Роза на ветру

Глава 19

Смочив пальцы, я замедлился и стал ласкать ее клитор.

— М-м-м, — стонала Илина. — Кирьян… я скоро…

Поняв, на что она намекает, принялся ускоряться. Мой предел был тоже близок. Обхватив ее груди, стал набирать темп. Стонав, она отвечала. Шлепала ягодицами по моим бедрам. Дыхание сбивалось. Тело покрылось испаринами. Последние три толчка получились сильными, но результат стоил того. Она сжималась на мне, пока я заливал ее внутри.

Развернув, смял ее рот своим. Она вновь пахла малиной. Это запах вспарывал кожу шипами. Вытер с виска капельку и отстранился, давая возможность одеться.

Она обалденная в сексе. Чувствовалось, что опыта нет, но зато такая узкая и влажная. Только вот один момент никак не давал мне покоя.

— У тебя нет опыта в интимном плане и нет страха. У меня последний вопрос.

Натянув брюки, посмотрела исподлобья.

— Почему отдалась в первый раз без сопротивления?

— Зачем этот вопрос?

— Просто не могу понять.

— Не хочу отвечать.

— Не вынуждай…

— Тогда зачем сопротивляться? — сорвалась в крик. — Зачем, если можно заставить? Не сопротивлялась, потому что не помогло бы это! Ни тогда, ни сейчас, ни в детском доме.

Зажмурилась, сообразив, что сболтнула лишнего. А меня словно пулей пробило. Лучше бы меня и правда пристрелили, на хера я полез за этой правдой? Вены вздулись от сжатия кулаков. Из нутра поползло что-то жгучее, тянущее. Ее кто-то тронул, когда она была ребенком. Найду эту тварь и убью!

— Сколько тебе было лет и кто? — я постарался ответить максимально спокойно. Только вышло это, шипя сквозь зубы.

— Последний вопрос уже был, — бросила, направляясь в сторону ванны.

— Илина! — схватил за руку.

— Пусти. Прошу, — попыталась высвободить руку, и я ослабил хватку.

Из ванны доносился шум воды, но я знал, что с каплями воды по ее щекам текли слезы.

— Сука! — выругался, ударяя кулаком в стену. Найду эту падаль и заставлю сожрать собственные кишки.

Решил добиться ответа, но не жестко. Лег на кровать и стал ждать. Вскоре весь шум в ванной стих, и когда я уже собирался к ней войти, дверь распахнулась.

— Мне было пятнадцать, а их двое, — бросила, стоя в дверях.

Ответом она забила в меня гвоздь. Два гвоздя! И они будут там сидеть, пока я не найду их владельцев.

Илина легла, отвернувшись, а я так и лежал, обтекая. Чувствовал себя гиеной, но больше переживал за нее. Хотелось забрать всю ее боль, но уже слишком поздно. Она в одиночестве пережила все свои потери и обиды. Все ее детство — сплошной кошмар. Захотелось сгрести ее в охапку и сказать, что больше ее никто не обидит, даже я. Но побоялся этого. Не хотел ее вновь пугать. Ей вновь придется зализывать раны. Так и лежал, глядя в потолок, а когда услышал ее размеренное дыхание, обнял, утыкаясь носом в макушку. Запах малины дал слабину. И я провалился в сон. В проклятый и полный ненависти сон.

Илина

С момента моего фиаско прошла неделя. Кирьян со мной практически не общался, целыми днями пропадал на работе, а если находился дома, закрывал дверь перед носом, объясняя это тем, что у него важный звонок.

Мой язык меня как обычно не подвел. Это же надо было ляпнуть. Столько лет прошло, а в тот момент все всплыло, как по новой. Я действительно закопала это глубоко внутри себя, только у него получилось достать. В прямом смысле у меня вывернуло кишки в тот вечер от воспоминаний. Я никому этого не рассказывала, кроме одной девочки из детского дома, и почему же растрепалась сейчас? Да потому, что мне давно не пятнадцать, и как глубоко не прячь, а носить это в себе до старости не получится.

— Ты меня больше не тронешь? — поинтересовалась, когда мы встретились за ужином.

— Не сейчас.

— А ты меня жалеешь или себя, за то, что так оплошал?

— Ты же знаешь, у меня нет сострадания.

— Тогда в чем дело?

— Не сейчас.

Разговор получился скудным, да и лезть к нему особого желания не было. Просто вела себя максимально правильно.

За это время я облазила весь дом, загорала, иногда рисовала, но как обычно выбрасывала рисунки. В один день обнаружила у себя в комнате красиво упакованную коробку. В ней находилось все для рисования: наборы цветных и чернографитных карандашей, ластики, хорошая бумага, а не те клочки, на которых обычно я писала.