Соблазнительная репортерша из «Цайтгайста», которая пытается увязать смерть Рассела Эллиота со смертью отца Адама, Мики Кроули».

— Это все Джордан, — возмутилась я. — Он это подстроил, он подтасовывает факты и манипулирует людьми, доказывая свою теорию. — Кто его знает, может, и старшеклассниц Джордан надоумил шпионить за братом? А я сглупила и позволила Адаму подставить нас обоих.

Ботокс помешал Эйлин нахмуриться, она только глаза выпучила.

— Если ты не поддерживаешь его «теорию», надо быть последней дурой, чтобы позволять ему использовать тебя.

В кои-то веки я услышала от Эйлин разумные речи. Боюсь, изумление проступило у меня на лице: Эйлин поджала губы (этому ботокс не помешал) и скомандовала: «Разберись с этим». Повелительно махнула рукой в сторону компьютера и удалилась в свой кабинет.

Мои коллеги падали каждый на свой стул, когда Эйлин проходила мимо них — ни дать ни взять трава, подрезанная газонокосилкой. Ирина, как всегда, шла против течения: до сих пор она сидела, а теперь встала и зашагала ко мне, набычившись, ссутулив плечи.

— Вряд ли у тебя найдется время поговорить со мной. — Это прозвучало как утверждение.

— Почему бы и нет? В промежутке между глупостями, которые творю себе же во вред. — И я приветливо похлопала рукой по сиденью свободного стула.

Ирина присела на краешек так осторожно, что казалось, зависла в двух сантиметрах над сиденьем.

— Можно ли в колонке советов хотя бы предположить, что некоторым людям одиночество на пользу?

— Интересная мысль, — протянула я, прикидывая, как одиночество могло бы украсить мою жизнь на данном ее этапе. Но присмотревшись к Ирине, печальной складке рта и вытаращенным от усердия глазам, поспешила уточнить: — Вообще-то большинство читателей обращаются в журнал именно потому, что хотят с кем-то пообщаться, и если ты предпочитаешь одиночество, наверное, тебе нужно присмотреться к другой вакансии, а не к работе ведущего колонки советов.

Ирина тяжело вздохнула, еще сильнее округлила плечи.

— Да и какая разница! Все равно ты статью не напишешь, вернешься в свою колонку, так что этот конкурс не имеет никакого смысла.

Догадывалась ли Ирина, в какой степени ее пророчества совпадали с моими страхами? Если и догадывалась, на ее лишенном выражения лице ничего не отразилось.

— С другой стороны, — симулируя профессиональную бодрость, продолжала я, — такой умный человек, как ты, мог бы оживить колонку. Ты уж, пожалуйста, прими участие в конкурсе.

Не отвечая, Ирина поднялась и отчалила к своему столу. Я схватила мобильник — будем надеяться, этот талисман защитит меня от прочих «визитеров».

Странное дело: Клэр Кроули срочно требовала меня к ответу, но в трубке ее голос звучал не слишком-то приветливо.

— Нам с вами надо поговорить, — заявила она. — Боюсь, что вы получили неправильное представление о нашей семье и положении в ней Оливии.

Слава богу, пока что она еще не взвилась от нашей с Адамом трогательной фотографии. Мы назначили встречу на восемь часов вечера в ее квартире. Разъединившись, я тут же нажала горячую клавишу.

— Есть секундочка? — спросила я Кайла.

— Две-три.

— Этого достаточно, я только хотела предупредить, что сегодня кое-что произошло, но все не так скверно, как выглядит на снимке, и я хотела сама тебе об этом сказать, но фотография уже висит на всех сайтах, понять не могу, как эти сплетники так быстро успевают…

— Молли! — прервал он. — Тебя кто-то обидел?

Его быстрый ум восхищает и немного пугает меня.

— Не обидел. Поцеловал.

На том конце трубке повисло молчание.

— А дуры-школьницы нас сфотографировали.

Молчание сгущалось.

— И я хочу, чтобы ты понял: все не так, как оно выглядит.

— А как выглядит? — Жесткие интонации следователя.

— Как будто я тоже его целую.

— Но ты этого не делала.

— Нет! — убежденно ответила я, хотя мои губы прекрасно помнили теплоту губ Адама, и это меня убивало: как можно разговаривать с Кайлом, а думать об Адаме? Что-то со мной не так.

— Ладно, все в порядке.

— У нас все в порядке?

— У меня да, а у тебя?

— Да.

— В таком случае поговорим позже, сейчас мы с Беном едем в суд.

— Извини.

— Нет-нет, все в порядке, мы в порядке. Молодец, что позвонила, спасибо за предупреждение.

Я уронила трубку и задумалась: почему Кайл распрощался без единого ласкового слова и следует ли мне заморачиваться по этому поводу. Правда, в его лексиконе «все в порядке, мы в порядке» приближалось к излияниям чувств. Я могла бы просидеть часок-другой, анализируя эти шесть слов и все оттенки интонации, громкости голоса, контекста, но у Бонни Карсон имелись другие планы.

— Молли! — Она материализовалась перед моим столом, как эльф из «Сна в летнюю ночь». За ее спиной ехидно усмехалась Скайлер.

— У тебя посетитель, — сообщила Скайлер, как будто я внезапно ослепла, и помахала небольшим пакетиком с лекарствами. — У Эйлин из-за тебя голова разболелась, пришлось сбегать в аптечку, а по дороге я встретила даму, искавшую тебя, и решила ее проводить.

— Большое спасибо за помощь, Скайлер! — внятно поблагодарила я (черт бы тебя побрал, стерва страшная!).

Скайлер отправилась на свое место, а Бонни протянула мне руку:

— Бонни Карсон, мать Джордана Кроули.

Интересный способ представляться, словно я могла забыть ее на следующий же день после знакомства или перепутать, кто она такая.

— Конечно, я помню. Как поживаете? — Из вежливости я поднялась и пожала ей руку.

Бонни рассмеялась, но не слишком убедительно.

— Я в растерянности и не готова изображать из себя мамочку, — последнее слово она растянула так, что оно сделалось многосложным. — Но все-таки должна спросить: что у вас с моим сыном?

К огорчению моих коллег, я предложила Бонни перенести интимный разговор в конференц-зал. Свой долг перед таблоидами я выполнила, покрасовавшись со старшим из отпрысков Кроули, на один день достаточно.

В затемненном конференц-зале пахло пересохшими маркерами. Я прихватила две бутылки минеральной воды из мини-бара — не столько пить хотелось, сколько руки занять.

— Не вполне понимаю, что вас беспокоит, мисс Карсон…

— Бонни.

Я кивнула и продолжала:

— Ничего у нас с ним не происходит. И с Адамом тоже ничего. Но в особенности ничего не происходит у нас с Джорданом.

— Все эти домыслы насчет Мики и Рассела…

— Он первый начал. — Теперь я заговорила, как трехлетка, но право же, с меня достаточно моих собственных ошибок.

Небольшая пауза — и всхлип. Бонни расплакалась. Я кинулась искать бумажные салфетки, но у Бонни в сумочке от Феррагамо прятался льняной платочек. Вот умеет женщина вытирать заплаканные глазки: уголок платка скользил под веками, не стирая искусно наложенную тушь.

— Этого я и боялась. Хотелось мне думать, что это газетная утка, что это вы затеяли… — Она помедлила, собираясь с духом, а я тем временем ухитрилась оторвать краешек от наклейки на бутылке с минеральной водой. — Мальчик не справляется со стрессом.

— Со стрессом?

Острый взгляд Бонни сообщил мне, что мой вопрос был глуп и бестактен.

— Его слишком торопят с новым альбомом. Джордан старается, ищет, а на него давит Грэй, давит Клэр…

— Но вы не давите.

— Я ободряю и поощряю. Как всякая нормальная мать. — Бонни одарила меня короткой усмешкой. — Хорошая мать.

— А как поступают плохие матери? — поинтересовалась я в надежде выведать ее мнение о Клэр.

— Они позволяют своим детям сдаться и бросить карьеру.

Инстинктивно мне хотелось заступиться за Адама, но нельзя же было рассказывать Бонни про его следующий альбом, поэтому я промолчала и зашла с другой стороны:

— Вам следовало бы посоветовать Джордану распроститься с таблоидами и вернуться к работе.

— Вы упомянете его в своей статье? — спокойно поинтересовалась она.

— Непременно. Джордан играет важную роль в жизни Оливии. Они с Адамом считают ее сестрой, это так трогательно.

— Рассел обожал Джордана, — с печальной улыбкой промолвила Бонни. — Он видел в моем сыне нового Мику, поощрял его занятия музыкой задолго до того, как я осмелилась надеяться…

Платочек вновь скользнул под накрашенные ресницы, а я терпеливо ожидала, какие еще козыри выложит Бонни, чтобы обеспечить сыночку место под рампами.

— Мне так недостает его.

— Вы о ком? О Мике или о Расселе?

— О них обоих, но главным образом о Расселе.

— Такая жизнь была для вас нелегка.

— Какая — такая? — выпрямилась она, сжав в кулачке платок.

— В тени Клэр.

К моему изумлению, Бонни расхохоталась, искренне и удивительно громко для такой изящной дамы.

— Вам так кажется, Молли? Не слишком-то вы наблюдательны для журналиста. Мой мир не менее ярок, чем ее, моя жизнь так же полна. Пожалуй, даже лучше, чем ее, тем более что мой сын оказался единственным истинным наследником Мики Кроули.

Сейчас королева махнет платком, меня отправят в Тауэр и обезглавят.

— Прошу прощения, — пролепетала я.

Она расхохоталась еще громче.

— Ничего страшного, обычное дело. Только в статье не вздумайте так выразиться, иначе вам придется иметь дело с моим адвокатом. У нас в семье и без того хватает неприятностей.

Потрясающая тетка! От воркования к угрозам, и все это не меняя интонацию, не повышая голоса. Бонни поднялась, давая мне понять, что аудиенция закончена.

— Кстати, и о пленках вам лучше не писать. Не стоит зря будоражить публику, и опять же вам придется иметь дело с юристами.

— Почему вы решили, что в статье речь зайдет о пленках?

— Грэй сказал, что утром вы приходили к нему и расспрашивали.

— Он сказал вам, что именно он мне сообщил? — Как же это Грэй ухитряется балансировать между двумя вдовушками? Нелегко ему приходится, особенно теперь, когда не стало Рассела.

— Да. Что он не знает, где могут быть пленки.

— И это все?

— Что же еще?

— Например, что Клэр землю носом роет в поисках пленок. Но если найдет, запрячет их подальше, чтобы они не помешали успехам Адама и Джордана.

Улыбка застыла на губах Бонни, я испугалась, как бы и сами губы не посинели.

— Пленки только способствовали бы продажам их альбомов.

— Грэй тоже так считает.

— Грэй умница.

— Достаточно умен, чтобы сообразить, у кого эти пленки?

Бонни вроде бы глянула на меня — нет, мимо, взгляд ушел за линию горизонта.

— Хорошо бы найти их, — сказала я, в свой черед поднимаясь для прощания, но Бонни словно не слышала меня, вся во власти Идеи.

— Найдем, — выдохнула она наконец, и я подумала, не следует ли мне срочно предупредить Клэр и Грэя о том, что Бонни вышла на тропу войны.

Пока что я проводила Бонни до лифта и поблагодарила ее за то, что она удосужилась зайти и запугать меня, чтобы я не лезла к ее сыну — разумеется, все это формулировалось в более изящных выражениях. Провожая Бонни, я оказалась в правильном месте в неправильное время — или как там это называется — словом, столкнулась нос к носу с выходившим из лифта Питером, и тот сразу же назвал меня сумасшедшей дурой.

— Привет, Питер, — ответила я, внутренне торжествуя, ибо Питер, всегда державшийся огурцом, на этот раз сам казался несколько сумасшедшим. Я прикинула, не проводить ли и его в конференц-зал, но уж очень грозно он выглядел, так что я предпочла оставаться в холле у лифта, на глазах у свидетелей.

— Понравилась фотка?

— Какая еще фотка?

Черт, в нынешнем сверхскоростном мире за новостями о самой себе не поспеешь.

— Если дело не в фотке, из-за чего ты разозлился?

— Что ты сказала Адаму Кроули? Он разорвал сделку с Рэем Эрнандесом.

— Ничего такого я ему не говорила.

— Подумай как следует.

Я постаралась в деталях припомнить наш разговор, отчего сердце у меня учащенно забилось и зачесались губы.

— Что-то такое я ему говорила, что ему лучше было бы заняться другим делом, но ты же не думаешь, что я могу повлиять на Адама, да еще в таких важных вопросах.

— Вот как? Рэй Эрнандес только что разжевал меня и выплюнул: ему позвонил Адам и заявил, что у него, дескать, есть свои мечты, на них он и будет тратить деньги, бла-бла-бла, а поскольку эта сделка сохранялась в тайне, Рэй меня загрызть готов, он уверен, что все дело в том, что я сказал тебе, а ты отговорила Адама.

— Во-первых, — заговорила я, стараясь привести в чувство и себя, и Питера, — вы с Рэем приписываете мне влияние, каким я вовсе не обладаю. Во-вторых, Рэй скоро остынет, и ты получишь свою статью. Наверное, ты еще увидишь, как Рэй обхаживает Адама или находит другого инвестора, — в любом случае все читатели, которые в мечтах видят себя миллионерами, с удовольствием будут изучать подробности этой истории.

Питер вытаращился на меня. Я подумала было, что произвела на него впечатление своим умом и красноречием, но тут он спросил:

— Ты предлагаешь мне сделку? В порядке извинения ты предлагаешь мне долю в этом сюжете?

— Это ведь лучше, чем пустые извинения? — обворожительно (будем надеяться) улыбнулась я.

И он, как ни дулся, не удержался от улыбки:

— Ага, лучше.

— Учти: проговорилась я неумышленно. Мы с Адамом говорили о музыке, о его планах, а не о клубе и партнерстве с Рэем. Клуб всплыл как побочная тема. В любом случае я извиняюсь.

Улыбка моего собеседника слегка померкла:

— Чего ты вообще крутишься рядом с Адамом?

Я нахмурилась и поспешно потерла лоб, разглаживая морщинку — не хотелось бы заразиться от Трисии дурной привычкой.

— Я готовлю статью и должна изучить окружение Оливии. Окружение довольно плотное, тронешь одного — другой отзовется.

— И поэтому ты бросилась ему на шею?

— Я-то думала, ты не видел эту фотографию.

— Просто не хотел начинать разговор с нее.

— А теперь, когда получил что хотел, решил и про фотку поговорить?

— Зачем ты с ним целовалась?

— Он поцеловал меня, а не я его. Я расспрашивала его насчет Оливии и ее отца, и разговор пошел несколько не в том направлении.

— Несколько?

— Да, мы чуть-чуть отклонились от темы.

— Наверное, ты что-то нащупала и он пытался тебя отвлечь.

Доля истины в этом соображении имелась, но не Питеру бы говорить.

— Может быть, я приглянулась Адаму.

— Будь у него хоть капля здравого смысла… — намекнул Питер.

— Огромное тебе спасибо.

— Если он как-то связан со смертью Рассела Эллиота, он пытался таким образом соскочить — добиться, чтобы ты вычеркнула его из списка подозреваемых. На его месте я бы точно так и поступил.

Разные причины вызывают гнев, но один из подвидов гнева кажется мне особенно интересным и парадоксальным: стоит собеседнику высказать истину, о которой вы и без него догадывались, но знать не хотели, как у меня (то есть у вас) темнеет в глазах. Ведь я могла бы и дальше тешить себя обманом, если б этому идиоту не вздумалось выложить все как есть. Сердце и мозг не в ладах, наступила физиологическая реакция, перегрузка нервной системы, и я могла бы удушить Питера Малкахи прямо там, в вестибюле у лифта, на глазах у свидетелей. Он был прав, черт бы его подрал. Чего-то Адам добивался своим поцелуем, но чего? Сбить меня со следа, потому что он и впрямь был причастен к смерти Рассела или что-то знал о ней? Или же хотел оттеснить Джордана и покрасоваться на первых страницах таблоидов?

Одно я знала точно благодаря опыту интимных отношений с Питером: дай ему понять, что он попал в цель, и он тебя прикончит.

— Значит, мое женское обаяние тут ни при чем?

— Как ты думаешь, что ему известно? — Питер попытался включить свое мужское обаяние.

Если б я что-то и думала, с ним бы делиться не стала.

— Питер, мы в расчете. Прости, что немного подпортила тебе с твоей статьей, но я не обязана в порядке компенсации делиться своими сюжетами.

— Плевать на сюжет, я о тебе беспокоюсь. С тех пор как мы расстались, ты уже не раз попадала в беду.

Смешно!

— С тех пор я писала статьи про убийства. Может быть, дело в этом, а не в наших отношениях или их отсутствии?

— Я готов помочь тебе, защитить! — Великий специалист симулировать искренность.

— Спасибо, Питер, но у меня и так все в порядке.

— Заодно прослежу, чтобы ты не портила мою статью.

— Разумеется.

Питер улыбнулся — на этот раз искренне и чуточку смущенно. С ним это редко бывает. Растрогавшись, я поцеловала его в щеку.

Он перехватил мою руку и удержал ее на своем плече. Всего на секундочку. Достаточно, чтобы Кайл успел спросить:

— Так ты насчет этого меня предупреждала?

Не стоило забывать, что лифт имеет привычку опускаться на первый этаж и возвращаться с очередной партией пассажиров. Большинство этих пассажиров быстренько просочились в коридор и исчезли, но Кайл так и остался стоять в вестибюле, изучая нас с Питером, словно подозреваемых на опознании.

— Нет, это другое фото. Другой парень, — забулькала я. Слегка оправилась и ляпнула: — А я думала, ты сейчас в суде. — Подозреваемый в поисках алиби.

— Суд отложили.

— Рад встрече, Эдвардс, — вмешался Питер.

— Ага, и я, — подхватил Кайл. — Знаешь, Молли, когда я предлагал начать все сначала, я не имел в виду, что хочу снова натыкаться на этого перца всякий раз, когда прихожу повидаться с тобой.

— Почему же? Давай я пока буду с ней встречаться, а ты готовься к старту, — любезно предложил Питер.

— Настоящий друг. — Черт, Кайл тоже наслаждается ситуацией, он-то с какой стати?

— Всегда к вашим услугам.

— Шли бы вы, парни, пиво пить, — вмешалась я, до глубины души задетая их легкомысленным тоном. — А я пока поработаю.

— Не могу. Я пришел для серьезного разговора, — предупредил Кайл.

— Насчет фото?

— Насчет твоей приятельницы Оливии. Она под арестом.