Роза и лев

14

— Миледи! Петер уложил свежий камыш на полу в холле. Он просил известить вас, что запряжет тележку и отправиться на луг к трем ручьям. Поищет там еще сухих папоротников, чтобы устлать стойла.

Джоселин поправила тяжелое парчовое покрывало на громадной отцовской кровати, натянула, выровняла, разгладила складки. Через несколько дней здесь будет почивать сам король Англии.

Тряхнув головой, она откинула упавшие на глаза волосы.

— Спасибо, Элен. В этой спальне, кажется, тоже все готово. — Джоселин выпрямилась, потерла уставшую поясницу. — Попробуй отыскать Аделизу. Я шила всю ночь ее свадебное платье. Требуется еще одна, последняя, примерка, прежде чем я закончу.

Служанка нерешительно сообщила:

— Она все еще в часовне. Там с ней сейчас отец Мэтью.

— Опять! — Джоселин недовольно поморщилась. — Ладно, пока иди. Я сама поговорю с ней.

Женщина удалилась, а Джоселин прошла в оконную нишу. Она растворила ставни, и в комнату ворвался яркий солнечный свет вместе с потоком ледяного прозрачного воздуха. Он мгновенно освежил ее пылающие лоб и щеки.

Она перебрала в памяти события последней недели, путешествие из Белавура в замок Монтегью и невероятное количество дел, свалившихся на нее. Задача была не из легких — вывернуть весь ветхий дом наизнанку, вычистить снаружи и изнутри, обновить заплесневевшую мебель и драпировки и подготовить все к приему английского короля и к торжественному бракосочетанию Аделизы.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах работа была под стать только Геркулесу, а при том, что Аделиза постоянно пребывала в смятении, а их отец и Брайан отсутствовали, сражаясь под знаменами Стефана, у Джоселин поначалу просто опускались руки. Времени было в обрез, слуги метались, как угорелые, поминутно вспыхивали ссоры между ними, а сама Джоселин часто путалась, забывая, что уже сделано, а что еще предстоит.

Но она была благодарна судьбе, что ей выдалась подобная непосильная задача. Это оберегало ее от горьких размышлений. Днем она занималась кухней, заготовкой провизии и уборкой, а по ночам, когда жизнь в замке замирала, шила свадебное облачение для сестры при свете полудюжины свечей, вставленных в массивные серебряные канделябры, отлитые, вероятно, еще в глубокой древности. Больше всего времени Джоселин уделяла тончайшей вышивке на шелковой накидке, которую готовила Аделизе в качестве своего личного подарка. Ее мысли текли по одному руслу — подготовить замок Монтегью к прибытию короля, а наряды к свадьбе сестры.

Она одергивала себя, когда ее мысль отвлекалась, уходила в какие-то темные глубины, где ее не ожидало ничего, кроме глухого отчаяния. Джоселин не позволяла себе тратить силы и время на глупые иллюзии и на воспоминания о том, что уже сейчас казалось ей смешным. В конце концов, теперь она знала, где ее место в этом мире. За восемнадцать лет, прожитых в тоске и унынии, она должна была обрести мудрость и броню от уколов самолюбия. А если все-таки что-то начинало терзать ее, Джоселин винила лишь саму себя за то, что приобрела еще недостаточно житейского опыта.

— Джоселин, поторопись! Где Аделиза? Джоселин резко обернулась. На пороге стоял ее сводный брат Брайан.

— Я поскакал вперед, чтобы предупредить Аделизу, но остальные тоже вот-вот прибудут. Пелем едет сюда. Он привел своих людей в лагерь Стефана, и никто не смог уговорить его не присутствовать на свадьбе.

— Пелем? О, нет! Вот уж кого Аделиза не должна увидеть.

Брайан беспомощно развел руками.

— Это еще не самое плохое. Он и де Ленгли крупно повздорили вчера. Они даже взялись за оружие, но Лестер и де Люси успели их разнять. Что, конечно, жаль. Господи Иисусе, что стоило тебе отправить де Ленгли на тот свет? Я бы отдал все доходы от Монтегью за пять лет тому, кто его прикончит. Если б только кто-то согласился избавить нас от него…

Он осекся, вспомнив, кому он обращает свою горячую и чересчур несдержанную речь.

— Разумеется, я сам не стану убивать его из-за угла, но от честного поединка с ним я бы не отказался.

Его неосторожные слова сказали Джоселин многое. Ночная засада в Белавуре никак не напоминала честный поединок. Джоселин была уверена, что Брайан участвовал в ней, а, вернее, руководил из-за кулис.

— Ты не можешь с ним сразиться, Брайан. Скоро он станет твоим кровным родственником.

— Черт побери, я это знаю! Можешь не тыкать мне в лицо этим кровным родством. О Боже! Если б Пелем так не мешкал, Аделиза уже давно была бы сговорена… и Стефану пришлось бы искать другую богатую невесту для своего любимца, а мы не сидели бы по уши в дерьме, как сейчас.

Джоселин холодно смотрела на разгневанного брата. Ей хотелось крикнуть ему, что их двое — дочерей, наследниц Монтегью. Почему никто не вспоминает об этом? Но вместо крика, полного обиды за себя, она спокойно сообщила:

— Аделиза, наверное, еще в часовне. Там она проводит обычно целые дни, пытаясь найти в молитвах утешение и примирить себя со своей будущей участью.

Миновав его, Джоселин вышла в коридор.

— Нам лучше заранее подготовить ее. Боюсь, что это будет для нее еще одним потрясением.

Они быстро спустились по винтовой лестнице и вышли на залитый солнцем замковый двор. Ворота были открыты, и Джоселин увидела, как по склону холма скачет, приближаясь к замку, свита Стефана.

В часовне Аделизы не оказалось. Поиски продолжились в ее покоях и на женской половине, но окончились безрезультатно. К тому времени гости уже заполнили холл. Джоселин задержалась на площадке лестницы, разглядывая вновь прибывших. Она увидела короля, беседующего с Брайаном, и стала, повинуясь безотчетному порыву, выискивать взглядом де Ленгли.

Он пересек холл решительной походкой, легко разрезая толпу. Созерцание его рослой, мощной фигуры доставило ей удовольствие, греховное по сути, сродни вкушению запретного плода.

Джоселин никогда не забудет их самой первой встречи, когда он, овладев Белавуром, шагнул в ее полутемную спальню. А то, что случилось позднее, через несколько дней, уже в его покоях, как бы непристойно ни выглядело со стороны их не очень трезвое поведение — станет наверняка самым бесценным сокровищем в тайниках ее памяти. Тогда она позволила ему впервые поцеловать себя, и поцелуй этот все перевернул в ее душе.

Будто ощутив на себе ее пристальный взгляд, де Ленгли поднял глаза. Мгновенно какая-то невидимая нить протянулась между ними и соединила их. Жар в крови, который почувствовала она, наверное, передался ему. Лицо его осветилось улыбкой. Он направился прямо к ней.

Джоселин не была к этому готова и внезапно почувствовала, что силы оставили ее. Ей пришлось ухватиться за перила. Никогда раньше Джоселин не ощущала себя такой беспомощной, потерявшей всякий контроль над собой. Как глупо она ведет себя, какой дурочкой выглядит в его глазах! У нее столько забот, столько обязанностей и незавершенных дел, а она стоит, вперив взгляд в одного из гостей, и не в силах сдвинуться с места.

Де Ленгли подошел и стал в двух шагах от нее, излучая дружелюбие и радость.

— Как видите, мадам, я прибыл сюда целым и невредимым, хотя рядом со мной не было вас, чтобы защищать мои тылы.

Какой жалкой была ее попытка улыбнуться ему в ответ.

— Да, я вижу. Нам уже сообщили, что Честер снял осаду и королю не пришлось атаковать его.

— Да, все обошлось удачно и без кровопролития. Мы едва смогли разглядеть спины врагов, когда они пустились от нас наутек. Я предсказывал такой исход заранее и говорил Стефану, что Честер никогда не вступает в бой, если сомневается в своей победе.

Джоселин не отрывала взгляда от его столь обольстительных, лучистых глаз. Она даже осмелилась спуститься на одну ступеньку, чтобы быть ближе к нему. Она что-то говорила, причем вполне разумное, но ее губы шевелились как бы сами по себе.

— Но я думала, что Стефан будет преследовать его. Не получится ли так, что Честер опять примется за свое, когда королевское войско уйдет?

— Что я слышу из уст младенца? Какая житейская мудрость! — произнес де Ленгли довольно сухо. — Вы буквально повторили слова, сказанные мною на военном совете. Да и другие мужи говорили то же самое. Но Стефан нас не послушал, а ваш отец, вовсе не жаждущий сражаться, его поддержал.

В результате эта карусель будет крутиться бесконечно. Вероятно, я кончу тем, что займусь охраной только собственных владений. А так как полагаться на будущего тестя не стоит, мне придется воевать в одиночку.

Джоселин помрачнела. Ей была не по душе мысль о том, что он вновь собирается воевать. Всю неделю она и так провела в тревоге за него, хотя дел у нее было невпроворот.

— Может быть, до этого не дойдет. Может быть, Честер…

— Де Ленгли! Где Роберт де Ленгли? — высокий блондин пробивался к ним сквозь толпу. — Я хочу перемолвиться с вами парой слов, сэр.

Де Ленгли обернулся. Эдвард Пелем был уже тут как тут. Его голубые глаза метали молнии.

— Нам надо поговорить, сэр! С глазу на глаз… но… в присутствии короля.

— После нашего первого разговора, Пелем, я понял, что всякие слова бесполезны. Мне уже нечего вам сказать, да и вы не станете ничего слушать. Вероятно, король прикажет нам держаться подальше друг от друга. Я готов подчиниться его приказу. Он опасается, что я убью вас, если вы нападете на меня, как в прошлый раз. Кстати, я на это способен, — ледяным тоном закончил свою тираду де Ленгли.

Пелем возвысил голос:

— Прекрасно! Если вы не желаете беседы в узком кругу, тогда поговорим прилюдно. Я только что узнал, что вы убили свою первую жену. Что вы на это скажете, доблестный Нормандский Лев?

Де Ленгли побледнел, а глаза его, наоборот, зажглись огнем.

— Скажу лишь то, что у вас есть, видимо, большие связи в Нормандии. Не исключено, что даже при дворе самого Генри Анжу. Многим это покажется весьма интересным. Стефан, я уверен, огорчится, узнав, что вы поддерживаете контакты с его заклятым врагом. Иначе как бы до вас дошли подобные слухи.

— Не увиливайте от ответа. Я хочу услышать от вас правду о том, как вы расправились с женой. Члены семейства Монтегью желают этого. В особенности леди Аделиза.

Сквозь почтительно расступившуюся толпу Стефан приблизился к ним.

— Как вы посмели, Пелем? Как вы посмели появиться здесь и устраивать весь этот шум? Я был достаточно терпелив, но теперь я сыт вами по горло.

Пелем даже не обернулся к королю. Он впился глазами в де Ленгли.

— Я имею право задать вопрос. Леди собиралась обручиться со мной. Я не из тех, кто оскорбляет женщин, а потом их убивает.

— Хорошо, мы разберемся в этом деле без посторонних, — отрезал Стефан. — Вы оба! Ступайте за мной.

— И все же, рискуя вызвать неудовольствие Вашего Величества, я откажусь, — заявил де Ленгли. — Я был обвинен публично. И я имею право так же публично и ответить.

Он спокойно выдержал взгляд взбешенного Пелема.

— Моя жена умерла от лихорадки. Те, кто присутствовал при ее кончине, могут это подтвердить под присягой.

— Там было еще кое-что помимо лихорадки. Что-то странное… Вы заложили дверной засов и никого к больной не впускали. Так мне рассказали. — Пелем для пущего эффекта сделал паузу. — Даже ее исповедника!

— Да, там было еще кое-что, но ничего зловещего, такого, на что вы пытаетесь намекнуть. — Де Ленгли как бы собирался с силами, чтобы продолжить свой горький рассказ. — Моя супруга была беременна. Ей угрожала опасность потерять ребенка. Это было тяжким испытанием для нас обоих, согласитесь. У нас были причины для разговора наедине, даже присутствие священника было нежелательным. Впрочем, позже я сделал все, как полагается, и перед кончиной она получила отпущение грехов.

Лицо его не выражало никаких чувств, и голос был ледяным.

— В то время, когда я полностью был лишен возможности защитить себя, мои враги распустили эти нелепые слухи о совершенном мною убийстве. Никто не воспринял их всерьез. Даже анжуйцы.

Он укоризненно покачал головой, глядя на своего обвинителя с пренебрежением, словно тот был слабоумным или кем-то еще похуже.

— Ради Бога, Пелем, пораскиньте мозгами. Вся эта история не может содержать и крупицы правды по той простой причине, что анжуйцы не ухватились за нее. Будь у них хоть малейшее доказательство, Генри кричал бы об этом на всех углах.

— Свидетельств нет, потому что вы позаботились замести следы, — не унимался Пелем. — Даже ваши люди удивлялись, а кое-кто из них говорит…

Он вдруг замолк, увидев, как напрягся де Ленгли, как его пальцы вцепились в рукоять меча.

Королевский верховный судья Ричард де Люси тотчас встал между двумя мужчинами. Он положил руку на меч де Ленгли и, обратившись к королю, провозгласил:

— Мы уже достаточно слышали, Ваше Величество. Эти нелепые обвинения основаны на вздорных слухах и болтовне пьяных солдат у походных костров. Подобные нелепицы нередко выуживают болтуны со дна своих кубков. Лорд де Ленгли проявил терпение и дал удовлетворительный ответ, а теперь, как вы и сказали, Ваше Величество, — «довольно»!

Стефан поддержал своего фаворита:

— Да, я сказал «довольно». Ни слова больше! Вы превысили меру нашего терпения, Пелем. Я приказываю вам вернуться на свой пост. Я обязал вас охранять ворота замка. Если я увижу, что вы опять проникли в крепость, то, клянусь именем Господним, закую вас в кандалы. Мне будет очень жаль, сэр, но я это сделаю.

Пелем посмотрел на короля с грустью, смешанной с презрением.

— Мне кажется, что вы не способны заглянуть в будущее. Вы слепы и глухи, Ваше Величество. Кто вам скажет правду, как не ваш верный вассал?

— Хватит! — в гневе вскричал король и тут же опомнился, стремясь сохранить достоинство. — Докажите мне вашу верность послушанием. Мы побеседуем позднее, а сейчас я не желаю вас видеть.

Пелем был готов уже признать свое поражение и удалиться, но де Ленгли ухватил его за плечо:

— Во мне достаточно ненависти, чтобы прикончить тебя, Пелем, тут же, на месте, и ты, по-моему, этого добиваешься. Но я хочу сказать тебе — нет женщины на свете, ради которой стоит лишить жизни мужчину. И ради женщины не стоит идти на смерть! Запомни мои слова, Пелем. Запомни и возблагодари Господа и всю его ангельскую свиту за то, что они вовремя вступились за тебя. Я бы не простил твое шутовство, если б Господь не внушил мне — будь милосердным к дураку!

Джоселин затаила дыхание, ожидая чего-то страшного. Нет конца этому противостоянию. Никогда не ослабнет натянутая струна, если ее не разрубит меч.

Шепот, словно зловещий ветерок, пробежал по холлу. Любопытные или ненавидящие взгляды были обращены на Нормандского Льва и на его противника.

Ричард де Люси, словно щитом, загородил собой обоих рыцарей.

— Ваше Величество, не считаете ли вы нужным свершить брачную церемонию безотлагательно? Иначе невеста сразу станет вдовой.

Стефан устало кивнул.

— Назначим свадьбу на завтра. Найди Монтегью и передай ему мою волю. И покончим с этим делом… Надеюсь, астролог сочтет завтрашний день подходящим.

Остаток дня прошел в хлопотах. Джоселин благодарила небеса, что заботы по хозяйству не оставляли ей времени для размышлений о себе. Когда она разыскала Аделизу и сообщила ей о назначенной на завтра свадьбе, сестрица вновь ударилась в слезы, а потом начались ее обычные приступы мигрени.

Джоселин уложила сестру в постель и хлопотала вокруг, утешала и успокаивала, пока та не заснула. В кухне творился хаос. Испуганные служанки не знали, как справиться с огромным количеством снеди, которую подвыпившие в честь предстоящего праздника слуги вытащили из кладовых. И никто не мог подсчитать количество гостей за свадебным столом.

«Одна надежда, что кто-то кому-то перережет горло ночью, и их станет поменьше» — такая жуткая мысль не покидала Джоселин.

Она возвратилась в свою комнату, чтобы переодеться к ужину. Отец приказал им с Аделизой обязательно присутствовать на застолье. Как заставить сестру встать с кровати, утереть слезы и вообще привести себя в порядок, она не представляла.

Сама Джоселин, быстро освежив тело из кувшина с теплой водой, надела свое лучшее золотисто-желтое платье, а наряд Аделизы из бледно-розовой тонкой шерсти она швырнула сестре на кровать.

— Моя драгоценная Аделиза! Не пора ли перестать разыгрывать из себя страдалицу?

Она присела на краешек кровати и принялась уже в который раз смачивать холодной водой горячий лоб Аделизы.

— Все твои страхи напрасны, сестрица. Лорд де Ленгли будет тебе прекрасным мужем. Он поклялся мне, что не обидит тебя.

Аделиза чуть приоткрыла слипшиеся от долгого плача ресницы. В ее взгляде была такая тоска — сродни той печали, что угнетала и Джоселин.

— Как ты не понимаешь, сестра, что сердце мое разрывается на кусочки, как только я подумаю о завтрашней свадьбе, — прошептала Аделиза. — Ведь я стану под венец с Робертом де Ленгли. Моим женихом будет этот страшный человек, а не Эдвард.

Джоселин добавила в воду уксуса и продолжила смачивать виски Аделизы. Это домашнее средство безотказно действовало на девиц, склонных к истерике.

— К сожалению, Аделиза, я не могу разделить с тобой твои страхи. Может быть, на тебя повлияли дурные сны? Неужели ты вообразила, что тебя отправят к чужим жестоким людям и оставят без опеки? Да наш отец на голову встанет, если де Ленгли не позволит ему с тобой видеться и пожаловаться на плохое обращение.

— Опять ты меня не поняла, Джоселин. — Аделиза горестно покачала головой. — Речь идет не об этом. Я жила в семье, где меня любили, а сейчас отдают в руки чудовищу, который убил свою супругу.

— Это всего лишь злобная клевета. Жена де Ленгли скончалась от лихорадки.

— Но Эдвард так не думает.

Джоселин с подозрением взглянула на сестру.

— Откуда ты знаешь об этом? Ты говорила с Пелемом?

— Нет! — выкрикнула Аделиза, выдав этим возгласом, что в ней еще заключен некий запас энергии. — Если б я имела возможность свидеться с ним! Хейвиз мне все рассказала. Она подслушала, как Эдвард потребовал от де Ленгли прямого ответа, а тот уклонился… и призвал себе на подмогу короля. Он подло обманул Его Величество, пользуясь своими былыми заслугами… Об этом все говорят.

Джоселин уронила тряпку обратно в таз. Ей было невмоготу выслушивать дальше унизительную клевету, распространяемую словоохотливой прислугой.

— Ради Бога, Аделиза, прекрати повторять то, что болтает глупая служанка. Пелем повторил нелепую сплетню, пытаясь очернить соперника, и это не прибавило ему чести. Я не думала, что он способен так поступить… к тому же не имея никаких доказательств для обвинения.

Аделиза хлопала ресницами, изумленная, простодушная, доверчивая, похожая на красивую куклу, только созданную не руками искусного мастера, а самой природой. Джоселин сделала над собой усилие, пытаясь сдержать клокотавшую в ней злобу, и заговорила с сестрой ласково:

— Я знаю, Аделиза, что тебе тяжело. Но жизнь такова, что в ней часто появляются неожиданные повороты. И люди порой оборачиваются совсем неожиданной стороной. Дай жениху, выбранному для тебя королем, возможность проявить себя в лучшем свете… малейший шанс стать не таким суровым, каким он тебе показался. И, клянусь, позже ты станешь самой счастливой женщиной в Англии.

Аделиза отвергла ее утешения.

— Мы с тобой такие разные… Ты так храбра, что могла бы встретиться с драконом. А я не могу. Я не переживу того, что произойдет завтра. Я предчувствую, что умру.

— Заткнись! — мужской голос потряс стены девичьей спальни.

На пороге стоял Брайан. Джоселин было любопытно, как долго он подслушивал их разговор.

— Оставь нас! — приказал он. — Живо! Я хочу поговорить с сестрой наедине.

Джоселин была уязвлена, но ей не впервой было глотать оскорбления от отпрысков Монтегью. Однако она сочла, что Брайан появился весьма кстати. Брат и сестра — родственные души, может быть, ему удастся справиться с припадком отчаяния Аделизы.

— Я приготовила теплое вино с имбирем… Может, оно поможет. И еще вода с розмарином. Если уж ты хочешь ухаживать за ней… то все кувшины вот здесь, у изголовья.

— Нечего перечислять свои ведьмины снадобья. Они не понадобятся моей сестре. Сейчас она предстанет перед гостями.

— О, Брайан! Только не сегодня. Я не могу спуститься вниз. Я не хочу никого видеть… Прошу тебя, Брайан, — взмолилась Аделиза.

Брайан наполнил кубок теплым вином.

— Конечно, ты встанешь и явишься перед гостями. Не забывай, что ты носишь имя Монтегью! Наш род не из трусливых!

Он занял место Джоселин на краешке кровати, поднес к губам сестры кубок с вином, от которого исходил пар и благовонный аромат.

— Пей! Тебе нечего бояться. Я не позволю де Ленгли тронуть хоть волосок на твоей головке, сестрица. Этот наглый ублюдок никогда не коснется тебя.

— Брайан! — вскричала Джоселин, предупреждая его, чтобы он не раздавал пустых и очень опасных обещаний, но было уже поздно.

Аделиза поверила брату и припала к его груди, видя в нем своего спасителя.

Брайан презрительно бросил Джоселин через плечо:

— Я сказал — оставь нас одних! Повторять больше не буду. Твое место — на кухне. Отец оторвет тебе голову, если там будет что-то не так.

Джоселин захотелось ужалить его, но она предпочла проглотить свой ядовитый язычок. Зато хлопнула дверью так, что даже камни древних стен отозвались стоном.

Однако пиршество прошло без каких-либо недоразумений, вредных для желудков гостей. Аделиза собралась, как могла, и спустилась вниз. Она ела очень мало, а говорила еще меньше, но хотя бы держала себя в руках. Она явно примирилась с предстоящей свадьбой.

Джоселин на какое-то время почувствовала облегчение, но ненадолго. Кто-то с кем-то опять схлестнулся из-за какого-то пустяка. Вспышка ссоры за столом была мгновенно погашена, воины де Ленгли и Монтегью опустили свои зады на стулья и вновь стали поглощать жирное мясо и опустошать кружки с элем, но тут король Стефан допустил ошибку.

Он провозгласил тост за здравие и благополучие… тут он сделал паузу, а воины из двух враждующих лагерей напряглись в ожидании, кого король назовет первым. Стефан решился на дипломатическую уловку и произнес:

— За наших обрученных!

И де Ленгли, и Монтегью восприняли это как унижение их достоинства. Де Ленгли был женихом, Монтегью — хозяином застолья и отцом невесты, кому отдать предпочтение — неизвестно. Стефану стоило бы промолчать на этот раз, ибо и тот и другой сочли себя оскорбленными. Монтегью, напустив на себя важный вид, отставил кубок и начал сквозь шум что-то выговаривать королю, а Брайан, занимавший место пониже за столом, мрачно усмехнулся. Его обрадовал возникший казус.

После этого досадного происшествия никто не решался произнести тост. Пили и ели в молчании, пока жареные кабаны не были обглоданы до костей. И тогда, к удивлению всех, поднялся за столом де Ленгли, холодный, как камень, покрытый льдом, оставшимся от древнего, проползшего по Британии ледника. Его ничуть не разогрели обильная выпивка и горячее жаркое.

— Я предлагаю поднять чаши за леди Аделизу, за то счастье, которого она заслуживает!

Аделиза ухватилась за свой кубок обеими руками, потянулась к своему нареченному и произнесла, на удивление всех присутствующих, довольно внятно:

— А я пью за вас, милорд де Ленгли! За исполнение ваших желаний!

Они переглянулись, словно заговорщики.

— Нам следует осушить наши кубки до дна, миледи! — громко провозгласил он. — Тост стоит того. — Роберт поднял кубок вверх. — За завтрашний день, счастливый и для нас обоих, и для Англии!

Крики одобрения чуть не обрушили на пиршественный стол потолок, а Джоселин в этот момент больше всего хотелось стать маленькой, незаметной и исчезнуть меж ногами гостей, как мышка.

У нее возникло ощущение, что какая-то струна, давно натянутая, вдруг бессильно повисла. Может быть, она переусердствовала, занимаясь хозяйством. Она устала, но никто не поймет… как она устала!

Все обернулось так, как она и ожидала — Роберт де Ленгли скоро поймет, овладев Аделизой, какое сокровище досталось ему.

А ей, Джоселин, сводной сестре Аделизы, сейчас надо забиться в нору, где ее никто не отыщет, не увидит.

Но она должна была соблюдать ритуал. Две молодые леди, приложившись к протянутой для поцелуя руке короля Англии, отправились наверх.

По сравнению с жарой от факелов, горячих кушаний и потных мужских тел в нижнем холле девичья спальня была холодна, как ледник. Джоселин тотчас же кинула несколько поленьев в камин и раздула едва тлеющие угли. Обласканные королевским вниманием, разряженные молодые девушки чувствовали упадок сил. Праздники, подобные этому, предназначались для мужчин, слабые женщины с трудом держались в разнузданной атмосфере пиршества.

Джоселин откинула покрывала на постели, скользнула на отсыревшие простыни. В эту ночь ей хотелось бы спать одной.

Хейвиз, глупая, нерасторопная служанка, бормоча что-то себе под нос, расчесывала великолепные волосы Аделизы. Джоселин смежила веки, стараясь прогнать прочь коварные думы о том, где проведет следующую ночь ее сестра.

— Ты можешь удалиться, Хейвиз, — сказала Аделиза. — Везде по коридорам расстелен сухой тростник для ночлега слуг, и ты найдешь там себе местечко. Это последняя ночь, которую мы проведем с Джоселин вместе. И нам есть о чем поговорить.

Джоселин удивило самообладание Аделизы. Куда подевалась ее прежняя плаксивость? Девушка была спокойна и тверда. Джоселин ожидала от нее новых приступов рыданий и готовилась к исполнению обременительной и порядком надоевшей ей обязанности — утешать сестрицу.

Хейвиз забрала свое одеяло и без возражений покинула спальню. В комнате стало тихо, лишь потрескивали дрова в камине.

— Я буду тосковать по тебе, — произнесла наконец Аделиза. — Боюсь, что все будет теперь не так, как прежде.

— Мне жаль с тобой расставаться. Ты даже не представляешь, как я опечалена нашей разлукой. Одно меня радует — что ты, Аделиза, будешь счастлива. Я в этом уверена.

— Надеюсь. Видит Бог, я так на это надеюсь, — после долгой паузы со вздохом произнесла Аделиза. — Но мне становится страшно при мысли, что с завтрашнего дня жизнь так изменится — для нас обоих.

Джоселин обняла сестру.

— Так и должно быть. Все в жизни меняется — таков закон, — но совсем не обязательно к худшему. Что бы ты сейчас ни думала, вскоре у тебя будет замечательный муж. И кроме того, мы все равно останемся сестрами. Этого ничто изменить не может.

Она заставила себя улыбнуться.

— Когда я была маленькой, я так страстно желала всяческих перемен, а сейчас понимаю, какой же глупышкой я была. Почему я не полюбила тебя с самого начала, вместо того, чтобы пачкать грязью твою чудесную алую накидку, которую надела на тебя наша няня?

Аделиза тоже усмехнулась, вспомнив это происшествие из детства. Как хорошо было говорить о прошлом — о приятном или неприятном — все равно это было их общее прошлое.

Некоторое время сестры предавались воспоминаниям о маленьких радостях, об огорчениях и ссорах, неизменно кончающихся примирениями и жаркими объятиями. Но постепенно темы для беседы иссякли. Вместе с догорающим пламенем в камине в комнате сгущались мрак и тишина.

Джоселин смежила веки и представила себе свою дальнейшую жизнь без Аделизы.

— Джоселин… — тихонько позвала ее сестра.

— Да?

— Я всегда хотела быть такой умной и сильной, как ты, быть во всем похожей на тебя. Все считают меня глупенькой, а я и есть такая на самом деле.

— Аделиза, не надо.

— Нет, послушай, Джоселин. Это правда, но сейчас это уже неважно… Я только хотела сказать, что очень люблю тебя. Мне очень страшно, Джоселин, но одно меня утешает, что мы будем видеться. Поклянись, что ты навестишь меня, когда… когда… — Аделиза была не в силах найти подходящие слова.

Джоселин представила себе, какие чувства охватят ее, когда она посетит Белавур, где совьют семейное гнездышко де Ленгли и Аделиза.

— Конечно, я приеду к тебе. Не терзай себя понапрасну. Никто и ничто не может разлучить нас навсегда.

— И я хочу, чтоб ты знала, — продолжила Аделиза, — что мой дом будет и твоим домом. Я знаю, что ты не очень ладишь с папой. Если тебе понадобится, чтобы кто-то заступился за тебя перед ним, то достаточно только попросить, и я приду на помощь. Если, конечно, он захочет вообще разговаривать со мной после свадьбы.

Джоселин ощутила легкие угрызения совести. В своем горе Аделиза все же могла думать и тревожиться о сестре. В то время, как сама Джоселин думала только о будущем супруге Аделизы и больше ни о ком.

— Не глупи, Аделиза. Неприязнь отца к де Ленгли никак не скажется на его отношении к тебе.

— Есть еще одна вещь… — Аделиза заколебалась. — Я не знаю, как попросить тебя об этом. Может быть, ты знаешь… Мне всегда казалось, что ты знаешь обо всем на свете. — У девушки перехватило дыхание, и она замолчала, с трудом подбирая нужные слова: — Как это все происходит… в супружеской постели? Я кое о чем догадываюсь сама, но боюсь, что буду чувствовать себя так глупо, когда наступит завтрашняя ночь. Мне хотя бы что-нибудь узнать про то, что меня ожидает… Про это самое…

Джоселин была готова разразиться хохотом, полным горького сарказма, но она боялась напугать сестру.

Спокойно и со всей осторожностью Джоселин поведала сестре то, что неоднократно будоражило ее воображение, о том, как повела бы она себя с де Ленгли, оказавшись с ним в одной постели.