Роза и лев

24

— Скажите мне, где мой сюзерен? Роберт де Ленгли из Белавура?

Стражник изобразил на лице недоумение.

— Не знаю. Я только что заступил на пост. Знатные господа болтаются тут взад-вперед — всех и не упомнишь.

Аймер предпринял новое наступление, пустив вперед, как авангард, серебряное пенни.

— К нему прибыла его супруга. Ей срочно надо увидеть его светлость.

Солдат посмотрел на Джоселин.

— Так это она! — вдруг завопил он и потянулся, чтобы схватить ее за платье. — Та самая ревнивица, сдавшая Белавур…

Аймер выхватил из ножен меч.

— Не распускай свои грязные руки, наемник! Я научу тебя, как надо обращаться с леди.

Джоселин едва успела остановить рыцаря. Несдержанность могла стоить Аймеру головы.

Аймер с трудом овладел собой. Преодолев почти половину Англии, он, наконец, доставил ее, пройдя через охваченные мятежом земли, ко двору короля Стефана. И после всех испытаний тошно было видеть ухмыляющуюся физиономию наглого охранника… И выслушивать подлую сплетню, распространяемую врагами. Гадкий слушок обогнал их, и это приводило его в отчаяние. Еще тяжелее Аймеру было наблюдать, как болезненно ранят душу Джоселин эти коварные уколы.

— Мы сами найдем Роберта, госпожа! Не бойтесь, сэр Роберт — не иголка в стогу сена.

— Разве я этого боюсь, Аймер? — печально произнесла Джоселин.

— Я готов поклясться, что Роберт не поверил вашему брагу, мадам. Он послал Монтегью к черту вместе с его клеветой и поручил мне караулить возле замка, чтобы помочь вам при первой возможности.

Джоселин лишь молча покачала головой в ответ на его утешения.

В угрюмом настроении они направились обратно к биваку на краю шумного королевского стана, где ожидала их горстка грязных, усталых, заросших многодневной щетиной воинов.

Аймер безусловно верил в невиновность Джоселин, и его люди тоже. Но сразу же стало ясно, что гнусная клевета успела стать притчей во языцех в обоих противоборствующих лагерях — и Стефана, и Генри, и кто знает, не изменил ли Роберт свое мнение о Джоселин.

С помощью Аймера она взобралась в седло. Ей уже не хотелось никуда спешить, прежняя целеустремленность напрочь покинула ее. Недавно еще Джоселин казалось, что с появлением Аймера и воинов ее супруга всем злоключениям пришел конец. Но на самом деле это было лишь начало. Дважды женщины из рода Монтегью ставили Роберта в дурацкое положение. Сперва от него сбежала Аделиза, а затем Джоселин лишила его самой сильной крепости, оплота обороны всей Западной Англии. И вдобавок она еще должна сообщить ему, что он, вполне возможно, женился на незаконнорожденной, не имеющей права на владение землями, отданными ей в приданое.

По пути Аймер несколько раз останавливался, расспрашивая встречных. Джоселин же, тщательно прикрывая лицо, чтобы ее не узнали, молча проезжала вперед.

К концу дня они отыскали походные палатки де Ленгли. Лагерь Роберта располагался на почетном месте возле лазурного с серебряным шитьем королевского шатра.

У Джоселин пересохло в горле от волнения, когда она завидела знакомые вымпелы со львами на багряном фоне, реющие над палатками лорда. И штандарт с вышитыми ею собственноручно львами он сохранил и поместил перед самым входом в шатер. Это был добрый знак.

Аймер обменялся приветствиями с друзьями, коротко посовещался с капитаном охраны и вышел из шатра с просветлевшим лицом.

— Милорд охотится вместе с Его Величеством на серых цапель. Я съезжу за ним, а вы пока отдохните здесь, миледи.

Джоселин отрицательно покачала головой. Она постаралась улыбнуться своему многострадальному и верному покровителю в ответ на его любезное предложение.

— Нет, я поеду с вами, Аймер! Неожиданное появление на поле боя — важный элемент воинской тактики. Я хочу прочитать в его глазах то, что он на самом деле обо мне думает.

Они оставили свиту в лагере и поскакали вдвоем по берегу реки. Здесь, на открытом пространстве у воды, уже кое-где зеленела нежная весенняя трава, а на ивах появились почки. Низкое солнце покрыло поверхность воды нестерпимо яркими для глаз бликами. Дневное тепло сменилось вечерней прохладой, но Джоселин все же сбросила капюшон и откинула плащ за спину, чтобы Роберт смог узнать ее издали.

— Я вижу их, мадам! — воскликнул Аймер, натянув поводья и приподнявшись на стременах. — Вон король! Я различил его цвета… А вот и милорд!

Джоселин напряглась. Она тоже увидела Роберта. Он показался ей необычно высоким и властным, даже рядом с самим королем Англии.

Она пустила коня рысью. Горло ее сдавило, глаза наполнились слезами. Все-таки он жив, и это главное. Пусть он не поверит ей, прогонит ее прочь, но она готова возблагодарить Господа за то, что Он сохранил и уберег ее супруга от стрелы и меча.

Королевская стража заметила их. Видимо, и внимание Роберта привлекли двое всадников, так как он отделился от всей группы и помчался по широкому лугу им навстречу.

Джоселин ударила коня шпорами. Расстояние между ней и Робертом сокращалось. Все заготовленные заранее речи сразу же вылетели у нее из головы. Слезы жгли ее щеки, туманили взгляд. Как позорно, что она совсем потеряла самообладание в тот момент, когда так нужно держать себя с достоинством.

Джоселин на всем скаку резко осадила коня, выпрыгнула из седла и пробежала разделяющие их несколько шагов… Она не могла разглядеть его глаз, но видела, что рот Роберта был угрюмо сжат. Лицо его показалось ей мертвенно-бледным.

Она опустилась на колени. Сердце ее бешено колотилось, разрывая грудь.

— Брайан лжет! — крикнула она изо всей мочи. — Клянусь душой моей матери, он подлый лжец! Я никогда и ни за что не отдала бы ему Белавур! Он солгал, чтобы унизить вас, Роберт… и погубить меня! Клянусь! Клянусь…

Де Ленгли молчал и смотрел на нее так, будто не верил своим глазам.

— Роберт! — продолжала она выкрикивать. — Ты можешь прогнать меня, но только скажи на прощание, что поверил мне. После всех долгих недель, что я провела в аду, мне это так нужно.

— Помните ли вы, мадам, что было вами сказано наутро после бегства Аделизы? — неожиданно спросил он. — После того, как я заявил, что не в моих обычаях убивать своих жен?

Она отчаянно затрясла головой. Она не помнила того разговора. Почему он сейчас об этом вспомнил?

— Вы сказали, что никогда не поверили бы, что я способен на такое убийство. — Он замолк, и молчание это было тягостным.

Джоселин сначала слышала только биение своего сердца, но потом проступили и иные звуки — шорох ветра в ивах у реки, стук копыт и позвякивание конской сбруи приблизившихся к ним всадников из королевской охраны.

Она поднялась с колен, утерла рукавом слезы и замерла растерянная, не знающая, что ей ждать.

Роберт освободил ногу из стремени, наклонился и протянул ей руку.

— Садитесь со мной на коня, любовь моя! Я должен коснуться вас, чтобы убедиться, что вы не видение, что вы здесь, рядом со мною…

Двигаясь, как слепая, она нащупала его руку, оперлась ногой о стремя и позволила вознести себя вверх, в седло его знаменитого серого жеребца Белизара.

Объятия Роберта сомкнулись, она сжалась в комочек, прильнула к нему, захлебываясь в рыданиях.

— Простите, Роберт! Если уж я начала плакать, то… не смогу остановиться.

Его губы коснулись ее растрепанных ветром волос.

— Плачьте сколько хотите, любимая! Обливайте слезами мою кольчугу. Она не заржавеет. Ведь я специально держу оруженосца, который протрет ее и надраит мелом.

Джоселин задохнулась в приступе смеха и прикрыла лицо краем его плаща. Она гладила ладонью плотную ткань одежды Роберта, кольчугу, стальные наплечники.

— О Роберт, как я боялась, что больше не увижу вас.

— Я бы обязательно пришел за вами, любимая.

— Меня спас сэр Аймер! — Она вздрогнула при страшном воспоминании. — Брайан уже готов был убить меня.

— Вы все мне расскажете, любимая, все… все…

Она спряталась под его плащом, и оба они представляли, вероятно, любопытное зрелище для королевских солдат, когда въезжали в лагерь.

А люди де Ленгли выстроились для приветствия. При виде их Роберт ссадил Джоселин с коня, бережно опустив жену на землю. Джеффри выступил вперед и, широко улыбаясь, преклонил перед ней колено.

— Какое счастье вновь видеть вас, миледи. Наши люди облазили все речные берега, чтобы собрать для вас… вот это!

До сих пор он прятал одну руку за спиной. Теперь Джеффри с галантным поклоном протянул Джоселин букет первых весенних фиалок.

— Их не так много, как нам хотелось, миледи, но они подарены вам от всего сердца.

Джоселин чуть не до крови закусила губу, чтобы вновь не расплакаться. Нелегко ей было заставить себя ответить достаточно внятно и без дрожи в голосе на такое гостеприимство.

— Сегодня один грубый стражник оскорбил меня, узнав мое имя. Но все оскорбления, обиды и горести затмили ваша доброта и ваш подарок!

Она прижала фиалки к сердцу и окинула взглядом знакомые ей доброжелательные лица.

— Благодарю всех вас.

Джеффри выпрямился. Улыбка на его лице несколько потускнела.

— Сегодня у нас радостный день, и не будем портить его. Но завтра вы, миледи, должны указать нам этого человека. Мы укоротим его длинный язык.

— Аймер уже достаточно навел на него страху, забудем о нем.

— Как пожелаете, мадам.

Джоселин вдохнула тонкий аромат фиалок. Думала ли она еще недавно, что встретит новую весну. Ведь зима была такой бурной событиями и нескончаемой.

Джеффри услужливо приподнял полог шатра, а Роберт под руку ввел ее внутрь. Полог закрылся, создавая атмосферу уюта и покоя.

Джоселин огляделась. На маленьком столике поместился кувшин с вином, два серебряных кубка, блюдо со свежим хлебом и кусками овечьего сыра. И везде, во всех углах, в горшочках и плошках с водой были букеты фиалок.

Слезы чуть снова не полились у нее из глаз.

— Они это сделали ради вас, Роберт!

Он ласково обнял Джоселин, заглянул ей в лицо.

— Нет, мадам. Они постарались так из-за любви к своей госпоже.

С минуту они молчали, наслаждаясь зрелищем друг друга, словно вкушали волшебный напиток.

— Я боюсь дотрагиваться до тебя. Вдруг ты исчезнешь, растаешь как дым, и я схвачусь за пустоту. Или окажется, что я спал, и ты мне пригрезилась во сне.

— О, Роберт! Я так тосковала по тебе. Мне казалось, что я уже больше не живу на свете.

После ее признания он все-таки решился и поцеловал ее — страстно, жадно. Он прижал ее так крепко, что она словно стала частью его самого, слилась с ним сквозь одежду, доспехи, кольчугу. Со вздохом вожделения он поднял ее на руки и унес в задернутый занавесом угол, где располагалось ложе.

Джоселин сбросила плащ — он тоже, — потом сдернула шерстяной жилет. Роберт наклонился, и она помогла ему избавиться от лат, наплечников, нарукавников и кольчуги. Все это стальной грудой свалилось на покрытый ковром пол и осталось лежать там, мерцая.

Они раздевались без слов. Руки подчинялись желанию, которое обуревало их. Роберт приподнял подол ее платья и продел ее голову через вырез и отбросил платье в сторону. На ней осталась только нижняя сорочка. Он трогал пальцами ее тело сквозь тонкую ткань, осыпал бешеными поцелуями, будто все еще убеждая себя, что она существо из плоти и крови, а не призрак. Затем и эта последняя одежда спала с нее, и он обнял Джоселин уже совсем обнаженную, заставляя ее трепетать, стонать от тянущей боли в груди и в низу живота, от напряженного предвкушения их полного слияния.

Никогда прежде Джоселин так не жаждала стать частью его, слиться с ним воедино. Она распутала завязки на его панталонах и с облегчением обнаружила, что он готов к любви так же, как и она.

Снова и снова он целовал ее, прижал к кровати, навалившись на нее тяжелым своим телом, руки его торопливо ласкали ее.

Джоселин раскинула ноги, согнула колени. Будучи не в силах терпеть, он, не мешкая, вошел в нее, заполнив собой мучившую ее пустоту самым простым, но и самым естественным и совершенным способом.

Она выгнулась под ним, содрогаясь от наслаждения. Роберт погрузился лицом в ее волосы, схватил за плечи и продолжил бешеную скачку на ней, опустошая себя в ее лоно.

Наконец они затихли. Только их тяжелое дыхание нарушало тишину. Сердца их бились совсем рядом и словно касались друг друга.

Роберт первым нарушил молчание:

— Почему все на этом свете кажется мне неважным, когда я с тобой?

Джоселин прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Его слова были не менее приятны, чем его ласка.

— Потому что так оно и есть. Ничего нет ценнее этих мгновений. — Она обвила руками его голову. — Но пусть они еще продлятся… Хоть еще немного.

Он со стоном, похожим на рычание, упал на спину рядом с ней, а ее вздернул вверх и положил на себя.

— Когда я увидел тебя сегодня, то решил, что сошел с ума. Ты так часто являлась по ночам в моих снах, а тут это случилось при свете дня. Я все время проклинал и себя — за свое неразумие, — и судьбу, разлучившую нас. Но я не опасался за твою жизнь, зная, что ты с братом. Что ты имела в виду, Джоселин, когда сказала, что Аймер спас тебя от смерти?

Излить душу Роберту, рассказать ему о том, как Брайан держал ее взаперти и травил сонными порошками — какое это было облегчение. Тем более что теперь все горести ее позади! Впрочем, не все. Она умолчала о мерзких высказываниях Брайана. Будь проклята эта история с Рхисом, запятнавшая ее мать. Она должна поведать Роберту и об этом, но не сейчас. У нее не хватило мужества испортить эти сладостные мгновения.

Он слушал ее внимательно, лишь изредка ободряя ее, и еще крепче сжимал объятия. Но когда Джоселин закончила свою исповедь, он нахмурился, громко чертыхнулся, отпустил ее, сел на постель, склонился, подперев голову рукой.

— Как стыдно, что мужчина, рыцарь, супруг не выручил свою жену! Хотя мерзавец Брайан правильно все рассчитал. Ведь у меня нет крыльев, чтобы перелететь через стены Белавура.

Джоселин печально вздохнула.

— А мое доверие к нему стоило вам потери крепости. Простите меня, Роберт! Из-за моей глупости вы подвергались насмешкам.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Потерю Белавура нелегко пережить, но мы его вернем. А насчет насмешек — то я выше этого. Мой отец говорил всегда, что у человека есть лишь два господина — Бог и он сам. И если ты можешь предстать перед этими двумя господами, двумя строгими судьями, с чистым сердцем и душой, то все остальное в жизни — мелочи, недостойные внимания. Я стараюсь жить по правилам, которые внушил мне отец, и до сих пор мне это удавалось. — Роберт усмехнулся и добавил: — Пусть люди смеются за моей спиной, но не в лицо. Такого еще не бывало ни разу, уверяю тебя. Люди знают, что против любых насмешек есть проверенное средство — закаленный стальной клинок в твердой руке.

Она преклонила голову ему на бедро, с наслаждением ощущая исходящий от его кожи жар. Какое счастье, что он не винит ее, что никогда не сомневался в ее преданности.

— Джоселин, есть одна вещь, о которой мы должны поговорить немедленно.

Тон его был так серьезен, что она тут же встрепенулась.

Он нервно мял руку, глаза его были опущены.

— Черт побери, мадам! Я даже не помню ее имени. Той женщины в Лейворсе! Я сожалею, что вам пришлось…

— Роберт! — раздался снаружи чей-то громкий голос.

Джоселин не сразу распознала голос Джеффри.

— Милорд, мне не хотелось вас беспокоить, но король требует вас к себе. Он уже дважды посылал за вами.

— Проклятие! — выругался снова Роберт, но все же потянулся немедля за штанами. — Чертов Стефан! Не мог выбрать другого времени…

Джоселин подобрала с полу свою скомканную рубашку и продела ее через голову. Процедура одевания супругов повторила их раздевание, только в обратном порядке и так же проходила в молчании. Говорить второпях, на ходу, им не хотелось, а им многое надо было сказать друг яругу.

— Так уж ли вам необходимо являться к королю, Роберт? Не могли бы вы передать ему, что вы придете позже?

Роберт торопливо рылся в ворохе своей одежды и доспехов.

— Нет, дорогая, мне не следует так поступать. После битвы при Малмесбюри Стефан уже не тот, что был раньше. Он стал подозрительным, подвержен странным припадкам, и ему часто мерещится невесть что. Он легко впадает в гнев и еще легче предается отчаянию. Отступничество Лестера разбило его сердце.

Джоселин ахнула. Роберт резко повернулся к ней.

— Вы про это не знали, мадам?

Джоселин покачала головой. Тогда Роберт угрюмо поведал ей:

— Лестер перешел на сторону Генри с месяц назад, а это значит, что мы лишились тридцати крепких замков, большого количества вооруженных людей и припасов, не говоря уже о том, что мои старый друг Робин — один из самых влиятельных вельмож в государстве. За ним многие, возможно, последуют.

— Но… ведь он давнишний друг Стефана! Роберт кивнул, подошел к столику, наполнил кубки вином. Один из них он протянул Джоселин, другой выпил сам жадно, до дна.

— Да, их связывала давняя дружба, и союз Стефана с ним казался нерушимым. Но он устал от войны, или — как он старался оправдаться передо мной в письме — ему страшно за судьбу Англии. Его беспокоит то, что произойдет, когда Юстас, наследник Стефана, взойдет на трон.

Роберт разломил хлеб и вмиг сжевал его вместе с куском сыра.

— Я поведаю вам правду, мадам, предназначенную только для ваших ушей, больше ничьих. Старший сын Стефана — лучший помощник Генри Анжу. Юстас злобен и невоздержан. Храбр, да, но совершенно не годится в короли. Один Стефан был способен накинуть на него узду, но это время прошло, а уж когда Стефана не станет, все законопослушные подданные схватятся за голову и проклянут день и час своего рождения.

Роберт с грустью посмотрел на жену, потом крепко поцеловал ее в губы.

— Не вешайте нос, мадам. Все обойдется!

И ушел.

Взгляд Джоселин скользнул по ложу, похожему на поле сражения после того, как любовная страсть соединила на нем ее и Роберта. Фиалки, заполнившие шатер, тоже напоминали о любви — но о любви и преклонении перед ней друзей Роберта, его верных солдат. И вот внезапно этот мир, полный любви, в котором она побыла лишь краткие минуты, распался, стал опасным и ненадежным.

Уже было совсем темно, когда Роберт возвратился из королевского шатра.

Джоселин, отыскав иглу и нитки, при свете масляной лампы занималась починкой его рубашек. Она встретила мужа улыбкой. Ей все еще не верилось, что они снова вместе.

— Вы не голодны?

— Я поел с королем.

Она отложила шитье, приблизилась к мужу, улыбаясь и скрывая свою тревогу, даже попробовала пошутить.

— Что же сказал король? Не приказал ли он повесить меня, как изменницу?

— Нет. Ричард де Люси всегда был на нашей стороне, намекая Стефану, что все на самом деле не так, как кажется Его Величеству. Сейчас он клянется всем и каждому, что король знал правду давно. Стефан, конечно, и сам в это почти поверил. Верховный королевский судья — человек умный и могущественный, и нам очень повезло, что он за, а не против нас. — Тут Роберт усмехнулся. — Помогло и то, что весь вечер Аймер с воинами пели дифирамбы в вашу честь, мадам. По лагерю уже ходит история, как вы одним кинжалом защитились от целой своры вооруженных слуг вашего братца, а самого Брайана изрезали чуть ли не на куски.

— Но это ложь, Роберт! — возмущенно воскликнула Джоселин. — Я только раз полоснула его по лицу и тотчас же бросилась удирать, как заяц.

Усмешка Роберта стала еще шире.

— Вот так и создаются легенды. Думаете, что все истории, которые рассказывают про меня, правдивы?

— Конечно! — ответила она с такой убежденностью, что Роберт расхохотался и заключил ее в объятия.

— Они все теперь называют тебя Львицей. Ты знаешь об этом? Они говорят, что именно поэтому я ношу на знамени двух львов вместо одного — льва и львицу. Они еще говорят, моя леди, что львы и львицы в браке счастливы и спариваются отлично! — Опять усмехнувшись, он покрепче прижал ее к себе. — С этим утверждением, мадам, я полностью согласен.

Джоселин не оставалось ничего другого, как сцепить кольцо своих рук вокруг его шеи.

— Если вы довольны мною, муж мой, то мне больше ничего не надо от жизни. А король и лорды его, и все прочие… пусть их хоть на виселицу отправят — мне все безразлично.

Роберт поцеловал ее в губы, потом обласкал своими губами ее прикрытые глаза и снова впился в ее нежный рот.

— Я чувствую сильное желание подтвердить еще раз то, что говорили о нас мои славные воины. Нельзя, чтобы вы подумали, мадам, что я не скучал по вас, когда мы были в разлуке.

Они раздели друг друга, сейчас не так порывисто, как накануне, и занялись любовью не сразу, а после продолжительной взаимной ласки.

И когда вновь иссяк их порыв и она лежала, неподвижно обессиленная, в объятиях супруга, настал момент полной искренности.

Джоселин решила, что если она не скажет ему всю правду сейчас, то после ей уже не хватит мужества разомкнуть уста.

— Я люблю вас, Роберт, и любила с первого мгновения, как вы появились в Белавуре. Может быть, моя любовь взвалила на вас излишнюю ношу, но я ничего не могу с собой поделать. Вам не надо притворяться, что вы любите меня так же сильно. Я ведь не забыла, что было сказано вами об отношении вашем к женщинам.

— Джоселин!

— Подождите! — Она коснулась пальцами его губ, требуя, чтобы он замолк и слушал ее не прерывая. — Мне есть что рассказать вам. И не только о моей схватке с Брайаном. То, что я скажу, страшнее, чем пролитая родственная кровь. Я не Монтегью… — начала она исповедь, ощущая, что вступила на скользкую опасную тропу. — Может быть, я зачата уэльским дворянином, который часто навещал Уорфорд вместе с моими дядьями. Рхис был добр к моей матери и… любил ее по-плотски, как утверждает Брайан. Я ответила ему ударом кинжала, но теперь… я растеряна… Если лорды наверху докажут, что Рхис мой отец, вы потеряете все земли. Брайан угрожал мне разоблачением, и он готов на все.

— Я люблю тебя, Джоселин!

Такого ответа она от Нормандского Льва не ждала, хотя очень надеялась услышать эти слова.

— Вы должны знать…

— Я люблю вас, мадам. Будь вы дочь Монтегью или трубочиста, я все равно любил бы вас. Для меня главное, что вы моя жена. Я слишком много упустил времени, прежде чем сказать вам об этом, леди Джоселин.

Она готова была залиться слезами радости, но горькая мысль ранила ее. «Почему только сейчас? Господь милосердный, что ему стоило сказать это раньше?»

— Вы, Роберт, вправе жениться снова, ибо я незаконнорожденная и лишаюсь приданого. Я не буду возражать. Я буду просить вас оставить меня при себе как любовницу, кормить меня и иногда одаривать любовью. У вас было много таких женщин. Почему я не могу стать одной из них? Только прошу вас, не показывайте мне своих наложниц. Я их загрызу, я ведь очень ревнива.

С ласковой улыбкой смотрел на нее Роберт.

— Ни одна женщина не осмелится приблизиться ко мне после того, что вы сотворили с той бедняжкой в Лейворсе.

Джоселин поморгала, стряхивая скопившиеся на ресницах слезы. Он опять удивил ее, как это часто бывало.

— Но ведь ваша дьявольская улыбка, милорд, так и заманивает их в вашу постель.

— Тогда я обязуюсь улыбаться только вам, миледи. Для остальных я стану мрачным рыцарем.

— Как будут страдать все женщины на нашей грешной земле!

— Хватит шуток! — воскликнул Роберт, нахмурившись, и она осеклась. — Нет женщины подобной тебе на свете.

Что могла ответить женщина, услышав подобное признание из уст мужа?

— Я хочу тебе исповедаться. Мне не нужна была эта девчонка из Лейворса. Я воображал, что обладаю тобой. Я мщу себе, за что, сам не знаю, употребляя это несчастное тело для своей естественной надобности.

— У женщин есть та же естественная надобность…

— О Боже! Что же за едкое жало!

— Брайан часто грозился его укоротить.

— Пусть оно жалит. В нем ведь нет яда?

— Для вас — нет, — прошептала Джоселин.

— Пусть эта ночь будет ночью признаний…

— И вы расскажете мне о Маргарет?

— Она была воплощением зла. Она обманывала всех — меня, своих любовников…

— Она родила вам сына…

— Адам жизнью расплатился за ее грехи.

— Я не такая, как Маргарет.

— Господь смилостивился и подарил мне тебя.