Эш
Я снова смотрела на банковскую выписку, задетая поступком отца.
Все пропало.
Все, кроме последних семи тысяч. И это сделал мой отец. Он не был игроком и брал деньги не ради того, чтобы сохранить нам крышу над головой. У нас внезапно не сломалась машина, и не было никаких медицинских счетов, по которым мы вынуждены платить.
Нет.
Папа ограбил мой фонд, созданный для колледжа, по одной простой причине.
Из-за нее.
Трудно не ненавидеть женщину, которая приходит на место вашей матери. Мамы не стало уже десять лет назад, потому я была не против папиной женитьбы. Мэнди — довольно милая женщина. На мой взгляд: немного высокомерная, но я находила с ней общий язык. Однако все это не означало, что она должна мне нравится.
К тому же мне было совсем не по душе, как папа менялся из-за нее. До того, как он встретил ее на гала-концерте, куда его пригласили в прошлом году, мы были счастливы. Да, мы продали дом, в котором жили с мамой на севере штата, и перебрались в городскую квартиру недалеко от папиной работы. Перешли от безбедной жизни к необходимости следить за тратами. Поскольку мама больше не получала щедрые гонорары за свои выступления, отец стал кормильцем семьи. К счастью, в моем фонде для колледжа было достаточно денег.
Но встретив Мэнди, папа захотел быть наравне с ней. Стать тем, кем не являлся. Посещал модные мероприятия и осыпал ее подарками. И лишь на прошлой неделе, собираясь попросить отца снять немного денег с моего счета, чтобы купить мне машину на день рождения, я выяснила, сколько на самом деле он потратил.
За полгода мои пятьсот тысяч испарились.
Все было потрачено на Мэнди.
Дорогущее обручальное кольцо. Ужины в элитных ресторанах. Поездки в Европу.
Я знала, что отец тратил на Мэнди деньги, но не понимала, что он снимал их с моего счета на колледж. Оставшиеся семь тысяч даже не покроют первый семестр в Колумбийском университете. Плата за год учебы составляла больше шестидесяти тысяч, плюс жилье, книги и питание.
«Манда великодушно предложила заплатить за твое обучение, куколка».
Я вздрогнула, вспомнив ответ отца после того, как я разрыдалась, узнав, куда ушел мой счет на образование. Он зарабатывал слишком много денег, чтобы я могла подать заявление на финансовую помощь, и даже если я сейчас попрошу о кредите, мне никак не успеют его оформить к началу обучения. Я так много училась, надеясь попасть в Колумбийский университет, но теперь у меня словно украли мечту.
Конечно, мачеха, являясь богатым врачом, могла заплатить за меня.
Но Мэнди ничего не делала просто так.
— Кто-то тут дуется, — раздался глубокий хищный голос.
Первый из «Ужасной троицы». Также известный как Скаут. Мой сумасшедший, пугающий и злобный новый сводный брат.
— Уходи, — проворчала я, захлопывая ноутбук, чтобы он не увидел то немногое, что осталось на моем счету.
Скаут прошел в мою комнату, сморщившись от отвращения из-за декора, усеивавшего стены. Папа называл все это барахлом. Я же считала богемным шиком. И что у меня эклектичное чувство стиля. Я собирала разные милые случайные вещи, чтобы почувствовать себя, как дома.
— Мама откусит тебя голову за дырки от булавок по всем этим стенам, — произнес Скаут, плюхнувшись на диван рядом со мной.
Слишком близко.
Он всегда подходил ближе, чем было прилично.
— А где номер два и три? — спросила я, одарив его своей самой стервозной улыбкой. Словно мне было до этого дело. Я их всех ненавидела.
— Салли сейчас на тренировочном полигоне с Бэроном, — он прищурил свои темно-карие глаза в ожидании реакции. Но я осталась беспристрастна.
— Папа всегда хотел сына, — хмыкнула я. — И только посмотри, у него теперь трое.
Скаут усмехнулся, словно его оскорбило, что я назвала его сыном Бэрона Эллиота.
— Спэроу поставил на то, что они разбегутся уже к концу года, — его оскал стал устрашающим, похожим на волчий. — Мама расправится с ним, как и с тремя прошлыми мужьями.
Доктор Аманда Мэннфорд — или Мэнди Мужеедка, как я любила называть ее про себя — была серийной разведенкой.
Внутри меня нарастал гнев, и мне потребовались все свои силы, чтобы сдержаться. Я ненавидела Скаута, потому что он всегда был чертовым зачинщиком ссор. Папа просил меня ладить с Мэнди, и я старалась, но вот трое сводных братьев — совсем другая история. Всех троих можно было назвать психопатами, особенно Скаута.
— Папа утверждает, что это истинная любовь, — поддразнила я его. — Может, у них даже будет общий ребенок.
Его темные глаза сверкнули яростью.
— Она не любит его, а тебя вообще едва терпит. Кроме того, мы втроем вылезли из пробирки. Мама не может забеременеть по-старинке.
— Плевать, — проворчала я. — Разве ты не торопишься куда-нибудь?
Скаут провел костяшками пальцев вверх и вниз по моей спине, и я задрожала от его прикосновения.
— Не-а, я сегодня дежурю няней с тобой.
Я резко обернулась к нему, одарив сердитым взглядом. В другой реальности я бы посчитала Скаута привлекательным. Высокий, мускулистый, с точеной челюстью. Черные волосы и светлая кожа делали его похожим на вампира. Меня всегда привлекали темные и опасные представители противоположного пола. Но с «ужасной троицы» что-то не так. У них не было важной составляющей, присущей нормальным людям. За три месяца, которые жила с ними, я наблюдала, как они доводили до слез горничных ради забавы, портили имущество, просто чтобы повеселиться, и трахали больше девушек, чем я считала возможным.
— Ты еще учишься в старшей школе, — отрезала я, — а я уеду в университет. Мне не нужны няньки.
— Это просто формальность, ведь нас в школе задержали. Однако мы старше тебя, Эш. Но я говорил не о возрасте. Мы с братьями должны следить за тобой, чтобы ты и не подумала обманывать нашу маму. Будем следить за каждым твоим шагом.
— Да пошел ты, — прошипела я. — Проваливай из моей комнаты.
— Она принадлежит маме, а не тебе, — усмехнулся он. — Лучше помни об этом. Если хочешь, я попрошу маму напомнить. По правде, может, мне стоит рассказать ей обо всех этих новых дырах в ее стенах.
Скаут встал и потянулся, отчего футболка задралась, открывая накаченный пресс от игры в лакросс — он был в команде пембрукской старшей школы. Поймав мой взгляд, Скаут хитро мне улыбнулся.
— Нравится вид, сестренка? — он потер промежность через джинсы. — Могу показать тебе еще кое-что.
«Мерзость».
Я показала ему средний палец, проигнорировав его усмешку. Скаут — единственный из троицы, кто воспринимал преследование за мной всерьез. Двое других меня терпели, а он все время норовил задеть и ткнуть в меня пальцем.
— Ладно, — отозвался он, направившись к двери. — Если тебе понадобится член, ты знаешь, где меня найти. Только вынужден предупредить. Мама будет очень-очень зла, если ты трахнешь ее любимого сына.
Я сдержала свой порыв запустить в него ноутбук. С трудом.
— Иди к черту, Скаут.
Смех эхом раздавался по коридору еще долго после ухода Скаута из моей комнаты.
«Сумасшедший».
Чик. Чик. Чик.
По обыкновению, после ухода Скаута мой попугай — Креветка — начал шуметь. Сводный брат точно был исчадием Сатаны, поскольку Креветка до смерти его боялся. Мой розовый попугайчик обожала всех, кроме моей мачехи и ее троих монструозных сыновей. Креветка отлично разбирался в людях.
Когда прозвенел телефон, я застонала. Пора собираться на работу. Я устроилась всего неделю назад, но уже терпеть ее не могла. А еще ненавидела свою новую семью. Мне претил тот факт, что придется полагаться на Мэнди в вопросе оплаты университета. Мне все так осточертело.
***
В здании «Халсиона» стояла тишина, пока я толкала тележку по коридору. Моя клининговая компания убирала несколько элитных зданий в городе, включая это. Они строго относились к подбору персонала и требовали огромный опыт работы, но поскольку Мэнди знала владельца лично, меня приняли. С тех пор, как папа ограбил мой фонд, мне очень нужны деньги.
«Не вздумай ставить меня в неловкое положение».
Слова Мэнди эхом отдавались у меня в голове всю неделю. Уборка во всех этих дорогущих офисах — отнюдь не ракетостроение. На самом деле, большинству из них не требовалась ежедневная уборка, но мы все равно обязаны обходить их.
Как прошлым вечером.
После того, как папа оставил меня на обеде в честь дня моего рождения, а у друзей нашлись более важные дела, я провела свое восемнадцатилетие в компании шумной птицы. И благодаря усилиям Мэнди я была вынуждена работать в свой «не такой уж и особенный день». Вчера я была очень обижена и раздражена. Большинство офисов были довольно чистыми, потому я просто убедилась, что в углах нет откровенной грязи и решила побездельничать.
Мысль об уборке целого этажа офисов, похожих один на другой, казалась скучной и вгоняла в уныние. Мне нужны были деньги, но я не верила, что эта работа мне поможет.
Мне не хотелось убираться.
Я мечтала сидеть в офисе за собственным столом и творить магию с цифрами. Подсчитывать закупки. Планировать расширение. Мой отец — финансовый аналитик, и я тоже хотела им стать. Я всегда представляла себе, что мы с папой открываем бизнес вместе и возглавляем собственную фирму.
А эта уборка не приведет меня к осуществлению мечты.
Похоже, заискивать перед Мэнди Мужеедкой — единственный возможный на данный момент вариант.
Следующий час я ходила по офисам, не нуждавшимся ни в чем большем, чем избавление мусорных ведер от мусора, и постепенно подошла к кабинету генерального директора. Однажды у меня тоже будет такой офис, как у Уинстона Константина, только я не стану отставшим от жизни стариком, как он. Я хотела быть классным боссом со вкусом. Сотрудники станут любить меня за невероятную компетентность. Вместо того, чтобы пригласить наискучнейшего дизайнера интерьеров, как тот робот, что занимался декором «Халсиона», я создам все сама.
Я снова замечталась о своем будущем, роясь в телефоне, чтобы найти код доступа к офису, скинутый мне по электронной почте. Впрочем, в последние дни будущее казалось все более и более мрачным. Из всех кабинетов этот казался самым холодным и скучным. Словно Уинстон Константин — кем бы он ни был — совсем не работал, а целыми днями пялился в окно.
Наконец, я нашла код для доступа в главный офис.
Будучи расстроенной, мне не удалось набрать код из двенадцати цифр с первой попытки. Когда я все же разблокировала замок, то, разочарованно вздохнув, толкнула дверь и втащила тележку в темный кабинет, но оставила при входе, чтобы дверь не захлопнулась, а потом локтем включила свет. Я поправила дурацкую форменную узкую юбку, которую должна была носить, и задалась вопросом, заметит ли кто-нибудь, если я надену джинсы.
Схватив тряпку, я направилась прямо к картине на стене. Это лучшая деталь офиса, исключая крутой стол, способный подниматься и опускаться, и окон, из которых открывался на вид на самые живописные части Нью-Йорка. Я провела пальцем по нижней части рамы, проверяя на предмет пыли. Как я и предполагала, ее не было.
Я уже направилась с книжной полке, когда услышала внезапный скрип.
— Ты должна убирать тут, а не притворяться, — прорычал глубокий яростный голос, напугав меня до чертиков.
— Какого черта, придурок? — воскликнула я, оборачиваясь и роняя тряпку. — Ты не можешь просто так подкрадываться и… — я замолкла, увидев мужчину, сидевшего в кресле.
«Дерьмо».
Он был здесь все это время?
«Жуть какая!»
Только вот в его внешности не было ничего жуткого. И отставшим от жизни стариком его тоже было не назвать, если это действительно Уинстон Константин собственной персоной. Мужчина оказался чертовски красивым.
Зрелый. Разодетый в пух и прах в темно-синий костюм-тройку, выглядевший дорого и так, словно его сшили на заказ. Сногсшибательная насмешливая улыбка. Его темно-русые волосы были короче по бокам, а на макушке чуть длиннее. И идеально уложены, будто мужчина только вышел с фотосессии Gucci или чего-то вроде. Несмотря на в остальном идеальный внешний вид, на его скулах красовалась щетина, но и она очень ему шла. А вот глаза поистине завораживали.
Темно-голубые. Чувственные. Глубокие.
Почему-то при виде него я сразу подумала о своем бывшем парне, Тейте. Он был полной противоположностью этому мужчине. Мягкий, милый и доверчивый. Мы встречались с ним в старшей школе, но после ее окончания пару недель назад, решили расстаться, зная, что движемся в разных направлениях. Этот же человек был совсем не похож на Тейта.
Он выглядел пугающим.
Пугающе горячим.
Но все же пугающим.
Я прочистила горло.
— Простите. Я просто вытрясу мусор и уйду с ваших глаз.
— Нет, — рыкнул он, это прозвучало, как угроза. — Я слишком долго ждал тебя. Пришло время поболтать, малышка.