— Илина, деточка. У тебя задолженность с прошлого месяца. Я, конечно, ничего не трогала, подумала, может, беда какая, ты же всегда вовремя платила.
— Все оплатим. У Илины были дела, как только появилась возможность, мы сразу к вам, — достал купюры и положил на стойку.
Интересная беседа обо мне, без моего участия. При условии, что я стою рядом. Вроде и придраться не чему. Жених — хорошо, заплатил за жилье — хорошо, только вот этот его тон. Не светский и не деловой, как при общении с его уровнем знакомых. Он словно спустился на пару ступеней, чтобы поговорить с нами на нашем уровне. Его переодень — вообще за местного сойдет.
— Здесь слишком много, — шокировалась Полина Гордеевна.
— Пусть будут комиссионные за ожидание.
Я даже не видела, сколько он ей дал. Судя по ее шоку, немало. Я лишь улыбнулась ей, чтобы не вздумала спорить. Пусть он для нее останется добрым, местным пареньком с бабосиками.
— Илина заберет вещи, которые ей необходимы, и комната свободна.
— Я вас поняла, — перевела взгляд на меня. — Так рада за тебя, Илина, пусть вас Господь оберегает.
— Спасибо, Полина Гордеевна, мы пойдем.
Кирьян взял меня за руку и, взглянув на бирку, висевшую на ключе, повел к лифту.
— Какой этаж, знакомая? — твердым голосом и с легким нажимом руки.
— Пятый.
Занавеса тайны его странного тона раскрыта.
— Я просто растерялась.
— Ничего, бывает.
Двери лифта открылись, и в него зашли только мы. Четверым жаться в этой коробке будет слишком тесно.
— Ты мне не жених, тут не на что обижаться.
Одним рывком развернул меня к себе и прижал вплотную.
— Кто сказал, что я обижаюсь? — одна рука легла на затылок, вторая обнимала талию.
— Ты так странно с ней разговаривал, — выговорила, уже почти прижатая к губам.
— Она пожилой человек, к старости нужно относиться с уважением. Ну, и тебя позлить захотелось.
Кабинка остановилась, раскрывая двери.
Я была настроена на поцелуй, уже чувствовала покалывание между ног. Он возбуждал меня своими прикосновениями. Своим вибрирующим голосом заводил с полуоборота. Как же я любила его напор. И нет, это не как в романах, когда девушка течет от возбуждения при виде мужика. Это потому, что он — мой персональный детонатор. Мое тело откликается на все его действия, на его речь и взгляд. Поставь рядом любого другого, и ничего не будет. Ничего! Флирт, симпатия — не больше. Но с Кирьяном я испытывала взрыв эмоций. Он же меня открыл, изучил, приручил в хорошем смысле слова.
— Позлил и возбудил. Нам налево.
С довольной улыбкой снова взял за руку и вывел из лифта. Спустя три двери мы стояли у моей. А вот оно, окошко из прошлого. Откроется и выйдет тухлый запах одиночества. Повернув ключ, Кирьян открыл дверь, пропуская меня вперед. Небольшая комнатка в лучах солнечного света встречала меня. Вроде и вещи мои, и воспоминая, но меня самой здесь нет. Возможно, если заглянуть в угол, там сидит девочка с красными заплаканными глазами, с растрепанными волосами, смотрящая исподлобья. Лучше ее не трогать! Ей не помочь, она отрицает все хорошее. Она для себя уже все решила. Она со всем справится сама. Именно такая грусть накатила на меня, стоило ступить за дверь.
У каждого человека на свете есть черная часть души — это момент, который человек пережил в одиночестве. Такое есть и этого не изменить. Со временем ты можешь поделиться этим моментом, рассказать, как было, что ты чувствовал, но это уже ничего не изменит. Белое не может закрасить черное, но может изменить в серый. Это когда становится легче, когда немного отпускает. Ты принимаешь пережитое таким, какое оно было. Потребуется много белого, очень много, но для души ведь не жалко?
— Все в порядке? — вырвал из мыслей Кирьян, за плечами которого уже стояла охрана.
Для моей души белым цветом стал Кирьян. Именно он день за днем закрашивал черноту моей души. Слой за слоем.
— Вроде да… то есть, нет, — только сейчас я заметила, что мебель трогали. Ящики в столе выдвинуты, шкаф нараспашку, даже кровать расправлена. — Тут бардак. Когда я уходила, этого не было, я так не оставляла.
Под ребрами заболело от страха. Я кинулась в стол в надежде увидеть то, зачем я сюда вернулась. Перебирая все вещи в ящике, уже понимала, что этого нет, только руки по-прежнему перекладывали вещи в поиске нужного.