Романов #01-02

Глава 26

Это было очень странное ощущение. Будто кто-то запустил руку под череп и водит пальцами прямо по мозгу, но мягко, словно поглаживая. Однако стоило немного абстрагироваться, как все неприятные чувства испарились. И я сразу заметил несколько минусов допроса.

То ли техника была сыроватой, то ли опричник работал с ней не слишком часто. Я буквально на клеточном уровне ощущал, как много силы просто рассеивается впустую. Те усилия, которые прилагал гвардеец, чтобы проникнуть в мой разум, никак не соответствовали эффективности. Будто кто-то выливает целое ведро, чтобы наполнить бутылочную крышку. Но мощи дара моему визави было не занимать.

Посторонние мысли выветрило, когда я не столько услышал вопрос, сколько почувствовал его в своей голове.

— Великий князь Юрий Владимирович Долгоруков, что вы знаете о его гибели?

В памяти тут же всплыла новость, прочитанная на телефоне, и я озвучил текст, представший перед глазами. Идеальный доступ к собственным воспоминаниям меня порадовал, нужно будет потом попробовать так самому — это очень удобно, в любой момент вспомнить то, о чем уже и думать забыл.

— Как вы об этом узнали? — снова спросил гвардеец.

— Сообщение пришло на телефон, — ответил я, замечая, что никакого ужасающего давления не ощущаю.

Не сразу удалось понять, в чем тут дело. Проанализировав воздействие на себя, я с удивлением обнаружил несколько свободных точек, позволяющих мне не просто врать, но и самому влезть в голову опричника. При этом я был уверен, что сам такой же ошибки не допущу и меня он без посторонней помощи не обнаружит.

Вот только помимо жертвы за камерой наблюдают и другие люди. От них подобное не скрыть. К тому же лезть в голову Слуги царя? Я не самоубийца, там могут быть такие тайны, которых ни одна подписка не покроет. Так зачем рисковать?

Ко всему прочему, влезть я смогу, но не факт, что вернусь. Между нами существует временный мост, это техника, но что с ней станет, если я взломаю активировавшего ее человека? Не окажется ли, что я переселюсь в него?

До того, как стать сингуляром, на промежуточном этапе я копировал свое сознание в компьютер. И для меня подобный процесс переноса не магия, а научное достижение. И сейчас происходило практически то же самое — одну часть моего разума сканировал опричник, пока вторая продолжала нормально функционировать. Даже как-то легче стало, стоило это осознать.

— Вы встречались с Юрием Владимировичем Долгоруковым? — задал новый вопрос опричник.

— Никогда, — ответил я чистую правду.

Личных встреч у нас не было, и до некролога я даже не знал, как он выглядит. Хотя, разумеется, была вероятность, что я его видел на приемах, но на тот момент я понятия не имел, кто это, так что считаться не должно.

Откровенно врать я не собирался. Ни к чему плодить нестыковки и вопросы. Пусть лучше думают, что у меня крепкая психика и потому я не пускаю слюни в процессе допроса, чем внезапно узнают, что техника, на которой строится практически вся доказательная база в высших судебных делах, оказалась не так уж и эффективна против одного конкретного княжича.

— Что вы знаете о смерти Ростовой Варвары Евгеньевны? — вновь спросил опричник.

В памяти послушно всплыл разговор с царицей, слова сестры о том, что майора обязательно убьют, затем воспоминания начали наслаиваться друг на друга, сливаясь в одну четкую картину — царица обещает, что полетят головы, и я получаю новость о гибели великого князя.

Вот, значит, как это работает на деле. Даже мои собственные выводы можно выдать, если не защищаться от техники допроса. Тогда неудивительно, что даже умудренные сединами мужи сдают всех причастных. Вот так сболтнешь о подозрениях, и кто-то уже хватает человека на улице.

— Я не знал, что она умерла.

Это была правда. Царица так и не рассказала мне о судьбе майора антитеррористического отдела ЦСБ. Собственно, помимо моих и Ксении домыслов, никакого подтверждения, что это произойдет, у меня не было.

— У вас был конфликт с майором Ростовой? — спросил опричник.

— Не было конфликтов.

Опричник, кажется, немного растерялся. Но быстро взял себя в руки.

— На записи, предоставленной родом Романовых, вы приказываете майору ЦСБ уехать, — добавил точности он. — Это не был конфликт?

— Нет, это было недоразумение, — ответил я. — Майору Ростовой нельзя вмешиваться в дела рода Романовых без подтверждающих документов. Я указал на это, предупредил, что имею законное право применить силу. Майор Ростова села в машину и уехала. Больше мы не встречались.

Гвардеец замолчал, а я стал ждать, что будет дальше. Кажется, до него стало доходить, что Романов Дмитрий Алексеевич из досье и настоящий княжич — совершенно разные люди. Будь я таким, каким меня видит государственная машина, я бы устраивал истерики и вопил о своих правах. И уж точно именовал попытку повлиять на меня как конфликт.

— Вы убивали людей, княжич? — спросил он.

— Убивал, — легко ответил ему я.

— Сколько человек вы убили?

Я немного напрягся и тут же ощутил пальцы на своем мозге. Перед глазами понеслись картины прошлой жизни, затем этой, все это вновь наслаивалось друг на друга, и когда свистопляска закончилась, я знал точную цифру.

Но назвал совершенно иную.

— Девяносто шесть человек, — сказал я, и опричник напротив меня едва слышно выдохнул нечто нецензурное.

— Среди них были невиновные? — сменив тон на более жесткий, спросил он.

— Нет.

Среди тех, кто умер от моих рук на этой Земле — ни одного уж точно.

— Среди них были подданные Русского царства? — явно постепенно заводясь, уточнил гвардеец.

— Я не знаю.

— Но вы кого-то подозреваете? — уже спокойнее задал вопрос он.

— Тех людей, которых я убил, спасая сестру, — пояснил я.

Он вновь взял короткую паузу, и у меня сложилось впечатление, будто он слушает подсказки через передатчик в ухе. Слишком он непрофессионально себя вел и порой выдавал эмоции, которых у опытного дознавателя быть не должно.

— Почему вы считаете, что это были подданные Русского царства? — спросил гвардеец.

— Они были слишком хорошо подготовлены, экипированы и свободно уходили от преследования и наблюдения ЦСБ, — пояснил я.

— Вы считаете, они были одним из спецотрядов? — уловил он мою мысль.

— Да.

— Вы мне лжете?

Это явно был чисто проверочный вопрос. Но я ответил машинально. Я ведь не лгал, когда упоминал о своих подозрениях.

— Нет.

Он замолчал, я тоже не спешил говорить. Мне и не положено — об этом предупреждал инструктаж. Сейчас у меня не должно быть собственной воли, только воля дознавателя.

— Вы считаете, что должны ответить перед законом за совершенные убийства?

— Нет.

— Вы подозреваете, что среди ваших жертв имеются сотрудники Царской Службы Безопасности, но не должны нести наказания за это преступление?

— Нет.

— Почему?

— Они не представились сотрудниками ЦСБ, не предъявили распоряжение суда. Они не могут считаться сотрудниками ЦСБ при исполнении. В таком случае закон на моей стороне, и я имел полное право их убить. Я защищал себя и свою сестру в рамках закона.

Вновь повисла пауза, во время которой гвардеец отвернулся в угол камеры — там наверняка находился объектив, через который идет трансляция коллегам дознавателя. А то и напрямую совету клана Рюриковичей.

— Что вы чувствовали, когда убили последнего человека в том бункере? — спросил он, вновь повернувшись ко мне.

— Что исполнил свой долг.

— В чем заключается ваш долг?

Защищать человечество. Но сказал я иначе.

— Защищать свой род.

Гвардеец замолчал на этот раз на достаточно долгое время. Я все еще ощущал его незримые пальцы в своей голове, но давление постепенно снижалось. Действие техники подходило к концу, но это не значило, что он не сможет ее повторить.

— Вы знаете, кто мог желать смерти великому князю Юрию Владимировичу Долгорукову?

— Его враги, — ответил я, даже не думая — какой вопрос, таков ответ.

Опричник нервно хрустнул шеей. Определенно он не настоящий дознаватель, иначе вел бы себя гораздо спокойнее. Но его очень напрягло, что я за свои восемнадцать лет убил почти сто человек. И практически половина из них — сотрудники ЦСБ.

— Вы замышляете против государя Михаила II?

— Нет.

Как можно ставить палки в колеса тому, кто тебя фактически обеспечивает всем необходимым для повторного восхождения? Я его уважаю как правителя, дальновидно решившего поверить моим записям.

— Вы замышляете против великих князей?

— Нет.

Мне на них плевать до тех пор, пока они не вмешиваются в дела рода. Нет точек пересечения, нет и замыслов.

— Вы знаете кого-то, кто мог бы быть причастен к смерти великого князя Долгорукова?

Царица. Но и тут я отвечать не стал.

— Нет.

Давление исчезло совсем, и гвардеец отступил от меня на несколько шагов. Наверное, не хотел стать еще одним убитым мной царским человеком. Впрочем, я прекрасно себя контролировал и никаких последствий от допроса не ощущал.

Но для вида изобразил, что постепенно прихожу в себя.

— Как ваше самочувствие, княжич? — спросил гвардеец, держа руки за спиной.

— Бывало и лучше, господин гвардеец, — ответил я, облизывая губы. — Мы закончили?

Он кивнул, и дверь за его спиной открылась. Эдуард Талгатович вошел и, быстро ощупав меня, повернулся к дознавателю.

— Дмитрий Алексеевич, посидите еще немного, вот, — он расстегнул свой чемоданчик и вручил мне бутылку воды. — Выпейте.

Послушавшись, я осушил эти пол-литра и вздохнул свободнее.

— Благодарю, Эдуард Талгатович, — кивнул я юристу.

Гвардеец покинул камеру, пока я утолял жажду, но я не обратил на это внимания. В конце концов, мой номер в списке — восемьдесят шестой, так что где-то здесь в подвалах сейчас работают еще почти девяносто дознавателей.

— А майор Ростова действительно мертва? — спросил я у адвоката, и тот кивнул.

— Застрелилась тем же вечером. Во всяком случае, такова официальная версия.

— Жаль, — искренне сказал я.

Было бы лучше, если бы она начала работать на царицу. Такие беспринципные люди нужны в любом роду.

— Готовы идти, Дмитрий Алексеевич? — спросил Эдуард Талгатович, заглядывая мне в глаза. — И вам следует показаться целителю рода. У вас капилляры полопались.

Я ничего такого не заметил. Видимо, последствия вмешательства в мой мозг. Но это — не проблема, темные очки все скроют, даже если целителям не удастся. В конце концов, такая грубая техника не могла не оставить следов.

— Предлагаете отсудить компенсацию за причиненный ущерб? — хмыкнул я.

Эдуард Талгатович улыбнулся шутке.

— У царской гвардии? Такого в моем послужном списке еще не было, — заметил он. — Но не думаю, что царь станет рассматривать такой иск. К тому же к вечеру все последствия пройдут. Можно, конечно, обратиться в больницу для царских людей, где зарегистрируют повреждения, но… Вы хотите продолжать этот диалог?

— Нет, конечно, — фыркнул я. — Еще я с царскими гвардейцами не судился. В конце концов, царица — сестра моего отца. Это почти то же самое, что выносить сор из избы.

Юрист поддержал меня под руку, но в этом не было необходимости. Так что мы вместе направились на выход. Стоило забрать свои вещи, получить документ, подтверждающий прохождение допроса, а потом отправляться на учебу.

Занятия в университете никто не отменял.

Гостевые покои великого князя Новгородского в Кремле.

Рюриковичи, приехавшие в Москву со всего Русского царства, долго здоровались друг с другом, потом рассаживались по местам. Кресла расставили полукругом, перед ними возвышался небольшой трон, обитый золотой нитью.

В помещении на стене показывали детали допросов, и великие князья всю ночь напролет провели за просмотром. Кто-то делал пометки для себя, другие следили краем глаза, предпочитая читать стенограмму. Опричники трудились до самого утра, оставив напоследок тех, кто имел реальную возможность обвинить Новгородского правителя. Одним из них стал совсем мальчишка.

В момент, когда гвардеец, исполняющий обязанности дознавателя, спросил об убийствах, в гостевых покоях раздался возбужденный шепот.

— А я говорил, Романовых нужно убирать совсем, — заявил развалившийся в своем кресле великий князь Киевский. — Посмотрите на него! Собран, спокоен, полностью себя контролирует. А вспомните, как визжал Юрин заместитель! Это психопат, а не русский княжич!..

— Успокойся, Витя, — отмахнулся великий князь Хабаровский. — Мальчик прошел через несколько покушений, рос с осознанием, что его род превыше всего. Ему не светит наследование. А вот роль цепного пса — как раз по нему. Вы только послушайте, кто у него в друзьях!

— Коля, все знают, что Ефремовы тебе поперек горла, так как первыми предложили брак императору, — вставил великий князь Тверской. — К делу Романов непричастен. Допрос не обмануть, так что ждем Михаила.

Царь как будто подслушивал. Стоило Тверскому договорить, государь вошел стремительным шагом в покои и сел на трон. Несколько секунд он смотрел прямо перед собой, собираясь с мыслями, после чего объявил:

— Я знаю, что Юра умер не случайно. И знаю, кто виновен, — объявил он. — Но сейчас мы не будем об этом говорить. Сперва назначим нового великого князя Новгородского.

Совет клана молчал, и царь продолжил.

— После того, как я собрал все доказательства по Долгорукову, у меня не осталось сомнений, что его власть давно пора было урезать. Сегодня в полдень я опубликую закон, гласящий, что великие князья более не являются абсолютной властью на своей земле. Теперь за вами будет следить ЦСБ.

Рюриковичи не стали терпеть такого притеснения, мгновенно поднялся раздраженный гомон. Киевский подскочил на ноги и даже ткнул в государя пальцем.

— Ты, Миша, совсем забыл в своей Москве, кто тебе власть дал?! — зло выкрикнул он.

Государь остался сидеть, глядя на членов совета спокойно и даже равнодушно. Но аура власти заставила Виктора Игоревича сесть обратно и замолчать. Давление ощутили все присутствующие, так что больше желающих спорить не нашлось.

— Власть мне дают царские люди, — сказал негромко государь. — Или вы думаете, что можете диктовать мне, царю, как вести дела на моей земле? А теперь я скажу про Новгород. Я оставляю его за собой. Пусть это служит вам напоминанием, какова расплата за попытку поучить своего государя, как править его царством.

Великий князь Киевский фыркнул.

— Ты сам убил Юру? — спросил он, когда аура перестала вдавливать его в кресло.

— Нет, — покачал головой государь, — я собирался его официально судить, за ним грехов накопилось уж слишком много. Но я не виню его убийцу. В конце концов, Долгоруков пытался свергнуть мою жену. Дело закрыто. Кто-то хочет поспорить? Значит, будет обвинен в убийстве Долгорукова и его семьи.

— Подумай, что ты станешь делать, когда Романова уйдет в монастырь, — вставил Тверской сквозь стиснутые зубы. — У тебя нет наследника. Уже сколько лет? Двадцать? Кто сядет в Москве после тебя, Михаил?

Царь рассмеялся. Великие князья же смотрели на него, как на безумца.

— Вы только что доказали, что совет клана давно устарел и больше мне не нужен. Вы что, не слышали о суррогатном материнстве? — объявил Михаил II. — Думаете, я не знаю, как вы подсылали людей, чтобы те подлили яд моей жене, чтобы она не забеременела? Или ты, Коля, хочешь сказать, что не настраивал свою дочь соблазнить меня ради бастарда?

Тот промолчал в ответ, лишь нахмурился.

— У меня есть наследник, — объявил царь. — Но его имя я вам не дам. В следующем году, когда придет срок, я официально признаю своего сына.