«Ну, вот скажите, как можно было потеряться в двух развилках» — ругала Мэл себя за неосторожность. Ну да блеск в глазах и желание узнать, что так сверкает, сыграло с ней злую шутку. Повелась на блеск камешков, что это и назвать то не могла, много ли она видела изумрудов или алмазов. Да, она их эти камешки вообще не видела в своей жизни, ну то есть настоящие, и вот нашла на свою голову целую пещеру сверкающих камней, а что это и не знает. Да, еще и потерялась. Кричать и звать нельзя, потолок может обрушиться, идти назад… А куда идти?
Мэл села на каменный пол и прислонилась спиной к стене. Все что она смогла придумать — это призвать свою магию жизни и теперь именно ее огонек освещал ее кусочек пещеры, правда, отражаясь от камней на стенах, создавая сверкающие тени и радуги на стенах пещеры, но это ее уже не очень утешало.
А в глубине шахты бесновались Атис и Ян. Они уже в третий раз обыскивали все входы и выходы, понимая, что Мэл потерялась, что найти ее они не могут. Усталые, вымотанные и злые, наконец, решили, что нужно идти за помощью, и звать всех кто есть в замке, чтобы найти нерадивую госпожу, в погоне за золотом.
Питер возвращался усталый но довольный, никого не нашел, и продумал свой следующий ход в падении Мэлисенты, когда понял, что во дворе замка что-то происходит. Его так хорошо продуманный план рухнул в тот момент, когда он узнал от стоящего в воротах Тайи, о том, что Мэл потеряли в катакомбах.
— Как это? И кто повел женщину в катакомбы? Да, как вы посмели? — кричал он, схватив мальчишку за куртку и даже встряхнул его, так велика была в тот момент его злость.
— А ты чего кричишь? Вот видишь, едем искать, — отбивался Тайи.
Семеро мужчин оседлав лошадей, галопом направились к шахтам, там, где сейчас по идее должна была Мэлисента их ждать где-то в глубине, усталая, испуганная и дрожащая.
А Мэлисенте снился солнечный день, мягкая трава и россыпь цветов, которые она собирала и укладывала к себе на колени, тихое журчание воды по камешкам, среди травы шелест листьев в кронах деревьев, все это было навеяно ее сном в овальной пещере, где единственным светом был маленький огонек в ее руке.
Питер возвращался по узкому проходу, когда краем глаза заметил разноцветный блик справа и повернув голову и направив факел на стену заметил узкий проход: — А его сразу и не заметишь, — и двинулся вперед, надеясь, что он окажется прав и там он найдет их пропажу.
Мэл лежала у стены, чуть дальше от прохода и тяжело дышала. Когда Питер дотронулся до ее руки, она вздрогнула и открыла глаза: — Питер?
— Я, — и его лицо осветила теплая улыбка, которую она уже и забыла, забыла, какой она может быть доброй, ласковой. Мэл обхватила его шею и прижалась к нему всем телом, заставляя его присесть прямо на земляной пол и обнять ее, утыкаясь в ее плечо лицом и закрывая глаза от радости, радости обладания этой женщиной, радости ее тепла. — Прости что так долго!
— Я так рада, что ты меня нашел? — девушка в его руках улыбнулась, заглядывая в карие глаза, в которых сейчас светилось счастье. — И почему ты перестал улыбаться? Тебе очень идет улыбка.
— Не хочу тебе мешать, — Питер пожал плечами, обхватывая ее талию и легко сжимая ее, ощущая ее горячую кожу и чувствуя как девушка поежилась, ей было щекотно.
— Мешать? В чем?
— Дазан, он стал твоим мужем, генерал и вы…
— Стой, ты все это время ревновал?
— А ты как думала? Мы с Дазаном видели тебя на алтаре, я был с тобой все это время, так же как и Дазан, но выбрала ты его, не меня… — Питер отпустил Мэл и встал, глядя на сидящую на земле девушку, фиалковые глаза смотрят с грустью, жалостью, но ему не нужна жалость, он хочет любви. — Идем.
Мэл сидела до тех пор, пока Питер не сделал шаг от нее, а потом резко сказала: — Стой! — и встала. — Стой и слушай. Он стал моим мужем, потому что ничего взамен не требовал.
— А я требовал? — развернулся к ней Питер. — Я просто любил, находился рядом и пытался быть полезным. Я не знал, что ты станешь моим наваждением и болью, не знал, что не смогу слышать твой голос и не быть рядом, не знал, что не смогу жить без воздуха которым ты дышишь. Я вообще не знал, что можно любить.
Мэл опешила, она и не догадывалась, что Питер ее любит, она все списывала на его неуверенность, и то, что ему придется встать на ее сторону и пойти против матери. Что она наделала?
— Я люблю тебя, и знаю, что ответного чувства я не вызываю, потому нам лучше закончить этот разговор, — Питер отвернулся от девушки, но был остановлен ее окриком: — Стой!
И когда Питер удивленно взглянул в ее глаза, она продолжила: — Я обещала, что больше не возьму никого в семью, но тебе я дам шанс. И не потому, что мне нужен союзник, а потому что хочу дать шанс тому, кто меня любит и чуть всех не погубил, из-за непробиваемой глупости.
— О чем ты?
— О том, что даже в самой глухой печали и невыносимом горе, есть лучик надежды, я хочу стать твоей надеждой, стать твоим лучиком, — сказала она и улыбнулась.
— Ты уверена? — удивился Питер, оглядывая стоящую перед ним девушку с ног до головы. В куртке, мужских брюках, светлые волосы заплетены в косу, руки опустила вдоль туловища, а на лице блуждает улыбка.
— Да, хочу. Потому прошу поцелуй меня, — настаивала Мэл.
— И что будет потом? — на лице Питера отразился его страх.
— Что ни будь, потом придумаем, — и Мэл улыбнулась. Ласково и нежно, просто улыбнулась, но в ее улыбке было столько доверия и надежды, что стены, которые выстроил Питер, рухнули¸ а его сердце пропустило удар. И он обхватил ее лицо своими ладонями и поцеловал нежные губы, чтобы поймать ее дыхание и увидеть, как она закрыла глаза, доверяя ему. Ее руки обхватили его пояс, прижимаясь к нему всем телом, Мэл ощутила как же холодно этому мужчине, одиночество так и сквозило в его руках, губах, в резких движениях, порывистых, захватнических. Чем-то он напомнил ей Кииха, только у того был страх новых чувств, а здесь был страх одиночества. И она раскрыла губы, чтобы ощутить, как застонал мужчина, который ее целовал напористо, жестко сминая губы, подчиняя и в то же время, сражаясь с самим собой, с тем, кто боялся навредить, отпугнуть.