Роузлинд (Хмельная мечта)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Саймон вытер пот с лица и слегка повел плечами, чтобы мокрое, влажное белье, наконец, отлипло от тела. Он не контролировал свои движения, равно как и потоки ругательств, слетавшие с его губ, слушая донесения разведчиков. Не было никого и ничего в этой деревне, если можно было назвать деревней те жалкие двадцать хижин, крытых соломой, которые виднелись вдали.

Но, тем не менее, кое-что обнадеживало: разведчики обнаружили свежие следы копыт, и поскольку в такой бедной деревне не могло быть своих лошадей, а пахать можно и на быках, значит, следы оставили пришлые всадники. Саймон знал, что отряд Мортимера шел от Вигмора, а Браозе должен быть где-то южнее, к западу от Монтгомери. Следовательно, здесь уже побывали валлийцы.

Небо над промокшими деревьями было таким же серым, как их одежды. На нем не было ни единого просвета, чтобы определить положение солнца, – Саймон уже давно перестал ориентироваться во времени, и только желудок, который с начала похода успел прилипнуть к хребту, иногда давал о себе знать, требуя наполнения, независимо от того, день это или ночь. Все запасы пищи уже кончились, хотя расходовали их экономно, а валлийцы не оставляли после себя ничего, чем можно было бы поживиться. Конечно, что-то удавалось добыть на охоте, но это бывало очень редко. Валлийцы с особой тщательностью истребили или распугали почти всю дичь в лесах и забрали с собой в горы соленое и вяленое мясо.

Саймон попытался определить, который час, по тому времени, которое прошло с того момента, как он проснулся, но усталость и расстройство планов делали его недоверчивым к своим собственным ощущениям. Он уже не знал, что и думать: то ли для него время замедлило свой ход, то ли ускорило свой бег по сравнению с реальностью. К тому же он постоянно дремал в седле. Ночи часто нарушались набегами валлийцев, или, что еще хуже, сигналом тревоги, за которым схватки не следовало. Поэтому сейчас, если валлийцы где-то рядом, есть возможность сразиться с ними, это пошло бы отряду только на пользу. Однако это могло оказаться и ловушкой, чтобы заманить их в лес, где враги смогут легко с ними справиться под покровом ночи.

В такой ситуации лучше принять самый безопасный вариант, чем затем сожалеть о потерях, решил Саймон.

Послышался резкий свист, означающий, что в деревне все спокойно, и Саймон направил своего коня вперед. По крайней мере, они хоть поспят сегодня под крышей, и, если темнота не скоро опустится на землю, часть воинов отправится на охоту, и принесет что-нибудь. Тепло и еда тоже поднимут дух воинов. Саймон нахмурился: ничто не поднимет дух его воинов лучше, чем бой, в котором они смогут убить нескольких валлийцев. Но рано или поздно это случится.

Теперь Саймон с благодарностью вспоминал две прошлые военные кампании в Уэльсе, завершившиеся полным провалом. Он не отличался особым умом в военных делах, но никогда не забывал полученных уроков и старался извлечь из них максимальную пользу, будь то победа или поражение. Он еще не потерял ни одного воина, несмотря на тактику горцев – разделить и уничтожить, которая себя вполне оправдала. Он еще не попал ни в одну ловушку, расставленную врагом.

Саймон, не спеша, проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что основной лагерь валлийцев должен находиться где-то поблизости. На этот раз они недооценили «тупых» англичан, как раньше англичане недооценили этих «варваров» – валлийцев.

Больше всего его заботило то, смогут ли они вступить с валлийцами в схватку до того, как ярость, кипящая в его людях, рвущихся в бой, сгорит в них. Если это произойдет, начнутся стычки между воинами, и, что еще хуже, все будут заражены безнадежностью. Саймону приходилось и раньше наблюдать, как разрушительно это действует на армию, поэтому сейчас он внимательно следил за малейшими признаками бунта, чтобы предупредить его. Но пока все было спокойно.

Не потребовалось команды, чтобы замолчали всадники, когда увидели, как поредел лес и впереди образовался просвет. Они подъезжали к пастбищу, окружавшему деревню. Саймон всей кожей ощутил, как устали его воины и как желают расслабиться и отдохнуть, когда услышал звук ослабляемых мокрых кожаных поводьев и бряцанье мечей, возвращаемых в ножны. Кто-то заключал пари на то, атакуют их сегодня или нет. Саймон не верил в нападение, но в душе порадовался тому, что это было произнесено легко, даже с юмором, а больше всего его порадовало, что его воины обменивались репликами с людьми Элинор, как и друг с другом.

Два отряда хорошо ладили между собой. Саймону даже казалось иногда, что люди Элинор были больше преданы ему. Саймон усмехнулся: даже при одном только упоминании ее имени он чувствовал трепет, а дыхание становилось неровным. Интересно, чем она так запугала своих людей, что они так пекутся о нем! Ох, уж эта Элинор! Она не допускала и мысли о том, чтобы принадлежащее ей пропало или было повреждено. Саймон еще раз усмехнулся. Он вспомнил, как после каждой схватки, какой бы она ни была – значительной или нет, Бьорн Фишерман всегда оказывался рядом, внимательно осматривая его с головы до ног. Сначала это его озадачивало, но однажды он узнал, что Бьорн регулярно спрашивает у Иэна о том, что ел его господин и в каком состоянии его одежда. И только тогда до Саймона дошло, что двум курьерам, присланным к нему с письмами от Элинор, было дано задание вернуться и рассказать ей о нем все в мельчайших подробностях.

Конечно, не только об одежде и еде они расскажут ей. С тех пор, как Саймон был с Элинор, у него не было других женщин. Возбужденный ее прикосновениями и близостью, он даже и не думал утолять свое желание с какой-нибудь из многочисленных шлюх, обслуживающих придворных кавалеров. Это не было осознанным чувством верности, просто ему было достаточно близости Элинор. Но на расстоянии это желание усиливалось. К тому же Саймон никогда не делал секрета из того, что знал женщин и спал с ними. Он не собирался играть роль верного любовника, и будет поступать так же, как и раньше, когда мысли об Элинор не занимали его. Время от времени он пытался воспроизвести в памяти ту лунную ночь, особенно когда он лежал без сна на земле, глядя на луну, излучающую мягкий свет на верхушки деревьев.

Но сегодня Саймон надеялся, что лунный свет не потревожит его и не нарушит его сна. Он пришпорил коня у края поля и внимательно вгляделся в разбросанные впереди хижины. Разведчики, а это были егеря Элинор, которые были включены в отряд по ее просьбе, отлично выбрали маршрут. Здесь была самая короткая дорога через поле к деревне. Саймон проехал вперед.

В деревне Саймон разместился в самой большой хижине. Когда мокрый хворост, собранный в лесу, наконец, загорелся, он, сняв с себя всю одежду, присел на корточки на грязном влажном полу. Его слегка била дрожь, а когда ветром через отверстие в крыше задувало дым в глаза и нос, начинался кашель. Он почти ни о чем не думал, наблюдая, как пар поднимается от его одежды, висящей над костром. В его мешке, который лежал у стены, была пара пригоршней прогорклых зерен и три-четыре полоски жесткого высохшего мяса. У Саймона забурчало в желудке, но он не сделал и движения в сторону этих несъедобных припасов. Иэн вместе с несколькими воинами отправились в лес. Даст Бог, и они что-нибудь раздобудут. Даже белка или ворона сгодятся.

Саймон улыбнулся. Недавно Бьорн предложил ему жирную крысу. Он отказался, но не сразу. Он передернул плечами, когда вспомнил озадаченную физиономию Бьорна, который виновато произнес:

– Мне бы следовало снять с нее шкуру. Вы бы подумали, что это зайчонок, и съели бы ее.

Да, чем бы Элинор ни запугала своих людей, это давало поразительный эффект.

Внезапно Саймон перестал улыбаться и поднялся. Его голова почти касалась соломенной крыши. Со двора донесся гул голосов – что-то там происходило. Но криков тревоги не было, значит, не было и опасности. Саймон облизал пересохшие губы: может, удалось подстрелить оленя? Он подошел к двери.

Саймон, увидев Иэна, ведущего пленника, почувствовал разочарование. Но оно быстро прошло.

Одежда и черты лица молодого человека, совсем еще подростка, говорили о том, что он знатного происхождения. Чистокровные валлийцы вели себя по-особому, что не отвечало понятиям норманнов и саксов о чести. Да и христианство их было, мягко выражаясь, особенным. Саймон отдавал себе отчет в том, что он не понимает их представления о чести, но он не был настолько глуп, чтобы вообще отрицать наличие у них этого понятия. Валлийцев часто называли хитрыми и трусливыми существами, которые были чуть-чуть лучше, чем звери. Но у Саймона было свое мнение на этот счет. Он не презирал их методы ведения боя: слишком часто он видел их результаты. Он находил общее между валлийцами и норманнами: и те, и другие ценили кровное родство, пожалуй, у валлийцев это чувство выражалось даже сильнее, чем у норманнов или англичан. Признавались все кровные узы, и их политическая система была основана на родственных кланах. Саймон резким движением остановил Иэна, который пытался силой поставить пленника на колени.

– Спокойно, спокойно, – сказал он.– Имей уважение к своим противникам. Ничего нет позорного в том, что ты попал в плен, когда силы нападавших значительно превосходили твои.

На лице пленника было написано отчаяние, а глаза горели ненавистью затравленного зверька. Его взгляд остановился на Саймоне, скользнул по его обнаженному телу, которое казалось необъятным.

– Не хочешь ли ты назвать имя, которым я буду называть тебя? – вежливо спросил Саймон.

– Ллевелин.

Это ни о чем не говорило: имя было таким же распространенным в Уэльсе, как Вильям в Англии. Но пленник не принадлежал к простолюдинам, в этом Саймон был уверен. Нет сомнений в том, что он имеет близкое родство с Оуэном Гвинеддом, который был близок к королю Северного Уэльса.

– Зайдете? – спросил Саймон, делая приглашающий жест. Он криво усмехнулся.– Я не могу предложить Вам шикарные апартаменты и развлечения, мы немного поизрасходовали запасы, но то, что у меня есть, я с радостью разделю с Вами, мой господин.

– Не надо издеваться надо мной, – сверкнув глазами, бросил юноша, а кулаки его сжались так, что кожа на костяшках побелела.– Сладкими речами Вы не вытянете из меня больше, чем раскаленным прутом или клещами. Не тратьте время зря, подвергните меня пыткам.

– Лорд Ллевелин, я и не думал издеваться над Вами, – ответствовал Саймон, – и я не такой глупец, чтобы хоть чем-то обидеть Вас или нанести оскорбление тому, кто состоит в родстве с лордом Оуэном Гвинеддом.

Прерывистое дыхание Ллевелина сказало Саймону все, что он хотел узнать. Поняв, что невзначай выдал себя, Ллевелин и не пытался отрицать своего родства.

– Вы не получите от этого родства никакой выгоды для себя.

Саймон не ответил. Вместо этого он прошел по комнате туда, где лежало его снаряжение, и достал нож из чехла, пристегнутого к поясу. Ллевелин затаил дыхание, но не дрогнул и не отступил.

– Позвольте развязать Вам руки, милорд, – спокойно сказал Саймон.– Боюсь, Вам придется пережить некоторые страдания от унижения, когда мы выедем, но сейчас здесь нет причин для того, чтобы Вы испытывали неудобства.

Освободив руки Ллевелину, Саймон обратился к Иэну:

– Позови охрану, восемь воинов. Они должны следить за ним днем и ночью. Потом присоединяйся к нам.

Когда прибыла охрана, Саймон объявил:

– Это – лорд Ллевелин. Если он убежит, вы умрете. Приказываю вам обращаться с ним как можно вежливее. Разделитесь, кто будет дежурить днем, а кто ночью, но охрана должна находиться при нем постоянно.

Воины уставились на Ллевелина – и чтобы запомнить его, и просто из любопытства. По опыту они знали, что пленник благородного происхождения давал клятву чести, что не убежит, и после этого с ним обращались как с обычным гостем. Но чтобы выставить охрану – это могло означать, что у пленника был плохой характер, и ему нельзя было доверять и верить его слову. Обычно с такими людьми обращались грубо и относились к ним с презрением, но этот был явно не из таких. Сэр Саймон не угрожал бы просто так, да и охрана из восьми воинов – все это говорило о важности пленника.

Когда охрана удалилась, учтиво поклонившись Саймону и его пленнику, вошел Иэн, торжественно неся в руках дымящийся котелок и треногу для него. Саймон с подозрением посмотрел на содержимое котелка.

– Это варил Бьорн Фишерман?

Иэн засмеялся, и, покачав головой, установил треногу над огнем и поставил на нее котелок:

– Нет, хотя он готов был терпеливо ждать, когда Вы передумаете, если мы вернемся с пустыми руками. Вам нужно поблагодарить лорда Ллевелина за наш ужин.

– Иэн! – предупреждающе крикнул Саймон.

– Да, лорда Ллевелина, – сказал Иэн, поворачиваясь к молодому человеку, который молча следил за ними.– Я не смеюсь. Если бы, не двадцать против одного, мы бы не взяли Вас.– И, повернувшись к Саймону, он продолжал:

– Он хорошо знает каждый прутик и каждый камень в этих краях, и, преследуя его, Одо наткнулся на хижину, где были кролики и куры, а в огороде – овощи.

Саймон быстро прокрутил все в мозгу и спросил:

– Одо сможет снова найти эту хижину?

– Там уже ничего не осталось, – ответил Иэн.

– Не хочешь ли ты сказать, что вы спалили ее? – взорвался Саймон.

– Нет, зачем? Мы только забрали то, в чем нуждались, а значит, все.

– Да ведь это просто хижина старой лесной ведьмы! Какое имеет значение, где она? – усмехнулся Ллевелин.

Иэн помешивал содержимое котелка острием кинжала, но при этих словах Ллевелина Саймон уловил еле заметное движение, когда Иэн приостановил помешивание. Иэн тоже понял ошибку Ллевелина. Если бы хижина действительно ничего не значила, Ллевелин ничего бы не сказал, – если бы он был постарше, то ничего бы не сказал в любом случае.

– Не знаю, – продолжал Иэн, отвечая на вопрос Саймона, но его взгляд говорил обратное.

– Ну что ж, если это не так важно, – сказал Саймон, обращаясь к лорду Ллевелину, – позвольте представить Вам Иэна де Випона, моего сквайра. Он будет сопровождать Вас. Иэн, лорд Ллевелин – твой гость. При воинах его руки должны быть связаны, но проследи, чтобы это было сделано шелковой веревкой. С этого дня ты будешь служить ему. А Бьорн – мне. Он повернулся к огню, снял свою мокрую одежду и начал одеваться.

– А сейчас я должен расставить часовых.

К счастью, Одо очень хорошо запомнил то место, где находилась хижина, и подробно описал его Саймону. Они, должно быть, уже находятся близко от лагеря валлийцев, а эта хижина, по всей видимости, была наблюдательным, постом. То, что там никого не было, означало, что валлийцы уже предупреждены об их приходе. Но это не волновало Саймона. Ведь было бы глупо даже мечтать о том, чтобы удивить горцев и внезапно появиться перед ними в лесах, которые они хорошо знали и чувствовали себя в них, как рыба в воде.

На некоторое время Саймон даже забыл, как он голоден, собрал своих командиров и объяснил им задачу.

– Если Бог будет к нам снисходителен, – сказал он, – валлийцы предпримут набег, чтобы освободить пленника. На это есть две причины: то, что он – родственник Оуэна Гвинедда, и опасения, что он проговорится под пытками.

Саймон не мог сказать, что лорду Ллевелину недоставало мужества, просто он был еще почти мальчик.

Мужчины озадаченно слушали Саймона. Они видели возбуждение своего господина, думавшего о схватке с валлийцами, но пока не чувствовали того же.

– Но после этого набега, – Саймон зловеще улыбнулся, и глаза его сверкнули, – им не удастся исчезнуть.

При этих, словах командиры немного приободрились и даже наклонились вперед.

– Они попытаются отбить молодого лорда?

– Возможно, – ответил Саймон, – но если даже и нет, это не имеет значения – мы будем знать, где их логово.

Бьорн облизал губы, и Саймон рассмеялся, вспомнив о крысе.

– Да, – добавил он, – я думаю, завтра мы наедимся до отвала, если заработаем обед в бою.

Его слова потонули во взрыве гогота и уверений в том, что все согласны поработать мечами и кинжалами за хороший обед. Затем Саймон перешел к конкретным деталям своего плана.

– Одо с разведчиками отправится сейчас к хижине и останется там в засаде.

Все кивнули в знак согласия. Была опасность, что если хотя бы несколько всадников покажутся в окрестностях хижины, валлийцы поймут, что местонахождение их лагеря известно. Люди Саймона знали, что схватки не миновать, но она будет менее кровопролитной, если противника застать врасплох. Если же ожидается набег, как предполагает Саймон, они атакуют неподготовленный лагерь валлийцев с оставшимися там воинами.

Когда все было сделано, Саймон поспешил обратно. Уже темнело. Он надеялся, что Одо сумеет найти хижину до наступления темноты, и на то, что до того, как валлийцы предпримут набег, у него будет возможность поесть, если еще что-нибудь осталось в котелке.

В котелке оставалась его третья часть. Проглотив еду и немного насытившись, Саймон прилег у огня, наблюдая за Ллевелином. На красивом, тонком и благородном лице играли отблески пламени. Он был худощав, но тело его было сильным и гибким. Размышления Саймона были прерваны внезапным вопросом Ллевелина:

– Что Вы со мной сделаете?

– Я думал над этим, – ответил Саймон, – но Вам лучше самому сказать, что бы Вы предпочли. Если Вы хотите, чтобы за Вас дали выкуп, скажите, кому сообщить об этом. Однако я не настаиваю.

– Нет. А что еще?

– Ничего страшного, уверяю Вас, – усмехнулся Саймон.– Я думаю, что самым безопасным и достойным Вашего положения будет отослать Вас к лорду Джону. Он будет руководить Уэльским походом и будет обращаться с Вами достойно. Я бы отослал Вас к самому королю, но он занят подготовкой к крестовому походу. Я надеюсь, у лорда Джона Вам понравится. Что бы плохого ни говорили о Джоне, никто не мог отказать ему в обаянии и политической проницательности, когда необходимо было льстить важному заложнику. Саймон продолжал говорить о жизни при дворе, но он не думал, что Ллевелин пробудет там долго. Несомненно, скоро они узнают его настоящее имя.

На деревню опустилась темнота, где-то на севере скорбно прокричала сова. Ллевелин насторожился, губы слегка приоткрылись, затем он спросил:

– Буду ли я свободно передвигаться при дворе или меня посадят в тюрьму?

Саймон улыбнулся и встал.

– Иэн скажет Вам, а я пойду посмотрю, может, поймаю эту сову. Сейчас любая птица сойдет для наших котелков.

Испуг в темных глазах Ллевелина достаточно красноречиво говорил о том, что крик птицы был сигналом. Саймон вышел и закрыл за собой дверь.

– Они придут, – тихо сказал он охране.– Я надеюсь, что Иэну удастся помешать Ллевелину прокричать в ответ, но будьте начеку.

Некоторое время Саймон постоял, чтобы глаза привыкли к темноте. Затем он обошел хижину, отвязал коня и прислушался, но ничего, кроме обычных звуков лагеря, не услышал.

Наконец, раздался еще один крик совы. Между хижин скользнула тень. Саймон тихо достал меч из ножен.

– Все готово, господин, – прошептал рядом Бьорн.– Караул думает, что валлийцы идут двумя группами, но трудно сказать, рассредоточатся они или нет.

– Иэн занят пленником. Седлай коня и занимай место слева от меня. Так тебе будет лучше наблюдать за мной и сообщать все подробности своей госпоже.

– О, благодарю, мой господин, – просто ответил Бьорн.

При других обстоятельствах Саймон бы рассмеялся, но сейчас он весь обратился в слух. Он мог гордиться своими людьми. Когда его план стал известен, обстановка в лагере казалась обычной: кто-то тихо переговаривался, то тут, то там слышался смех. Еда была приготовлена, и костры начали гаснуть. Тихий топот копыт по мокрой земле предупредил Саймона о том, что Бьорн едет к нему. Затем он услышал звук металла, скользящего по коже, и понял, что Бьорн тоже достал меч. Саймон улыбнулся. Еще было рано применять оружие, но, видно, Бьорн тоже чувствовал себя не в своей тарелке от того, что приходится скрываться. Но это был единственный путь, чтобы обмануть бдительность валлийцев. Саймон и Бьорн еще не видели противника, но их волнение передалось коням, которые нервно перебирали ногами, готовые рвануться с места. Саймон подумал, что глупо прислушиваться, ведь сигнал к действию будет таким громким, что и мертвого поднимет.

Наконец, раздался крик: – Тревога! К оружию! – А затем хорошо отрепетированные крики воинов, которых будто бы застигли врасплох, в панике хватающихся за мечи и щиты. Саймон стиснул зубы, чтобы справиться с желанием вонзить шпоры в бока своего боевого коня. Половина его отряда, состоящая из пеших воинов, размещающихся в крайних хижинах, отразила несколько атак валлийцев, которые появились из леса. Они отступили. Валлийцы разбились на небольшие группы, пробираясь между хижинами.

Наконец, когда бой начался, и люди Саймона с трудом оказывали сопротивление валлийцам, сквозь возрастающий шум боя Саймон услышал то, чего он так ждал: топот приближающейся конницы.

– За Ричарда! – заорал Саймон, пришпорив коня. Конь сорвался с места и ринулся вперед, устремляясь в самую гущу рукопашного боя.

По всей деревне разносились крики, и чаще всего слышалось имя короля, как будто крик Саймона отдавался эхом. Его воины с мечами в руках появлялись из темноты, которая до этого скрывала их.

Саймон взмахнул мечом, почувствовал отражение удара, услышал вздох, вновь с силой взмахнул мечом и был вознагражден сдавленным криком из темноты. Он проклинал темноту, из-за которой ничего не видел. Бьорн был рядом.

– Они улизнули от нас, милорд, – крикнул он.

– Улизнули? Нет, невозможно.– Саймон повернул вправо, устремляя коня в галоп, моля Бога о том, чтобы конь не споткнулся в темноте и не сбросил его. Но прошли минуты, прежде чем он обнаружил еще одного противника. И вновь раздался лязг мечей. На этот раз Саймону не потребовался еще один удар. Бьорн ударил сзади и раскроил валлийца одним махом. Они вновь отправились в объезд деревни. Прямо на них несся всадник.

– Ричард! – закричал Саймон и поднял меч.

– Ричард! – последовал ответ. Всадник повернул коня в сторону, чтобы дать проехать командиру.

– Где идет бой? – спросил Саймон.

– Не знаю, милорд, – ответил всадник.– Там, где был я, нас было десять против четырех. Мы с ними справились. Я слышал шум боя в этом направлении, поэтому я здесь.

– Назад, в деревню! – приказал Саймон.

Когда они вернулись, уже шел второй этап битвы. Люди Саймона выполнили свою задачу: каждый костер напоминал ярко горящий фонарь. Деревня была ярко освещена, чтобы было видно, с кем сражаться, но сражаться было не с кем. На этот раз это произошло не потому, что валлийцы исчезли. Около сотни их так и остались лежать здесь, на поле битвы. Были мертвые, были и раненые, но, по всей видимости, лишь немногим удалось спастись.

Саймон огляделся. Нет, это не было похоже на ложный маневр или набег. Но что это было? Он не мог ошибиться в том, что они находятся рядом с лагерем. Может, он что-то неправильно рассчитал? Когда Саймон посмотрел на своих людей и побежденных валлийцев, картина начала проясняться. Много убитых валлийцев было в хижинах, многих настиг удар у дверей. Вне всяких сомнений, они пришли, чтобы освободить Ллевелина, и это было актом отчаяния. Но почему их было так мало?

Напрашивался ответ, что поблизости были небольшие силы горцев, и лагеря здесь не было. Возможно, Ллевелин руководил этой небольшой группой, и теперь они попытались сделать все возможное, чтобы освободить своего господина. Саймон похолодел от мысли о том, что, если не найти лагеря, его воины умрут с голода. Конечно, можно выпытать что-то у тех, кого они захватили в плен. Саймона передернуло от отвращения. Ерунда! Здесь должен быть лагерь. Это было ясно из самых первых слов Ллевелина. Он ожидал, что его будут пытать. Но к тому времени уже всем валлийцам было известно, что пленных Саймона не пытают – это было правилом. Ллевелин же ожидал, что его будут допрашивать, потому что он располагал важной информацией.

Саймона заставило вернуться к вопросу о том, почему нападающих было так мало, то, что даже если бы валлийцы знали, что он разгадал их тактику, послать такой небольшой отряд было просто глупо. Разумнее было бы вообще не рисковать, спасая Ллевелина.

Проследив, что пленников охраняют, Саймон выставил часовых и приказал, чтобы собрали тела убитых и положили их в одном месте до утра, когда они будут погребены. Лекари, перевязав раны людям Саймона, занялись валлийцами. Те с радостью принимали их помощь.

– Вы думаете, они придут снова? – спросил Бьорн.

– Скажи людям, чтобы они поспали, но не бросали оружия. И пусть лошади будут в одном месте и под охраной.

– Мы будем придерживаться нашего плана? – с сомнением спросил Бьорн.

– Да. Нужно, чтобы раненых, взятых в плен, до рассвета связали по рукам и ногам. Я сожалею о том, что им придется страдать, но у меня нет лишних людей для их охраны.

– А в их лагере будет много воинов?

– Да, – Саймон был непреклонен.– Боюсь, нам дорого придется заплатить за наш обед, но выбора у нас нет: либо платить, либо умереть с голоду. Собери командиров, Бьорн. Я должен посвятить их в мои новые планы.