Роза и лев

28

— Проснись, любимая! У нас, кажется, гость!

Она сонно заморгала ресницами. Гостем мог быть только один человек — сам герцог Нормандский. Никого другого стража бы не пропустила.

— Вам придется прервать ваше в высшей степени приятное занятие, — бодро произнес герцог. — Лестер вернулся, и нам надо придумать какое-то объяснение, почему мы использовали его шатер для разнообразных развлечений.

Генри бесцеремонно откинул шелковый занавес, отделяющий ложе от остального пространства шатра, и уставился на обнаженные тела супругов. Роберт поспешно прикрыл покрывалом наготу своей жены.

Взгляд Генри пропутешествовал с давно не бритой щетины на подбородке своего узника до раскрасневшихся щек Джоселин.

— О, что я вижу! У меня была мысль бросить вашу супругу на растерзание льва, но вы, Нормандский Лев, уже, по-моему, мою идею осуществили. Я бы не потревожил вас, если бы Лестер не сучил ножками у входа и не жаждал отдохнуть в уже согретой постели.

Генри отвернулся, и супруги стали поспешно одеваться.

— Я люблю тебя, — произнес де Ленгли, натягивая штаны.

— И я люблю тебя, — ответила Джоселин, продевая голову в ворот платья.

Генри слушал этот разговор с интересом, но ограничился лишь коротким замечанием:

— Обычно эти слова произносят влюбленные при раздевании, а у вас все происходит наоборот. Впрочем, осмелюсь напомнить, что Лестер уже, вероятно, промерз до костей.

Они вышли на холод. Лестер, восседавший на походном стуле, тут же поднялся им навстречу и поцеловал руку Джоселин.

— Я в отчаянии, что отсутствовал, когда вы появились в моем лагере.

— Его высочество принц Генри покровительствовал мне, и я от всей души ему благодарна.

Генри явно был весьма доволен этим заявлением Джоселин.

— По воле провидения мы встретились. Каждый раз Господь дает нам уроки мудрости. Сейчас он напоминает мне о том, что нам всем надо поесть. Мой желудок, например, пуст.

После такого намека пажи мгновенно всполошились. Был тотчас накрыт стол. Свежеиспеченный хлеб источал тепло, сыр светился соблазнительной слезой, а крепкий эль пенился в кувшинах с широким горлом.

Джоселин испробовала напиток — он был хорош. Герцог не унижает своего достоинства и не ест и не пьет то, что предназначено для простонародья. Он знает себе цену и, вероятно, пойдет далеко. Так подумала Джоселин.

— Лорд Лестер возвратился из Бедфорда глубокой ночью, — произнес Генри с уже набитым ртом. — Представьте, как он удивился, когда мои гвардейцы не впустили его в собственный шатер.

Джоселин захотелось извиниться перед вельможей.

— Мы причинили вам много неудобств, милорд. Но у нас с Робертом не было выбора…

Роберт же встрепенулся, когда Генри упомянул Бедфорд.

— Скажи, чем ты занимался в Бедфорде, Робин?

Лестер выдержал его взгляд, но предпочел промолчать. За него ответил Генри:

— Лорд Лестер ездил туда по моему поручению проверить, насколько верен наш новый союзник.

— Кто же он?

— Эрл Дерби. Он отказался служить Стефану и перешел на мою сторону. Со своим войском он принимает участие в осаде Бедфорда. Мы уже взяли Тетбюри, а падение Бедфорда осталось ждать не долго.

— И как ведет себя эрл Дерби в новом качестве? — не мог не полюбопытствовать Роберт.

— Выше всяческих похвал, как мне доложили, — отпарировал Генри.

Лестер, опустив глаза, усиленно занялся едой.

Роберт снова обратился к Генри:

— И вы цените, сир, услуги подобных людей? Чья честь стоит не дороже плевка на ветру?

Лестер густо покраснел, а Генри спокойно возразил:

— Я не дурак, де Ленгли. Я оцениваю каждого из них ровно в то количество пенни, которое они стоят. И поверьте, никогда не переплачиваю. И цену вам я тоже знаю.

— Но я не присягну вам, Генри. Меня ваша оценка не интересует.

Все вокруг замерли, будто в ожидании вспышки молнии и удара грома. Но ничего подобного не случилось. Генри, правда, сначала гневно сощурился, но тут же расплылся в улыбке.

— Что ж, поживем — увидим! У нас еще будет время поговорить, де Ленгли. Вы, надеюсь, еще долго будете пользоваться моим гостеприимством.

Внезапно он сосредоточил свое внимание на Джоселин.

— Я вижу, миледи смертельно бледна и выглядит усталой. Впрочем, это неудивительно после вчерашнего бурного дня и… не менее бурной ночи. Рассказала ли она вам, Роберт, что ее братец гонялся за ней по всему лагерю и требовал, чтобы ее сожгли на костре?

Роберт вскинул на Генри грозный взгляд.

— Если вы, сир, причините вред моей супруге в отместку за давние свои обиды, то обещаю вам нелегкую жизнь не только на этом свете, но и за порогом смерти. Живой или мертвый, на земле, на небесах и даже в преисподней, я буду вечно и всюду преследовать вас!

Хрупкий ледок вежливости мгновенно исчез, и обнажилась черная бурлящая полынья ненависти. Но Генри широко взмахнул рукой, как бы отметая прочь тени прошлого.

— Старая вражда похоронена! Сколько же мне толковать об этом? Хватит нам тузить друг друга и отправлять на тот свет хороших парней, и все из-за ерунды, которая, простите, мадам, и мочи конской не стоит. Я всегда побеждал, Роберт, и буду побеждать. Я обязательно стану королем Англии, на то Божья воля, и даже ты не сможешь мне помешать. А если ты впредь встанешь у меня на пути, я тебя уничтожу!

— Не угрожайте мне, сир. Я вас не боюсь. Даже вас, хотя вы опаснейший из врагов.

— Знаю, знаю… Незачем это повторять. Я давно это усвоил, — закричал герцог.

Лицо Генри налилось кровью. Все вокруг замерли, а Джоселин, стиснув пальцами винную чашу, вознесла безмолвную молитву небесам. И все же Генри первым взял себя в руки и произнес на удивление спокойно:

— Ты опять взываешь к вражде. Но зачем мне разграбленное и сожженное дотла королевство? Я хочу, чтобы участь этой земли была иной. Страна катится в пропасть, и ты, де Ленгли, если захочешь, сможешь помочь мне остановить это роковое падение. Мы прервем резню, загасим пожар, пока еще вся Англия не полыхнула одним общим погребальным костром. Стефан стар и тяжко болен, а Юстас, как король, никому не нужен. Все знают, что я взойду вместо него на трон, даже те, кто еще хранит на словах верность Стефану и его сыну. Если я назову тебе имена лордов, которые ведут со мной секретные переговоры, лижут мне руку, то клянусь, волосы станут дыбом у тебя на голове.

— Не надо оглашать никаких имен, — печально сказал Роберт, — я и так их знаю.

— Тогда какого черта ты медлишь? Присоединяйся к нам! — Генри подался вперед и заговорил торопливо: — Я приму тебя со всеми почестями, закреплю за тобой все твои земли, да еще отрежу кусок. Со мной уже и Лестер, и Корнуэлл, и Честер, и Херефорд, Солсбери, Глостер, Дерби — знатнейшие фамилии королевства стали под мои знамена. Ты сражался доблестно — все могут это подтвердить. Никто тебя не упрекнет, и слава твоя не уменьшится, если ты сейчас присягнешь мне.

— Я так не думаю, — сказал Роберт.

— О Боже, что за упрямец! — Генри глубоко вздохнул и опустился в пододвинутое слугой кресло.

Всем показалось, что разговор окончен, но Роберт его продолжил, причем говорил он на удивление спокойным, доброжелательным тоном.

— Да, Стефан стареет… Да, он хворает… Но это еще не причина, чтобы изменять своему королю, даже если он стар и болен. Освободит ли меня Господь от клятв, данных на святых реликвиях, только потому, что они стали мне обременительны? Когда-нибудь вы, милорд, если вам, конечно, повезет, доживете до старости. С благим ли сердцем вы будете взирать на покидающих вас друзей и вассалов? Простите ли вы им то, что они, раболепствуя и виляя хвостом, поползли лизать руку более молодого и сильного претендента?

Двое мужчин глядели друг на друга так, как будто они были совершенно одни.

— И все-таки ты сейчас подтвердил, что я буду королем, — произнес Генри так тихо, что Джоселин пришлось напрячься, чтобы расслышать эти слова.

Роберт ответил так же тихо:

— Я допускаю такую возможность.

Улыбка вновь, правда не сразу, заиграла на губах Генри.

— Заканчивайте ваш завтрак, милорд де Ленгли! Скоро я выезжаю отсюда и хочу, чтобы вы меня сопровождали.

— А если я откажусь?

— Тогда вместо вас я заберу вашу жену. Думаю, она окажется более покладистой. Во всяком случае, она будет более приятным компаньоном, чем вы, милорд.

— Моя жена останется здесь, — отрезал Роберт. — С вами поеду я.

Генри посмотрел на Джоселин. Лицо его по-прежнему светилось улыбкой.

— Не тревожьтесь, мадам. Я верну его вам живым. Супруг ваш, может, и стремится к мученическому венцу, но я не позволю ему его обрести. Один раз он уже побывал в мучениках и, будучи мертвым, доставил мне больше хлопот, чем когда был жив.

Он встал из-за стола.

— Я готов, господа. По коням!

Роберт тоже поднялся с чашей эля в одной руке и ломтем хлеба в другой.

— У меня нет коня, сир. Мерзавец Честер погубил лучшего жеребца из всех, на каких мне приходилось ездить.

— Да-да. Тот самый серый конь-великан. Надеюсь, вы помните, де Ленгли, что когда-то он был моим. Я намекнул лорду Честеру, что он допустил непростительную ошибку, уничтожив мою собственность. Честер пообещал возместить мне ущерб. Вот пусть и выполнит обещание, предоставив вам скакуна из своей конюшни.

Роберт, прожевывая хлеб и запивая его элем, произнес сухо:

— Сир, я не ожидал этого от вас. Посадить меня на лошадь, принадлежащую Честеру, — худшего наказания никто не смог бы придумать. Если хозяин так труслив, то как пугливы должны быть его лошадки?

Герцог разразился хохотом, а Роберт обратился к Лестеру:

— Робин, ради вашей дружбы с моим покойным отцом, охраняй, прошу тебя, мою супругу.

— Конечно, Роберт.

— Со мной все будет в порядке, — заверила мужа Джоселин.

Тут и Генри вмешался в разговор:

— Разумеется, так и будет! Пока она находится под моим покровительством, никто, даже ее неразумный братец, не посмеет дотронуться до нее.

Чем больше веселился Генри, чем чаще он проявлял свою доброжелательность, тем мрачнее становилось на душе у де Ленгли. Ему до сих пор не были ясны до конца намерения герцога.

Когда они удалились, Джоселин устало прикрыла ладонью глаза.

Лестер подлил ей в чашу эля.

— Роберту ничто не грозит, по крайней мере в ближайшее время. Уверяю вас, герцогу нужен живой де Ленгли, а не мертвый.

— Но Роберт никогда не склонится перед ним. Никогда! — произнесла Джоселин в отчаянии. — А Генри не из терпеливых. Он не будет ждать бесконечно. Герцог должен или согнуть Роберта, или сломать, в конце концов. Разве я не права?

Она жадно осушила чашу до дна, потому что горло ее мучительно пересохло.

Робин Лестер смотрел на нее с сочувствием.

— Я не знаю, что было между Генри Анжу и де Ленгли в прошлом, мадам, и не хочу знать. Но я могу кое-что сказать вам. Надеюсь, это останется между нами. Понять до конца такого юношу, как Генри Плантагенет, невозможно, но я, пожалуй, смог изучить его характер более тщательно, чем многие другие из его окружения. Я перешел в его лагерь не за подачкой, а потому, что он единственный, кто может остановить резню. И так как Генри знает, что мне от него ничего не нужно, он меня ценит и даже, наверное, доверяет, насколько он вообще может кому-нибудь доверять.

Лестер помедлил, сделал пару глотков из своей чаши.

— Если вы согласитесь заранее простить мне грубое сравнение, то я вот что скажу вам ради вашего успокоения. Генри из тех мужчин, кто не любит женщин, охотно задирающих перед ним юбки. Ту, кто ему отказывает, он и больше ценит. За такой женщиной он ходит по пятам, распаляется страстью и в конце концов добивается своего. Но, получив желаемое, сам потом удивляется, ради чего он так старался.

Генри привлек к себе множество вассалов Стефана, взял с них клятву и за это одарил землями. Но втайне — я в этом не сомневаюсь — он им не верит, презирает их, в том числе, может, в какой-то степени и меня.

— И вы испытываете любовь к подобному человеку? — потребовала от него ответа Джоселин.

— О любви тут и речи не идет, — холодно сказал Лестер. — Вот Стефана я действительно любил. Но Стефан стал слаб. Он не в силах удержать бешеных волков вроде Честера и ему подобных от грызни, губящей страну. У Генри же есть железная воля и не менее твердая рука. Он наведет порядок, восстановит власть закона, а это нашей многострадальной земле как раз и требуется.

— Но что будет с Робертом? Ведь он себя не переломит. Даже ради меня… хотя на это, очевидно, надеется Генри.

— Не терзайте себя, мадам. Ваш супруг ведет очень умную игру, причем по правилам, выгодным именно для него. Чем чаще он посылает герцога к черту, тем больше Генри Анжу его вожделеет. Вспомните мой грубый пример с женщинами.

— Но мой супруг не играет в игру, а честно рискует жизнью! — воскликнула Джоселин. — Он не лукавит, каждое слово, им сказанное, правдиво.

— Знаю. И тем игра для Генри становится еще увлекательнее.

Лестер загадочно улыбнулся и осторожно погладил Джоселин по руке.

— Генри Анжу страстно любит завоевывать не только города и страны, но и человеческие сердца. И в этом спасение вашего супруга.